Химера

Вадим Иванович Кучеренко, 2012

Остросюжетный фантастический роман «Химера» является продолжением романа «Человэльф» о любви эльфийки и человека, в основу которого была положена одна из самых загадочных тайн ХХ века. Духи природы существовали на Земле задолго до того, как на ней появился человек. Они тайно правят планетой, порождая мировые войны и глобальные экономические кризисы, влияющие на судьбы людей. И жестоко мстят всем, кто нарушает их законы. Один из них запрещает представителям разных рас любить друг друга… В романе «Химера» эльф Фергюс, спасая своего внука-бастарда от мести зловещего и всемогущего Совета Тринадцати, пытается скрыться среди людей. Ему придется рисковать жизнью и многое потерять… Действие романа происходит во многих странах. Роман характеризует почти детективное развитие событий. Невозможно предугадать, что читателю откроется уже в следующей главе, и как будет развиваться сюжет. Читайте новый бестселлер от автора увлекательных романов «Нежить» и «Сокровища Замка Тамплиеров» Вадима Кучеренко!

Глава 2

Фергюс сам понимал, что выглядит крайне нелепо с женщиной на руках. А, главное, обращает на себя всеобщее внимание. Поэтому он с облегчением вздохнул, увидев, что незнакомка открыла глаза.

— Вам лучше? — спросил он, и только потом сообразил, насколько глуп его вопрос в подобных обстоятельствах.

Удивительно, но женщина поняла его невысказанные мысли и сомнения.

— Если ты сделаешь что-то хорошее, никогда не жалей об этом, — тихо произнесла она. — Жалей только о том, что плохо.

— Что вы сказали? — переспросил Фергюс, не расслышав ее.

— Это не я, это китайская мудрость, — ответила она. — Вы не могли бы опустить меня на землю?

Только сейчас Фергюс осознал, что до сих пор держит ее на руках. Он смутился и опустил руки. Женщина встала рядом с ним, оправила платье и прическу. Виновато и отстраненно улыбнулась.

— Вы только не подумайте, что я нарочно бросилась под автобус, — сказала она. — Просто у меня закружилась голова от слабости. Я почти не спала трое последних суток. Ничего не ела. С той самой минуты, когда узнала, что я…

Она замолчала. Ее глаза наполнились слезами. Фергюс испугался, что сейчас у нее начнется истерика. Видимо, этот страх отразился у него на лице, потому что женщина поспешила успокоить его:

— Не бойтесь, я не истеричка. Но я очень хочу кофе с коньяком. Он меня успокоит и придаст сил.

Сумасшедшие всегда логичны, подумал Фергюс. Он почти не сомневался в диагнозе, который поставил бы его случайной знакомой любой мало-мальски сведущий психиатр. Удивляло его только собственное отношение к этой женщине. Он все еще находился рядом с ней и, что было самое странное, не собирался оставлять ее на произвол судьбы. Фергюс был уверен, что попытка самоубийства не была случайностью, что бы она ни говорила. И женщина обязательно повторит ее, оставшись одна.

— Здесь есть кафе, на верхнем этаже, — продолжила женщина. — Вы не составите мне компанию? Разумеется, счет оплачу я. А вашему мальчику я куплю шоколадку. Самую большую из тех, какие там есть.

Фергюс вопросительно взглянул на внука. Тот одобрительно закивал. Идея насчет шоколада мальчику пришлась по душе. Но Фергюс был почему-то уверен, что намного больше ему понравилась незнакомка. Это было бы поразительно, если бы сам Фергюс не испытывал подобного же чувства.

— Ну, что, Альф? — спросил он. — Хочешь шоколадку?

И внук ответил ему как истинный философ:

— А почему бы и нет?

Незнакомка обрадовалась. Глаза ее потеплели.

— Вы очень хорошие, — заявила она. — Оба. Можно, я вас поцелую?

Почти одновременно Фергюс и Альф покраснели от смущения. Но внук выручил деда.

— Только после того, как я узнаю ваше имя, — заявил он. — Видите ли, с незнакомыми женщинами я не целуюсь. Такой у меня принцип.

