Однополчане. Русские своих не бросают

Валерий Петрович Большаков, 2018

Лето 1942 года. Немцы разбиты в Демянском котле, снята блокада Ленинграда, наступление немцев под Харьковом обернулось не прорывом Вермахта к Волге, а разгромом группы армий «Юг». В бой идут краснозвездные реактивные истребители, зенитные ракеты сбивают «Юнкерсы», управляемые бомбы крушат немецкие бетонные ДОТы. Все это чудо-оружие поступает в Красную Армию из таинственного и секретного Центра, где трудятся «гости из будущего». Казалось бы, союзники должны радоваться победам Советского Союза, ведь они приближают завершение самой кровавой и страшной войны… Но на Западе почему-то начинают нервничать, наблюдая за успехами Красной Армии. Абвер и МИ-6 вступают на тропу тайной войны…

Глава 7. «Полярное сияние»

Фотографии бесконечных колонн пленных немцев, бредущих под конвоем, облетели все газеты мира — той его части, что занимала антигитлеровские позиции. Разумеется, «Фёлькишер беобахтер» помалкивала, отделавшись невразумительным: «На Восточном фронте без перемен». Фюрер бился в истерике.

Это был настоящий праздник — Красная Армия впервые не только окружила немецкие войска, но и разгромила их.

И это при том, что Сталин сдерживал порывы горячих голов в РККА, готовых перейти в контрнаступление по всему фронту. «Ви готовы, — сказал вождь, — а страна не готова. Советский Союз сосредотачивается».

Впрочем, и немцы тоже не были готовы. Теперь, после того как 16-я армия вермахта потеряла 2-й корпус, единственной боеспособной единицей ГА «Север» оставалась армия 18-я. Под командованием генерал-полковника Линдемана, 18-я армия удерживала позиции вокруг Ленинграда, стремясь не допустить советские войска в Прибалтику, для чего крепила глубоко эшелонированную оборону из трех-четырех полос.

В Кремле пока не задумывались об освобождении так называемой Балтии от немецко-фашистских захватчиков, но остро стоял вопрос о снятии блокады Ленинграда.

Части 18-й армии почти вплотную подошли к городу Ленина — линия фронта пролегала всего в четырех километрах от Кировского завода. Немцы вышли к Финскому заливу, отрезав от основных сил советские войска на Ораниенбаумском плацдарме, а главное, пробились к Ладожскому озеру, закрепившись на так называемом «синявинско-шлиссельбургском выступе», перерезав железную дорогу, идущую через станцию Мга.

Финны тоже подсуетились, оккупировав Карельский перешеек, выйдя к Онежскому озеру и реке Свирь, блокировав все маршруты для поставки грузов в Ленинград, включая Беломорканал.

16-я армия была зажата и связана между Северо-Западным и Калининским фронтами, и лишь одна 18-я блокировала город на Неве, не считая холуев из Финляндии. А войско Линдемана — это сплошь пехота, ни одного танка…

И начали в Ставке Верховного Главнокомандования думу думати, как разгромить войско басурманское, и авиацию пользуя, и танки, и флот Балтийский. И придумали…

* * *

…Начало апреля обещало ледоход, таянье снегов и грязь непролазную — на севере. А на юге вовсю шло цветение.

Вице-адмирал Октябрьский, командующий Черноморским флотом, развил бурную деятельность (с ним еще в ноябре провели весьма жесткую разъяснительную работу) — боевые корабли и ВВС флота не только поддержали наступление 51-й Отдельной и 44-й армий на Крымском фронте, но и перебросили части Приморской армии обратно к Одессе, занятой войском «кондукэтора» Антонеску, высадив десант морской пехоты, поддержанный орудиями главного калибра и авиацией.

Немцы, чьи силы были скованы на передовой, ничем не могли помочь румынам, бившим рекорды по бегу на длинные дистанции.

Поэтому и усилить группу армий «Север» за счет пяти дивизий 11-й армии Манштейна у них уже не получалось. В той реальности, которая была известна Исаеву со товарищи, комфлота Октябрьский и командармы удрали из Севастополя 1 июля, бросив его защитников. Это здорово помогло Манштейну, почему и стала возможной переброска дивизий под Ленинград — на лето немцы запланировали операцию «Нордлихт», чтобы силами трех корпусов прорвать советскую линию обороны и выйти к южным окраинам города. После этого два армейских корпуса должны были повернуть на северо-восток, с ходу форсировав Неву, соединиться с финнами и перерезать «Дорогу жизни».

