Катарсис. Поколение, обрезанное цензурой. Остаться человеком!

Вадим Курамшин

«Катарсис» я прочел взахлеб. Вначале – впал в ступор. Испытал невероятное потрясение. Не мог выразить свои чувства. Похожее состояние я пережил в юности, когда впервые прочитал роман Войнич «Овод». Объяснить суть этого состояния не мог. Художники творят по наитию. Далеко не всегда они сами ясно понимают свои творения, но им так положено. А когда я закончил писать эти строки, то нашел объяснение своего состояния после прочитанного: Боже милостивый, ведь это благословенный катарсис! Сакен Жунусов. Книга содержит нецензурную брань.

ЧАСТЬ 3

ЛОВУШКА

4февраля 2015 года. Село Горное. Северо-Казахстанская область. ИК особого режима «Жаман-Сопка»

Бессонница буквально добивала Максимова. Теперь, в сорок лет, он значился уже политзаключенным. Писать книгу Дмитрий начал под давлением друзей, членов комитета по его освобождению. Чтобы подвигнуть друга на литературный труд, они придумали своеобразную провокацию. Не дожидаясь, когда он возьмется за перо, информационная служба комитета опубликовала в интернете сообщение о том, что Дмитрий Максимов приступил к написанию автобиографического романа, где расскажет о своей нелегкой судьбе, — о пытках, пережитых в застенках, преследованиях спецслужб, всевозможных провокациях, попытках подкупа и о многом другом.

Затем его преданная (как он тогда думал) супруга, проинструктированная членами комитета, вложила это сообщение, распечатанное с российского сайта, в конверт и вместе с письмом отправила мужу.

Дмитрий понимал: его книгу ждут не только друзья, но и обычные люди. Для начала следовало вывести их из спячки и привлечь внимание к происходящему в стране. Но депрессия и раздражительность, вызванные хроническим недосыпом, держали его словно на прочной привязи.

Взяться за ручку его смогло заставить только письмо Екатерины. Они поженились 7 июня 2013 года, на втором году его последнего заключения. Свою Катеньку (о ней речь пойдет позднее) он чуть не боготворил, почитая ее фотографию сродни иконе. Письма, преданность, любовь Екатерины помогали ему выжить, не сойти с ума в иезуитской западне режима, который установился в стране с середины 2000-х годов. Власть практически полностью захватили силовики из старых кадров. В руках оборотней в погонах оказались суды, исполнительная власть, весь представляющий хоть какой-то интерес бизнес. Прокуратура стала органом, охраняющим коррупцию от любых попыток противодействовать ей.

2015 год ознаменовался не только «очередными внеочередными» выборами президента без выбора. Среди кандидатов были одни шуты, цель которых оставалась той же, что и на предыдущих выборах: создание видимости формирования новой власти. В стране ликвидировали все СМИ, пытавшиеся донести до народа альтернативную точку зрения на установившийся порядок, в том числе единственную независимую многотиражку «Свобода Слова», принадлежавшую известной в стране журналистке и общественному деятелю Гульжан Ергалиевой. Простые граждане Казахстана все чаще стали гибнуть под колесами иномарок, управляемых пьяными или обкуренными детьми чиновников, или машин таких же неадекватных сотрудников полиции, прокуратуры, мэрии.

В тюрьмах страны с подачи отечественных законодателей коррупция фактически легализовалась. С 1 января 2015 года басеке были наделены абсолютной властью над зэками. Без поощрения тюремного начальства — а получить его было практически невозможно — заключенные лишались шанса на досрочное освобождение или свидание с семьей, при этом ни примерное поведение, ни усердная работа не имели значения.

Депутаты парламента, назначенные на свои должности все теми же старыми кадрами, а вовсе не избранные народом, к завершению 2014 года приняли драконовские законы, согласно которым любого инакомыслящего, включая работников независимых СМИ, можно было засадить в тюрьму на сроки до двенадцати лет. На страже порядка стояли управляемые силовиками суды. В тюрьмах зэков безнаказанно забивали насмерть.

При таком катастрофическом положении дел в области прав человека, отсутствии честных и объективных СМИ и хотя бы малейшего намека на демократию на правительственных телевизионных каналахмелькали лица лидеров оппозиционных партий, ведущих правозащитников, членов попечительских советов организаций, занятых распределением средств для обеспечения правозащитной деятельности.

На первый взгляд это казалось парадоксальным — но только на первый. Все перечисленные деятели функционировали под строгим присмотром КГБ. И лидеры оппозиции, и армия грантососов-правозащитников имели четко определенные спецслужбами обязанности. Они втирались в доверие критически настроенных граждан, а потом сдавали их силовикам. В обязанности этих провокаторов также входила умеренная критика существующих порядков, предназначенная для Запада, — таким образомсоздавалась видимость демократических процессов, якобы происходивших в стране.

С подобными «лидерами оппозиционных партий», состоящих из двух человек каждая, было все ясно. Иная ситуация складывалась с неправительственными объединениями, выступавшими под лозунгом «За права человека». «Правозащитники» с чистой совестью сочиняли отчеты западным странам о том, что в Казахстане с правами человека большие проблемы, и получали от них гранты. На эту деятельность спецслужбы выделяли значительные средства, в знак поощрения — поскольку в отчетах отражалась лишь десятая часть истинного положения дел, — наделяли своих агентов различными привилегиями,

Кроме того, им дозволялось выступать в защиту осевших в Европе буржуа-оппозиционеров, обладателей миллиардных состояний. Причины такого толерантности были понятны. Во-первых, не вызывало сомнений, что олигархи могутскупатьтаких «глашатаев правды» пачками. Во-вторых, «ведущие правозащитники», на весь мир вещающие о возможных угрозах в отношении избранных, даже не упоминали о простых людях, в том числе и о гражданских активистах. Рядовые граждане Казахстана в основном воспринимались ими как убогое, нищее, ни на что не способное быдло.

В результате всех этих манипуляций реальная картина происходившего в стране для большинства оставалась тайной за семью печатями.

Максимов понимал, что его будущая книга — лучший способ донести до широкой общественности, какова на самом деле ситуация с правами граждан, соблюдением требований законности, и самое главное — зародить у людей мысль о том, что дальше так жить нельзя. Но он чувствовал себя обессиленным.

Его любимая (на тот момент) Екатерина с годами стала для него настоящим авторитетом. Стоило ей попросить Диму бросить курить, и вот уже полгода как он не прикоснулся к сигаретам.

