Змеиный перевал

Брэм Стокер, 1890

Брэм Стокер (1847–1912) – классик английской литературы, его роман «Дракула» дал жизнь одному из самых мощных культурных мифов нового времени. «Змеиный перевал» переведен на русский язык впервые – здесь, как и в других книгах мастера, история всепоглощающей любви разворачивается на фоне мрачных, мистических и полных загадок событий. Суровые пейзажи Северной Ирландии создают подобающие декорации таинственному и завораживающему действию.

Глава I V

Тайны болота

Минуло шесть недель, прежде чем завершились мои визиты к ирландским друзьям и я собрался домой. Везде я встречал радушный прием, казалось, все наперебой стараются предложить мне лучшие развлечения, лучшие закуски, передо мной снова и снова появлялась отличная еда и вино в изобилии. Запад Ирландии запомнился мне не только великолепными угощениями, но и днями досуга на свежем воздухе, в течение которых делалось немало для процветания виноторговли — порой в ущерб иным клиентам.

Однако и посреди удовольствий я не мог — да и не хотел — избавиться от мыслей о Шлинанаэре и окрестностях, которые произвели на меня неизгладимое впечатление. Переживания той необычной грозовой ночи, нежный голос, приходящий из тьмы, рожденной тенью горы, постепенно тускнели. Теперь, оглядываясь назад, я пытаюсь разобраться в своих чувствах с учетом позднейшего опыта и знания жизни, но в итоге должен признать, что я попросту влюбился. Не могу сказать, рассуждали ли философы о самой возможности влюбиться в абстракцию, нуждается ли сердце в конкретном объекте! Кто знает, почему пчелиный рой покидает родной улей в едином порыве, чтобы создать нечто новое. В любом случае ни философ, ни логик, ни метафизик, ни психолог, ни иной другой мыслитель не доказывал вероятность того, что человек может влюбиться в голос, не облаченный в его воображении в реальную, видимую оболочку.

Безусловно, неизвестное обладает для нас особым очарованием — omne ignotum pro magnifico.^[3] Если мое сердце и не было исполнено любви, по крайней мере, оно готово было к поклонению. И тут я вступал на твердую почву, изведанную еще в древности, — как не понять чувства афинян, ставивших алтари «неизвестному богу»? Оставлю философам определение того, как далеко или близко отстоят друг от друга любовь и поклонение, как в исторической преемственности, так и в описании наиболее священного! Будучи человеком обычным, я не находил изящества или красоты в поклонении без любви.

Впрочем, поскольку причина моих чувств была столь очевидна, ничто не помешало мне вернуться домой через Карнаклиф. Выбрать дорогу из Клэра в Дублин через Гэлоуэй и Мэйо означало бросить вызов собственной натуре. Я решил не вступать в острый внутренний конфликт и подумал, что причиной моего интереса Нора была в большей мере, чем загадочная гора Шлинанаэр. Я признал бы обоснованными насмешки по поводу моей легковерности и чрезмерного увлечения легендами, равно как готов был разочароваться, увидев девушку, далеко отстоящую от моего высокого идеала. Но я не мог завершить этот теоретический спор с самим собой, как бы ни видоизменялся предмет размышлений и какие бы подходы к нему я ни изыскивал.

Итак, мне следовало вернуться в Карнаклиф и расставить все по местам. Приближался я туда не без смятения чувств, хотя на этот раз путь мой шел с юга, а не с севера, как прежде. Время тянулось мучительно медленно, я почти сожалел, что возвращаюсь к горе. С другой стороны, меня пугала перспектива никогда не добраться до Ноккалтекрора. Временами все происходящее представлялось мне сном, и романтический ореол воображения окружал все предметы, все места, которые я миновал, — все виделось мне незнакомым. Моя деликатная фантазия поминутно сталкивалась с суровой и вульгарной реальностью.

