Под парусами клиперов

Валерий Николаевич Шпаковский, 2022

Потомки Френсиса Дрейка живут не только в фильме «Анчар Тед на картах не значится»! Они везде, здесь и там, они рядом с нами. Кто из нас с малых лет не грезил морем, кораблями под парусами и дальними плаваниями. Книга-травелог наверняка понравится таким мечтателям, а жизнеописания приключений знаменитых пиратов Карибского моря заинтересуют любознательных читателей различных возрастов. Также эта книга как дневник-путеводитель, предлагает путешественникам различные маршруты, полные красот и чудес, сопровождая их исчерпывающей информацией, личными впечатлениями и дельными советами, позволяющими туристу самостоятельно знакомиться с историей и культурой различных островов Карибского моря. Осматривать достопримечательности, ходить по магазинам и наслаждаться местной кухней. Книга содержит богатый иллюстрированный материал из архивов автора. Для широкого круга читателей, любителей парусного флота, морских плаваний и путешествий по островам Карибского моря.

Введение. Детство. Воспоминания. Кем стать?

Детство, детство, ты куда ушло

Где уютный уголок нашло.

Детства милого мне не догнать

Остаётся с грустью вспоминать.

У всех взрослых людей было детство. У всех детей всегда есть детство. В детстве дети медленно растут и мечтают, хотелось бы быстрее расти, но природа блин природа! Мечтать, конечно, не вредно, даже полезно. Все дети мечтают о хорошем и сладостях. Плохого для них просто не существует, а не сладости бывают такие как манная каша по утрам на завтрак и рыбий жир в садике и школе. Шоколадками и конфетами детей родители стараются не особо баловать. Мол зубы выпадут или что-то там слипнется. А они и так у детей выпадают, молочные, а потом настоящие вырастают.

Все дети также во снах летают. Потому что они растут. Высоко или низко они летают? У всех по-разному, это видимо зависит от возраста. Младшие-ниже, старшие-выше. Кода они перестанут летать, значит дети уже выросли. Многие дети, которые летают во снах ночью, хотят продолжить это дело днём и летать наяву. Поэтому эти дети все хотят стать Лётчиками. Или их заставляют так думать родители.

Когда я был маленький у меня тоже была бабушка. Звали бабушку Ксения Михайловна. Она просто мечтала, чтобы её внучок стал лётчиком и ходил в красивой форме с фуражкой. Даже хотела с детства отдать меня в суворовское училище для достижения этой цели. Бабушка жила в далёком сибирском городке Заводоуковске, где почти все жители были железнодорожники, потому что там станция такая была. А дедушка мой, Сергей Дмитриевич, был даже начальником этой железнодорожной станции. Во время войны дедушка должен был отвечать «головой» за бесперебойную отправку сибирских дивизий на фронт для защиты Москвы. Дед позже рассказывал, что если эшелон с войсками задержится на его станции более 15 минут для технического обслуживания сверх положенного времени, то всё, — кранты, ему грозил расстрел по законам военного времени!

Деда даже арестовал местный НКВД, но не задержку сибирских эшелонов, а по ложному навету соседа. Разобравшись в деле НКВД его выпустил, потому что надо было кому-то начальником на станции всё-таки быть и идти если что потом на расстрел, а соседа этого завистливого посадили на 15 лет лагерей. Тот, когда освободился, то специально сбил деда коляской своего мотоцикла, когда он шёл со мной по крутому спуску улицы Ермака. Дед после этого случая часто и долго болел.

Дед справился с важной и ответственной работой и его не расстреляли, а даже наградили знаками «Ударник Сталинского призыва» и «Почётный железнодорожник», Почётным именным маузером. Помню в детстве этот маузер меня очень привлекал, так и хотелось его разобрать на части или на худой конец пострелять из него по воронам.

А вот расстреляли моего деда не наши чекисты, а бандиты-банде ровцы, сосланные в Сибирь после войны с Западной Украины. Они бежали из соседнего лагеря в Ялуторовске и на зимней дороге в засаде перехватили спящего деда с помощником, ехавших на санях-розвальнях в лошадиной упряжке. У них отобрали зимнюю одежду и оружие, поставили на обрыв и расстреляли из именного дедова маузера. Но дед выжил, раненый в плечо он упал в глубокий снег под обрывом, а бандеровцы спускаться вниз по снегу под обрыв не стали. Их потом чекисты в тайге нашли замёрзшими, а маузер именной деду вернули. Вот такая жизнь была у деда, наверно поэтому он тоже не хотел, как и бабушка, чтобы его внук стал железнодорожником.

Короче все вокруг, включая родителей и соседей просто мечтали, чтобы я стал лётчиком. Я в принципе особо не возражал, так как во снах уже налетался достаточно. В детстве после ежегодных летних поездок в Сибирь, родители забирали меня потом в маленький городок Троицкой ГРЭС на Южном Урале. Не попав, по какой — причине в детский садик или заболев, не помню точно, но помню, что тогда родители, уходя на работу оставляли меня одного в квартире. Я располагался на широком полуметровом, сейчас таких не делают из экономии, подоконнике и мог часами смотреть в окно.