Их собеседница невольно улыбнулась.

— Ох, простите, — воскликнула она. — А ведь и правда! Мы даже не знакомы. Меня зовут Евгения. Можете называть меня Женя.

— Фер…, — начал было эльф. Но вовремя спохватился. — То есть Федор Иванович! А это мой внук, Альфред.

— Можно просто Альф, — уточнил мальчик. — Так меня зовет дед. А теперь будете еще и вы. Если хотите.

— Очень хочу, — с благодарностью взглянула на него женщина. — Мой сын, наверное, твой ровесник. Вы чем-то похожи с ним. Наверное, потому что оба светловолосые.

Она повернулась к Фергюсу и призналась:

— Знаете, поэтому я к вам и подошла. Из-за вашего внука. Мне так недостает моего сына!

Услышав это признание, Фергюс не испытал ни разочарования, ни обиды. Скорее, наоборот. Любой, кто проявлял симпатию к его внуку, становился ему другом. А большего от женщины, кем бы они ни была, он и не ждал, и не требовал. Уже много лет. С того самого дня, когда умерла Арлайн.

Они устроились за столиком в кафе. Заказали кофе с коньяком, свежевыжатый апельсиновый сок и шоколадку. Но удовольствие получил только Альф, который, как любой мальчишка его лет, обожал сладкое. Фергюс так и не притронулся к своему соку. Евгения пила кофе с заметным отвращением. Казалось, что женщина добровольно наложила на себя епитимью за какой-то тяжкий грех, и теперь во что бы то ни стало пытается ее исполнить, находя удовольствие в мучениях, которые это ей доставляет.

— И все-таки, почему Австралия? — спросил Фергюс. — Если вам безразлично, куда и зачем лететь.

Он пытался понять, что мучает их новую знакомую. И окольными путями хотел подвести ее к признанию. Конечно, он мог бы прочесть ее мысли, и таким образом все узнать. Но почему-то этот наиболее простой путь казался ему сейчас предосудительным.

— Коренные жители Западной Австралии гордятся тем, что на их территории есть места, куда еще не ступала нога человека, — ответила Евгения. — Разве этого мало?

— Иными словами, вы хотите скрыться от людей, — констатировал Фергюс. — Я вас понимаю. Я их и сам недолюбливаю.

И это была чистейшая правда.

— Вообще-то в своей жизни я недолюбливала, как вы выразились, только одного человека, — пояснила Евгения. — И это мой муж… Вернее, бывший муж. Видите ли, я приучаю себя говорить о самой себе в прошлом времени. Так намного ближе к истине.

— Такое бывает.

— А знаете, за что я его недолюбливала? Он отнял у меня моего сына.

— И такое случается. И не так уж редко.

— Да, случается, — согласилась она. — Но когда это случается с тобой… О других как-то забываешь. Как и о том, что твоя личная драма — не уникальный случай в масштабе всего человечества. И уж тем более это не утешает.

— Едва ли Австралия поможет вам, Женя, забыть о вашем горе, — сказал Фергюс. — Но попытаться можно. Я вам рекомендую the Bay of Fires Lodge. Охотничий домик примерно в ста милях от городка Лонсестона, на северо-восточном побережье Тасмании. Добраться до него можно только пешком. Двенадцать миль, путь занимает два дня, по белым песчаным пляжам, холмам и приливным речушкам. Хорошее путешествие.

— Пока что я не услышала ничего, что могло бы меня заинтересовать, — равнодушно пожала плечами Евгения. — В чем фишка, как говорит мой сын? Уверена, что и ваш внук тоже.

Альф охотно закивал головой. Он был на удивление молчалив, только слушал, ел шоколад и с восхищением смотрел на Евгению. Фергюс видел это и начинал уже беспокоиться. В его планы не входило продолжать знакомство с Евгенией после того, как они окажутся в Австралии. Он понимал, что красивая женщина будет привлекать к себе слишком пристальное внимание окружающих. А, значит, не смогут остаться в тени все те, кто будет находиться в ее компании. Фергюс не мог себе этого позволить, какие бы чувства он или его внук не испытывали к своей новой знакомой.

