Однополчане. Русские своих не бросают

Валерий Петрович Большаков, 2018

Лето 1942 года. Немцы разбиты в Демянском котле, снята блокада Ленинграда, наступление немцев под Харьковом обернулось не прорывом Вермахта к Волге, а разгромом группы армий «Юг». В бой идут краснозвездные реактивные истребители, зенитные ракеты сбивают «Юнкерсы», управляемые бомбы крушат немецкие бетонные ДОТы. Все это чудо-оружие поступает в Красную Армию из таинственного и секретного Центра, где трудятся «гости из будущего». Казалось бы, союзники должны радоваться победам Советского Союза, ведь они приближают завершение самой кровавой и страшной войны… Но на Западе почему-то начинают нервничать, наблюдая за успехами Красной Армии. Абвер и МИ-6 вступают на тропу тайной войны…

Глава 3. «Ватники»

Марлен первым покинул тесноватый «Опель-Кадет» и уверенно зашагал между сосен по расчищенной от снега дорожке.

На «ближней даче» он бывал не однажды, его разок даже на «дальнюю» приглашали, как раз на новый 1942 год. Буквально на третий день после разминирования — было решено взорвать резиденцию Сталина в Семеновском, если фрицы нагрянут. Но немцы не дошли, и «дальняя дача» уцелела.

— Интересно, зачем нас вызвали? — проявил нетерпение Краюхин.

— Узнаем во благовремении…

Крепко пожав руку незаменимому Власику, Исаев прошел в гулкий холл, с мороза попадая в теплынь. Хорошо!

— Товарищ Сталин ждет вас в столовой.

Кивнув — мол, принял к сведению, — Марлен быстро разделся, пригладил волосы перед зеркалом и направился к столовой.

Столовая занимала обширное помещение. Огромный стол, кожаные диваны, рояль хорошо сочетались, создавая образ гостиной в богатом доме, чей хозяин был больше склонен к аскезе, чем к роскоши.

Иосиф Виссарионович не спеша прохаживался вдоль стола, сложив руки за спиной.

Марлен остановился. Вот ведь…

Полгода он в этом мире, в этом времени. Всякого навидался, но по-прежнему учащается пульс, едва он перешагивает порог сталинской столовой или кабинета. Встреча с вождем всякий раз отдает невероятью, запредельной мистикой.

— Здравствуйте, товарищ Сталин.

— Здравствуйте, товарищи.

Сталин неторопливо развернулся и указал рукой на стол.

Марлен присел на стул. Мишка устроился рядом.

Иосиф Виссарионович обошел стол и занял место напротив. Тут же стал ломать папиросы «Герцеговина-Флор» и набивать табаком трубку. Делал он это неторопливо, словно оттягивая разговор, собираясь с мыслями.

— После того как вы появились, товарищ Исаев, и вы, товарищ Краюхин, мне стало гораздо спокойнее, — медленно проговорил вождь. — Вы убедили меня в правоте нашего общего дела, в нашей окончательной победе. Знаю, что впереди долгая и сложная борьба, но больше нет растерянности, нет уныния и упадка сил. Я и спать стал хорошо!

Поглядев на двери, Сталин усмехнулся:

— Даже ваш друг Тимофеев помог мне упрочить веру. Как мне докладывали, он школит всех наших производственников, начиная с наркомов и кончая вахтерами.

— Лишь бы толк был, — вставил Михаил.

Вождь кивнул.

— Толк есть.

Тут двери приоткрылись, и в столовую заглянул малость встрепанный Виктор.

— Входите, товарищ Тимофеев.

Вика смутился.

— Извините, товарищ Сталин, не переоделся, явился в ватнике… Впрочем, все мы немножко «ватники»!

Иосиф Виссарионович поглядел на него непонимающе, и Марлен сказал:

— Это бандеровцы в нашем времени так называют русских, которые против фашистов. «Ватниками», или просто «ватой», а еще «колорадами» — за то, что мы в День Победы носим на груди бантики из гвардейской ленточки.

— Ах вот оно что… — протянул Сталин. — Понятно… Я уже просматривал исторические очерки по этому вашему… «буку», но многие детали ускользают.

— Повылазили эти фашисты недобитые, — пробурчал Тимофеев. — Не, раньше-то я не обращал на бандерлогов особого внимания, но побывать в тылу у немцев было полезно.

Марлен покачал головой.

— Все гораздо хуже, Вика. Понимаешь, бандеровцы никогда не исчезали, никто не истреблял их как клопов. После войны оуновцев переловили и согнали в лагеря, но в 55-м Хрущев выпустил их и даже выплатил компенсации за отобранное добро. Более того, позволил вернуться из-за границы тому отребью, что успело бежать в Германию или в Канаду. И вся эта сволочь полезла в райкомы да исполкомы УССР, началась ползучая украинизация, а потом, в 90-х, они пришли к власти. Вот и все.

— Что-то я слишком часто слышу фамилию Хрущев! — раздраженно сказал Сталин. — Всего одного дурака хватило, чтобы испортить жизнь миллионам людей!

