Тарси

Валерий Афанасьев, 2013

Студент Павел Скоробогатов решил хорошенько отдохнуть во время летних каникул. Оттянуться по полной. Ну и оттянулся на свою голову. Инопланетная раса тарси, пребывающая на Земле совершенно официально и зарекомендовавшая себя бескорыстной помощью человечеству, сделала Павлу предложение, от которого он не смог отказаться. А предстояло ему ни много ни мало спасти жителей далекой планеты Толха от неминуемой агрессии государства Лутсор. Но соглашаясь на эту авантюру, Павел и предположить не мог, что главным оружием в борьбе с лутсорцами может оказаться… золото! И не просто золото, а много – десятки и сотни тонн! Ну а против золота нет приема…

Глава 2

Я отправил заявку и благополучно забыл о ней. Через неделю начинались летние каникулы, осталось разобраться с последними хвостами. Жуть как не хотелось, но надо. Потом упаковать вещи, сдать комнату — и домой. Или здесь присмотреть работу на лето? Комп надо бы обновить, да и из одежды кое-что приобрести не помешает. Родители, конечно, помогают. Но сколько можно сидеть на их шее? Если в течение учебного года я пользовался любой возможностью временно поработать, то потратить с пользой лето сам Бог велел.

Нет, не хочу здесь оставаться, лучше домой. Руки при мне, голова тоже, летом и дома найдется, чем заняться. Городок наш невелик, но было бы желание… Правда, здесь с работой лучше — выбор больше, да и платят побогаче. Эх, если бы не Юлька! Разберусь с хвостами, там будет видно.

Минуло пять дней с момента нашего разговора с Сашкой, как на мою электронную почту неожиданно пришло письмо. Я взглянул на адрес и с недоумением пожал плечами. Адрес был тот самый, на который я отправлял заявку на встречу с тарси. В письме меня просили подтвердить возможность принять курьера по указанному мною адресу сегодня в семнадцать часов. А если мне это будет неудобно, то назначить другое время.

Сегодня в семнадцать было ничуть не хуже любого другого времени, о чем я и сообщил в ответ.

Без одной минуты пять в дверь нашей комнаты раздался стук, и невысокий худощавый парнишка поинтересовался:

— Могу я видеть Павла Николаевича Скоробогатова?

— Можешь, — кивнул я в ответ.

— Примите, пожалуйста, пропуск и распишитесь в получении.

Я молча взял небольшой пластиковый прямоугольник, на котором было голографическое изображение эмблемы тарси, дата (завтра) и время — десять утра.

— Что это?

— Вы заказывали пропуск в представительство тарси?

— Да, но я не думал, что получу его так быстро.

— Я простой курьер, — парнишка пожал плечами. — Если вас не устраивает время, отправьте письмо по известному вам адресу, и вам назначат другое.

Ага, где-нибудь годика через три. Не захотел воспользоваться возможностью, жди своей очереди повторно.

Парнишка попрощался и побежал вниз по лестнице, через минуту на улице застрекотал скутер.

«Идти? Не идти? Вроде бы сам напрашивался. Со временем неудачно получилось. В половине десятого у меня встреча с Альбиной Семеновной. Причем я сам просил порекомендовать мне на лето программу по техническому английскому. И отменить не удастся, Альбина Семеновна предупреждала, что будет на даче, а там связи нет. Что ж, если я не могу отменить одну встречу, то вполне могу перенести другую. Будь что будет».

Не в том я был настроении, чтобы нарушать данное пожилой женщине обещание, даже ради того, чтобы полюбоваться вблизи на серых. Вот что у них за порядки? Сначала курьера посылают, а потом спрашивают, устраивает ли меня указанное на пропуске время!

Я подвинул к себе клавиатуру компа и набросал письмо: «Назначенное вами время не подходит. Не могу быть у вас раньше одиннадцати».

Пусть теперь думают, какого числа в каком году снова прислать курьера.

Через пять минут тренькнуло уведомление о пришедшем ответе.

