Причудливые виражи

Валерий Столыпин, 2023

Если любишь жизнь, то и она тебе не откажет во взаимности. Иначе не бывает. Каждый предмет, любое явление от одного только внимания способны менять свойства адекватно посылу. Любовь и счастье не появляются сами по себе. Они – ответ на поступки и мысли. О чём подумал, что предпринял, то и вернётся бумерангом. Улыбка, доброжелательность, открытый взгляд – оружие фантастической силы. Как, впрочем, презрительный, насмешливый, настороженный, неприязненный. Вектор движения у этих инструментов сугубо противоположный. Кому из претендентов на внимание улыбнётся судьба, нет смысла предсказывать. Жизнь невозможно повторить, как и истории любви. Именно об этом хотят вам поведать персонажи историй, собранных в этой книге.

Встретимся во сне

Уста сплела молчания лоза,

На здравом смысле пыль в четыре слоя.

Я двери уходящему открою,

Ни разу не взглянув ему в глаза;

Ксения Хохлова

Супруга в тот памятный день поведала мне о том, что в скором времени нас станет четверо.

Я снова был счастлив.

Сложно обозначить причину приподнятого состояния. Наверно эйфорию можно отнести к разряду эмоций, рождённых фантазией и надежда, что следующий член семейного экипажа окажется мальчиком, продолжателем рода.

Первый мой ребёнок — девочка, миниатюрное создание, спешно покинувшее материнское лоно за два месяца до отведённого природой срока.

Не любить такую прелесть невозможно. И всё же…

Мужчины лукавят, когда говорят жёнам, что мечтали о дочке.

Сын — вот предел мечтаний любого папочки.

У меня был приятель, узбек из Бухары, весёлый компанейский парень, водитель частного автобуса, перевозившего из родного города на Черкизовский рынок в Москве предприимчивых земляков.

Опасное, доложу вам предприятие: бандиты, пограничники, менты — все хотели поживиться от челноков, с риском для жизни добывающих хлеб насущный для многочисленных семейств. Взявшие на себя ответственность за их судьбы и средства люди рисковали всем, в том числе жизнями, но прокормить семью на зарплату на родине было немыслимо.

У Карима было семь дочерей. Любил он их беззаветно, но… азиатская свадьба — шоу вселенского масштаба. Даже зажиточный узбек может выдать замуж по предписанному предками обычаю двух девочек. Семь — немыслимая трагедия для любого отца.

Помню, как напивался Карим, приезжая в гости.

— За что, — голосил он, — наказывает меня аллах, — когда услышал весть о рождении восьмой восточной красавицы.

Мне было проще. Я влюбился в будущее дитя в тот момент, когда жена поведала о подозрении на беременность, не задав традиционного вопроса о его половой принадлежности.

Впрочем, неважно.

Работал я тогда таксистом.

Время было сложное. О работе по специальности можно было разве что мечтать, а это поприще давало возможность добывать хлеб насущный в достаточной мере: на жизнь хватало.

Колесил я в основном в пригороде. Столичные рейсы были привлекательны по деньгам, но опасны.

В тот день не было возможности заработать даже на бензин, и вдруг появляется пассажир, кладущий на торпеду сумму, которую я способен заработать разве что за пару смен.

Отказаться от заманчивого предложения немыслимо.

Мне было безразлично, кто этот человек, как и происхождение значительной на тот момент денежной суммы, которую он выложил сразу.

— Хочу арендовать твой транспорт… на сколько — пока не знаю.

Это были единственные сказанные им слова до прибытия на заказанный адрес.

Мужчина нервно (эмоциональное состояние выдавали мимика и жесты) молчал всю дорогу.

Не доезжая до метро Черкизово мы свернули во дворы.

— Не переживай, доплачу сколько нужно. Возможно, придётся ждать долго.

Мне было без разницы: хозяин — барин. Была бы работа.

— Можно, буду читать, — спросил я.

— В третьем окне справа на четвёртом этаже живёт моя семья. Жена… и два сына. Я должен дождаться, когда они будут дома.

— Счастливчик, — опрометчиво выразил мнение я, — два сына. Мой наследник только в проекте, возможно и он окажется девочкой, а я рад.