На суточном свидании, еще до мерзких поправок, внесенных в закон, она заметила, как Максимов похудел, и убедила его заняться силовыми упражнениями. В локалке²⁹ Дмитрий удивлял всех упорством, с которым истязал себя. В результате он заметно окреп, накачал мышцы — даже майки стал заказывать бо́льшего размера. Вот и с книгой вышло так, как захотела жена.

Мужики³⁰, узнав о том, что политический решился взяться за книгу, внесли в это начинание свой вклад. Трое каторжан подогнали по таблетке сонников³¹. Другие помогли с тетрадями, ручками, а позже Катенька передала ему все необходимое.

И вот, благодаря верной жене (как он наивно тогда полагал), он вот уже четыре дня строчит без перерывов. Заканчивая первую тетрадь, подошел к описанию момента, когда мог стать обладателем без малого миллиона долларов США. За прошедшие семнадцать лет, из которых Максимов в общей сложности провел в лагерях уже одиннадцать, заключение с путевкой в зону особого режима было уже третьим. Вчера он описал эпизод переговоров с турками в кабинете майора КГБ, после чего сонник, принятый перед отбоем, практически не помог.

Понимая, что снова не заснет, в час ночи, уставившись на верхнюю нару, Дмитрий погрузился в воспоминания о события далеких лет, когда он, двадцатичетырехлетний пацан, был полон сил и недюжинной энергии.

Звонок подъема ровно в шесть утра вернул его к реальности. Зэковские будни. Заправка нар. Оправка. Туалет. Суета в чайхане. Он заварил крепкий чай. Дал настояться, разлил в две кружки и позвал Фарида. Пили молча. В голове снова стали всплывать события 1998 года.

Глава 1

НОВЫЙ ГОД. ЧТО ДАЛЬШЕ?

Приближался новый 1998-й год. Старший контролер-ревизор почти закончил работу над актом ревизии, когда его спешно вызвал на ковер председатель КФК области.

— Богенбай Серикович! Я же вас предупреждал, что, копая под губернатора, вы себе могилу роете. Вы уже старик, пенсию получаете, а о коллективе подумали? Хватит уже!

— Не шумите, пожалуйста. Я вас понял. Ревизия закончена, акт готов. Это мое последнее дело, и я доведу его до завершения. До свидания!

Старший контролер-ревизор Усманов, человек советской закалки, прекрасно понимал, что вторгся за флажки, на запретную территорию. Но все же он решил довести дело до конца: предать гласности чудовищные махинации губернатора, разорившие многих крестьян. И «девятка» для сына тут уже ни при чем — он по-настоящему испытывал боль за страну.

Закон в Казахстане практически перестал работать, кланы использовали его в качестве инструмента обогащения и расправы над неугодными людьми. Государство неуклонно деградировало. И теперь старик хотел снять с себя, пусть и частично, грехи за то, что столько лет помогал этим иудам от власти грабить страну.

Государственная должность превратилась исключительно в личную кормушку. Население богатейшего государства, обладающее несместваитными сокровищами — нефтью, медью, золотом, ураном, газом и прочими природными бога, — стремительно нищало. А политическая элита все увереннее поднималась вверх по рейтингу Форбса. Молодой пацан, одержимый идеей победить коррупционного титана в лице губернатора вместе с его турками, вызывал у ревизора все больше симпатий.

Если бы еще полгода назад кто-нибудь сказал бы ему, что он настолько далеко зайдет в изобличении махинаций первых должностных лиц, старик не поверил бы. А сейчас он уже готов мчаться в Астану с докладом, если руководство КФК уклонится от заверения акта.

Новогоднюю ночь Максимовы с детьми провели в гостях. Праздник отмечали в теплой домашней обстановке, все в том же Байсале, у друзей семьи Бодлуковских. Но события в начинающемся году развернулись далеко не радостные.

19 января 1998 года КФК области заверил акт ревизии, после чего направил его областному прокурору. Тот переадресовал его органу, выходившему с ходатайством о проведении ревизии. Так документ попал в пятое управление КГБ. Особого внимания заслуживал пункт 5: «Действиями первых должностных лиц области под руководством губернатора Гиберта Генриха Андерсовича хозяйствам области нанесен значительный материальный ущерб по движению зерна пшеницы III класса урожая 1996 года».

В акте черным по белому была прописана схема махинаций — как местных чиновников, так и турок, беззастенчиво пополнявших свои карманы за счет казахстанской стороны. Нашел свое отражение и эпизод, зафиксированный в документах, переданных ревизору бывшим директором элеватора Головановым. Лишь по одному факту приобретения у государственной продовольственной корпорации трех тысяч тонн пшеницы III класса была раскрыта схема фиктивных боковых договоров³², в результате которых АООТ «Сулейман» заведомо наносился ущерб, а незаконная прибыль оседала в руках Рамазана Эура, гражданина Турции.

Отсюда следовало, что казахстанская госпродкорпорация на условиях последующей оплаты передает турецкой фирме TripoLi три тысячи тонн пшеницы по цене сто десять долларов за тонну. Дата заключенного договора — 12 ноября 1996 года. Тут же заключается другой контракт между TripoLi и АООТ «Сулейман», из которого вытекает обязательство TripoLi передать пшеницу «Сулейману» — на условиях оплаты по факту переписи зерна на элеваторах области, но по цене сто пятьдесят пять долларов за тонну. Дата подписания этого контракта — 13 ноября 1996 года. Главная интрига махинации состояла даже не в фактической принадлежности зерна госпродкорпорации, а в том, что управляющим турецкой фирмой TripoLi и президентом АООТ «Сулейман» является одно и то же лицо — гражданин Турции РамазанЭур.

Лишь с одной этой фиктивной сделки прибыль, возникшая «из воздуха» за один день, составила за счет «Сулеймана» сто тридцать пять тысяч долларов. Стоит отметить, что на момент составление акта ревизии «турецкоподанный» гражданин был в Казахстане один-единственный раз — в 1995 году, на торжественном открытии совместного предприятия. В тот день красную ленту при введении в эксплуатацию макаронного комбината перере́зали два президента — Турции и Казахстана. Визит в Казахстан главы TripoLi, по совместительству главы «Сулеймана», продлился всего восемнадцать часов.

Размах махинаций в последующие годы оказался более чем впечатляющим. Для турок Казахстан стал настоящим «полем чудес». Но власть предержащие называли «казахстанское чудо» иначе. Оно преподносилось как выдающаяся заслуга президента Бексултанова по привлечению инвестиций в экономику страны, как «территория широких возможностей» (на самом деле — по проворачиванию наглых афер совместно с гражданами Турции). Главное условие заключалось в одном: не забывать кидать кость казахстанским чиновникам.