За окном был целый мир. Большой и ещё неведомый мне мир. Наш высокий по местным меркам 3-х этажный дом стоял крайним в городке Троицкой ГРЭС по улице Строителей. За ним сразу открывался прекрасный вид на широкую пойму реки с названием Уй с железнодорожным мостом и станцией Золотая Сопка. За станцией был Казахстан и военный аэродром. И днём, и ночью с него взлетали, летали и садились самолёты. Молодые военные лётчики учились летать. Самолёты были маленькие такие в дали, но красивые в лучах солнца на фоне синего неба и громко ревущие. Их звук достигал стёкол моего окна. Даже стёкла иногда дрожали. Я сидел на подоконнике и смотрел на самолёты. Смотрел и мечтал, что тоже, когда вырасту буду так летать. Потом иногда стал считать, чтобы количество взлётов, равнялось количеству посадок. Иногда это количество не сходилось, тогда я очень расстраивался. Но увидев далеко в небе раскрывшийся парашют с молодым неопытным лётчиком успокаивался. Иногда парашютов не было. В такие моменты я уже не хотел стать лётчиком. И даже когда прибегала с работы домой на обед встревоженная мама я отказывался от каши или супа. И в тайне мечтал о другой профессии.

Как известно, в мире есть две стихии, на которые можно смотреть вечно. Это огонь и вода! Часто зимой я смотрел на огонь в печке. Блики огня завораживали. А когда по соседству как-то загорелся дом, все сбежались смотреть на бушующий огонь. Это было невиданное ранее зрелище. А потом приехали пожарные и мужественно потушили огонь. Их форма и слаженная работа со шлангами с водой очень впечатлили меня, и я решил стать пожарником. Для этого я решил немного потренироваться.

В нашем доме были большие подвальные помещения. Кто-то из жильцов там устраивал небольшие подсобные помещения. А дети любили там бегать и играть в войнушку, разбойников и ещё во что-то уже точно не помню. Однажды я там нашёл коробок спичек, а недалеко была куча опилок. Ну и дальше всё понятно. Классика! Зажглась сначала спичка и потом загорелись опилки. Сначала я зачарованно смотрел на огонь. А потом, когда куча опилок успешно сгорела и огонь переметнулся на деревянные постройки сарайчика соседей я убежал из подвала.

На улице, стоя в толпе людей зачарованно смотрел на слаженную работу доблестных пожарных. Огонь не распространился выше подвала в жилые помещения. Видимо кто-то вовремя позвонил этим пожарным. Соседи долго обсуждали и выясняли причину пожара. Решили, что наверно электрическая проводка подвела. А когда я дома честно признался в содеянном, то был жёстко выпорот отцовским ремнём по заднему месту, при этом в процессе порки голова моя была зажата между его ног. С тех пор я перестал мечтать стать пожарником. И понял тогда, что говорить всю правду не всегда полезно для собственного здоровья. Много лет спустя, когда я служил в армии в ГСВГ (Группа советских войск в Германии), мне довелось немного позаниматься пожарно-прикладным спортом. Но противни с огнём я не тушил принципиально, а специализировался только на штурме 3-хэтажной башни с лестницей в руках. Однажды влетел туда за 19 секунд и выполнил норматив КМС — кандидата в мастера спорта.

Часто в детстве в доме деда я часто рассматривал старую картину невесть как попавшую в сибирскую глубинку. На ней был изображён пароход с дымящей трубой и поднятыми парусами в бушующем море. Это был для того времени самый большой британский пассажирский лайнер «The British Queen», второй в истории пароход, совершавший трансатлантический переход из Англии в Северную Америку в 1838 году. Я мог часами смотреть на эту картину и видимо тогда в моей душе начали зарождаться какие-то чувства к морю, кораблям и парусам.

В детстве потом у меня неожиданно появился младший брат, и это была отдельная песня. Надеюсь, что со мной согласятся все те, у кого есть младшие братья или сёстры, сёстры — это конечно другая история, а старшие братья или сёстры — это всё, наоборот. Короче, сначала я даже вообще не знал, что мне делать по этому поводу — радоваться или печалиться, пока он там гугу кал с соской в яслях. Потом, когда он подрос, выплюнул соску и начал нормально орать и ходить, предъявив права на полноценного члена советского общества, родители, замученные квартирным бытом, решили подключить меня к воспитанию молодого поколения будущего строителя коммунизма. То есть родители передали мне его в том нежном возрасте, когда он уже осознанно перестал рыдать и писаться по любому поводу и смотрел на окружающий его мир широко раскрытыми глазами будто он — этот мир создан только для него. Надо было доказать ему, что не всё здесь так просто!

Я особо не роптал и принял как должное эту обязанность и не только потому, что родителей положено слушаться, а потому что этот малыш с пухлыми щёчками начал мне нравиться. Практически всё свободное от школы и уроков своё драгоценное время я должен был проводить с ним. Ну и ладно, проводил как мог это сделать пацан на пять лет старше этого бутуза. Я таскал его везде по своим мальчишеским делам, по всем подворотням нашего двора, стараясь не отстать от своих друзей и сверстников. Этот малыш с пухлыми щёчками и ясным взором начал мне нравиться, потому что не роптал и не возражал куда я его потащу, ему было пофиг, хоть в пыльные подвалы нашего дома с его тайнами, хоть на крыши гаражей возле соседнего забора школы, хоть на меняльные торги старьёвщиков по субботам.