— Я сам, сам всё испортил, — мрачно изрёк пассажир, — сам создал иллюзию безграничного счастья, хотя в глубине души понимал.

Понимал ведь, нет, скорее чувствовал, что обманываю себя, что связываю жизнь с соблазнительной и юной, но пустышкой, что рядом с ней превращаюсь в кота, нализавшегося валерьянки.

Ушёл из семьи… за туманом… за запахом свежего сока. Не берёзового. Похоть одолела. Такое, знаешь, тщеславие, я и девочка, почти дитя, такое неодолимое влечение — самому мерзко.

На какое-то время пассажир застыл, — теперь жена запрещает видеться с детьми. Видите, в их окнах не горит свет. Мне так плохо оттого, что они не со мной. А ведь она права, тысячу раз права: можно простить измену, но не предательство.

Вика простила бы… тогда, могла простить. Я её не услышал. Полетел без оглядки на сладкий зов греха, как мотылёк на свет обжигающего огня. Чем я думал, чем, сам себе удивляюсь. Неужели догадаться не мог: где я и кто она, эта девочка. Её-то толкнула в постель корысть, вполне понятно, хотя, если подумать, тоже глупо: мне же семью бросить пришлось. Смысл в чём! Но речь не о ней — обо мне. Ну не котяра ли, нажрался сметаны, и что! А ничего, совсем ничего: финита ля комедия.

По щекам мужчины безвольно текли слёзы.

Конечно, я испытывал волнение, в некоторой мере сопереживал: способность соприкасаться душами — важная составляющая таланта водителя такси иметь щедрые чаевые, но когда у человека всё хорошо, он не может с позитивного восприятия запросто переключиться на негатив лишь потому, что от кого-то временно отвернулась фортуна.

Сложно было понять — чего этот холёный дядя с довольно объёмным кошельком так переживает.

Жена, дети, квартира в Москве, ещё одна квартира. Живи — не хочу!

Так нет, разводит сырость на пустом месте.

Создай цель, добейся результата. Это так просто, особенно когда действительно любишь. Не существует ошибок, которые невозможно исправить, кроме командировки на тот свет.

— Два года назад я имел всё, был счастлив.

— Радуйся, — ответил я, — в этом причина трагедии?

— Это я сейчас понимаю, а тогда… благополучие было настолько очевидным и обыденным, что я заскучал. Слишком хорошо, оказывается — тоже плохо. Монотонность, даже роскошная, приедается. Захотелось того — не знаю чего, какого-то разнообразия, новизны, контраста что ли. Запретный плод манил аппетитными формами, запахом мечты. Юная любовница была так неопытна, так мила. Ты изменял жене, только честно?

— Разве что виртуально. Вокруг столько соблазнов, особенно летом, когда девчонки оголяют коленки, наряжаются в прозрачные платьица. Хочется съесть с потрохами то одну, то другую. Бабушка рассказывала, как во время войны пили чай вприглядку: смотрели на куски сахара и представляли его во рту. Говорила, что получалось представить. Есть миллионы способов раскрасить утомительно размеренные будни. Немного фантазии, кратковременная разлука, провокация, наконец. Намыленная верёвка не решает проблем.

— В закромах моей соблазнительницы был избыток нектара. Эгоизм не позволил усомниться в том, что я встретил настоящую любовь. Выслушай, для меня это важно. Юная девочка-практикантка с глазами лани, с нежным румянцем на совершенном личике. Сама невинность. Мне казалось, я первый, кто заметил её нетронутую свежесть. Женщина с двумя детьми, моя жена, никуда не денется, в этом я был уверен.

Было ещё кое-что… катализатор: уязвлённое самолюбие. Целомудренность супруги пострадала ещё до нашей свадьбы. Подробностей не знаю. Меня задевало, что я не был единственным и первым, хотя случилось это задолго до нашего знакомства.

Себе-то я мог простить добрачные отношения, а ей… ей — нет.

Невесте моей, когда сошлись, было двадцать шесть лет, целая жизнь без меня. Глупо было переживать по поводу её прошлого, каким бы оно ни было, но чем дольше мы жили вместе, тем обиднее становилось быть очередным статистом в списке счастливчиков, исследовавших животворящее лоно.