— Фишка в том, что по местным законам лишь двенадцать человек, из которых двое — проводники, могут находиться в этой части побережья одновременно. А в современном мире это почти одиночество, к которому вы так стремитесь.

— Чтобы исполнилось твое самое заветное желание, — печально улыбнулась Евгения. И пояснила в ответ на недоуменный взгляд Альфа: — Это древнекитайское проклятие.

— Гигантские холмы, сложенные на побережье из раковин моллюсков, напоминают о тех временах, когда Тасманию только открыли голландские моряки, — сказал Фергюс. — Увидев множество костров, на которых местные жители готовили собранных ими мидий и устриц, они даже назвали эту бухту заливом Огней. А спустя некоторое время незваные гости истребили аборигенов.

— Знакомая история, — заметила Евгения. — Сначала восхищаются, потом истребляют. Как будто обо мне.

Коньяк, щедро подлитый в кофе, уже начинал сказываться. Щеки ее покраснели, глаза слегка увлажнились.

— Может быть, вы все-таки расскажете, что с вами случилось? — не выдержал Фергюс. — Мне кажется, это пойдет вам на пользу. Да и нас избавит от догадок на ваш счет.

— Китайская пословица гласит: «Женщина как птица, она прилетела к тебе, села на руку, спела песню и улетела. Будь ей благодарен за эту песню», — тихо произнесла она. — Вы уверены, что хотите узнать больше?

— Да, — заявил Фергюс. — Я очень хочу узнать, почему страдает такая красивая женщина. Это противоестественно.

— Потому что она, то есть я, не женщина.

— А кто же?

— Химера, — ответила Евгения. И губы ее болезненно искривились.

— В греческой мифологии химера — это чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом змеи, — проявил свои познания Альф. — Вы на нее совсем не похожи.

— Внешне — да, — согласилась Евгения. — Но, как говорил Лис Маленькому принцу, самое главное — то, чего не увидишь глазами. Ты читал эту прекрасную сказку, Альф?

— Да, ее написал Антуан де Сент-Экзюпери, по национальности француз, писатель, поэт и профессиональный лётчик, — не затруднившись, ответил мальчик. — Это одна из моих любимых книг. Но при чем здесь химера? В «Маленьком принце» нет такого существа.

— Нет, потому что это очень добрая сказка. А жизнь зла. И в ней встречаются женщины-химеры. Я не знаю ничего ужаснее подобных созданий.

— Я уточню вопрос своего внука, — нахмурившись, произнес Фергюс. — При чем здесь вы?

Евгения болезненно усмехнулась.

— Скажите, а как по-другому можно назвать женщину, которая еще в утробе матери поглотила свою сестру-близнеца, чтобы выжить самой? По-научному это называется «на ранней фазе эмбрионального развития слилась с выжившим зародышем». Видите ли, так вышло, что я оказалась сильнее моей бедной сестренки. И стала существом, в чьем организме уживаются, не мешая друг другу, ткани с разными наборами генов.

— Но разве это ваша вина? — мягко спросил Фергюс. — Это воля природы, породившей нас всех. Вам не стоит так жестоко карать себя. Тем более столько лет прошло!

— А я и не карала, — усмехнулась Евгения. — Жила себе припеваючи и радовалась жизни, даже не зная о той смертоубийственной драме, которая разыгралась когда-то в чреве моей матери. До недавнего времени. Пока не вышла замуж и не родила сына.

— А что произошло, когда вы родили сына? — поинтересовался Фергюс. Он бросил взгляд на часы. — Впрочем, если не хотите, можете не рассказывать. Через несколько минут объявят посадку на наш рейс.

— А я, может быть, никуда не полечу, — заявила Евгения. — И мы уже никогда не встретимся. Поэтому я хочу вам все рассказать. Вы понимаете?

— Да, — кивнул Фергюс. — Тогда поторопитесь.