Таким образом, после распада СССР Казахстан с насквозь коррумпированной системой власти стал раздольем для мелких проходимцев из разных стран. Они позиционировали себя как серьезных бизнесменов и за сутки могли сколотить целое состояние за счет граждан страны.

Глава 2

ПРОЦЕСС ПОШЕЛ

Утром 22 января, в понедельник, Горманов пригласил Диму на встречу. Разговор происходил на служебной конспиративной квартире КГБ.

— Дима, ситуация снова накаляется. Акт ревизии озадачил всех. Никому и в голову не приходило, что твой старичок так далеко зайдет. Это однозначно бомба! Мусенко в замешательстве, ведь за «макаронкой» стоит сам Первый! Прокурор истерит! Мы не знаем, как реагировать. Плюс ко всему турки очень шустро сформировали уставной фонд акционеров. Сейчас всем хозяйствам, у которых забрали зерно, навязывают акции.

— Ничего себе! Первый раз слышу.

— Немудрено. Они все это организовали только что, в прошлую пятницу, причем активно привлекают административный ресурс. Главы районов чуть ли не лично развозят по хозяйствам эти бумажки. В Возвышенском и Булаевском районах даже казаков задействовали для агитации: всех призывают купить акции.

— Да уж. Нужно срочно что-то предпринять. Ну а с актом что? Уголовное дело будет?

— Сейчас все решает Республика. И кстати, наверху твое имя уже у всех на слуху. Многие удивлены, что именно ты разворотил этот муравейник. Далеко пойдешь, Дима, если, конечно, не остановят… Теперь другой вопрос. Завтра из Астаны приезжает мое руководство, первый заместитель главы КГБ Казахстана. Прикатят на пяти джипах. Пробудут тут два дня и одну ночь. Мы даже не догадываемся, о чем пойдет речь. Нужно организовать банкет вдали от лишних глаз.

— Ну, если в «Утенке» на «пташнике» устроит, милости прошу. Сколько персон?

— Ориентируемся на двадцать пять˗тридцать.

Высокое начальство из Астаны сообщило, что на днях президент назначит мэром столицы Казахстана губернатора Северо-Казахстанской области. Ему будет поручено принять участие в организации саммита в Германии. Однако после саммита судьба нынешнего губернатора оказалась под большим вопросом.

Гости высоко оценили обед, организованный Димой. Один экземпляр акта ревизии они увезли с собой.

На следующий день Дима позвонил своему водителю.

— Федор, просьба есть. В ближайшее время потрудиться придется: объехать хозяйства, от которых мы не получили прав уступки требований, и все им популярно разъяснить. Люди должны знать, что борьба идет, работа ведется. Следует раздать копии акта и настоять, чтобы ни в коем случае не брали фиктивные акции и ничего не подписывали. Понял?

— Да я-то понял. Но ты, судя по всему, не поедешь. А я сам говорить с людьми не смогу.

— Я не поеду. Мне сейчас нельзя отвлекаться на рутину. Здесь много чего происходит. С тобой отправлю Юлю.

Дима позвонил из машины.

— Алло, Юля, привет! Ты дома? Выйди во двор через двадцать минут, я подъеду.

Когда не отягощенная высокой нравственностью, но весьма умная девушка села в машину, Дима с ходу поставил задачу.

— Юль, тут вот какое дело. Сейчас у меня полный аврал, не могу из города вырваться, а нужно проехаться по деревням, раздать кое-какие бумаги и сделать некоторые пояснения. Это несложно. На все про все, думаю, уйдет недели три. Федя в твоем распоряжении. В расходах себя не ограничивай. Аванс двести долларов, и столько же в конце месяца. Согласна?

— Дорогой, ну зачем лишние вопросы? Когда выезжать? Надеюсь, не сию секунду? Маму предупредить надо. И что я должна говорить этим колхозникам?

Сегодня Дима обещал жене, что приедет ночевать, но при виде соблазнительной груди секс-дивы забыл обо всем. Тем более что Юлю требовалось хорошенько проинструктировать. Он отвез ее на съемную квартиру и до утра инструктировал в самых разных направлениях «мысли».

Утром Федер привез карту области. Втроем они определили маршрут и последовательность объезда хозяйств. К обеду Юлю завезли домой собраться в дорогу, а Дима отправился за подарком жене. В этот день, 27 января, ей исполнилось двадцать четыре года.

Глава 3

ПЕРВАЯ РАЗБОРКА

За прошедший год произошло немало событий: призыв к сельчанам, союз с КГБ, попытка запугать Диму и объявление его в розыск, убийство Григория Голованова. Отдельно следует назвать совершение имущественного преступления. Добытые путем стопроцентного мошенничества средства, вернее, остатки от них, Дима, со свойственной ему импульсивностью, решил инвестировать в предстоящую битву с коррупцией. Тогда он еще не знал, что этот поступок станет первым его шагом к полному — и весьма непростому — изменению собственного будущего. Главным же событием стало подписание акта ревизии, что было серьезной тактической победой.

Но с февраля 1998 года борьба двух миров — государственной системы и молодого авантюризма — переходила в другую плоскость. До заточения в тюрьму Дмитрию Максимову оставался ровно год.

Федор Барбич с очаровательной Юлей, знакомой читателю по операции «Куриное яйцо», свое дело сделали. Область начала просыпаться. Руководители хозяйств, передавая из рук в руки копии акта, стали гнать взашей визитеров из «макаронки» с предложениями о приобретении акций. Те, кто уже подписался, звонили Диме и просили помочь вернуть эти бумажки назад, а зерно востребовать. Противники Максимова из окологубернаторского окружения нервничали все больше. Сам господин Гиберт находился в Германии — он отвечал за организацию участия Бексултанова в саммите.

12 февраля Горманов пригласил к себе в кабинет Диму, стараясь хоть как-то его обезопасить.

— Дима, сын… впрочем, не стану называть фамилию, сам догадаешься… взялся остановить тебя руками местных ОПГ³³.

— Интересно, и как это будет выглядеть? Придут бандиты и прикажут прекратить требовать с турок деньги крестьян? Так, что ли?

— Он уже к уголовникам обращался, но те его развели. Пообещали, нагнать на тебя страху, получили две тысячи долларов и были таковы. — Майор вздохнул и сел напротив Димы. — Но сынок не отказался от своей затеи. С уголовниками мы, если честно, договорились, а что он дальше надумает, одному богу известно. Насмотрелся боевиков про братву и мафию, а сам от реальной жизни далек. Но с папашиными деньгами он явно просто так не успокоится.

— Спасибо, что предупредили.

Приняв к сведению предостережения майора, Дима попрощался и вышел.