Слушать этот бред не было никакого желания: пусть разбираются сами. Любые вопросы, тем более интимного характера, должны быть решены на берегу. Мы с женой так и сделали: сожгли мосты, обнулили жизнь до свадьбы: вкопали пограничные столбы, вспахали и засеяли новыми всходами демаркационную линию. Итог очевиден — живём, не тужим, друг с другом дружим.

Пассажир тем временем продолжал исповедаться, — первый поцелуй с доверчивой девчонкой, почти подростком. Любопытство, невинная шалость, но вкус губ, свежее дыхание и что-то ещё, отчего закружилась голова, задрожали внутренности, лишило меня разума. Отношения развивались настолько стремительно, что не было желания и времени думать о последствиях.

Стоило лишь сравнить дважды родившую женщину с юной дивой, особенно после того, как она подарила мне свою невинность (я не был экспертом в данной области, доверился заверению любимой), как решение расстаться с супругой вызрело окончательно.

Лицо пассажира исказила гримаса отчаяния, в глазах заблестела влага, — ты не можешь бросить семью после всего, что нас связывает, — гоосила Вика, — у нас дети, квартира, имущество. Мы притёрлись, научились уступать, договариваться. Я готова сделать вид, что ничего не было.

— Что ты понимаешь в любви, — атаковал я, — ты эгоистка. Я — не собственность. У нас со Светой любовь.

— Замечательно! Меня, выходит, ты просто использовал. От нечего делать или для того, чтобы показать, что всё-таки мужчина! Кто мы для тебя… одумайся!

— Не надо давить на больное. Думаешь, мне просто! Когда всё уладится, утрясётся, решим, как поступить с детьми.

— Когда что, утрясётся!

— Нет смысла отговаривать, скандалить. Я всё решил. Когда-нибудь ты меня поймёшь. Любовь — только в ней смысл жизни. Разве я виноват, что встретил её слишком поздно?

— Уверен, что это любовь? Ладно, если нет аргументов и причины, способной тебя удержать, уходи. Только имей в виду — я женщина покладистая, покорная, верная… но гордая. Второго шанса я тебе не предоставлю, даже если придётся наступить на горло собственной песне. Предлагаю подумать… хотя бы… дня два.

— Как я был наивен, как глуп, — захныкал пассажир, — разве не знал, что порочная страсть безраздельно обладать юной плотью не даёт права на элементарное счастье, что судьбу создают совместными усилиями, а не получают даром. Соблазнился галлюцинацией, созданной воспалённым воображением.

Мы оказались настолько разными, что скандалить начали за минуту до первого официального оргазма. Штамп в паспорте стал началом конца.

— Я хочу, — начинала скандалить Леночка, — чтобы лето не кончалось, чтоб оно за мною мчалось! Хочу, имею право… жить за-му-жем. Хочешь секса, будь добр — добудь стадо мамонтов. Забудь про жизнь до меня. Сотри прошлое. Займись настоящим делом.

— Но мамонты давно и безнадёжно вымерли, деточка, убеждал её я. Света назвала меня неудачником, ограничила до минимума доступ к телу.

Оказалось, что секс был единственной точкой соприкосновения. Нам не о чем было разговаривать, зато поводов для семейных сцен оказалось в избытке.

Она ошибочно видела во мне источник материального благоденствия, а я в ней — родник вдохновения.

Прогадали оба.

Молодая жена помахала мне ручкой спустя год, освободив предварительно тайком закрома материального благополучия от остатков роскоши. Я запоздало понял, что потерял самое дорогое: жену, детей, настоящее, будущее. Вика не подпускает меня, ни к себе, ни к детям. Видите, в окнах не горит свет. Где она сейчас, с кем?

— Ты что, брат, ревнуешь, — опешил я, — будь мужиком, разберись сначала в себе. Вникни в суть безрассудного поступка, хоть теперь прояви благородство. Повинись перед ней, не требуя чего-либо определённого взамен, или отпусти. У неё своя жизнь, у тебя своя. Каждый имеет право на счастье.