Марлен сразу же вспомнил Ельцина и его вдову, наивно полагавшую 90-е годы «святыми». Конечно! Ее же не выгоняли с завода, чтобы развалить его, вырезать металл и продать по дешевке. Ей же не приходилось мотаться «челноком» в Турцию и торговать трусами в переходе, имея степень кандидата технаук. Да ну ее…

Раскурив трубку, вождь выпустил клуб ароматного дыма и сощурил свои тигриные глаза. Поглядев в сторону дверей, он кивнул невидимому для Исаева офицеру, и в столовую тотчас же внесли несколько подносов: чай, печенье, сахар, варенье, лимон.

— Угощайтесь.

Сталин подвинул к себе стакан чаю в подстаканнике, но пить не стал, продолжая смаковать сизый дым. Говорят, знакомство с файлами из ноутбука о вреде никотина побудило вождя резко умерить пристрастие к табаку, и теперь он наслаждался куревом в те редкие минутки, когда позволял себе неполезную привычку.

— Я пригласил вас сюда не только за тем, чтобы угостить чаем, — проговорил Иосиф Виссарионович. — Произошло кое-что очень интересное, и мне потребовалась ваша помощь, как… хм… Ну, скажем, как свидетелей. Мы задержали троих человек, которые… Впрочем, не нужно объяснений. Чем рассказывать, лучше показать. Товарищ Власик!

Сталин позвал негромко, не повышая голоса, но начальник охраны тут же нарисовался на пороге.

— Введите задержанных.

— Да, товарищ Сталин!

Порог столовой переступил взволнованный сержант НКВД и отшагнул, пропуская троих мужчин. Они были похожи манерой поведения — согбенные, руки за спину, глаза в пол.

Марлен начал медленно вставать и даже не обратил внимания на упавший стул.

— Батя?.. Ты?!

Илья Марленович поднял голову, заулыбался, узнавая сына, и выразительно пожал плечами — видимо, Исаев-старший не уверен был, что можно развести руками.

Миха Краюхин оказался самым непосредственным — бросился к своему родителю и крепко облапил его. Бедный сержант аж вспотел, не зная, на что решиться.

Тимофеев-младший смутился, встретив взгляд Тимофеева-старшего, но тот подмигнул ему. А затем вытянулся во фрунт и отчеканил:

— Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий!

— Вольно, — усмехнулся Сталин, и подал знак угасшей трубкой охране. Та исчезла. — Представьтесь, товарищи.

— Илья Исаев.

— Владимир Тимофеев.

— Алексей Краюхин.

Илья Марленович поднял руку.

— Разрешите, товарищ Сталин?

— Говорите.

— Мы сюда не от избытка отеческой любви явились, не за детками малыми приглядывать. Просто… Нет, вы не подумайте чего — Марлен мне ничего не рассказал, мы сами проследили за ними. Тревожились, понимаете? А когда поняли… В общем, так. Я за себя скажу. У меня на глазах развалили СССР, могучую сверхдержаву. А теперь появился шанс не допустить этого… этой… Да как угодно скажи, все равно лишь матом выразишь! Вы не думайте плохо о нас, обо всех, кто остался там, в будущем. Вон, недавно опрос провели, спрашивали население, кого оно считает величайшим человеком. И большинство ответило: Иосифа Виссарионовича Сталина! Конечно, либералам у власти такой ответ как ножом по стеклу, а мне приятно — не продались, значит, мы за капиталистическое барахло, остались как есть! Чем я могу помочь? Мы с Вовкой после дембеля и до самой «перестройки» припахивали в секретном «ящике», полузаводе-полуинституте. Испытывали турбореактивные двигатели и боевые «МиГи». Потом пришлось уйти, переквалифицироваться в буржуи. Жить-то надо. Но знакомых осталось много. Короче, мы притащили сюда буки с секретной документацией по «МиГ-15» (Марлен ухмыльнулся). Конечно, мы с Вованом не конструкторы, но кое-что понимаем. У меня кандидатская степень, а Вовка не успел диссертацию защитить.

— Некогда было, — сморщился Тимофеев. — Как говорится, хочешь жить, умей вертеться. Вот мы и крутились. И не слушайте вы Илюху, а то больно скромный. Он иногда такие советы подавал самому генеральному конструктору, что только держись! А «МиГ-15» мы не зря выбрали — он самый простой из настоящих, таких, реактивных истребителей. Американцы их боялись. Да там у нас не только «мигарь», мы поскидывали в бук кучу всяких ноу-хау. Технологию кирзы, например, чтобы сапоги шить дешевые, или… Да там много чего!

Сталин кивнул и повернул голову к Алексею Петровичу.

— А вы, товарищ?

Тот отчетливо щелкнул каблуками.

— Гвардии капитан Краюхин, — отрекомендовался он. — Служил в танковых войсках, с техникой на «ты». Последние десять лет работал программистом. Это…

Иосиф Виссарионович улыбнулся:

— Я уже ознакомился с некоторыми профессиями будущего. Ну, что ж… Лаврентий Павлович сразу поставил меня в известность о вашем задержании. Ваши… э-э… буки не пострадали?