— А это не займет много времени, — пообещала женщина. И отхлебнула из чашки с кофе. — Бр-р, какая мерзость! Впрочем, это можно сказать не только об этом кофе, но и моей теперешней жизни.

— Начинайте, — Фергюс еще раз выразительно посмотрел на циферблат своего Breguet. Эти часы, некогда изготовленные часовым мастером Абрахамом-Луи Бреге, были бесценны. Еще и потому, что никогда не отставали и не спешили, а показывали самое точное в мире время. — Если хотите успеть закончить.

— Учителя только открывают дверь, но входишь ты сам, — улыбнулась Евгения. — Это тоже китайская пословица. Вы, наверное, уже заметили, что я много их знаю и часто употребляю, к месту и не к месту. Это не случайно. Ведь я родилась и почти всю свою жизнь прожила во Владивостоке, на окраине России, по соседству с великим Китаем. История этого государства насчитывает более пяти с половиной тысяч лет. То, что китайские философы не знают о жизни и людях, и знать не стоит, поверьте.

Фергюс хмыкнул, но не стал возражать.

— Я с детства бредила этой страной. Поэтому, окончив школу, поступила в университет. Пять лет изучала китайскую филологию. Это меня и сгубило — интерес к этой стране. Однажды, во время туристической поездки, я встретилась в Китае со своим будущим мужем. Он был тоже турист, но только из Америки. Довольно хороший врач. И даже доктор медицины, за несколько лет до этого написал диссертацию на тему генетических аномалий, которая получила известность в ученых кругах. Но главным мне тогда казалось не это, а то, что он с первого взгляда влюбился в меня, а я полюбила его. Тогда я посчитала это фантастической удачей. Многие русские девчонки мечтают выйти замуж за иностранца и уехать из России. Но их мечты редко сбываются, а я встретила своего прекрасного американского принца на белом коне. И где бы вы думали?

Фергюс опять выразительно хмыкнул, и Евгения не стала настаивать на ответе.

— Я встретила его там, где только и должны обитать принцы — во дворце. Возможно, вы слышали о Запретном городе, который расположен в самом центре Пекина. Крупнейший дворец в мире, хранящий память о двадцати четырех императорах, которые правили Китаем в течение почти пяти веков. Какая бы девушка устояла? Я пала в ту же ночь. Что было потом, помню смутно. Пещеры Могао на Шелковом пути, вырезанный в скале гигантский Будда в провинции Сычуань, горы Хуаншань, круиз по реке Ли Гуйлинь — все промелькнуло, как сон. Днем, созерцая достопримечательности, я как будто спала, зато ночью, в его объятиях, бодрствовала…

— Избавьте нас от интимных подробностей, — сухо попросил Фергюс. — И меня, и тем более Альфа.

— Ох, простите великодушно, — смутилась Евгения, возвращаясь из мира грез и воспоминаний в реальность. — В общем, я изменила Китаю с новым возлюбленным. И навсегда вычеркнула из своей жизни прежнего. Так я думала в те дни. Это были самые чудесные дни моей жизни. Я была такой юной! И такой…

Евгения вздохнула, не закончив фразы. Фергюс опустил голову. Он хорошо понимал ее. В его жизни тоже был такой период романтической влюбленности. Тогда Арлайн была его невестой, и им обоим казалось, что их будущее предопределено. В те самые прекрасные в его жизни ночи они много танцевали — под луной, а когда ее не было — в отблесках костра, а если шел дождь, то под дождем, подставляя свои разгоряченные лица живительной влаге. Восход солнца они часто встречали на вершине холма острова Эйлин Мор, который был колыбелью народа эльфов и стал колыбелью их любви. Они верили, что им предстояло прожить долгую счастливую жизнь, полную радостных дней и не менее радостных ночей.

А когда они уставали от танцев, то Фергюс начинал играть на волынке, а Арлайн тихо напевала слова древних эльфийских песен.

— Твоим зеленым рукавам

Я жизнь безропотно отдам.

Зеленые, словно весною трава,

Зеленые рукава!