— Я тоже… имею право. Наверно. Даже приговорённому к смерти дают последнее слово, — возбудился вдруг страдалец, и тут же сник, — Вика, она такая ранимая, такая чувствительная. Что я натворил!

— У неё кто-то есть? Нет! Тогда жди. Рано или поздно она обязательно оттает. Если почувствует, что ты созрел для серьёзных отношений. Одиночество невыносимо, по себе знаю. Женщине просто необходимо на кого-то опереться.

— Я тоже так думал. Нет. Она не может простить… предательство.

— Жизнь продолжается. Если всё настолько сложно — ищи альтернативу.

— Её не существует.

— Я таксист, не психиатр. Могу, если хочешь, поговорить с твоей бывшей. Убеждать, разъяснять — одна из особенностей моей профессии.

— Господи, они идут, во-о-он, видишь.

— Подойди.

— Много раз пробовал. Напрасно.

— Любой путь начинается с первого шага. Пробуй ещё. Сколько потребуется — столько и пробуй.

— Не уезжай, — попросил мужчина, открывая дверь, — попытаюсь ещё раз.

— Вика, — окликнул он, — позволь пообщаться с детьми. Они ведь и мои тоже.

— Прежде ты так не думал.

— Это не так. Прости. Мы могли бы…

— Мы-ы-ы! Дети, хотите поговорить с папой? Нет, они не хотят. Отвыкли… от пап.

— А ты!

— Что я!

— Хочешь… поговорить?

— О чём, всё сказано… ещё в прошлой жизни!

— Конечно же, о нас. Вы — самое дорогое, что случилось в моей жизни. Давай попробуем…

— Пробуют, мужчина, мороженое. Осторожно. Можно простудиться, заморозить горло. Ты — предатель. Жить и оглядываться, бояться выстрела в спину… та ещё перспектива. С детьми обещаю поговорить. Завтра. Попробую убедить, что родителей не выбирают. Про нас… про меня… забудь.

— Как же так! Даже преступнику дают шанс.

— Взрослый человек не способен измениться. Мы пошли, дети хотят спать. Читай стихи про любовь… перед сном. Может быть, хоть что-то поймёшь.

Ты обрёк нас на страдания, потому, что был счастлив. Когда стало плохо самому — опять пришёл поделиться несчастьем. Щедро, ничего не скажешь. Я не держу зла, давно простила. Разговаривала с выдуманным тобой в полудрёме переживаний, доказывала чего-то, спорила ночи напролёт, надеялась, что одумаешься.

Не услышал. Знаешь почему! Не до меня, не до нас было. Молодое вино — напиток коварный. Пока пьёшь — жизни радуешься, а наутро похмелье. Проспись… и всё пройдёт.

— Ты тоже приходишь ко мне ночами. Я понял, что люблю только вас.

— Замечательное наблюдение. Если ты такой чувствительный — встретимся во сне.

— Не помирились, — понял я, — разбивать проще, чем склеивать. И всё же… она дала тебе надежду.

— Прогнала, — посетовал пассажир сев в машину, — даже слушать не стала.

— Не скажи. Вдумайся. Обещала поговорить с детьми. Это раз. Простила. Это два. Сказала, что выход можно поискать в стихах, прочитанных перед сном. Это три. И самое важное, заметь — разрешила присниться. Выше голову, старина, ты на верном пути!

— Ничего подобного не заметил. Какой прок в стихах, если разрушена сама жизнь?

— Я не знаток поэзии, но стихи, особенно философские, со смыслом, люблю. Например, это — “открываю томик одинокий — томик в переплёте полинялом. Человек писал вот эти строки: я не знаю, для кого писал он. Пусть он думал и любил иначе, и в столетьях мы не повстречались. Если я от этих строчек плачу, значит, мне они предназначались”. А… каково! Тебе протянули руку. Научись ценить доброту, осознай значимость произнесённых только что этой мудрой женщиной слов.

— Бессмысленная красивость, в которой нет, ни ответа, ни даже намёка на способ реабилитироваться.