«Время посещения изменено». И все. Если так быстро изменили время, то могли бы и меня поставить в известность о новом времени. Но об этом ни слова. Изменили, и все тут. На когда? Когда они изволят меня принять. Через месяц? Через год? На следующей неделе?

Я покрутил в руках пластиковый квадрат пропуска, взглянул на цифры: число прежнее, время — одиннадцать двадцать.

Не может такого быть. Совершенно точно помню, на пропуске значилось десять утра, а сейчас — одиннадцать двадцать. Чудеса. Чудеса? Или технология более продвинутая, чем на Земле.

Чему я удивляюсь? Да они в этот пластиковый квадрат могли такого напихать… Возможно, он на нескольких языках разговаривать может, а я удивляюсь изменившимся цифрам.

Что ж, если есть такая возможность, почему бы и не посетить серых предсказателей. Решено, завтра в одиннадцать двадцать.

На одной из улиц, прилегающих к представительству серых, собрался небольшой митинг. Человек тридцать размахивали плакатами и дружно скандировали: «Нас не купишь за лекарства».

«Интересно, изменится ли их мнение, если они заболеют?» — подумал я мимоходом, проходя мимо.

Полицейский кордон перекрывал подход к представительству, не допуская митингующих слишком близко, но прохожих никто не задерживал.

Сразу за дверью оказалась проходная, где строгий вахтер смерил меня оценивающим взглядом и потребовал паспорт. Переписав все данные, он предложил мне пройти дальше. Дальше тоже была проходная, но уже проходная тарси. На двери был выгравирован квадрат, под которым было написано: «Приложите пропуск».

Я приложил присланный мне с курьером пластиковый прямоугольник, через секунду буквы на поверхности двери пришли в движение. Я удивленно дотронулся до поверхности: обыкновенная дверь, никакого экрана. Тем не менее буквы сложились в новое предложение: «Назначенное вам время наступит через четыре минуты. Войдите и подождите в приемной».

Что-то мелодично тренькнуло, и дверь распахнулась. Я посмотрел на ряд кресел, стоящих у стены, и молча занял крайнее.

Тарси, сидевший от меня метрах в пяти, что-то передвигал на столе, я внимательно наблюдал за его действиями. Впрочем, меня интересовали не его манипуляции, а он сам. Кто не видел тарси по телевизору или в Сети? Невысокие, худощавые, с серым лицом треугольной формы, большими глазами и острыми ушами. Но на экране — это одно, а так вот, лицом к лицу.

Тарси поднял взгляд и несколько секунд внимательно меня рассматривал, я ответил ему тем же. Может, у них не принято начинать разговор раньше назначенного времени? Наконец последние секунды, оставшиеся до назначенного срока, миновали, и серый заговорил:

— Приветствую вас, человек. Ваше имя Павел Николаевич Скоробогатов?

— Да, это я.

— Очень приятно. — Голос был ровный, я бы сказал — с тщательно выверенной интонацией. — Какова причина вашего визита?

— Я хотел бы поговорить.

— Не могли бы вы уточнить, о чем именно пойдет речь? Вы желаете обратиться с просьбой или узнать свое предназначение?

— Нет.

Похоже, серый был удивлен.

— Вы представляете какую-то организацию и выражаете ее интересы? В таком случае вам стоило записаться на прием, как общественному деятелю. Если хотите, я внесу исправления в ваш пропуск.

— Нет. Я никого не представляю, кроме себя самого.

— Тогда чего же вы хотите?

— Поговорить, как я и указал в вашей анкете.

— О чем поговорить?

— О тарси.

— Ваша работа связана с развитием общественных связей?

— Нет.

Тарси вздохнул почти как человек. Мне на секунду показалось, что сейчас он разведет руками и скажет: «Тогда ничем не могу вам помочь». Но этого не произошло. Серый оживился, похоже, он нашел нужное решение:

— Пройдите в комнату четырнадцать, там вас встретят.

Жест четырехпалой руки продемонстрировал мне, где следует искать означенную комнату.

Я прошел по коридору, миновал ряд дверей с номерами от единицы до двенадцати и надписями на двух языках. Двери с номером «четырнадцать» в этом ряду не было. Пришлось завернуть за угол, чтобы обнаружить еще две двери. На них не было никаких надписей, лишь номера «13» и «14».