В маленьком отеле меня сердечно приветствовали хозяева, поддерживая традиции гостеприимства, свойственные западу страны. Оказалось, они отлично помнят меня, потому что почти сразу хозяйка сказала:

— Рада сообщить вам, сэр, что ваш возница, Энди Салливан, нынче здесь. Прибыл с коммерческим грузом из Вестпорта в Эоундвуд, а теперь вертается обратно и надеется сыскать новую работу. Думаю, вы неплохо поладите с ним к обоюдному удовольствию.

На теплую речь я ответил торопливо и, как мне самому показалось, не слишком вежливо, поскольку собирался оставаться в этом месте несколько дней и экипаж мне не требовался. Затем я прошел в отведенную мне комнату и запер дверь, бормоча под нос проклятия в адрес чересчур предупредительных хозяев. Я оставался там некоторое время, выжидая, пока Энди отправится в дальнейший путь в поисках клиентов, а затем решился выйти. Однако я плохо знал Энди. В холле я первым делом увидел жизнерадостного возницу, поспешившего приветствовать меня.

— Вот энто да! Рад увидать вас снова, сэр! Буду так уж горд услужить вам снова и домчать в Вестпорт.

— Прости, Энди, — начал я, — но на этот раз мне не нужен экипаж. Я задержусь в этих краях на несколько дней.

— Тута остаться? Вот здорово! Да энто просто отличная новость! Уверен, кобыле моей нужна передышка, мы с ней умаялись. А как вам надо туда-сюда прокатиться по местным дорогам, так мы всегда к вашим услугам. Можа, на Шлинанаэр вас отвезти? Это кобыле не за труд, расстояние пустяковое.

Мне очень хотелось ответить с достоинством, и я надеялся, что это удастся, если взять более формальный тон.

— Видишь ли, Салливан, я не упоминал о желании прокатиться до Шлинанаэр или до иного места по соседству.

— Точняк, — уверенно кивнул Энди. — Но я-то помню, вы тогда еще говорили, что хотели взглянуть на блуждающее болото, а мистер Джойс и мисс Нора в беде, можа, вы сумеете их утешить.

— Мистер Джойс, мисс Нора — кто это? — я почувствовал, что краснею до корней волос, а голос мой звучит ужасно фальшиво.

Ответом Энди стал самый комический взгляд, который только можно вообразить; в довершение всего он многозначительно подмигнул мне. Я не смог вынести иронии и сказал:

— О да, помню! Это ведь тот самый человек, которого мы подвозили к темной горе?

— О да, сэр! Он самый и его дочь.

— Его дочь! Не помню ее. Конечно, мы ведь только подвезли его на экипаже.

Я снова начал сердиться, у меня созревала внутренняя решимость не иметь никаких дел ни с Энди, ни с кем-то еще из посторонних. Я решил, что главным объектом моего визита в эти края будет блуждающее болото и ничего кроме него. Энди, как и все насмешники, отлично понимал человеческую природу, так что спокойно подвел итог своим наблюдениям и размышлениям:

— Точняк, вы мне не доверяете. Я-то слеп, и глух, и нем, вот совсем. Те, кто меня знает, скажут: я не тот человек, чтобы вертаться к молодому джинтману, который приехал глянуть на болото. Разве ж не так поступают все молодые люди? Я вот и сам скока раз без памяти хотел поглядеть на то болото! Нет ничего страньшее! А глядение на болото — ващще самая интереснейшая вещь на свете, о какой я тока слыхал.

Не было смысла спорить с Энди, он знал эти края, местных жителей, так что я вздохнул и признался себе в том, что лучшего проводника и помощника мне здесь не найти. Он может оставаться в Карнаклифе, пока будет мне нужен, а потом отвезет меня в Вестпорт. Но, поскольку я был не вполне честен в декларации своих намерений, я подумал, что не стоит терять времени и предложил отправиться на болото на следующий день, рано утром.