Да, были тогда времена, в нашем детстве, когда в городские дворы на телегах запряженных парой лошадей приезжали по субботам откуда-то старьёвщики. Некоторые дети сейчас и слова такого не слышали, а мы слышали, видели, ждали и даже участвовали в первом в своей жизни опыте бартерного обмена. Приехав часов в десять утра в наш двор старьёвщик — пожилой небритый мужик цыганистого вида громко звонил в коровий колокольчик и кричал о том, какие товары у него сегодня есть, также он предлагал хорошо наточить ножи на наждачном круге. Денег за свои товары он не брал. Ему нужны были только тряпки в виде старой одежды, иногда стекло или бумага. Все цены своих товаров у него были описаны в граммах принимаемых тряпок на плакате, прикреплённого к хомуту лошади.

Сначала к нему выползали старухи, ждавшие его с прошлого приезда, что-то обменять или взять то, что сразу не взяли; затем взрослые наши родители. Они выходили иногда просто чтобы заточить хорошо ножи или ножницы, а иногда собрав старые тряпки, которых и так было мало после войны старались что-нибудь обменять на новые вещи. У старьёвщика был всегда тогдашний дефицит: иголки для швейных машинок и губная помада.

Члены партии и лётчики не выходили на такие обмены — им нельзя было, на партсобраниях им говорили, что это пережиток нэповского времени и начало периода первоначального накопления капитала по Марксу, а не помощь стране после войны.

У нас сосед по квартирной площадке справа был лётчик, он ходил в красивой форме, ездил на мотоцикле с коляской, а по субботам охотился. Когда вечером он приезжал с охоты пьяный, то потом обрабатывал добытых уток в подвале нашего дома. Иногда он просто так дарил уток и нам, пацанам приходившем смотреть на это дело и ругал свою жену за то, что она ходила к старьёвщику и компрометировала его-советского лётчика.

После обеда приходило наше время, и все шпана с нашего двора шла к этой волшебной телеге. Да, повозка на телеге была разукрашена красивыми красками, шариками, бумажными цветами и вырезками фото артистов из журнала «Советское кино». Незатейливая реклама гласила, что:

«Советская косметика подчёркивает красоту души наших женщин!»

Для нас старьёвщик доставал всякие игрушки, сладости и прочие мелочи необходимые в детстве. Он знал, что мы — местные пацаны иногда можем ему принести большую прибыль чем взрослые.

Выходили к нему не все сразу, сначала центровые пацаны, то есть отвязанные полублатные хулиганы и шпана, которые в школу редко ходили и которым прямая дорога в тюрьму и на зону, как говорила наша мама. Когда подходила наша очередь — простых пацанов, я иногда притаскивал целый мешок добытых тряпок, которые долго собирал и хранил в подвале нашего дома. Этот мешок на весах старьёвщика всегда почему-то весил меньше, чем я его предварительно взвешивал перед этим в подвале на ручных весах лётчика-охотника, определяющего вес своей добычи в утках и килограммах. Наверно весы у старьёвщика были другой конструкции, говорят его потом за это и побили. После взвешивания он открывал полог своего волшебного тарантаса и называл стоимость вещей в граммах, которые могли мы получить. Короче для нас это был как «Детский мир» для современных детей.

Не помню уже точно, что мы тогда брали у него, но всегда это были пистоны для стрельбы из игрушечного пистолета, сами эти пистолеты, надувные шарики, свистульки, игрушки и прочие мелочи важные для детей, кажется, первый набор порнографических карт из фотографий тоже у него приобрели. Но всегда, точно помню, что всегда в конце торговли просил у старьёвщика красивый и сладкий леденец в виде петушка на палочке, завёрнутый в целлофановую бумагу. Иногда старьёвщик давал два леденца, видимо ему становилось стыдно за то, что он обвешивал на весах наши тряпки. Этот леденец, долго снимая с него прилипшую бумагу я всегда вручал своему «брату-пухляшу», который всё время торговли топтался рядом с лошадью и зачарованно смотрел как она жуёт уздечку своими большими зубами перебирая губами. Мне даже доставляло удовольствие смотреть на него, потом полдня, сосущего этот леденец на палочке.

Вот только когда дворовые пацаны звали меня в поход на Пугачёвскую гору за городом искать сокровища, а по весне собирать птичьи яйца или рвать молодую сирень я задумывался брать малыша с собой или нет. Были у нас в детстве и такие увлечения!

В лесу за городом возле пионерлагеря была большая гранитная скала, звали её Пугачёвской, по преданиям старины седой правая рука Пугачёва атаман Хлопуша вёл остатки мятежных войск в Башкирию после разгрома армией Михельсона и в этой горе спрятал награбленные дворянские сокровища. И мы пацаны имели обыкновение собравшись стаей лазить по расщелинам и гротам этой скалы в поисках несметных богатств, даже строили планы, что на них купим если найдём.