28 февраля в кафе «Утенок» шло бурное застолье. Дима пригласил одногруппников с юрфака филиала Омского государственного университета в Петропавловске. За столом собралось одиннадцать человек: трое парней и восемь девушек. Мужскую часть компании представляли Максимов, Гоги и Виталий, умеющие поддержать веселый настрой вечеринки. К началу первого ночи основная часть гостей уже разъехалась. За столом остались самые стойкие: Дима, Гоги и три девушки — Лена, Юля и высокая красавица Наташа.

Расставаться и прерывать веселье никому не хотелось, парни чудили так, что все смеялись до колик в животе. Зал был полон. В половине второго Дима вышел на крыльцо освежиться. После конкурса «Кто больше выпьет»Гоги экстренно рванул к унитазу, над которым и завис, надолго заняв туалет. Диме тоже чувствовал себя неважно, хотя в принципе никогда не пьянел. Но Гоги обладал таким же качеством, и к тому же весил сто двадцать килограммов, а Дима — семьдесят.

Сначала они затеяли поединок ради развлечения, но после первой бутылки водки последовала вторая, хотя оба и без этого дурацкого конкурса пили с восьми вечера. После второй бутылки грузинская самоуверенность уперлась в русскую самонадеянность, однако организм Гоги с такой нагрузкой не справился.

Дима стоял на морозе в одной рубашке, обтирая снегом лицо, когда из темноты вышли крепыш с походкой штангиста, и второй, долговязый и худой.

— Пойдем в машину, поговорим, — взяв Диму под локоть, произнес «тощий». Его лицо показалось Максимову знакомым, но в темнотетолком рассмотреть ничего не удалось. «Штангист» стоял у нижней ступеньки лестницы. Дима, совершив обманное движение, выдернул руку из захвата и толкнул «тощего» вниз, прямо на крепыша, а сам быстро вошел в кафе, все еще заполненное гостями. За первым столиком у входной двери расположились местные хулиганы. В начале знакомства с ночной жизнью Байсала ему не раз приходилось вступать с ними в кулачные бои, и в конце концов «уличный бомонд» признал Диму за своего. С хулиганами пили водку работяги с птицефабрики.

— Мужики, на меня на улице какие-то уроды городские наехали. Я один, а их как минимум двое, может и больше. Помогите, а то у меня девчонки в гостях, неудобно. Подстрахуйте, покуда я с ними потолкую.

Разговор с местными не занял и минуты. Незваных визитеров подвели под монастырьдва обстоятельства. Во-первых, ситуация развивалась слишком быстро и непредсказуемо. Во-вторых, несмотря на поздний час, еще никто из посетителей «Утенка» не успел подраться, и парни испытывали потребность почесать кулаки.

Городские ничего не успели понять, как их уже окружили пьяные головорезы. Однако все пошло не так, как задумал Дима. Он хотел отвести «тощего»в сторону и спокойно объяснить, что делить им нечего и незачем раздувать конфликт. Но не тут-то было. Когда окружили тех двоих, из машины вышел третий — здоровенный бугай в кожаной куртке не по сезону. «Тощий» при виде громилы сразу почувствовал себя увереннее и произнес оскорбительную для всех байсальских фразу, которую ему лучше было бы держать при себе ввиду явного превосходства сил сельчан.

— Максимов, да не прячься ты за этих трактористов. Мужики, ну-ка быстренько разбежались, мы вас не тронем!

И тут троицу начали метелить — Дима не успел даже слова вымолвить. Самого здорового в кожаной куртке сбили с ног и запинали, та же участь постигла и «штангиста». Дима выдернул «тощего»из круга дерущихся, пытаясь понять, кто это. Кулаками махали не менее десятка человек. Из кафе вызвали милицию. При виде проблесковых маячков Максимов поспешил к месту драки: на земле лежали двое избитых, остальные участники уже сидели в кафе.

Только сейчас Дима понял, как сильно замерз в своей тонкой рубашке, и решил вернуться в зал. У входа в туалет его взору предстало настоящее столпотворение. Наташа, стоявшая неподалеку, объяснила причину: в запертом изнутри туалете до сих пор находился Гоги. Диме удалось уговорить грузина открыть дверь. Они снова вышли па улицу. Гоги потихоньку приходил в себя. Никого из участников драки задерживать не стали. После объяснений с сотрудниками РОВД троица отправилась восвояси.

Когда приятели вернулись в кафе, Гоги ушел в кабинку, а Дима присел за столик к своим заступникам, на котором стояла лишь грязная посуда. В знак благодарности он открыл им счет. Мужики гудели еще до четырех утра. В это же время разъехались и Дима с друзьями. Максимов отправился к Наташе — ее мать уехала в командировку в Астану.

Глава 4

ДЕЛО ПРИНЦИПА

2 марта 1998 года Дима сидел в кабинете майора Горманова.

— Дима, ты почему не сообщил о драке в «Утенке»?

— Да я бы сообщил. Только это скорее был бы анекдот, а не сообщение, — ухмыльнулся Максимов.

— Ты что, не сечешь момент? Ситуация становится непредсказуемой. Если член семьи сам понимаешь кого влезает в эту историю, значит, они предпринимают что-то более серьезнее! Он с кем-то обсуждает твой демарш, а сынок слушает и на ус наматывает. Балабанова вспомни! В общем, будь предельно осторожен. Гиберт сейчас рядом с президентом, он мэр столицы и в любую минуту может на тебя отмашку дать.

19 марта Дмитрий Максимов вышел из кабинета прокурора области. Тот не желал возбуждать уголовное дело ни по одному из пунктов, перечисленных в акте ревизии. Твердил одно: «Обращайтесь в суд». Или: «По данному факту вы не являетесь стороной, чьи законные интересы были нарушены».

«Какая все-таки сука! И это прокурор области!» — поноси́л его Дима, сидя в машине рядом с Федором. Надо было бы повидаться с Зеленченко, но оказалось, что вчера он вместе с женой улетел в Испанию. Диму одолевало плохое предчувствие. Он сильно нервничал после встречи с прокурором — опорой коррупции.

— Федь, завези меня в «Ишим». Мне надо побыть одному, подумать, — сказал Дима, глядя в окно.

В отдельном кабинете ресторана, заказав бутылку любимой водки «Финляндия», он обдумывал ситуацию. За прошедший год объем уступок достиг без малого миллион долларов. Малая часть была получена от хозяйств, которым навязали акции.

Почему-то выходило так, что чем больше усилий он прилагал, чем больше денег вкладывал, поднимая дух сельчан, призывая их давать отпор произволу властей, и чем опаснее становилась его жизнь, тем меньше его интересовала материальная сторона вопроса. Он поймал себя на мысли, что за последние полгода почти перестал думать о собственном обогащении, а все его мысли поглощала элементарная справедливость.