На стук никто не отозвался, и я толкнул названную мне дверь.

— Проходите, любезный гость, я сейчас же вас приму, — послышалось из-за двери, и я с удивлением увидел тарси, который пытается навести порядок на своем рабочем столе, собирая ворох пластиковых листов и складывая их в ящик.

Это настолько не вязалось с пунктуальностью секретаря, отсчитывающего секунды, чтобы со мной поздороваться, что я растерялся и замешкался на пороге.

— Извините, если я вам помешал.

— Нет-нет, сейчас все будет в порядке!

Тарси выбежал из-за стола, подхватил кресло, которое стояло у стены, и потащил его ближе к своему рабочему месту. Небольшие стулья, предназначенные для его сородичей, были отставлены в сторону, я с удивлением понял, что к приему людей в этом кабинете не готовились.

— Вот, можете садиться, я вас внимательно слушаю.

Тарси быстро обежал вокруг стола и занял свое место, я сел в предложенное мне кресло.

Я растерялся. Этот тарси настолько не вязался с составленным мною образом, что все заготовленные заранее слова показались мне неуместными.

Зачем я сюда шел? Убедиться в злонамеренности серых? А если и не в злонамеренности, то в надменности, чувстве превосходства. Ничего этого не было и не могло быть. По крайней мере, у того тарси, который сидел напротив меня. Живое лицо, любопытный взгляд, его суета с пластиковыми листами и креслом для меня — такое просто невозможно сыграть. Да и зачем ему притворяться? Он здесь хозяин, я гость. Если и не проситель, то и не тот, кто может что-то предложить.

Я молчал, мне неловко было сказать о своих подозрениях, пусть и облеченных в завуалированную форму. Тарси тоже молчал и рассматривал меня с выражением искреннего любопытства.

— Да, можете называть меня Лоау, — скороговоркой произнес он и опять замолчал.

Так мы помолчали еще пару минут.

— Пойду я, пожалуй, извините, что отвлек от дел, — наконец смог я выдать.

— Как пойдете? А поговорить? — искренне огорчился тарси. — О чем вы хотели поговорить?

— Я хотел поговорить о тарси. Мне было интересно, зачем вы здесь.

— Вы недовольны тем, что мы делаем? — искренне огорчился Лоау.

— Как я могу? После того как вы помогли десяткам тысяч больных…

— Тогда в чем же дело?

— Мне непонятно, кто дал вам право определять предназначение. С чего вы решили, что можете определять, кому и на каком месте положено быть? Прошу простить, если слишком бесцеремонен.

— А кто дал вам право определять, что вот этот человек высокий, а этот толстый? — отозвался Лоау.

— Но я просто констатирую факт.

— И с предназначением все то же самое. Мы просто констатируем факт. Причем каждый может согласиться с нами или не соглашаться. И это не раз и навсегда определенное место. Это лишь то направление, в котором человек может достигнуть наибольших высот.

— Но почему вы отвечаете не всем, кто приходит узнать о своем предназначении?

— Я не знаю, — серый рассеянно улыбнулся. — Определить предназначение можно не всегда. Бывает неясно. То ли у человека нет стремлений, то ли несколько устремлений равновелики. Не всегда получается сказать со всей определенностью, каково предназначение.

— А тарси? У вас есть предназначение?

— Конечно, я бы очень огорчился, если бы было иначе. Для тарси настоящая трагедия — не иметь предназначения. Вот вы не хотите узнать, каково ваше предназначение?

— Заманчиво, но нет. Не хочу, чтобы мою судьбу кто-то определял за меня.

— Я еще раз повторяю, никто вас не собирается подталкивать к тому или иному решению. Что плохого в том, чтоб знать, в чем именно вы сможете добиться наибольших успехов.

— Честно говоря, вы меня озадачили.

— А вы меня заинтересовали. Давайте сделаем так: я определю, есть ли у вас предназначение, а после вы скажете, хотите ли вы о нем знать.

— А что для этого потребуется?