Было также хобби у нас тогда лазить по деревьям и грабить птичьи гнёзда. Мы даже вполне профессионально, может даже лучше всяких там орнитологов, разбирались в размерах и окраске яиц различных птиц: от воробьёв и грачей, сорок, ворон, кречетов и даже орлов. Надо было ухитриться забраться на дерево, аккуратно вытащить тёплые ещё яйца, сложить их в сумку или фуражку, при этом может придётся отбиваться от возмущённых птиц и спуститься вниз. Бывало, что падали с деревьев и калечились. Дома, вернее в подвале дома надо было потом аккуратно выдуть желток из яйца, проколотого с двух сторон шилом и хвалиться своей коллекцией при обменных операциях.

Когда буйно зацветала сирень в пойме реки Уй у моста через Золотую Сопку мы гурьбой ходили туда рвать сирень, возвращались оттуда с руками набитыми огромными букетами. Мама очень любила сирень. Вся квартира наша, заставленная букетами целую неделю, благоухала запахами сирени.

В таких вот случаях я старался избавиться от почётной обязанности, потому что надо было далеко идти в лес за город, и брат мог устать, тащи его потом на себе. Но строгая мама говорила. «…что это моя священная обязанность присматривать за младшим братом, потому что он такой один и другого вы все не дождётесь, а будешь старенький он тебе тоже потом поможет!».

Насчёт «…будешь старенький и он тебе будет помогать», мне не всё было понятно, как он мне может помочь-если он такой маленький сейчас. Однако я уже догадывался, что люди растут и не живут вечно, когда увидел, как разбился, упав с канатов насмерть канатоходец в цирке Шапито, растягивавшим свои шатры иногда летом на нашем футбольном поле во дворе дома.

С доводами родителей я соглашался и тащил потом брата на Пугачёвскую гору стараясь не отстать от пацанов и потом удивлялся, что он не плакал и не хныкал, а громко сопел в нос тихо семеня за мной. Мне даже казалось временами, что он меня воспринимает как вторую маму. Он полюбил меня, а я его. Особенно помнится случай, когда, разжигая печь на кухне уже ранее колотые отцом дрова я дополнительно расщеплял их на мелкие щепки и порезался ножом. Решив для шутки придать дополнительный драматизм ситуации, я помазал себе живот ещё и малиновым вареньем, так как крови было недостаточно (кетчупа тогда ещё не было), а потом положил сверху нож, наблюдая сквозь прищуренные глаза за братом. Это надо было видеть — малыш сначала недоумённо наблюдал за мной и ждал, когда я встану, потом увидев кровь на животе и попробовав её на вкус признал в ней варенье, попробовал растормошить меня, а потом видимо не желая продолжения драмы или комедии решил просто заплакать. Это было мило и трогательно!

Когда он начал ходить в садик, однажды забирая его вечером оттуда, то увидел у него синяк под глазом. Я готов был разнести весь этот садик на куски и побить любого обидчика, правда позже выяснилось, что он просто упал так неудачно. Но я-то почувствовал, ту священную обязанность и любовь, о которой говорила мама, что я теперь должен присматривать за ним всю оставшуюся жизнь.

Позже в школе его одноклассники говорили, что они с ужасом ждали тот день, когда вернётся старший брат-боксёр из армии и всем покажет…

День Строителя — это отдельная тема! В первые выходные дни августа в берёзовой роще за кварталом Дома Культуры устраивались народные гуляния по этому поводу. Райком партии выделял денежные средства на этот праздник не скупясь. Городок был молодой в связи со строительством Троицкой ГРЭС и народ весь приезжий был тоже молодой. Отец был монтажник-высотник и занимался вроде не строительством прямым, а монтажом технологического оборудования, высотных сооружений, труб и башен. Тогда отдельного праздника для монтажников не было, это потом появился День Энергетика в декабре, а позже День атомщика в сентябре, а тогда они гуляли вместе со строителями, потому что как бы делали вроде одно общее дела — строили энергетические блоки Троицкой ГРЭС. Но размещались в этой берёзовой рощи монтажники, конечно, отдельной поляной. На траве просто расстилались скатерти и простыни, народ выкладывал на них разные продукты, кто что принёс, закупался алкоголь из официальной машины — автолавки и выставлялся в центре скатерти.

После официальной части на центральной поляне берёзовой рощи с речами, плакатами, Интернационалом и награждениями порой непричастных, люди быстро разбегались по своим полянам отмечать праздник. На нашей поляне-скатерти собирались только монтажники, до этого ранее строившие Кармановскую и Берёзовские ГРЭС, потом они вместе поедут на Южноуральскую ГРЭС.