— Нет, товарищ Сталин.

— Очень хорошо. Ну, что же, товарищ Исаев… Нет, вы, Марлен Ильич. Принимайте новых сотрудников. Посмотрим, какую пользу они смогут принести нашей общей родине!

* * *

…Был поздний вечер, когда отцы и дети наговорились и наслушались. Усталые, но довольные, все шестеро засели в полутемной лаборатории, где гудел огонь в голландской печи, а за окнами синели сумерки.

Марлен ощущал в это время спокойную удовлетворенность. Понимал же, не маленький, что родители переживать будут, выдумывать всякие ужасы… Да и почему выдумывать?

Он что, бессмертный? Его убить не могли? Могли, да еще как!

Уберегся, и слава богу.

А теперь все как-то улеглось в душе, унялось, осела муть. Хотя мамулька все еще там и теперь, наверное, уже за обоих беспокоится.

«Ничего, — вздохнул Исаев-младший, — и эту задачку мы решим».

Отец привстал и подкинул в печку пару поленьев.

— Не закрывай, Илья, — сказал Владимир Тимофеев.

Марленович послушался, и по темной комнате разбежались оранжевые отсветы пляшущего огня.

— Типа, камин, — сказал Вика.

— Типа, — кивнул его отец.

Рука Тимофеева-старшего лежала на сыновнем плече, и крепкие пальцы сжались, словно передавая невысказанное.

— Марлен, — проговорил Илья, — а ты долго привыкал к этому времени? Ну-у… ты понял, да? Тут же все другое — еда, разговоры… Да все!

Марлен покачал головой.

— Это только так кажется, бать. На самом-то деле тут люди немного иные, да и то… Честно говоря, первые месяцы было не до привычек. Сначала отступали, потом наступали, а мы еще в разведроте служили… Совершенно не находилось времени для рефлексий, даже поговорить по-человечески некогда было. Хотя, знаешь… Спасибо фронту, у меня всю интеллигентщину выбило на передовой. Я ведь раньше как думал? Нельзя ничего менять, а то вдруг будущее изменится! Помнишь, Вика?

— Было дело.

— А тут… Понимаешь, бать, в будущем никому ничего не объяснишь, слова бесполезны. Смотрит молодняк на стариков с орденами, что звякают на кургузых пиджачках, и шуточки отпускает. А ведь эти смешные, больные, дряхлые, порою дементные деды — молодые парни сейчас. И сколько их выживет к 45-му хотя бы? А от скольких только фотокарточки останутся? Помнишь, как ходил в «Бессмертном полку»? И вот когда я тут видел таких — веселых, чубатых, зубастых, — и как их наскоро хоронили в братской могиле… Да какой могиле… Красноармейцы из похоронной команды хватали убитых за руки, за ноги и сбрасывали в воронку от бомбы! Засыпали по-быстрому, и все. Такой вот обряд. И мне уже как-то не думалось о будущем, больше настоящее интересовало. Вот и затеяли мы эту… шефскую помощь. Хотели сначала отделаться писульками, только нас быстро припахали… Вот, трудимся. А насчет будущего я уже не волнуюсь — ничего с ним не станется. Понятия не имею, как устроено время, но я точно знаю, что перемены, произошедшие здесь, никак не отражаются на наших современниках. Пример? Мы служили в дивизии Панфилова, того самого, но его не убило в декабре, генерал жив-здоров. Панфиловцы били немцев под Вязьмой, так что не случилось там котла, не окружали наших. Понимаешь? А когда я в XXI побывал, смотрю в Интернете — там все по-прежнему, как было. Видишь, что получается? Тут перемены, а никакого «эха» до будущего не докатывается, время и там, и здесь течет одинаково. Тот самый год, из которого мы все пришли, станет другим через семьдесят с лишним лет, однако люди, там живущие сейчас, наши соседи, ближние и дальние, будут к тому сроку жить в 2087-м.

— Тут свое время, — кивнул Алексей, — там — свое.

— Да нет, время-то едино для всех, просто «вчера» и «завтра» никогда не пересекаются. Мы едем в разных поездах, прибываем на те же станции, только будущее впереди, а прошлое — позади.

— Все равно непонятно, — покачал головой Владимир. — Ведь чем дальше, тем больше изменений. Верно? Допустим, построим мы Братскую ГЭС на десять лет раньше…

— И что? — фыркнул Илья. — Думаешь, в будущем сразу две плотины вылезут? Построим ГЭС тут, тут она и останется — для настоящего, а не для будущего!

— Но тогда получается, что не только времена разные, но и пространства! Миры разные! Или… как сказать? Реальности? Если в одной реальности Сталинград с Ленинградом, а в другой — Волгоград с Петербургом, то они никак не могут существовать в одном и том же пространстве!

— Ну, значит, они разные, — пожал плечами Исаев-старший. — Хотя… Да что мы знаем о времени?

— Я знаю, — сонно пробормотал Марлен, — что уже поздно. А нам рано вставать.

— И точно, припозднились мы!

— Как старший по званию… — ухмыльнулся Алексей Петрович. — Отбой!