Когда в его мозгу произошло смещение ценностей? Может, в тот день, когда он увидел на фото в кабинете Горманова трупы супругов Головановых? Или когда наглый, ухмыляющийся следак в УВД в тот же день пытался заставить его покинуть Казахстан?

Чем больше он думал об этом, тупо уставившись на бутылку с водкой, тем громче звучала в его голове фраза: «Дальше так жить нельзя!» Ситуация, складывающаяся в стране, зашла слишком далеко. Повсеместная коррупция, клановость, вседозволенность правящих элит… Государство держит простой народ за обслуживающий персонал, а истинные хозяева всего и вся — чиновники.

За окном уже стемнело. Сидеть в ресторане надоело. Дима позвонил Федору, и тот вскоре подъехал за ним.

На душе было совсем тоскливо, невеселые размышления тяжелым грузом давили на сердце. Куда бы податься? Единственным человеком, который мог бы сейчас понять его, развеять сомнения и мрачные думы, была Оля Сулейменова, к которой он и направился.

Подъезжая к Байсалу, Дима позвонил ей, предупредил о скором визите. За всю дорогу не проронил ни слова. Смотрел в окно и думал о происходящем в стране. Когда стали перестраиваться в средний ряд, чтобы свернуть с трассы влево, ехавшая за ними машина перестроилась в первый ряд и, резко увеличив скорость, пошла на обгон по первому ряду. Старый «Гольф» поравнялся с ними, и заднее стекло пошло вниз. Глаза Димы встретились с глазами какого-то небритого типа. Из окна показалось дуло обреза. Все происходило словно в замедленной съемке. Дима успел подумать о том, что был плохим отцом и ничего в жизни не успел. Раздался оглушительный выстрел. В ту же секунду он инстинктивно попытался втиснуться под панель, то же самое предпринял и Федор. Последовал второй выстрел. Передние колеса «Гольфа» взвизгнули, и он умчался, а «восьмерка» съехала в кювет.

Выбраться оттуда машине удалось, к тому же оказалось, что только она и пострадала от выстрела. Выйдя из салона, Дима с Федором, не сговариваясь, одновременно перекрестились и уселись прямо на холодную землю.

— Ни хрена себе! Нас же чуть не убили! — спустя минуту нарушил молчание Федя.

— Хотели бы убить, стреляли бы по нам. Ты же не думаешь, что они промахнулись с такого расстояния? — растерянно ответил Дима.

— Да я не знаю, что и думать. Осточертело уже все это! — закричал Федя.

— Другое дело, что так не пугают. Если бы кто-то сидел на заднем сиденье, всех завалили бы. А стекла у нас тонированные, поэтому они не могли точно знать, есть в салоне кто-то или нет.

Через некоторое время к ним подъехали сотрудники райотдела милиции. За милицейским уазиком появился служебный жигуленок начальника РОВД, немедленно разразившегося гневной тирадой.

— Как же ты меня достал! Тебе здесь медом намазано, что ли?!

Дима пропустил грубые слова мимо ушей. Пока на месте ЧП работали менты, он за полчаса выкурил полпачки сигарет. Водителя забрали в участок, а Диме удалось незаметно улизнуть. Он быстро дошел до Олиного дома, где, потрясенный случившимся, скрылся от всего мира.

В два часа ночи в дверь постучали. Сначала тихо, но затем стали колотить с такой силой, что, казалось, вылетят стекла в окнах. Это были менты, узнавшие от Федора, куда они с Димой ехали, когда попали под обстрел. Терпение Оли лопнуло.

— Что вам надо? Ночь на дворе, не открою!

— Ольга Асангалиевна, откройте. Нам необходимо допросить Максимова, мы без него не уедем.

— Он часа полтора назад отправился в город. Кто-то приехал, и он уехал с ними. Если хотите, обыщите дом! — приоткрыв дверь, гневно произнесла Оля. Сотрудники входить не стали, развернулись и убрались прочь.

Глава 5

ПОДОЗРЕВАЕМЫХ НЕТ

На следующий день Дима направился к Горманову.

— Говоришь, встретились взглядами со стрелком. Рассмотреть смог? Узна́ешь?

— Да вот как тебя сейчас видел. На улице было темно, но его лицо в отсвете фар буквально отпечаталось в памяти. На кавказца похож, — Дима пытался вспомнить мельчайшие детали произошедшего.

— «Гольф» уже обнаружили, стоял прямо в центре Байсала, напротив здания суда. Отпечатков в машине нет. Если бы не этот случай, на него никто бы и внимания не обратил. Хозяин уже год живет в Тоболе. Машина не эксплуатировалась, стояла в гараже. Ключи от гаража хранились у престарелой матери хозяина. Ей бы и в голову не пришло идти в гараж, поэтому мы даже приблизительно не знаем, когда был совершен угон. Эксперты тоже пока ничего не говорят. Да их мнение нам ничего и не даст. Сам-то что думаешь? Кто это мог быть?

— Мне кажется, кто-то хочет заставить нас думать, будто какая-то шантрапа попугать меня решила. Профи не будет пулять из обреза на людной трассе и уж тем более не промахнется. Но именно это, мне кажется, и свидетельствует о неслабом уровне заказчика. Да и исполнителя тоже. Я уверен, это не попытка ликвидации, скорее предупреждение. Но и здесь возникают вопросы. И самое главное: они не могли быть уверены, что на заднем сиденье никого нет. Или же за нами следили, что маловероятно. После нашего последнего разговора я постоянно проверяюсь на предмет слежки. В ресторане сидел один, водитель заехал за мной около одиннадцати ночи. Когда садился в машину, я еще и сам не знал, куда поеду. Тоска заела.

— Ну а вывод-то какой? — перебил чекист.

— Не знаю. Давай порассуждаем. Предположим, это профи, которому велели меня предупредить. Стреляли по стеклам. Профи, не зная, есть сзади кто-то или нет, никогда бы на такое не пошел. Кому нужны лишние трупы, риск? А если они пошли на это осмысленно, то зачем, для чего? Орудие преступления — простой обрез. Возможно, хотят навести на вывод, что они простые отморозки. Но у профи другое оружие, которое не бабахает на все село. И отморозки так тщательно не готовятся. Судя по «Гольфу», все было четко спланировано, тщательно подбирался даже транспорт. Причем такой, пропажа которого не скоро обнаружится. Заранее выбирается место встречи, где бросят использованную машину. Подъезжает другое авто, на котором они спокойно уходят. Это явно не новички!