После ужина я закурил сигару, и миссис Китинг, хозяйка отеля, обратилась ко мне с просьбой. Она сказала, что в том же заведении остановился некий джентльмен, который каждый день отправляется к Ноккалтекрору. И поскольку она услышала, что я собираюсь поехать туда следующим утром, она решилась спросить, не буду ли я против предоставить место в экипаже и ем у. Гость как раз в тот день подвернул ногу и ходить ему стало трудно. В сложившейся ситуации я не мог отказать, это было бы крайне неучтиво. Я согласился с подчеркнутой жизнерадостностью, но, оставшись один, выразил свои истинные чувства в беспомощном ворчании: «Почему я должен путешествовать не на съемном личном экипаже, а на какой-то злосчастной карете скорой помощи? Кажется, я так и не смогу приблизиться к Шлинанаэру без какого-нибудь инвалида в компании! С меня хватит! Но, увы, не на этот раз. Надеюсь, Энди сумеет досадить незваному спутнику своим острым языком. Оно, конечно, хорошо быть добрым самаритянином, но мне надоела эта роскошь, она становится все однообразнее».

Последнее соображение заставило меня ощутить мрачный юмор своего положения. Если бы я не встретил Энди, скорее всего, никогда не узнал бы о существовании Шлинанаэра, не услышал бы легенды о Змеином перевале и таинственной горе — и голос Норы. «Стало быть, — сказал я себе, — эта идеальная фантазия, этот бестелесный женский голос, отныне обретает для меня конкретное имя. И такое прекрасное имя!»

Мне предстоит сделать еще шаг к болоту и пора изгнать дурное настроение во имя Судьбы. К тому моменту, когда сигара была наполовину выкурена, а мои чувства примерно в такой же мере смягчились, я встал и прошел к бару, где попросил миссис Китинг рассказать подробнее о моем завтрашнем спутнике. Она ответила, что это молодой инженер по фамилии Сатерленд.

— Что за Сатерленд? — спросил я, припомнив, что в школе учился с Диком Сатерлендом, который вроде бы поступил потом в Ирландский научный колледж.

— Возможно, сэр, это тот самый джентльмен, — заметила хозяйка. — Он записался как мистер Эйчард Сатерленд, и он упоминал что-то про Стивенз Грин.^[4]

— Наверняка это он! — воскликнул я. — Какая удача! Скажите, миссис Китинг, что привело его в ваши края?

— Он выполняет какие-то работы на горе Ноккалтекрор для мистера Мердока, что-то вроде шахты. Я слыхала, сэр, что там нечто таинственное — ставят столбы, на них магнеты крепят, и всякие плиборы, и сложные такие штуки. Говорят, мистер Мердок умом тронулся, как отобрал землю у бедного Фелима Джойса. Такой почтенный и хороший человек этот мистер Джойс! А гомбин поступил с ним очень дурно. Мистер Джойс взял у него ссуду, а как пришло время ее выплатить, попал в беду и не поспел к нужному часу. И гомбин участок его выкупил. Да и не выкупил даже, а просто сговорился с шерифом и все обделал. Мистер Джойс даже в суд обращался, но мистер Мердок повернул так, что ему достался отличный участок мистера Джойса, а тому бедняге — скверный кусок земли мистера Мердока.

— Как плохо! И когда все это закончилось?

— Точно не помню, но мистер Сатерленд сможет вам ответить, когда вы завтра вместе поедете.

— А где он сейчас? Я бы хотел его увидеть. Вдруг это и вправду мой школьный товарищ.

— Да он уже в постели, очень уж рано встает, скажу я вам.

После прогулки по городу (если его можно так назвать) я также отправился спать, так как назавтра предстоял ранний подъем. Утром, спустившись к завтраку, я обнаружил, что мистер Сатерленд свою трапезу уже завершает. Это действительно был мой давний знакомый, только из хрупкого бледного мальчика он превратился в крепкого, коренастого мужчину с живым взглядом и мягкой темно-русой бородой. Высокий и округлый лоб сиял белизной, обозначая раннюю стадию облысения.

Мы сердечно приветствовали друг друга — словно старые времена внезапно вернулись и мы с Диком получили шанс обновить прежнюю дружбу. Уже в дороге я стал расспрашивать его про Шлинанаэр и его обитателей. Начал я с вопроса о том, что привело Сатерленда в эти края.

— Я только что хотел задать тебе тот же вопрос, — ответил он. — Какими судьбами ты здесь оказался?