Так было, так задумывалось, а теперь колесо истории чуток вильнуло в сторону…

Спешно выпрямлялась линия фронта на Донбассе и под Харьковом, военные строили блиндажи, доты и дзоты, рыли окопы, вытягивая три-четыре, а то и шесть, и даже девять рубежей обороны, — враг не должен был пройти. Посторонним к Волге проход воспрещен.

С обеих сторон фронта копились силы и ресурсы, шли бои местного значения. Фрицы с нетерпением ждали теплого мая, когда слякоть подсохнет и русские направления станут похожи на дороги.

Все было шатко и неустойчиво, две силищи, орда и рать, готовились сойтись в решающих сражениях.

12 апреля Сталин пригласил к себе Марлена Исаева и Владимира Тимофеева. Черный бронированный «Паккард» доставил обоих в Кремль.

Лейтенант Исаев с улыбкой посматривал на отца Вики, которому вернули звание старшины, заслуженное им на неведомой здесь афганской войне. Владимир Антонович и сам с интересом разглядывал знаки различия старшины — «пилу» на петлицах, то есть четыре треугольника в рядок.

— Ничего, — подмигнул он Марлену, — добьемся мы чинов и званий!

— А вам оно надо?

— А принцип?

— Ну, разве что…

Коридор с красной ковровой дорожкой привел их к кабинету Сталина. В приемной «гостей из будущего» встретил Поскребышев и проводил в комнату охраны. И вот отворилась заветная дверь.

Иосиф Виссарионович был один. Он стоял у окна, выходившего на Арсенал, держал в одной руке подстаканник, а другой помешивал чай в стакане.

— Здравствуйте, товарищ Сталин.

— Здравствуйте, товарищи. Проходите, садитесь. Разговор может быть долгим, поэтому вот чай и… все остальное. Угощайтесь.

Марлен был не голоден, но чаю выпил с удовольствием. Нормальный грузинский чай, душистый и крепкий, а не те опилки, что будут предлагаться в сельпо и гастрономах лет тридцать спустя. Хотя… может, и не будут? Не запустят, не загустят чайные плантации, не додумаются стричь чайные кусты комбайнами, словно зеленые насаждения в парке…

— Мы стягиваем войска Волховского фронта, — негромко заговорил Сталин, — делаем это не спеша, по плану. Немцы успели соорудить мощные укрепления… Да ви и так все знаете, товарищи потомки. — Вождь усмехнулся, блеснув желтыми рысьими глазами. — Я помню протокол нашего последнего совещания, товарищ Тимофеев. Что скажете? Сидите, сидите…

Владимир Антонович кивнул.

— Товарищ Исаев передал нам работоспособные приборы, и самолеты-разведчики «Ту-2Р», вылетая по ночам, досконально исследовали немецкие позиции. Мы точно знаем, где у них что расположено, какие стоят орудия, и все такое прочее. Ровно месяц назад прошли удачные испытания УР-1, установки разминирования. Это вытяжная ракета, она же буксирная, которая силой своего реактивного двигателя тянет за собой удлиненный заряд из секций детонирующего кабеля. Он ложится на минное поле и взрывается, из-за чего, в свою очередь, подрываются мины. В итоге остается свободный проход метров шести-десяти шириной, а в длину — на все девяносто.

— Очень хорошо, — покивал Сталин. — Мы сбережем немало жизней саперов.

— Именно! Кроме УР-1 мы будем пускать вперед танки-тральщики. Это обычные «Т-34», только впереди у них приделаны особые катковые тралы. Это что касается разминирования, а на синявинских позициях все сплошь в минах — и противотанковых, и противопехотных. Мы также оборудовали энное количество грузовиков «Студебеккер» для перевозки звеньев понтонно-мостового парка — наплавные мосты не помешают в болотистых местах, что у Синявинских высот. Там проходит всего одна дорога с твердым покрытием — Путиловский тракт, да и та под обстрелом противника. Но это все так, преамбула. Главное — взять эти самые высоты. На Синявинской гряде, а она проходит точно посередине немецкого плацдарма, выделяются две высоты: одна, с отметкой 43,3, находится севернее развалин села Синявино с остатками церкви, а вторая, которая повыше, — южнее культового здания. Немцы обжили обе «горки» и плато между ними, превратив их в крепостной форт. Оттуда на двенадцать-пятнадцать километров простреливается вся местность, вплоть до Ладоги. А вот теперь доложу о своих делах. Нам удалось обновить авиамоторы для «Пе-8», оборудовав их более мощными и надежными турбокомпрессорами, что повысило скорость бомбардировщиков до пятисот двадцати километров в час, а потолок подняло почти до одиннадцати тысяч метров. Гермокабины опять же… Ну и главное. В кратчайшие сроки — я даже не верил, что такое возможно! — мы соорудили-таки планирующую бомбу. То есть она не просто так себе падает, а летит туда, куда нам надо. Ею управляют из кабины бомбовоза по радио. Ну тут — и с радиоуправлением, и с жидкостно-реактивным двигателем — нам здорово помогли спецы Марлена и Сереги… Простите, Исаева и Королева.