— Согласен. Я думаю сейчас о ликвидации Головановых. Там же тоже однозначно профессионалы действовали. И, судя по всему, именно чеченцы. Но ведь ни одной улики, ни одного даже крошечного следа! Может, они же и тебя пугали?

— Вряд ли. Для них это слишком мелко. Но знаешь, что бросилось в глаза? Выражение лица стрелявшего. Абсолютное спокойствие, Внимательный взгляд, сконцентрированный на действии. Никаких эмоций. Человек всего лишь выполняет свою работу. И даже в тот миг, когда мы встретились взглядами, никаких изменений в мимике я не заметил. Он не относится ко мне с ненавистью или неприязнью, не сочувствует и не симпатизирует мне. Я ему совершенно безразличен. Он просто делает свое дело. Вот такой психологический портрет… Раньше мы не встречались, это точно. Он однозначно не местный. Водителя я не видел.

— Байсальские менты тебя беспокоить не будут. Мы уже забрали дело, оно возбуждено по статье «Злостное хулиганство». Сейчас прокурор области готовит новое, статья «Покушение на убийство». Активно допрашивает вчерашнюю смену гаишников на стационарном посту на въезде в Байсал. Сам-то как? Не передумал дальше с хищением зернаразбираться?

— Нет. Я теперь еще больше разозлился.

— Хочешь, приезжай вечером ко мне. Я тебе «травмат» дам, пока все не уляжется. Хоть какая-то защита.

— Спасибо! Не надо. Бессмысленно это. До свидания!

Весь следующий месяц домочадцы Димы нарадоваться на него не могли. Ирина пыталась разгадать, в чем причины такой резкой перемены в образе жизни мужа, ведь в течение месяца Дима ни разу не пропадал из дома. Правда, пару раз не приезжал ночевать, но звонил, предупреждал. В «Утенке» и других питейных заведениях его уже стали забывать. Все очаровательные ляльки, с которыми он неизменно пропадал на съемной квартире или в номерах, тоже начали привыкать жить без Димки Максимова.

А он сам все больше задумывался над своей бездарно протекающей жизнью. Испытывая сильнейший стресс, продолжая мучительно размышлять о происходящем в Казахстане, Дима чувствовал, как в глубине его сознания зарождаются новые мысли и идеи, подобно лучикам света, прорезавшимся во тьме. Но ими он мог поделиться только с Олей, к которой за этот странный месяц съездил всего два раза.

Он дважды встречался с Зеленченко, организовал с его ведома «бомбардировку» всех республиканских органов, призванных бороться с коррупцией. Отправлялись и коллективные письма за подписью руководителей ряда хозяйств, и личные — в КГБ, генеральному прокурору, председателю налоговой полиции, — с призывами вмешаться, пока не последовали новые убийства. В каждое такое послание вкладывался акт ревизии КФК Северо-Казахстанской области.

Глава 6

МЫ ПРИШЛИ С МИРОМ!

В один из солнечных майских дней, когда распустившаяся зелень на деревьях еще не успела покрыться пылью, а птички заливались с особым задором, Дмитрию Максимову в одиннадцать часов утра позвонили из приемной главы КГБ области полковника Мусенко. Секретарь попросил срочно прибыть к его начальнику. Опешивший Максимов позвонил Дулату, подчиненному Горманова.

— Елдос Казбекович уже час как у нашего шефа. Там вокруг тебя что-то закрутилось.

Дулат заметно нервничал.

— Да, мне только что звонили из приемной. Велели срочно прибыть. Не могу понять, зачем. Может, задержали отморозков с обрезом.

— Езжай, там все и узнаешь.

Выпив на ходу чашку крепкого кофе, поданную женой, освежившись под душем и надев строгий черный костюм, Дима отправился в КГБ. Почему такая срочность? Дима начал нервничать, но одновременно его мучило любопытство. Что все-таки случилось?

— А, вот и вы! Проходите, присаживайтесь! — председатель КГБ области обменялся с Димой рукопожатием.

— А мы тут, пока вас ждали, уже с вашим хорошим знакомым Гормановым все обсудили.

«Что он имеет ввиду? На что намекает, подчеркивая знакомство с Елдосом?». В голове мелькнула идиотская мысль: не потребовать ли присутствия адвоката?

Наконец Мусенко начал разговор.

— Дима, к вам никто из турок не обращался с предложениями найти компромисс?

— Даже близко ничего подобного не происходило.

— А если на вас выйдутс таким предложением, то каковы ваши действия?

— Ну, я, как говорится, всегда готов. С удовольствием вступлю в переговоры. — Очень хорошо. Вот и считайте, что я от имени турок обращаюсь к вам с просьбой решить дело миром. Удивлены? Что ж, можете считать, вы добились своего. Чего вы в итоге хотите от них?

— Возврата денег за похищенное зерно. По цене сто шестьдесят два доллара за тонну.

— Ясно. А вы намереваетесь действовать жестко?

— Не понял.

— Ну, обязательно требовать наличные в баксах? Формы расчета разными бывают.

— Это непринципиально.

— Вот и отлично. Ступайте с Елдосом Казбековичем в его кабинет и все обдумайте. Подготовьтесь к переговорам.

Диме казалось, что ему снится все происходящее. После мытарств вокруг «макаронки» он, честно говоря, ожидал скорее выстрела в спину, чем настолько неожиданного поворота.

В кабинете Горманов не мог сдержать радости от предвкушения предстоящей сделки.

— Наконец-то и на нашей улице наступил праздник, Дима. Я верил в тебя! Шефу в девять утра звонил председатель республиканского КГБ. Дал отмашку гасить турок, если добровольно не пойдут с тобой на мировую. С тобой — представляешь? Сейчас ты диктуешь им условия!

— Ничего себе! — ответил слегка ошарашенный Дима.

— В общем, действуем так. Завтра привезем сюда директора «макаронки», главбуха, главного экономиста. Покошмарим слегка, а затем отпустим и дадим время на размышление. Пусть дозреют. А через три дня поставим точку. Срочно подготовь проект договора расчета. Имей в виду: сверху дали команду найти общий язык, а не выкручивать им руки.

— Ясно. Сегодня же начну составлять договор о погашении долга продукцией «Сулеймана».

Из КГБ Дима поспешил к Оле — поделиться радостной новостью.

— Пухлик, все удалось! Мы их сделали!

За два дня Оля составила договор расчета на сумму имеющихся у Димы уступок. Через четыре дня в кабинете Горманова за столом сидели четверо: Дима, представители АООТ «Сулейман» в лице директора Митхана Гурунча и главного экономиста и переводчика в одном лице. КГБ был представлен майором Гормановым.