— Сущий пустяк. В основном ваше согласие, а приборы я сейчас принесу. Вы не слишком спешите?

— У меня есть время. Надеюсь, это не затянется надолго.

— Не более получаса. Одну минутку.

Тарси выбежал из-за стола, но тут же вернулся, порылся в ящике и достал глянцевый журнал. От удивления я чуть не поперхнулся. Я подумал, что Лоау собрался его читать, но журнал предназначался мне.

— Вот, это чтобы вам не было скучно, я вернусь буквально через пару минут.

Я подивился чистоте произношения и беглости речи серого и проводил его взглядом. Лоау выбежал из комнаты, похоже, он все делает бегом, при его невысоком росте это выглядит немного потешно.

Я механически перевернул несколько листов с изображениями популярных актеров и последних моделей машин. Чего я там не видел? Журналы я могу и дома посмотреть, тарси гораздо интереснее.

Мой новый знакомый не задержался. Вскоре он появился в кабинете с ворохом каких-то панелей и принялся развешивать их на стены, временами сверяясь с моим местоположением.

Это у них датчики такие? Оригинально, если бы я не видел, как серый их развешивает, никогда бы не догадался об их предназначении.

— Выпросил у техников запасной комплект, — пояснил Лоау.

Это прозвучало так по-человечески, что я невольно улыбнулся.

— А теперь мы можем поговорить. — Тарси устроился на своем месте и пробарабанил длинными пальцами по столу.

— О чем?

— Да о чем угодно. Двум разумным всегда найдется о чем поговорить.

Какой-то странный прием. Почему я попал именно в этот кабинет? Судя по всему, здесь не ожидали посетителей. Об этом я и спросил:

— Господин Лоау, скажите, а почему меня направили именно к вам? Насколько я понял, вы не ведете постоянного приема.

— Зовите меня просто Лоау, «господин» говорить совсем не обязательно. Вы правы, Павел Николаевич, я не веду постоянного приема.

Я смутился.

— Если можно, просто Павел.

— Охотно. Я не веду постоянного приема, Павел, но и вопрос, с которым вы пришли, возникает нечасто. Чаще всего люди приходят поговорить о себе. Или что-то просят, или хотят узнать ответы на интересующие их вопросы. Бывает, что-то хотят узнать о нас, но, как правило, по долгу службы. Да и вопросы эти в основном технического плана. Ваш же интерес несколько другого рода. Вы искренне хотели поговорить о нас.

— Как вы могли это определить?

— На первоначальном приеме у нас работает хороший психолог, он научился разбираться в мотивах, которые приводят сюда посетителей.

Вот как? Оказывается, тот пунктуальный сухарь из приемной смог за пару минут составить мой поверхностный психологический портрет! Ну, характер-то мой, допустим, вы изучить не успели, слишком это сложная штука — характер. Определили искренность намерений? Вот это возможно. Но даже это говорит о высокой квалификации их специалиста.

— Лоау, вы так и не ответили. Зачем все это? — я обвел рукой помещение. — Зачем это тарси?

— Позвольте не отвечать на ваш вопрос, — попросил серый.

— Но почему? У нас говорят, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Сыр я вижу, все видят сыр. Но где же мышеловка?

«Ответит или нет? Не слишком ли я невежлив? За такую назойливость запросто могут выставить за дверь. А впрочем, посмотрим, как он выкрутится».

Не слишком удобные вопросы я старался задавать как можно более любезным тоном, пытаясь хотя бы так скрасить неловкость.

— Мышеловка? О чем вы? Люди — не мыши, да и нам нет надобности вас ловить. Какая же здесь может быть мышеловка?

— Извините, наверное, я погорячился.

— Нет-нет, прошу, продолжайте. Мне интересно ваше мнение по этому вопросу.

«Ну что ж, раз интересно, могу и продолжить».

— Например, бытует мнение, что вы хотите поработить всех людей и захватить Землю.

— Да зачем же? — всплеснул руками тарси. — Поработить людей? Глупость несусветная, вы живете представлениями каменного века. Роботы гораздо лучше справляются с задачей, чем рабы.