Вождь только отмахнулся.

— Значит, мы можем разбомбить немецкий «форт»?

— Разбомбим, товарищ Сталин!

Иосиф Виссарионович удовлетворенно покивал.

— А ви, товарищ Исаев, что скажете?

Марлен приподнялся — и сел обратно, послушный мановению руки вождя.

— Мы больше по электронике, товарищ Сталин. Собрано несколько мощных станций радио-помех, которые будут напрочь забивать связь у немцев. Как бы ни старались их радисты, как ни меняли бы частоты, ничего у них не выйдет. Самое сложное заключалось в том, чтобы сделать аппаратуру достаточно компактной и легкой. В итоге мы разместили станции в кузовах «ГАЗ-ААА» и «студеров»… «Студебеккеров». Первый отдельный радиодивизион спецназначения уже создан, наши гоняют ребят, а те головастые, мигом до всего доходят, так что, думаю, уже на ближайшей неделе можно будет формировать второй радиодивизион. В то же самое время мы под расписку передаем частям 8-й армии новые рации на полупроводниках — мощные и легкие, совсем мало потребляющие электричество. Новые площади на заводе имени Коминтерна уже отстроены, спасибо Виктору Тимофееву, так что радиостанции пошли в серию. А они самые нужные — низовые, для танков и самолетов, для отдельных взводов пехоты. В общем, к бою готовы!

* * *

В тот же день операция под кодовым названием «Полярное сияние» была утверждена. Сталин недолго искал подходящее определение — проявив юмор, он попросту перевел немецкое «нордлихт» на русский.

Переход в наступление ожидался в двадцатых числах апреля. Памятуя, что ледоход в Приладожье начинается в середине месяца, время было выбрано не лучшее — в вешнюю пору те места настолько топки и слякотны, что даже танк может утонуть в грязи. Однако и немцы находились в том же положении. А русские тщательно подготовились к штурму.

Домой Марлен вернулся поздно, хотя в его понятиях комната в коммуналке не являлась домом. Разве что временным пристанищем.

Исаев и прочие «гости из будущего» занимали весь третий этаж в левом крыле одного из зданий ИРЭ. Это был темноватый коридор, по обе стороны которого располагались довольно обширные комнаты с высоченными потолками.

С помощью ширмы Марлен выгородил «спальный отсек» с огромной кроватью. Поставил в углу не менее громадный шкаф, творенье неведомого краснодеревщика. И диван поместился, и стол, и верстак. А полуразрушенную печку Исаев переделал в камин. С этим, правда, помог дед Трофим, осанистый дворник и, как оказалось, весьма приличный печник.

Надо ли говорить, что на новую жилплощадь Марлен въехал не один, а с Наташей. Оформлять отношения Исаев спешил не слишком, но девушка и сама придерживалась похожего мнения, хоть и по иной причине — война же идет, какая уж тут свадьба. Вот победим фашистов, тогда и сыграем…

Марлен полностью поддержал Наташу, а девушка смеялась — ее, дескать, сейчас не прозовешь «невестой без места»! Есть в паспорте отметка о постоянном месте жительства, да не где-нибудь, а в самом центре Москвы, на улице Герцена!

Исаев похмыкал, толкая створку — это так приятно, оказывается, когда ты приходишь, а тебя за порогом встречают. Аккуратно прикрыв дверь за собой, отсекая говор и шум из коридора, Марлен окунулся в привычные запахи тепла и уюта — духами попахивало, прогоревшими дровами, чуть-чуть нафталином, но все забивал непередаваемый аромат свежесваренного борща.

— Привет хозяюшкам! — весело приветствовал хлопотавшую у электроплитки Наташу.

Девушка живо обернулась и, держа в одной руке половник, а в другой — головку чеснока, подставила щеку. Целуй!

Ну потом сразу дошло до губ и прочих частей тела, не слишком прикрытых халатиком.

— Вот уроню ополовник, будешь знать! — пригрозила Наташа, и Марлен отстал. — Садись, сейчас кормить буду.

— И что бы я без тебя делал? — умилился Исаев.

— Что бы я без тебя делала… — вздохнула — девушка и отложила столовый прибор. Мешать будет…