Там тогда зарождались трудовые династии, позже и я, закончив Харьковский политехнический институт им. В. И. Ленина я уеду по распределению в союзный трест «Центроэнергомонтаж» и буду монтировать насосы, турбины и реакторы почти всех советских и российских АЭС и даже зарубежных. Подросший брат и закончивший тот же институт будет работать тоже на украинских АЭС. Потом моя дочь будет работать в юридическом департаменте Концерна Росэнергоатом продолжая трудовую династию атомщиков. Лишь по вине руководства этого направления в концерне прервётся трудовая династия нашей семьи. Пусть это останется на совести этого руководства. Хотя вот сейчас внучка подрастает…

Да, стульев там, конечно, на этих полянах никаких не было, за этими импровизированными столами, все садились на корточки, колени или на всю попу. Чаще просто ложились вокруг этой скатерти-самобранки, говорили тосты и ели-пили, но первым делом кормили и угощали детей, затем отправляли их гулять по этой берёзовой роще. Набрав полную охапку конфет и пряников мы — дети уходили гулять, при этом мне всегда было интересно, как родители достанут сладости с середины стола-скатерти, до которой рукой невозможно было дотянуться.

Уходили мы гулять по берёзовой роще, где на каждой поляне были свои скатерти и компании за ними, правда везде, надо сказать детей угощали. Так потихоньку доходили до стадиона, где всегда в этот день играла местная футбольная команда Троицкой ГРЭС против всего остального мира во главе которой всегда был форвард Эдик Ткач, наш местный Стрельцов. Зимой на этом стадионе заливали каток, и мы учились кататься на коньках, щеголять резким торможением, осваивать азы хоккея, позже поставив брата на ворота я заеду ему шайбой прямо в лоб. Рядом со стадионом и в берёзовой роще располагались всякие развлекательные аттракционы: от концертных площадок и весов для взвешивания организма до спортивных всяких там мероприятий начиная с перетягивания канатов.

В тот день Строителя мы с братом прибрели к боксёрскому рингу, канаты которого были натянуты на лужайке между берёз. Поначалу мы смотрели как бились нормальные спортсмены, а потом организаторы предложили подраться на настоящих боксёрских перчатках всем желающим, и пацаны разные полезли в ринг. Через некоторое время и мне предложили, мол хочешь подраться? Мне было жутко интересно попробовать надеть настоящие, пусть и старые, но ещё пахнущие кожей боксёрские перчатки. Натянув перчатки и завязав шнуровку меня просунули под канаты ринга и натравили на какого-то пацана, который сразу же «вырубил» меня на пятой секунде боя.

Очнулся я уже без перчаток, спокойно лежавшим на травке в стороне от ринга и первым кого я увидел — это было плачущее лицо младшего брата, который тыкал мне в нос ваткой с нашатырным спиртом, выданным видимо медработником и умолявшим меня быстрее встать и уйти отсюда куда-нибудь подальше, пока и его тоже не побили.

С тех пор я полюбил бокс, ещё больше младшего брата и выражение «Накрыть поляну» вошедшее в чиновничий обиход.

Надо было заняться боксом серьёзнее и те навыки мне потом пригодились при «прописке» — суровых мальчишеских войнах. Когда родители переезжали на новую стройку, то в местной среде всем приехавшим надо было «прописаться» на новом месте перед старожилами, то есть подраться защищая себя, свой статус нормального пацана или сдаться на милость победителя, чтобы потом тобой помыкали местные при любом удобном случае. Защищая себя, ты, конечно, отвечаешь при этом и за своих ближайших родственников того же возраста, то есть младших братьев и сестёр. Вот я тогда и дрался потом при прописках на Рефтинской ГРЭС и Белоярской и Курской АЭС. А в нокауте я ещё пару раз побывал, когда уже серьёзно занимался боксом на спортивной кафедре Харьковского политеха у легендарного тренера Зиборовского.

А у брата потом появился друг во дворе, такой же шпингалет его возраста Сашка Попов. Мне стало легче, я мог отпускать их общаться по своим «мелким» делам, но должен был всё равно присматривать за их невинными шалостями. Однажды я их отловил писающими на пятом этаже Сашкиного дома, потому что до кнопки седьмого этажа в лифте они оба не могли достать и до туалета не добежали. Судя по мутным разводам на стенах делали они это неоднократно.

Ну, да ладно, что-то я отвлёкся, а в детстве моём потом в космос полетел Гагарин. И все дети вдруг дружно были записаны в космонавты. Их родители и все ближайшие и даже дальние родственники только мечтали об этом. Я в принципе не возражал особо, чтобы не травмировать родителей. У наших соседей был ламповый телевизор с цветной плёнкой на экране, смотреть который собирались чуть ли не все жители коммуналок на этаже. Спрятавшись под чьим-то стулом, я смотрел на чествования в СССР Гагарина после полёта. Мне понравилось, что ему везде дарят разные подарки и награды, а вот зачем цветы никак не мог понять. Представив себя на его месте, я решил, что буду брать только все подарки, а вот цветы не буду.

Потом я пошёл в школу и там мне как-то сразу «запал» в душу стих про «…белеет парус одинокий в тумане неба голубом!», рассказанный учительницей на уроке. В школе, как назло, висела на стене картина на эту тему, и я на переменах стоя перед ней сильно переживал за этот парус в бушующем море. Даже иногда на очередной урок опаздывал, засмотревшись на его страдания. Позже приобрету себе похожую картину.