— Я не говорил, что разделяю такую точку зрения, лишь отметил, что подобное мнение бытует.

— Любопытно. А что еще говорят?

— Да вы, наверное, знаете об этом не хуже меня.

— Знать и услышать — это разные вещи.

— Например, говорят, что тарси интересуют природные ресурсы Земли.

— Ресурсы, ресурсы, — проворчал серый. — Если хотите знать, на других планетах Солнечной системы ресурсов гораздо больше и, заметьте, ни с кем не надо договариваться. Планета с биосферой — вот наибольшая ценность, но, поверьте мне, не настолько, чтобы мы на нее зарились.

— Согласен, перечисленные мною причины несколько надуманны. Но если дело не в них, то тогда в чем?

— Опять вы подошли к тому же самому вопросу, — улыбнулся тарси. — Я не дам вам ответа.

— Но почему?

— Слова — всего лишь слова. Не хочу, чтобы у вас был повод усомниться в моем ответе.

«Это точно — если ответа нет, то в нем трудно усомниться».

Тарси все внимательнее поглядывал на висящую над столом плоскую пластину, которая играла роль монитора.

— Любопытно! Очень любопытно! Первый раз я вижу такую картину. Вы только посмотрите!

Лоау развернул монитор ко мне и быстро обежал вокруг стола. Признаться, графики и диаграммы мне совсем ни о чем не говорили. Что такого любопытного нашел в них серый?

— Поразительно! Просто поразительно! — Тарси двинул кистью руки, и диаграммы на экране пришли в движение, выстраиваясь в другом порядке. — Я сейчас вернусь!

Лоау опять куда-то убежал, наверное, мне достался самый странный тарси на свете. Думал я так недолго, поскольку серый вернулся не один, с ним прибежали еще двое. Они втроем стали крутить монитор, что-то объясняя друг другу и отчаянно жестикулируя руками.

В запале серые перешли на свой родной язык, и я ничего не мог понять из их речи, кроме того, что они чем-то удивлены. Я было решил, что обо мне забыли, но два тарси направились к двери, продолжая на ходу что-то оживленно обсуждать, Лоау же обернулся ко мне.

— Извините, мы с коллегами несколько увлеклись. Итак, хотите ли вы знать о вашем предназначении?

Серый смотрел так выжидающе, что я просто не мог ответить иначе:

— Нет.

— Как «нет»?! — Тарси подпрыгнул на стуле. Похоже, такого ответа он никак не ожидал.

— Мало ли что там определил ваш прибор.

Не думайте, что мне было совсем неинтересно. Отчего-то тарси всполошились. Быть может, их прибор и в самом деле выдал что-то редкое. Почему я отказался это услышать? Не знаю. Мне показалось, что я попаду в зависимость от этого ответа. Нельзя не думать о том, что знаешь, вольно или невольно мысли будут возвращаться к предмету осмысления. Не думать можно только о том, чего не знаешь. Слишком сложно? Можно упростить до одной фразы: «Меньше знаешь — крепче спишь».

Тарси выскочил из-за стола и стал туда-сюда бегать по комнате, заложив руки за спину. Смотрелось это удивительно потешно. Наконец он остановился:

— Мне понятна причина вашего отказа, — произнес серый печально.

«Да неужели? Мне самому она не слишком понятна».

— И в чем же эта причина?

— Вы хотите услышать?

— Да.

— В недавно перенесенном большом разочаровании, от которого вы еще не оправились.

Метко попал в цель, зараза. Я невольно вздрогнул, никак не ожидал подобного от серых.

— Я могу вам помочь, — предложил Лоау.

— Как же? Запретите чувствовать?

— Нет, этого я запретить не могу и не хочу. У меня есть для вас другое лекарство. — Я поморщился при последнем слове, но продолжение было неожиданным. — Я хочу предложить вам работу.

— Работу?

— Да-да, работу.

Подобного я никак не ожидал. Работа была бы для меня как нельзя кстати, но работать на тарси… При всей кажущейся привлекательности это предложение таило в себе много неизвестных. Они так и не сказали мне о целях, которые преследуют. А ввязываться в предприятие с неизвестными целями — это авантюра.

