И снов нескромная невинность

Валерий Столыпин, 2022

Человек – существо азартное. Не каждый способен отказаться от соблазна. В моменты эмоционального взрыва, когда душа страдает, мается, предельно просто стать врагами или наоборот – близкими, стоит лишь руку протянуть: исповедаться, проникнуться чужой болью, разрешить себе быть хоть на короткое время самим собой. Любовь приходит и уходит, а мы остаёмся жить, несмотря ни на что. Интимные отношения – самая ранимая и болезненная, самая чувствительная и деликатная сторона жизни каждого. Малейшая ошибка – и сломана судьба. Хорошо, если одна. Сколько людей на Земле – столько и сценариев любви. У всех она разная. Содержит нецензурную брань.

Пьяные танцы

Откуда чего берётся — непонятно. Не было прежде подобных традиций — собираться в канун Нового года всем коллективом и вдруг бац — явка обязательна. Отсутствующие на столь ответственном мероприятии автоматически лишаются тринадцатой зарплаты — ни больше, ни меньше.

Обидно, досадно, но ничего не поделаешь.

— Не расстраивайся, Ангелочек, — утешал муж, — нас по тому же принципу построили. Пригубишь шампанского, съешь бутербродик с икрой, сделаешь вид, что танцуешь и тихонечко, бочком на выход. Закажешь такси. Если хочешь — я у ресторана подежурю. Продолжим дома.

— Ты же знаешь, мне в гостях пить совсем нельзя, только, когда ты рядом, но нас предупредили — исключительно работники офиса, никакой самодеятельности. С каких пор и для чего непонятного назначения оргии в ритуал превратились. Не к добру.

— Почему в оргии? Мы же с тобой любим друг друга. Справимся. Пусть себе гуляют. Праздник всё же.

— Может ну её, тринадцатую эту: не жили богато — зачем начинать? У меня предчувствие. Знаешь — так бывает: что-то внутри протестует, сопротивляется.

— Ну, если для тебя сорок тысяч не деньги…

— С чего ты взял, что речь о такой сумме идёт?

— Сорока на хвосте принесла. Там ещё подарки будут, розыгрыши. Шубу тебе купим.

— Лучше на приданое для ребёночка отложим. Ты мне обещал — после праздников вплотную займёмся зачатием первенца. Ладно, уговорил.

Анжела выглядела принцессой. Эксклюзивное, скопированное с обложки глянцевого журнала яркое воздушное платье, какое позволить себе могла разве что дочь миллионера (она была редкостной рукодельницей-самоучкой, порой сама удивлялась своей способности шить и кроить), модельные туфельки в цвет платья, дорогущее нижнее бельё, на которые копила больше полугода, замысловатая причёска, душистый аромат, разжигающий желание.

— Не дурак ли я, Анжелика Фёдоровна? Такая корова нужна самому. А ну скидавай весь этот парад! Ребятёночка делать будем.

— Не дурите, Сергей Трофимович, раньше надо было слюни пускать. Теперь я настроилась. Пойду сорок тысяч зарабатывать.

— Тогда не пей. Совсем ни грамма. Мало ли чего: голова там закружится или привидится чего.

Застолье вёл профессиональный тамада. Засиживаться и наедаться не давал, зато частил с тостами.

Через полчаса две трети гостей были больше чем навеселе. Тут и там слышны были многозначительные смешки.

Откровенные провокации ведущего, всё глубже заводившего коллектив в дебри эротических забав, коллектив принял на ура.

В танцах совсем перестали стесняться — игра же, весело же.

Горячительное лилось рекой, петь караоке выстроилась очередь.

Анжелика сидела на углу с надкусанным бутербродом и нетронутым бокалом игристого вина.

— Выбираем королеву бала, — объявил ведущий, — лот номер один… назовитесь, фея, — тамада поцеловал Анжелике ручку.

— Ну что вы, какая из меня королева. Ради бога — не надо.

— Ваше имя, красавица? Аплодируем, голосуем.

Зал взорвался аплодисментами.

— Анжелика Фёдоровна Мусечка, замначальника планового отдела, — представил её генеральный директор. Отдаю голос и двести долларов на приз. Голосуйте, господа!