Мне непросто было ответить с той непринужденностью и прямотой, которые я хотел бы проявить по отношению к приятелю. Кроме того, я знал, что у Энди ушки на макушке, так что я сказал:

— Я наносил визиты на западном побережье и подумал, что на обратном пути мне предоставляется возможность исследовать любопытный природный феномен, о существовании которого я узнал совершенно случайно во время поездки на запад. Я имею в виду блуждающее болото.

Энди не преминул вмешаться в разговор:

— Точняк, джинтман жутко заинтересовался нашим болотом, просто жутко. Не знаю уж, чего там могло его завлечь. — С этими словами он многозначительно подмигнул.

Сатерленд улыбнулся и принялся за рассказ:

— Ну, значит, ты в правильном месте, Арт, хотя тебя ждут определенные трудности. В этих краях трудно найти место, которое не является болотом. Что касается блуждающего болота на Ноккалтекрор, вероятно, я могу тебе помочь. Как тебе известно, геология всегда была одной из моих любимых дисциплин, а в последнее время я в свободное время как раз занимался изучением подобного феномена. Болото на Шлинанаэр весьма примечательное. Но пока мои исследования неполны, хотя я вскоре рассчитываю получить возможность всерьез углубить и расширить их.

— Каким образом? — поинтересовался я.

— Тут вся сложность во вражде между двумя местными жителями, — ответил он. — Один из них — мой наниматель, Мердок, а другой — его сосед Джойс.

— Да, — перебил его я, — мне кое-что известно об этой истории. Я был здесь в тот вечер, когда Джойсу вручили предписание шерифа, и видел его ссору с Мердоком. Но как это может повлиять на твои исследования?

— А вот как. Это болото частично находится на земле Мердока, а частично — на участке Джойса. А пока я не исследую его в полном объеме, я едва ли смогу прийти к определенным выводам. Вражда между соседями очень жестокая, и ни один не разрешает другому шагу ступить через границу владений — и этот запрет распространяется на людей, связанных так или иначе с соседом-противником. Однако завтра должен осуществиться официальный обмен участками, и тогда я смогу продолжить исследования. Я уже осмотрел ту часть болота, которую контролирует на данный момент Мердок, а после обмена откроется возможность оставаться официально на его территории, но де-факто получить доступ к другой части болота.

— А как Джойс принял свое поражение?

— Очень плохо, что можно понять. По крайней мере, я сужу об этом по наблюдениям со стороны. Говорят, прежде он был жизнерадостным и счастливым человеком, но сейчас это хмурый, угрюмый и ворчливый тип. Он одержим своим горем, подозрительно смотрит на посторонних. В последнее время единственный, кто способен с ним поладить, это его дочь, они все время держатся вместе. Конечно, положение у него трудное. Его ферма почти идеально обустроена для этой части света, там хорошая почва, источник воды, строения, деревья, все ухоженное и удобное как для жизни, так и для сельского хозяйства. А взамен он получает пустой кусок земли нерегулярной формы без построек, частично занятый болотом, а частично каменистым пустырем — причем именно с той стороны и отступало в прошлом болото, оставляя полный хаос.

— А что же делает Мердок?

— Ведет себя довольно постыдным образом. Временами он вызывает у меня сильнейшее раздражение, просто ударить его хочется. Кажется, любой его поступок или высказывание направлены исключительно на то, чтобы разозлить или унизить соседа. Если бы я не заключил с ним договор на определенный срок, ушел бы немедленно. Хотя работа сама по себе очень интересная, и, кроме того, она дает мне ценную возможность изучить этот удивительный феномен — блуждающее болото.

— А в чем заключается твоя работа? Это горные разработки или осушение болота?

Мне показалось, что он смущен вопросом, в ответ сначала последовало лишь «хм» и «м-да», но потом он улыбнулся и сказал:

— Честно говоря, я не имею права рассказывать об этом. Всем известный гомбин, мистер Мердок, включил в договор особый пункт, что во все время моей работы на него мне запрещается информировать о ней кого-либо, кроме заказчика. Он хотел сначала включить в запрет когда-либо вообще рассказывать об этой работе, но тут я наотрез отказался, и он смягчил формулировку.