— И оплату, наверное, неплохую предложите?

— Оплата будет, — подтвердил тарси. — Вам лишь стоит определиться с тем, что вы желаете получить в качестве оплаты.

— У нас принято платить за работу деньги.

— Монеты? Нет ничего проще. Определитесь с тем, каких денег и сколько вы хотите получить. Рубли? Доллары? Евро? Фунты стерлингов? Юани? Наличными или в виде банковского счета?

— Вы предлагаете мне самому назначить себе зарплату?

— Да.

Это «да» прозвучало как само собой разумеющееся.

— А если, скажем, я захочу миллион?

— Миллион чего? — уточнил тарси. — Как желаете получить?

Я подумал, что меня разыгрывают, но серый был абсолютно серьезен.

— Нет-нет, погодите, мы еще ни о чем не договорились. Я просто хотел уточнить. Вам что, деньги некуда девать?

— Вот видите, вы и сами догадались, — улыбнувшись, кивнул тарси. — Мы действительно не знаем, куда деть ваши деньги.

Мои глаза округлились, я представил себе всю абсурдность данной ситуации.

— Как такое может быть?

— Так получилось, — Лоау развел руками. — Фармацевтические компании Земли перечисляют нам проценты от продажи лекарств, произведенных по нашим технологиям. Мы их об этом не просили. Вначале мы вообще предлагали Земле медицинские технологии бесплатно, но получили такое мощное противодействие, что вынуждены были отказаться от такого подхода. Почему-то нас обвинили во всех смертных грехах. Даже в том, что мы хотим погубить медицину и истребить вредными препаратами все население Земли. Мне очень сложно понять людей: то, что отказывались брать даром, охотно стали покупать за деньги.

— Хотите сказать, что эти деньги вам не нужны?

— Мы тратим лишь малую их часть. Остальные потратить просто не на что. Нам не нужны в таком количестве товары, которые производятся на Земле.

«А вот в это я вполне могу поверить, разница в технологическом уровне колоссальна. Что мы могли бы попросить в обмен от цивилизации, находящейся на уровне пятнадцатого века? Медные котлы? Зачем они, если все давно готовят в микроволновках? Даже сырье брать невыгодно. Один добывающий комбайн накопает руды больше, чем все рудокопы пятнадцатого века, вместе взятые. Некоторый интерес могли бы представлять предметы искусства, но Лоау прав — это не те расходы, которые могут покрыть массовые поставки».

— Так раздали бы эти деньги людям, была бы какая-то польза.

— Не было бы никакой пользы, — заверил тарси. — Раздача незаработанных денег лишь обесценила бы их, и все осталось бы по-прежнему.

— Тогда перевели бы их детским домам.

— Какому именно детскому дому? Сколько следует перевести? — уточнил серый.

— Не знаю. Я это так, для примера. А вы перевели бы?

— Мы рассмотрели бы экономические и социальные последствия этого шага.

Вот как? Серый прав, любое дело надо сначала взвесить, даже то, которое кажется благим. Я втянулся не в свое дело — даю советы, как лучше потратить деньги. Речь-то шла совсем о другом.

— Так вы обдумали предложение? — напомнил тарси. — Если согласны, то можем обсудить подробности.

— Что вы, когда бы я успел все обдумать?

Предложение такое, что с ходу и не решишь.

— Не буду вас торопить. О своем решении можете сообщить в любое удобное время. Сохраните пропуск, он может вам пригодиться. Пришлите письмо на известный вам адрес, и мы назначим время для встречи.

Я покинул представительство тарси с еще большими сомнениями, чем до прихода сюда. Зачем, интересно, я им понадобился? Как технический специалист я вряд ли представляю для них интерес. Раскрывать подробности Лоау не стал, намекнул лишь на то, что дело опасное, но нужное. Все подробности он обещал рассказать, если я дам предварительное согласие. Не то чтобы серый что-то скрывал, просто считал преждевременным говорить о работе, пока с моей стороны не проявлен к их предложению достаточный интерес.