Летние поездки в Сибирь продолжались уже с младшим братом. Но я как-то вдруг научился читать ещё до школы. И начал читать толстые книги. Тётя Галя, сестра мамы, водила меня за руку почти через весь Заводоуковск по высокому пешеходному мосту над железнодорожной станцией и путями с поездами в городскую библиотеку. Там она по своей карточке читателя брала для меня книги. Конечно, эти толстые книги были про увлекательные путешествия в дальние края.

Я их потом называл «Книги Детства»! Читать их надо было бережно, чтобы при возврате в библиотеку к тёте Гале не было претензий. Для этого свежий очередной том упаковывался во временную газетную обложку. Тётя Галя их особенно ловко делала, также ловко, как и летнюю шляпу из газеты. Помню, что я долго не мог научиться завязывать шнурки на ботинках и сворачивать из газеты шляпу. Заворачивать углы страниц в книге для памяти тоже нельзя было. Для этого мне выдавались какие-нибудь закладки в виде страничек от отрывного календаря, висящего на стене. Читать я пытался везде даже за обеденным столом, стараясь опереть книгу о графин с водкой, под которую дед по выходным ел пельмени. Очень удобно было. До поры до времени.

Пока, однажды переворачивая очередную страницу я надавил на книгу, книга надавила на графин, а графин, не выдержав натиска знаний упал на стол и из него потекла эта жидкость, дурно пахнущая. Дед молча одной рукой вернул графин в вертикальное положение, а другой крепко ухватил меня за ухо, вывернул его до степени взбрызгивания слёз из глаз и вывел из-за стола. С тех пор я больше не читал книги за столом. А то вдруг вернёшь в библиотеку книгу, пахнущую водкой, там тогда все библиотекарши завянут, не духи же «Красная Москва». А дед приспособил мне в саду потом удобные для чтения качели и гамак, и даже прибил при этом граблями проползающую мимо по своим делам гадюку. И я там пропадал с этими книгами целыми днями, даже в ущерб футболу, когда соседские пацаны звали меня на улицу. Обнаглев, я даже просил бабушку подавать мне кушать в сад, когда звали на обед или ужин.

Да, хорошие времена были, тогда, в детстве, если не заставляли гулять с младшим братом. Однажды играя с пацанами «в войнушку», я затащил его на крыши гаражей, стоящих рядами вдоль забора школы. Преследуя врага в пылу атаки, я совершенно забыл о нём, а в это время матушка наша возвращалась с работы и увидела одинокого малыша, стоящего на краю крыши… Скандал был страшный, конечно, даже вспоминать не хочется.

А вот эти замечательные «Книги Детства» в годы перестройки или чуть позже я случайно найду на книжном развале пешеходного Арбата столицы. В полном комплекте и хорошем состоянии. Тут же особо не торгуясь, несмотря на возражения подруги жизни я их купил и поставил дома в книжный шкаф. Периодически подхожу к ним и трогаю корешки книг, вспоминаю и протираю их от пыли.

Книги эти были 6-томники Майн Рида и Джеймса Фенимора Купера. Да, те самые знаменитые зелёные и оранжевые тома. Издания Государственного Издательства Детской литературы Министерства Просвещения РСФСР 1956 и 1961 годов. Я читал их запоем, от «Зверобоя» и «Последний из могикан» до «Мерседес из Кастилии» и «Красный Корсар» Купера, и «Белый вождь» и «Квартеронка» до «Мароны» и «Всадник без головы» Майн Рида.

Передо мной открывались чудесные и занимательные миры тропиков и джунглей, где живёт много диких обезьян и прочей всякой гадости. Представляя себя то вождём индейцев с луком и стрелами мчащимся на диком скакуне по прериям Дикого Запада, то следопытом, бродящим с длинным мушкетом по лесам, расположенных на берегах Гудзона.

Есть две стихии на которые можно смотреть вечно — это огонь и вода! За огонь я уже всё получил и это был для меня пройденный этап, а вот вода? Или всё, что связано с водой, морем, океаном и стихией.

Читая книги и задавая вопросы учителям в школе, я постепенно выяснял, как это люди приобретали необходимые знания в астрономии, чтобы ориентироваться в морях и океанах. Эти сведения первыми открыли древние финикияне и тогда море и наука кораблестроения восприняла своё начало. Они первые на слабых ладьях плавали только днём и в виду берегов, к которым приставали на ночь. Но когда случайно были относимы от берегов бурей, то днём они правили по солнцу, а ночью по звёздам, средство весьма конечно недостаточное. Потому что при облачном небе и пасмурной погоде они часто и надолго исчезают. Преемники их карфагеняне хотя и большие приобрели познания в науке мореплавания, однако они также ходили не далее, как в виду берегов.

В таком состоянии находилось искусство кораблевождения до изобретения компаса, который ввёл в употребление неаполитанец Флавио Жона около 1300 года. Мореплаватели, получив орудие, посредством которого могли они во всякое время узнавать страну, куда направляют путь свой. Позже они отважились на долгое время оставлять берега и переплывать моря. Дух открытий, возбуждаемый надеждой обрести большие богатства, внушал их на великие плавания. В начале XV столетия португальский принц Генрих изобрёл первые морские карты, он же с помощью математиков посредством астрономических приборов: астролябий и ноктурлябей, научил наблюдать своих мореплавателей солнце и звёзды. Руководимые этими ещё не совершенными приборами, португальцы открыли великое пространство западного берега Африки, обошли Мыс Бурь (Доброй Надежды), нашли сообщение в Восточной Индией и тем лишили венецианцев и генуэзцев выгодной торговли с Индией через Чёрное море.