Я отметил про себя, что загадок вокруг Шлинанаэра становится все больше. А тем временем Дик продолжал:

— Однако я не сомневаюсь, что ты вскоре найдешь здесь объект, способный тебя заинтересовать. Ты ведь занимаешься научными исследованиями, не так ли?

— О нет! — воскликнул я. — Моя покойная двоюродная бабушка позаботилась о том, чтобы я получил серьезное образование, сама выбирала учителей и школу. Но я убедился, что наука — не мое дело. Вообще-то в последнее время я ничем определенным не занимался.

— Как тебе это удается?

— Ну, я не был совершенно праздным бездельником. Но вот уже почти год, как я вступил в права наследства. Вероятно — по крайней мере, я надеюсь на это, — я в ближайшее время вернусь к работе.

— Уверен — и, конечно, надеюсь на это, друг мой, — серьезно сказал Дик. — Если человек отведал вкус настоящей работы, особенно той, что занимает его разум и воображение, мир становится унылым без такого рода занятий.

— По мне, так унылый тот мир, где нет девчонок, а кое для кого — болот, — проворчал Энди, обернувшись к нам и широко ухмыляясь.

Я рад был отметить, что Дик Сатерленд так погрузился в свои мысли, что не обратил внимания на плоскую шутку возницы.

— Друг мой, как приятно было встретиться с тобой и обнаружить, что мы разделяем интерес к одной теме, — воодушевленно сказал Дик.

Я не мог позволить, чтобы он принял меня за ученого. Он бы вскоре и сам обнаружил, что это не так, тогда мои мотивы предстали бы весьма сомнительными. Я мог подтвердить мнение Энди или дать понять, что имею свои, особые причины для визита. Настаивать на их отсутствии было бы слишком подозрительно, так что я сказал:

— Дорогой Дик, мой интерес к болоту возник совсем недавно. Собственно, он совсем нов для меня, и я нуждаюсь в информации. Дело в том, что я полный профан в данной области, несмотря на искреннее желание узнать о феномене.

— Любого можно назвать профаном в данной области! — ответил Дик. — Ты не поверишь: хотя в стране есть тысячи людей, проявляющих интерес к данной теме, а от нее зависит процветание многих регионов и благополучие значительной части ирландского народа, я не смогу назвать тебе ни одну внятную работу, написанную по данной проблеме. Она вызывает внимание политиков и предпринимателей, но ответа не найдено.

— Не может быть! — удивился я.

— К сожалению, именно так обстоит дело. Есть одно датское исследование, но оно связано с одним небольшим районом. Кое-что можно узнать из «Синей книги», которую издает Международная комиссия по добыче торфа, но все это довольно поверх нос т но. Я искал сведения в различных библиотеках, в разных городах, перебрал массу специальной литературы. Ничего! Я пытался отыскать отдельные главы в общих научных работах. Безуспешно. Представь, насколько неполны наши знания! Вообрази, что в последнем издании «Британской энциклопедии» вообще нет статьи «Болото»!

— Я поражен! — я не нашелся, что еще сказать в ответ на его пылкий монолог.

И пока мы раскачивались и подпрыгивали в экипаже на неровной дороге, Дик Сатерленд кратко, но выразительно описал мне состояние исследований о болотах, сделав особый акцент на ирландских трясинах. Он начал с Джеральда Камбрейского и перешел к доктору Боату, Эдмунду Спенсеру — от первоначального освоения земель, когда стоило воткнуть лопату в грунт, как вокруг нее собиралась вода. Он рассказал мне о природе болот, о попытках их осушения, о надеждах на то, что героические усилия, предпринимаемые правительством в последнее время, помогут сократить площадь гигантского болота Аллен, хотя результаты пока и кажутся малозаметными.