А у меня интереса к авантюрам в данный момент не было совершенно. Да, мне надо было найти работу, но желательно спокойную. И потому я вернулся в общагу и принялся собирать вещи, решив все-таки поехать домой.

— Пельмени будешь? — поинтересовался Сашка.

— Давай, — согласился я.

Пельмени — самая студенческая еда: два в одном и готовятся быстро.

Я подумал, не рассказать ли мне Саньку про свой поход к тарси, но настроение совсем не располагало к разговорам. А поход у меня получился необычный. Поверит ли Сашка, если расскажу? Судя по тому, что он мне рассказывал, его беда со вторым тарси была схожа с моим общением с первым: строго, пунктуально до секунды и малейшей запятой. Педанты они. Насколько я успел узнать, именно такое мнение складывалось у большинства посетителей. То, что я увидел, было совсем иным. Не знаю, чем я заслужил такое доверие, но, похоже, что я смог заглянуть за фасад. Заглянуть и увидеть, что тарси живые. Порой настолько живые, что диву даешься.

На следующий день мы разъехались по домам.

Пригородный поезд стучал колесами на стыках, не мешая мне размышлять. Через три часа я был дома: ступил на перрон и почувствовал весенний ветер, полный запахов зелени.

Автобус за пятнадцать минут доставил меня до знакомой с детства улицы, а еще через пять минут я входил во двор, где знал все до последнего гвоздя на старой беседке, о который в десять лет я ободрал себе ногу. Дом остается домом, каким бы он ни был, в него всегда приятно возвращаться. Дом — это место, где оживают воспоминания. Даже тоска стала не такой острой. Я толкнул знакомую дверь и не услышал привычного шума.

Отец был неожиданно хмур, давно я не видел его таким угрюмым, обычно они с мамой сыплют шутками, слегка подначивая друг друга. Иногда мне кажется, что они навсегда остались молодыми.

— Мать в больнице, вчера увезли на «Скорой», — огорошил меня с порога отец.

Как же так, всегда веселая и подвижная? Я с трудом мог себе представить маму на больничной койке. Вселенная перевернулась.

— Что с ней? — только и смог вымолвить я.

— Сердце. Врачи говорят, ситуация очень сложная. Требуется операция, а у нас такие не делают.

— Так почему ж ее не отправят в область?

— Там тоже не берутся. Нужна специализированная клиника, а там очередь на годы вперед. Сейчас наши врачи пытаются получить квоту, но результат пока неизвестен.

— А платные клиники?

Отец вздохнул, понятно было и без слов — лечение в платных клиниках слишком дорого. А я, дурак, совсем недавно так беспечно рассуждал о миллионах. Даже не выслушал как следует предложение тарси. Но не поздно сделать это сейчас.

— Хорошо, что я приехал. Кстати, я ненадолго. Мне обещали хорошую работу, думаю, деньги нам понадобятся.

Отец взглянул мне прямо в лицо:

— Пообещай мне одну вещь.

— Какую?

— Пообещай, что ты не свяжешься ни с чем недостойным. Мать бы не одобрила.

В этом весь отец. И мать такая же. Впрочем, именно это придает им силы и уверенность в жизни, даже сейчас, когда ситуация так непроста.

— Обещаю.

«Может, я и не соглашусь на предложение тарси, но поподробнее расспросить об их предложении мне ничто не мешает».

Мы с отцом навестили мать в больнице, и в тот же вечер я уехал обратно. Перед отъездом я направил письмо по известному мне адресу, на всякий случай приписав, «для Лоау». В письме я сообщил, что буду ожидать приема начиная со следующего дня. С волнением я ждал ответа на письмо, но его не было. Зато минут через двадцать ключ-пропуск претерпел изрядные изменения: сначала на нем вспыхнул логотип, затем засветилась надпись. Число (завтра). На месте, где раньше был обозначен час, появилась надпись «В любое удобное время».

Неурочное возвращение в свою комнату стоило мне обещания купить ведро краски для ремонта общежития, на этом вопрос с ночлегом был урегулирован. Утром я направился навстречу новой жизни.