Я узнал о том, что великий генуэзец Христофор Колумб, мореплаватель искусный в астрономии, размышляя о образе земного шара, решил, что к западу от Европы должен быть новый неизвестный путь в Индию. Долгое время он тщетно обращался ко многим государям Европы предпринять такое путешествие. В то время никто не хотел верить, что земля была круглая, но в конце концов Фердинанд и Изабелла — государи Кастилии и Арагонии, снарядили ему три корабля. На этих кораблях он достиг острова в новой части света назвав его Эспаньолой (Новая Испания) и сделал первый шаг к освоению нового континента Америка. Вскоре после этого мореплавание обуяло весь земной шар, и наука мореплавания постепенно усовершенствовалась.

Для исчисления пути и определения места на карте применялись тогда следующие устройства: компас, самое простой прибор для управления кораблём в любое время. Он разделён на 32 равные части, называемые румбами, каждому из которых присвоено название, для обозначения с которой стороны дует ветер, те же румбы показывают в которой части горизонта лежит ваш видимый путь, а по карте определяется даже за тысячи миль определяемое место. Ход судна определялся лагом. Это деревянная дощечка в виде четверти круга, прикреплённого к длинной нити, размеренной на 48 английских футов, означаемых узлами. Бросали лаг на воду с кормы. По мере хода судна выпускается нить, и сколько узлов выйдет за полминуты, столько же при этой силе ветра и тех парусах корабль пройдёт итальянских миль в час.

Октаны, секстаны и хронометры, эти астрономические инструменты служат для наблюдения высоты солнца и звёзд, по коим с математической точностью определяется широта места, в то время как солнце находится на вашем меридиане, хронометр служит для определения долготы.

Ну и совершенно удивляло меня как строились старинные корабли. Это было важнейшее изобретение ума человеческого. По правилам высшей математики определялось какой должна быть подводная часть корабля, какую при известной длине он должен иметь ширину, на сколько он должен сидеть в воде, а сколько над водой, сколько поднимать грузу, сколько иметь мачт, парусов и других принадлежностей.

Меня приводило в изумление как делались самые крепкие и высокие мачты. По началу думал, что они строгаются из одного цельного дерева. Какая превеликая высота мачт, которые держат на себе большое количество парусов. Каждая мачта состоит из трёх частей, поставленных одно на другое, из которых две верхних могут подниматься и опускаться. Верхняя называется брам-стеньга, средняя-стеньга, которые вместе с мачтой, например, сто пушечного корабля, имеют более 80 метров длины и высоты. Сорок парусов, растянутых на 12 реях и между мачтами, расположенные друг над другом, составляют такую поверхность при всяком направлении ветра, что даже при противоположном приведёт мореплавателя к желаемой пристани.

Помню, как часами рассматривал макет французского парусника «Soleil Royal» («Королевское солнце»). Построенный корабельным мастером Лораном Хубаком на верфи в Бресте, он был спущен на воду в 1669 году и вошёл в состав французского флота. Это был трёхмачтовый парусный корабль, нёсший на трёх деках (палубах) 110 пушек калибра от 4 до 36 фунтов. Художественное оформление его корпуса считалось самым красивым и сложным для того времени. Гальюнная (носовая) часть корабельная фигура в виде «солнца» была выбрана по настоянию короля Людовика XIV, как его личный символ. Печальна судьба этого красивейшего корабля. Поначалу он долго стоял в гавани Бреста для парадных целей, затем был перевооружён. Линейный корабль «Солей Рояль» участвовал потом всего в двух сражениях при Бичи-Хед и Барфлёре. В сражении при Барфлёре 29 мая 1692 года корабль был сильно повреждён, не мог возвращаться в Брест и был высажен на мель у Шербура для ремонта. В ночь со 2-го на 3 июня корабль «Солей Рояль» подвергся нападению английских брандеров и был сожжён. Из экипажа, состоявшего из 883 человек, спасся лишь один.

Брандер-судно, нагруженное горючим или взрывчатым веществом, употребляемое для поджога судов врага или затопляемое у входа в гавань для преграждения доступа в неё.

Потом я увлёкся чтением книг о морских пиратах и корсарах, зачитываясь романами Стивенсона «Остров сокровищ», Сабатини «Одиссея капитана Блада» и Штилььмарка «Наследник из Калькутты». По ночам укутавшись одеялом представлял себя грозным капитаном Флинтом на необитаемым острове постоянно кричащим «Каррамба! Пятнадцать человек на сундук мертвеца и бутылку рома!». Или благородным капитаном Бладом, берущего на абордаж в скоротечном морском бою испанские галеоны, а страницы с описаниями отношений капитана Блада с какой-то Арабеллой Бишоп я просто пропускал, считая их чтение пустой тратой времени.