— Необходимо преодолеть давно сложившееся безразличие по отношению к этой проблеме, — заявил он. — Об этом писал еще двести лет назад мистер Кинг: «Мы живем на острове, печально известном своими болотами, но я не помню, чтобы кто-то всерьез попытался справиться с ними».

Мы почти добрались до горы Ноккалтекрор, когда он завершил импровизированную лекцию:

— В идеале мы будем исцелять заболоченные земли и хирургическими, и терапевтическими методами. Мы станем осушать их механическими действиями, создавая своего рода губки, поглощающие воду. И в то же время добавим в них известь, чтобы уничтожить жизненные процессы, их порождающие. Сам по себе ни один из этих методов не может быть признан достаточным, но вместе наука и деятельные практики непременно добьются победы.

— Эй, послушайте, — сказал вдруг Энди восхищенно. — Даже сам дохтур Уайльд, упокой, Господь, его душу, яснее не ухватил бы суть. Молодой джинтман такой пурфессионал!

Вскоре мы с юга подъехали к западному склону горы, и Энди указал мне на тропу, что вела к двум участкам, а далее наверх к Змеиному перевалу. Сатерленд пошел дальше своей дорогой — к Мердоку, а я двинулся налево, основываясь на советах Энди, все время вверх, к вершине горы, где и находился Змеиный перевал. Несколько минут подъема по крутому склону, а потом вниз по еще более крутой тропе, и я оказался у цели.

Я сразу увидел, что место примечательное, оно идеально подходило в качестве сцены для таинственных историй, в нем было нечто странное и «неправильное». Я стоял в глубокой долине, напоминавшей чашу. Позади остался необычайно крутой травянистый склон — по бокам от меня вверх уходили скалистые уступы, хотя и расположенные чуть более полого. Прямо передо мной находился сам перевал.

Это была расщелина или горловина в массивной каменной стене с той стороны горы, что была обращена к морю и образовывала скалистый мыс. Эта естественная стена, за исключением перевала, поднималась на пятьдесят или шестьдесят футов над небольшой долиной, а по обеим сторонам расщелины скалы напоминали массивные столбы гигантских ворот, не менее двухсот футов каждый. Проход между ними был узким — думаю, около трехсот футов длиной — и расширялся в дальнем конце, словно воронка; со стороны долины его ширина достигала не более сотни футов. Примерно в дальней трети прохода начиналось заметное понижение дороги, как будто специально прорезанное в камне. Дорога устремлялась к морю, лежавшему, насколько я мог судить, примерно на триста футов ниже верхней точки перевала. К северу от скальных столбов, обрамляющих расщелину и образующих перевал, скальная стена практически полностью скрывала обзор, точно крепость с острыми зубчатыми пиками-башнями — на острове Уайт такие скалы называют иглами. Вероятно, за ней находилась ферма несчастного Джойса, однако я не мог увидеть ее со своей стороны долины. Но даже отсюда я мог вообразить, как удачно расположен на горе его участок и как велика потеря.

Земля Мердока явно отличалась от фермы Джойса. Слова Сатерленда о ее скудности и хаотичности были чистой правдой. Ее юго-западная оконечность спускалась к Змеиному перевалу. Я взобрался на скалы к северу от расщелины, чтобы взглянуть вниз, и был поражен, увидев часть обширной равнины в несколько акров, протянувшейся к северу, а с северной и западной сторон ограниченной каменными грядами, служившими своего рода оградой фермы Джойса. Очевидно, это и были упоминавшиеся в разговорах Поля Утесов.

Картина была поистине прекрасной. Море к западу, серые облака разнообразных форм, мириады крошечных островков — некоторые заросли травой и вереском, там паслись овцы и коровы, другие представляли собой голые скалы, вздымавшиеся из морской пены и населенные стаями птиц, то и дело взлетавшими ввысь и издававшими пронзительные крики, нарезавшими круги над островами. Их белые грудки и серые крылья бесконечно мелькали в хороводе над грубыми каменными выступами и длинными атлантическими волнами, разбивавшимися белым руном о скалистые берега и временами покрывавшими округлые валуны по краям. Я подумал, что едва ли в мире можно найти зрелище более величественное и восхитительное.