— Я рад, что стороны пришли к пониманию, — подвел итог получасовой беседы майор. Условия, предложенные Димой, на первый взгляд, казались для турок вполне приемлемыми: отгрузка «Сулейманом» макаронных изделий на сумму долга — в несколько этапов, по предварительно согласованному графику, в течение года. Отправитель, то есть турецкая сторона, берет на себя полное сопровождение доставки товара до пункта назначения, указанного Дмитрием Максимовым. Цена, согласно прейскуранту оптовых цен на момент подписания договора, изменению не подлежит.

Все складывалось как нельзя лучше. Но в дело вмешались человеческая глупость, жадность, самонадеянность молодости и просто упрямство. А может, дело заключалось в том, что некто на самом верху — одни называют его Аллахом, другие Иисусом Христом, а третьи просто Творцом — решил внести свои корректировки, как случилось при покушении на непоседливого бунтаря, когда стрелявший из двустволки киллер слегка отвел стволы влево, из-за чего пуля ушла в сторону.

Дмитрий протянул туркам список хозяйств, уступивших ему право востребовать долг с «Сулеймана», с указанием конкретных сумм. Главный экономист внимательно изучила текст, затем вынула из портфеля какие-то документы и начала сверять со списком, полученным от Максимова. После чего, обратившись на турецком к Митхану Гурунчу, стала подробно разъяснять ему что-то.

Турок отреагировал немедленно:

— Первоначально мы выразили готовность подписать с вами мировое соглашение по нашим долгам. Но оказалось, что это невозможно. Среди хозяйств, перечисленных в представленном списке, есть те, кому мы ничего не должны. Они получили от нас акции АООТ «Сулейман».

— Но вы навязали им эти акции незаконно! — возразил Дима. — Если вы не призна́ете очевидное, мы будем доказывать незаконность принуждения к приобретению акций в судебном порядке.

Гурунч решительно заявил:

— Мы не станем подписывать соглашение погашения долга с нашими акционерами!

И тут Диме словно вожжа под хвост попала. Общая сумма имевшихся уступок составляла восемьсот с лишним тысяч долларов. Из них лишь сто сорок тысяч приходилось на хозяйства, купившие акции. Здесь, сейчас, за этим столомв его карман мог перейти без малого миллион долларов, причем средства, вырученные турками от продажи акций, сюда не входили. Что касается миллиона, то половина принадлежала ему по праву, а другую можно было бы пустить в оборот. Тем не менее Максимов стоял на своем.

— В таком случае я ничегоне стану подписывать! Вы вынудили их приобрести акции! Даже пьяных казаков домой к директорам засылали, — выпалил Дима, не слишком задумываясь о смысле своих слов.

— Мы прощаемся с вами! — изрек турок на ломаном русском, встал из-за стола и вышел из кабинета вместе с переводчицей.

С полминуты на дверь, за которой скрылись оппоненты, молча взирали и Дмитрий, и Горманов. Незапланированную тишину первым нарушил майор.

— Дима, это что сейчас было? Ты что творишь? Ты же сам говорил, что будешь настаивать на подписании договорахотя бы на 50% от общей суммы уступок. А сейчас от миллиона баксов отказался!

— Все нормально. Чуть-чуть дожмем, и подпишут как миленькие! — ответил Максимов, но уже без особой уверенности.

Заканчивался август. С момента несостоявшегося примирения с турками прошло три месяца. За это время Горманов ни разу не позвонил Диме, не предложил встретиться. Максимов хорошо понимал, что допустил непростительную ошибку, когда повел себя в переговорах с турками в высшей степени легкомысленно. Он уже готов был позвонить Горманову, тем более что тот тоже входил в долю.

Ситуация зашла в тупик. Зеленченко тоже пропал куда-то: шла уборка урожая. С разгульным образом жизни Дима покончил еще после обстрела на трассе. Чтобы поддерживать физическую форму и оставаться в тонусе, он все лето ходил в тренажерный зал. При каждом удобном случае вывозил семью на природу. И продолжал вести переписку с республиканскими органами — КГБ, Генеральной прокуратурой, и особенно настойчиво атаковал Администрацию президента. Ответов, разумеется, не получал.

Неожиданно позвонил Дулат и передал просьбу Горманова о встрече. Созвонившись с «Утенком», Дима заказал банкетный зал на восемь вечера. Ровно в назначенное время в кафе вошли Горманов с Дулатом. На этот раз ни тот, ни другой не собирались обмениваться с Максимовым рукопожатиями. Дулат, осмотревшись, вернулся в машину. Дима понял, что ничего хорошего oт встречи ждать не приходится, но даже не представлял, насколько плохи его дела.

— Елдос Казбекович, здравствуйте! Давно не виделись.

— Салам алейкум, Дима! Извини, я сильно занят. Давай сразу по делу, — майор был настроен решительно.

— Хорошо.

— Слушай меня внимательно. Свою кампанию с турками ты сворачиваешь. В качестве компенсации тебе выплатят две с половиной тысячи долларов и подарят трехкомнатную квартиру. Кроме того, турки возьмут тебя в свой штат юристом. Ты принимаешь мое предложение и навсегда забываешь об акте ревизии. На этом все!

— А вы сейчас кого представляете?

— Такие условия тебе предлагает Гадлиев, но это строго между нами. Дальше думай сам. Но вариантов у тебя нет. Твой ответ?

— Я отказываюсь, — Дима еще не понимал, насколько все серьезно.

— Напрасно. На нашу помощь больше не рассчитывай. И будь готов к провокации.

— От вашей структуры?

— Нет. Нашим я в любом случае не позволютебя прессовать³⁴.Но ты-то на что надеешься? Они ж тебя сожрут и не подавятся. Одумайся!

Вскоре Горманов, поняв, что упрямца не переубедить, ушел. Дима остался сидеть за накрытым столом. Ему, конечно, было не только страшно, но и досадно: столько сил, времени, денег — и все коту под хвост!

К Оле он пришел около часа ночи. Несмотря на позднее время растопил баню. Чтобы снять стресс, долго истязал себя жаром и веником. Оля лежала в постели. Она давно научилась чувствовать настроение Димы. Лишь под утро он зашел в спальню. Увидев, что Ольга не спит, пересказал подробности разговора с Гормановым.