— Когда вылетал из гнезда, от совета жены сам открестился. Теперь куда сложнее вернуть равновесие. Слушай дальше, — “Полетел над лесом, расплескался синью, хохоча над весом, плотью и бессильем. Плыл по-над рекою солнечного света, сильною рукою обнимая лето, расплескался лужей глубиной в полнеба, с родниковой стужей съел краюху хлеба. И в траву свалился у ручья в овражке… Насмерть поразился луговой ромашке. А потом был вечер… к облаку тянулся. К звёздам прикоснулся. А потом… проснулся”.

Смысл не в словах — в настроении, в акустике, в жизненной энергии, которая устроена по принципу резонанса. Страдая и жалуясь, притягиваешь эмоции скорби, безнадёги. Радуясь жизни, веря в лучшее, возбуждаешь ответные колебания той же частоты. Вибрации счастья невозможно не заметить.

— Ещё один гуру. Последнее время меня все учат жить. Какой толк в советах, если ими невозможно воспользоваться!

— На самом деле — никакого нет. “Я плод жевал с познанья древа. Я суеверья отметал. Но чёрный ангел мчался слева, а справа светлый пролетал. Вдали от суетного мира, от посторонних и своих бутыль армянского кефира мы потребляли на троих. И средь полыни и бурьяна беззвучно я кричал, немой. Буянил тёмный ангел спьяну, а светлый вёл меня домой…”. Разберись, где твой настоящий дом.

— Вот туда меня и вези, обратно, откуда взял. Напьюсь и умру молодым. Видно сегодня опять не мой день.

— “Задумчиво вонзая мне в горло два клыка, на небо наползает вселенская тоска. Осадки выпадают и ночью при свечах так жалобно рыдают нитраты в овощах. И вождь слезою капнет, и рухнет со стены. И пёс печально цапнет за грустные штаны. И подбочась картинно, над мной, упавшим в грязь, какая-то скотина хихикает смеясь. Он дом имеет частный с красавицей-женой, а я такой несчастный, сопливый и больной. И залетевшей птицей, уже в который раз печально буду биться о грустный унитаз…”.

Не подскажешь, почему мне тебя совсем не жалко? Напейся, слей себя в унитаз. Кому от этого лучше станет — Вике твоей, детям, мне?

— Ты-то здесь причём!

— И я о том же. Моё дело — сторона. Номер её телефона знаешь?

— Конечно, знаю. Наизусть.

— Диктуй.

На звонок ответили сразу.

— Не бросайте трубку, пожалуйста. Вы меня не знаете, но видели. Я таксист, пытаюсь лечить меланхолию вашего бывшего мужа. Можете выслушать меня, всего минуту?

— Я устала, хочу спать. Каждый выбирает по себе…

— “Женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку — каждый выбирает для себя.

Каждый выбирает для себя слово для любви и для молитвы. Шпагу для дуэли, меч для битвы…”

— Ладно, говорите.

— “Отпустите меня. Я хотел бы быть там, где свободно ветрам и где тесно цветам. Отпустите — и я уплыву к островам, там, где верят глазам, и губам, и словам. Там, где маски слетают, шипы и слои. Там, где нету чужих. Там, где только свои. Отпустите меня, я уйду на закат. Там, где музыка сосен звучит свысока, И светло улыбаться я буду, как все. Буду голым купаться в июньской росе. Там не гаснет костёр, что в лесу разожжён. Там, где запахи лип можно резать ножом. Там безумные ливни играют, звеня… отпустите меня. Отпустите меня…”.

Я провёл с вашим бывшим мужчиной довольно много времени. Сегодня. Он страдает всерьёз, потому что осознал. Спуститесь к подъезду, выслушайте его. Пусть говорит неубедительные глупости. Это пока неважно. Вслушайтесь в интонацию, в настроение, в суть. Уверяю, вам станет легче. Остальное решите сами. Дети уже спят?

— Засыпают. Я выйду… через пять минут. Но ничего не обещаю. Между нами пропасть.

— Начинать семейные отношения повторно, с белого листа, несовременно, понимаю, но вы не дети. Разберётесь. Я бы попробовал. Оставлю вас наедине, погуляю минут двадцать.

— Думаю, столько не понадобится.

— Как знать, как знать. Буду держать пальцы крестиком.

В рассказе использованы стихи Вадима Хавина.