Голос Энди неприятно диссонировал с моим настроением:

— Черт! Да тута отличный вид, тока одной штуки не хватает.

— И чего же тут не хватает? — с досадой спросил я.

— Да немного болота, чтобы приобнять да полюбовацца, — широко ухмыльнулся он.

Нет, он был неисправим. Я спрыгнул со скалы и пошел по тропе назад. Мой друг Сатерленд уже ушел к Мердоку, так что я попросил Энди ждать меня у экипажа, а сам пошел следом за приятелем. Через некоторое время мне удалось нагнать его, так как поврежденная нога не давала ему идти быстро. На самом деле я нуждался в его компании, чтобы преодолеть чувство неловкости, хотя я сделал вид, что меня беспокоит его щиколотка. Как легко потаенные эмоции превращают нас в лицемеров!

Поддерживая хромавшего Дика под локоть, я прошел вместе с ним по тропе. Дом Джойса остался слева от нас. Я смотрел в ту сторону в надежде увидеть самого фермера — или его дочь, но ни один из них не показался. Вскоре Дик приостановился и указал мне на блуждающее болото.

— Видишь те два шеста? — спросил он. — Линия между ними обозначает границу между владениями соседей. Мы работали в той части болота, — он указал на удаленную часть к северу, где трясина выглядела особенно грозной и мрачной и изгибалась вокруг травянистого вала или плеча горы.

— Это болото опасно? — поинтересовался я.

— Еще бы! Самое опасное болото, которое я только видел! Не хотел бы я стать свидетелем того, как кто-то решится пересечь его!

— И что случится?

— В любой момент там можно утонуть. Ни человек, ни животное не смогут спастись из трясины.

— Это похоже на зыбучие пески?

— И да и нет. Но болото коварнее. Если хочешь поэтический образ, я мог бы назвать его ковром смерти! Ты видишь сейчас тонкую пленку растительности, словно кожа, покрывающую смесь из гниющих органических материалов, мелкого камня, обломков и частиц разного рода, образующих море постоянно перемещающейся текучей грязи — наполовину жидкой, наполовину твердой, — и глубина этой массы неизвестна. Она способна выдержать определенный вес за счет немалой плотности, однако различные участки обладают разной плотностью и вязкостью, и неверный шаг… — он замолчал.

— И что тогда?

— Тут все дело в сопротивлении материала и гравитации! Тело внезапно погружается в глубину, воздух выходит из легких, мышцы отвердевают, так что несчастный уходит на значительное расстояние в болото. Затем, дней через девять, когда разложение тканей приводит к выделению газов, тело всплывает на поверхность. Но мало этого, останки смешиваются с гниющей растительностью, которая питает корни живых растений, а иногда, напротив, тело остается надолго в жидкой массе на глубине.

— Этот леденящий кровь ужас поразительным образом объясним с научной точки зрения, — заметил я.

За разговором мы дошли до самых дверей дома Мердока — простого крепкого коттеджа на скальном выступе над равниной. Рядом был разбит сад, окруженный рядом подстриженных ясеней и кривых стволов ольхи. Вероятно, Мердок смотрел в окно гостиной, так как едва мы миновали ворота, он уже появился на пороге. Приветствие его оказалось не слишком ободряющим.

— Что-то вы сегодня припозднились, мистер Сатерленд. Надеюсь, вы не намерены откладывать дела из-за этого незнакомца? Вы ведь знаете, как мне важно, чтобы никто посторонний не был вовлечен в мои дела.

Дик покраснел и, к моему удивлению, ответил довольно резко и горячо:

— Будьте любезны, мистер Мердок! Я не намерен терпеть от вас оскорбления и ли попреки. Естественно, я не ожидаю, что человек вашего круга и положения способен понять чувства джентльмена, но черт побери! — откуда взяться пониманию джентльмена, если и обычного человеческого такта нет! Вам следует хорошенько запомнить то, что я скажу. Я презираю вас, и ваши жалкие тайны, и ваше ничтожные уловки, однако я никогда не нарушал и не нарушаю данного мной слова. Но если со мной пришел друг — а без него я и вовсе не смог бы добраться сюда, поскольку мне трудно ходить, — я ожидаю, что ни его, ни меня здесь никто не станет оскорблять. Иначе я и шагу не ступлю больше на эту грязную землю!