Заодно я пытался понять и разобраться в типах различных судов. На протяжении столетий неоднократно предпринимались попытки более или менее рационально разграничить типы судов. Вследствие бурного развития мирового флота и судоходства необходимость классифицировать суда по их назначению, способам постройки и техническому состоянию ещё более возросла. Появляются специальные учреждения, в которых опытные в своём деле служащие — сюрвейеры-должны наблюдать за постройкой судов и их техническим состоянием во время эксплуатации и классифицировать суда в соответствии с международными нормами.

Старейшим и знаменитейшим из подобных учреждений является английское классификационное общество Регистр Ллойда, образованное в XVIII веке. Своё название общество получило по имени владельца кабачка Эдварда Ллойда, где начиная с 1687 года судовладельцы, капитаны и агенты заключали сделки, страховали грузы и устанавливали цену фрахта. В 1764 году было решено составлять списки судов — регистры — с имеющимися сведениями по каждому из них, чтобы легче оценивать качества судна, и, следовательно, определять сумму страховки.

Не менее знаменито французское классификационное общество Бюро Веритас, основанное в 1828 году в Антверпене и с 1832 года по настоящее время, находящееся в Париже.

Короче потом как все дети, мечтавшие стать космонавтами со временем, выросли и кем-то стали, так и я вырос и стал инженером-атомщиком. Но не физиком, а строителем атомных станций. Строил и пускал их повсюду в СССР, России и по всему миру. Поэтому много путешествовал, даже 4 года прожил на Кубе, строя там АЭС «Хурагуа», потом жил в Китае и Турции, тоже пуская в строй действующих очередной энергоблок АЭС.

Во время своих путешествий продолжал увлекаться второй стихией — водой, с огнём было покончено ещё в глубоком детстве. Мог часами сидеть на берегу моря и смотреть на бушующие волны, никогда не повторяющиеся во всей своей красоте. А потом начал плавать или, как говорят настоящие моряки — ходить на различных кораблях. Ходил на «пьяных» паромах компании «SILJA LINE» из Питера в Турку и Стокгольм, где народ гуляет всю ночь, как в последний раз и при выходе сметает все полки магазинов Duty free. И на круизных лайнерах компаний Costa, MSC, PRINCESS, PONANT, где 3 или 5 тысяч пассажиров полдня сходят на тендерах на берег.

Тендер — плоскодонное моторное судно катерного типа. Имеет малую осадку, грузоподъёмность до 30 т и экипаж из 2–3 человек. Используется для перевозки на берег пассажиров круизного судна.

И столько же времени они возвращаются назад на свой круизный лайнер немного погуляв по берегу. Но как-то однажды меня случайно занесло на парусник, и я был покорён им. Да, больше всего мне понравились парусники. Глядя на громады парусов, возвышающихся над головой, я понимал, что всегда со времён нежного детства хотел именно этого. Ходить в белых шортах по блестящей в лучах солнца палубе под хлопающими от ветра над головой парусами. То есть типа быть моряком. Нет даже не моряком, они ведь тоже разные бывают, а мореманом. Вон на лихтерах и балкерах тоже моряки ходят.

Лихтер (нидерл. Lichter) — разновидность баржи, грузовое несамоходное однотрюмное морское судно, используемое для перевозки грузов с помощью буксирных судов.

Балкер (англ. Bulker) — специализированное судно для перевозки грузов насыпью (навалом) таких как зерно, уголь, руда, цемент. Балкер является разновидностью сухогруза.

Sail — с английского переводится как Парус. Sailing — как «плыть под парусом». Моряк или матрос — это sailor man, хотя если дословно перевести, то это будет как «парусный человек». Звучит сразу лучше и романтичнее. Так вот тогда-то я понял, что всегда хотел стать SAILOR MAN — Парусным человеком и «Ходить под парусами». И не на каких-то маленьких пусть и дорогих яхтах с небольшой компанией. А на больших парусниках, которых не так уж и много в мире. Больших — это так человек на 200–300 пассажиров, где в первый вечер за капитанские ужиные люди разных народов все перезнакомятся друг с другом. А потом здороваются и общаются во время круиза каждый день, и при прощании рыдают на плечах друг у друга клянясь в вечной дружбе до гробовой доски. Для плавания в таких круизах надо было хотя бы немного изучить и узнать парусное дело, ну хотя бы его азы.

Помню в детстве в Доме Пионеров были у нас кружки-авиамодельный и кораблестроительный. Понятно, что я ходил в первый, а надо было во второй. Но кто знал тогда, куда правильнее податься. А потом кружки все закрылись, да и сами Дома и даже Дворцы Пионеров тоже почти все накрылись. И пионеры с пионерками в красных галстуках тоже как-то вдруг перестали со временем встречаться в школах и на улицах.

Пришлось записаться на краткосрочные курсы парусного дела в яхт-клубе и старательно ходить на лекции и семинары. В группе таких же любознательных юных по знаниях и возрастных по жизни любителей яхт, парусов, пиллерсов и прочих грот-бом-брам-стень-стакселей.

Пиллерс — деревянный или металлический вертикальный брус (стойка), поддерживающий вышележащую палубу.