7 февраля 2015 года. Ночь. Колония особого режима «Жаман-сопка». Северный Казахстан

Под потолком камеры уныло тлел тусклый ночник. Политзаключенный Дмитрий Максимов, сгорбившись за тумбочкой между нарами, поймал себя на мысли, что воспоминания о событиях далекого 1998 года ложатся на бумагу почти автоматически. От осознания того, насколько легко картинки далеких 90-х воспроизводятся на бумаге, выстраиваются в предложения, а затем в связный рассказ, стало не по себе. Но описание несостоявшегося мирового соглашения в кабинете сотрудника КГБ даже сейчас, спустя семнадцать лет, заставило его отбросить ручку и снова испытать давно рассеявшиеся чувства.

Пройдет много лет, а Дмитрий Степанович Максимов снова и снова будет пытаться понять, что же все-таки тогда произошло: роковая оплошность, из-за которой он лишился богатства, благополучия и попал в адские жернова казахстанских лагерей, — или же веление свыше?

Таких ошибок в бедовой жизни Максимова бывало несколько. Он словно не замечал очередного счастливого поворота судьбы, двигаясь туда, куда вело его дурацкое упрямство.

К рассвету Дмитрий окончательно понял, что миллион баксов ничего не изменил бы. Он намеревался вложить эти деньги в созданиеобщественной организации, чеми поделился тогда с Олей, но в любом случае все равно оказался бы в заключении — как с миллионом, так и без него. Видимо, тюрьмы, страдания, пытки — расплата за защиту прав человека.

Глава 7

РАЗВОРОТ ФОРТУНЫ

Дима сидел за столиком «Утенка» с бывшим диктором областного телеканала Николаем Свиридоновым. Год назад его без объяснений уволили с работы из-за «экстремистского» объявления Максимова.

— Николай, я не верю, что все настолько безнадежно. Ведь пишет же «Караван» о разоблачениях чиновников. Почему бы и про «Сулеймана» не написать, не провести журналистское расследование?

— Ты еще слишком молод и наивен, Дима. У нас не дикий Запад. В Казахстане нет СМИ. Есть только одно понятие: государственный заказ. А «Караван» уже отжала Семья — у тех, кто стоял у его истоков. Через три месяца газета отойдет зятю Бексултанова. Поверь мне, ни одна газета, ни один канал твою инфу не возьмет, ведь это будет означать только одно — посягательство на власть предержащих.

Тем не менее на другой день Дима купил по одному экземпляру всех республиканских газет, составил текст обращения и разослал по адресам редакций. Как и следовало ожидать, реакции не последовало: пришлось вылететь в Алматы и начать объезжать на такси редакции СМИ.

Все эти усилия удостоились внимания лишь одной газеты — «Новое поколение». Марат Ускаков, журналист отдела расследований «Нового поколения» и земляк Димы, запросил подтверждающие материалы, которые были тут же предоставлены. Однако Марат ничего конкретного не обещал.

На горизонте замаячили денежные затруднения, поэтому Дима решил ограничить свое пребывание в городе всего парой суток. Однако следующий день прошел впустую.

Вернувшись 16 октября в Петропавловск, Дима позвонил бывшему коллеге — помощнику по ведению бизнеса, которого в шутку называл своим «галстуком». Когда-то Василий Арсентьевич возглавлял газету Советского района, но любовь к зеленому змию стоила ему карьеры. Максимов попросил его собрать всех знакомых журналистов, пообещав бесплатный ужин в ресторане. Пятьдесят долларов, вложенные в руку экс-главреда, страдавшего с похмелья, значительно ускорили дело.

Субботним вечером 19 октября в баре «Алые паруса» собрались десять акул пера. Большинство из них знали Диму с 1994-го, когда ему удалось провернуть незамысловатую операцию по превращению векселей Государственной продовольственной корпорациив российские рубли. После чего он ради понта профинансировал два первых выпуска критически настроенной газетенки «Вознесенский проспект».

Как и полагалось радушному хозяину, Максимов предложил всем чувствовать себя как дома, отбросить церемонии. Затем поблагодарил собравшихся за то, что ради встречи с ним они не пожалели своего драгоценного времени, и предложил тост за дружбу между правозащитниками и пишущей братией. Когда все изрядно захмелели, он принялся ненавязчивовводить присутствующих в курс дела и, к своему удивлению, обнаружил, что все они прекрасно осведомлены о его баталиях с «макаронкой» и командой бывшего губернатора. Это упрощало задачу, поэтому Максимов сразу перешел к конкретике:

— Без отмашки из Республики прокурор не даст санкций на возбуждение уголовного дела. Сам он якобы ничего не видит и не слышит. КГБ самоустранился. Мою машину расстреляли, а меня пытались посадить, даже в розыск объявляли. Голованов с женой убиты. Это пассив. В активе — акт ревизии. Пожалуйста, ознакомьтесь.

Когда подвыпившие журналисты изучили документ, Максимов продолжил:

— Чтобы дело сдвинулось с места, нужен резонанс. Важно поднять шумиху.

— У нас это не пройдет. Наша газета областная, живет исключительно за счет госзаказа команды губернатора и мэра. Иногда я пописываю в республиканский еженедельник, но там такой же расклад. Тираж выпускается также в рамках госзаказа и расходится в лучшем случае на треть, — просветил общество в стельку пьяный Сергей Овчаров из газеты «Добрый вечер, Петропавловск».

С другого конца стола откликнулся Анатолий Черуба из «Каравана»:

— Дим, мы все на коротком поводке. Нашу газету вообще отжали. Скоро мы официально переходим в собственность Алимбаева, зятя президента. Этот материал — бомба! Но… не для казахстанских масс-медиа.

Стало ясно, что дальнейший разговор не имеет смысла. Рассчитавшись за ужин, Дима уехал домой.

21 октября, гуляя по городу, он по привычке купил пачку газет и начал перелистывать одну за другой. Дошел до еженедельника «Новое поколение» и обнаружил вверху первой полосы кричащий заголовок: «В макаронах „Сулеймана“ — украденное зерно!» (этот материал был опубликован в 1998 году, и сегодня каждый может ознакомиться с ним в интернете. — авт

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

29

Локалка (жарг.). — территория при бараке, огороженная забором от остальной территории зоны.

30

Мужики — наиболее многочисленная и весьма обособленная каста заключенных, которым, в отличие от блатных, по воровским понятиям дозволяется, более того, вменяется в обязанность работать. «Правильный» мужик не идет на сотрудничество с тюремной или лагерной администрацией и не занимает какие-либо должности по назначению начальника зоны.

31

Сонник (жарг.) — снотворное.

32

Боковой договор — неформальное соглашение, которого обе стороны при наличии основного договора, составляемого для проформы, будут придерживаться на самом деле.

33

ОПГ — организованная преступная группировка.

34

Прессовать (жарг.) — подвергать моральному и физическому воздействию.