— Триста долларов, — неожиданно выпалил молоденький программист Виктор Елизаров.

— Рискуешь, придурок, — зашипели на него менеджеры. Видишь, на неё шеф глаз положил. Вылететь хочешь?

— Один раз живём.

— Продано, — дурачась, заорал тамада, — ваш танец, принц.

Виктор был в ударе. Танцевал он великолепно, был красноречив, обворожителен, весел.

Настроение Анжелики моментально подскочило на несколько десятков градусов.

Юноше легко удалось уговорить королеву выпить. Самую малость — один бокал, после чего мир перевернулся и заиграл волшебными красками.

После первого танца был второй, потом третий.

Захмелевшая, она позволила партнёру немного вольности: прижалась к нему щекой. У него была на редкость нежная кожа, как у младенца, и удивительный, с молочно-фруктовыми нотками запах.

Виктор всё кружил её, кружил, прижимая теснее, становился желаннее, ближе.

А как божественно он целовался!

— Фея, — шептал мальчишка, — я люблю вас, люблю!

— Я замужем, шалунишка, — шептала Анжелика, не в силах сопротивляться внезапному порыву, — отвези меня домой.

— Конечно, домой, принцесса, куда же ещё…

Они долго куда-то ехали, потом земля ушла из-под ног.

Женщина обрывками помнила, как кто-то щедро намыливал её податливое тело, уплывающее вдаль, как удивительно приятно ласкал скользящими, до ужаса приятными, проникающими повсюду движениями.

Она куда-то рвалась, чего-то особенного хотела, то проваливаясь в нирвану, то приходя в себя, не понимая, где, с кем, как сюда попала; принимала происходящее за сон, кричала в азарте восторженно-лихорадочного возбуждения, требовала немедленно сделать ребёнка.

Галлюцинация продолжалась целую вечность. Анжелика легко позволяла призрачному партнёру такое, на что никогда бы не решилась в реальности.

— Почему Серёжка так не делает, — смутно мелькало в сознании, — нужно будет попросить, — и тут же пугалась своих мыслей, — с кем же она тогда, с кем, — но, не успев вникнуть в суть запутанных ассоциаций, вновь и вновь проваливалась в экстаз, сладостно мучаясь очередным приступом судорожно приятных конвульсий.

С трудом разлепив отяжелевшие веки, Анжелика обнаружила себя в маленькой спаленке на узкой солдатской кровати в обнимку с мальчишкой-компьютерщиком.

На ней не было ничего. Совсем.

Воздух был насквозь пропитан запахом разврата, смятое платье валялось под кроватью.

Женщина почти до крови прикусила ладонь, тихо завыла.

Утро врывалось в окна без занавесок. На грязном полу валялось дорогущее белоснежное нижнее бельё, которое было куплено для ритуала зачатия.

В памяти обрывками всплывали эпизоды вчерашней вечеринки. Щёки и что-то внутри горело огнём, голова раскалывалась на тысячи острых кусочков.

Анжелика попыталась бесшумно встать, но панцирная кровать скрипела как ненормальная.

Одежда требовала как минимум химчистки: мятое платье, вымазанные непонятно в чём трусики. Долго не удавалось найти вторую туфельку.

Женщина умылась, причесалась, как сумела, но внешний вид её был удручающим, ужасным.

В сумочке, кроме того, чему там быть положено, лежала тысяча долларов, сорок тысяч пятитысячными купюрами, две упаковки французских духов, какие-то игрушки, пачка презервативов, вид которых натолкнул на мысль — был ли секс защищённым?

Увы, следов контрацепции не было видно.

Что делать, куда идти, крутилось в голове, как теперь объясняться с мужем?

Сергей ждал её. Оправдываться не пришлось: всё было ясно без слов.

Благо хоть квартира принадлежала ей, и расставание обошлось без рукоприкладства.

С работы Анжелика уволилась. Родила, как положено — в срок. Девочку назвала Анечкой.

На шальные праздничные мероприятия она больше не ходила: слишком уж непредсказуемы последствия пьяных танцев.