Это была их любимая песня. Слушая ее, сама природа затихала, роняя с небес на землю слезы печали и надежды…

Фергюс встряхнул головой, словно отгоняя наваждение.

— Продолжайте, — произнес он. — Прошу вас.

И Евгения, немного удивленная его резким тоном, которому противоречил отрешенный вид Фергюса, прервала молчание.

— Когда турпоездка по Китаю подошла к концу, мы решили уже никогда не расставаться. Мой прекрасный принц на белом коне подхватил меня в седло, и мы вихрем умчались в Америку. Не буду врать, первый месяц нашей совместной жизни тоже показался мне сказкой. Он пролетел мгновенно. А потом я узнала, что забеременела. Разумеется, сообщила это радостное известие своему мужу…

Глаза женщины стали сухими и колючими. И даже голос изменился, словно охрипнув.

— И сразу после этого сказка закончилась. Вернее, закончилась добрая сказка. Но началась новая, ужасная. Мой прекрасный принц оказался оборотнем. В мгновение ока он превратился в чудовище.

— В волка? — заинтересованно спросил Альф.

— Если бы, — зло улыбнулась Евгения. — Намного хуже. В восточного мужчину.

— Никогда не слышал о таких, — авторитетно заявил Альф. — А я много о них читал. Есть ликантропы. Это те, кто принимает волчий облик. Берсерк — это человек-медведь в скандинавской мифологии. Кицунэ — оборотень-лисица в Японии. Шелки — люди-тюлени у кельтов…

— Не забудь еще о людях-леопардах Аниото, а также о том, что невежливо перебивать старших, — заметил Фергюс.

Альф смущенно улыбнулся и закрыл рот руками, давая понять, что превратился в рыбу, главное достоинство которой — ее немота.

Фергюс жестом показал Евгении, что она может продолжать свой рассказ. Она так и сделала.

— Дело в том, что мой муж был американцем арабского происхождения. В его крови притаился ген восточного мужчины. Со всеми свойственными Востоку предрассудками относительно женщины и семьи. Говоря проще, он был тиран. Жестокий тиран, как очень скоро я узнала. И испытала на своей шкуре. Он бил меня за малейшее непослушание, иногда кулаками, иногда плетью. Не выпускал из дома. Заставлял мыть себе ноги и после этого пить эту грязную воду…

Евгения снова замолчала, увидев широко раскрывшиеся от возмущения глаза мальчика. Подумав, она заметила:

— Как вы понимаете, последняя фраза — это было сказано образно. До такого дело ни разу не доходило. Но плеть — это чистая правда. Хотите, я покажу вам свою спину?

— Я вам верю, — запротестовал Фергюс. — Избавьте меня от доказательств! И, кроме того, нас просто не поймут окружающие, если вы вдруг оголитесь.

— И напрасно, — лукаво подмигнув Альфу, заявила Евгения. — Никогда не доверяйте женщинам на слово, мой милый Федор Иванович! Следов от плети на мне тоже нет. Мой муж был очень осторожен в этом отношении. Ведь мы жили в Америке. В стране, где у женщин прав не меньше, чем у мужчин. Кстати, это заставляло моего мужа искренне страдать. Но оставь он на мне хотя бы один-единственный след насилия… О, тогда я могла бы обратиться в суд, лишить его сына и вернуться в Россию. Однако он был старше и опытнее меня. И он меня опередил.

— Иными словами, не вы, а ваш муж подал на вас в суд, потребовав развод, — нетерпеливо подсказал Фергюс. Он всегда предпочитал факты эмоциям.

— Точно, — улыбнулась Евгения. — В вашем взгляде сквозит то же самое осуждение, которое я увидела в глазах судьи. А потому спорить было бессмысленно. Нас с мужем развели, алиментов мне не присудили. Но, главное, меня лишили прав на моего сына. Запретили даже приближаться к нему на пушечный выстрел. Вы случайно не подскажете, сколько это в метрах — пушечный выстрел? Всегда хотела это узнать.

— Но почему? — удивился Фергюс. — Вы не работали, были асоциальным элементом, наркоманили?

— Ничего из этого позорного списка. Я работала в американской школе, имела хорошую зарплату, отличалась примерным поведением, была образцовой матерью и хозяйкой в глазах всех соседей. У меня был только один изъян. Но существенный. Я не была матерью собственного сына. Мой муж сказал на суде, что он его родной отец, а я — бесплодная женщина и мачеха, которая претендует на чужого ребенка, чтобы получать алименты и жить, не работая. А потому… Судья был абсолютно прав. Ребенок должен жить с родным отцом, а не с мачехой, да еще и сумасшедшей, потому что она настаивает на своем кровном родстве с ним.

— Я не понимаю, — честно признался Фергюс. — В конце концов, есть же генетическая экспертиза. Вы могли…

— Я рассуждала точно так же, как и вы, — заверила его Евгения. — Мой бедный сын стал донором, чтобы доказать наше с ним кровное родство. Но генетический анализ показал, что мы с ним даже не дальние родственники. Забавно, что волосы у него были такими же русыми, как у меня. А его отец — то, что называется жгучий брюнет. Но это никого не смутило. Я настаивала. Мне пригрозили сумасшедшим домом. И я… Я сдалась. Испугалась и перестала бороться за своего сына. Уехала из Америки. В Москву. И только здесь, пройдя медицинское освидетельствование, я узнала, в чем причина того, что моего сына не признали моим родным сыном. Оказывается, я — женщина-химера.

— Как я догадываюсь, ваш муж знал это раньше? — спросил Фергюс. — И поэтому не опасался, предъявляя вам абсурдное обвинение в суде.

— Да, ведь он же был врач, — кивнула Евгения. — Когда он узнал о моей беременности, то заставил меня пройти медицинское освидетельствование в своей клинике. Как он говорил, им руководит забота о здоровье будущего ребенка. Думаю, именно тогда он все узнал обо мне. И изменил свое отношение к нашему браку. Действительно, разве можно любить не женщину, а химеру?

— Любить можно кого угодно, — хмуро буркнул Фергюс. — Во всяком случае, я так думаю.

— А знаете, что я думаю?

— Нет.

— Что судьба наказала меня за убийство родной сестры. Ведь было сказано — не убий! А я нарушила эту заповедь. И понесла заслуженное наказание. И я не спорю с его справедливостью. Но почему из-за моей вины должен страдать мой сын? А вот это уже несправедливо. Вы не находите, Федор Иванович?

— Дети не должны страдать никогда и не при каких обстоятельствах, — тон, каким Фергюс произнес эту фразу, не оставлял ни малейших сомнений, что она были им выстрадана, и он не отступится от нее ни на йоту. — Что бы ни совершили их родители.

— А мой сын страдает, — глаза Евгении на миг посветлели, как будто небо осветила вспышка молнии. — Его отец, едва получив развод, снова женился. А моего сына поместил в клинику. Мой Альберт никому не нужен. Кроме меня. Но мне его не отдадут никогда. Ведь я — химера. Можно ли такому чудовищу доверить воспитание полноправного гражданина Америки! Если вы так думаете, вы, несомненно, не американец, а человек второго сорта.

Евгения коротко и зло рассмеялась. В ее глазах страдание смешалось с ненавистью. И это была жуткая, пугающая смесь.

— Никогда не был человеком второго сорта, — заметил Фергюс. — Впрочем, человеком тоже. Слава Великой Эльфийке! И, кстати, ничего нового о людях я сейчас не узнал. Всегда знал, что это ужасные существа.

Он говорил с Евгенией, не боясь быть услышанным ею. Женщина опустила голову на стол. Переполнявшие ее чувства превысили меру отпущенных ей душевных сил. И она потеряла сознания.

Но Фергюс забыл о внуке, который все это время безмятежно жевал шоколад и внимательно слушал рассказ Евгении, мало что в нем понимая. Но деда он понял хорошо.

— Послушай, — спросил Альф, заинтересованно подняв голову. — Но если ты не человек, то кто же тогда?