Мердок перебил его:

— Вы заключили соглашение! Поставили подпись под договором, и документ у меня.

— Вам, мерзкий склочник, стоит запомнить накрепко: я не нарушаю данное слово, но требую достойного обращения. И если мне понадобится помощник, я вправе его пригласить.

Мердок заговорил с меньшей дерзостью:

— Да разве я отказываюсь вам помочь? Разве я сам не смогу послужить вам помощником?

— Вам кое-что нужно, и без меня вы это не получите, — ответил Сатерленд. — Не забывайте об этом! Я вам нужен. Но помощника я выберу себе сам, и вы на эту роль не годитесь. Я согласен оставаться здесь, и вы должны платить за мою работу, но не думайте, что я не смог бы провести вас, если бы захотел.

— Вы этого не сделаете, я знаю… И я доверился вам!

— Вы мне доверились? Да, если речь идет о договоре. За его границами я вам ничего не должен.

— Мистер Сатерленд, сэр! Вы слишком резко говорите со мной. Я рад видеть вашего друга. Делайте, что сочтете нужным, — идите, куда захотите, приводите любого помощника — только исполняйте свою работу и храните тайну.

— Именно так, — фыркнул Дик. — Хотите получить результат, считайтесь с обстоятельствами. И вы отлично знаете: сегодня — последний день работы по эту сторону горы. Вы руководствуетесь только своей жадностью, так подумайте о том, что мы с вами делаем все возможное, чтобы охватить всю территорию. И я ни слова не сказал моему другу о том, что это за работа. А после вашего оскорбительного поведения сомневаюсь, что он будет принимать вас всерьез. Однако он мой друг и умный человек. И если вы вежливо попросите его, возможно, он проявит любезность и согласится остаться и протянуть нам руку помощи.

Мердок вынужден был поклониться и в пристойных выражениях просить меня уделить время и помочь им в работе. Нет нужды говорить, что я согласился. Он пристально вглядывался в мое лицо, явно пытаясь вспомнить, где и когда видел меня прежде, но я принял вид полнейшей неосведомленности, и он, видимо, смирился с этим, удовлетворившись молчанием. Я с тайным злорадством отметил, что следы от удара Джойса все еще видны — шрам от хлыста пересекал физиономию ростовщика. Затем он ушел, оставив нас с Сатерлендом заниматься делами.

— Порой надо взнуздать гончую покрепче, — заявил Дик, когда Мердок ушел, отчаянно спутав в своей метафоре лошадь с охотничьей собакой.

Затем Дик рассказал, что работа его состояла в экспериментах с магнитами и поисками металла в земле.

— Суть в том, что это идея Мердока — и мне не совсем понятно, что он ищет. Мое дело — просто исполнять его замысел, используя свои технические знания и навыки в механике. Я придумываю, как использовать приборы, как осуществлять замеры. Если то или иное его предложение слишком фантастично или ошибочно, я ему это пытаюсь втолковать, но он иногда упирается и продолжает бессмысленные попытки, хотя иногда прислушивается к моим словам. Вообрази этого низкого типа! Он еще и чудовищно подозрителен и упрям! Мы с ним работаем уже три недели, прошли всю твердую частью участка, остается только заболоченная территория.

— А как ты с ним встретился? — спросил я.

— Месяц назад он обратился ко мне в Дублине, его направил один давний мой знакомый из Научного колледжа. Его интересовало, возможен ли поиск железа на принадлежавшем ему участке земли. Я спросил: он ищет месторождение для разработки? Он ответил отрицательно, якобы ему нужно найти старое железо под поверхностью. Предложенные им условия были весьма выгодными, так что я пришел к выводу, что мотивы у него сильные. Он так ничего определенного и не сказал, но теперь я знаю, что он пытается разыскать деньги, потерянные в этих краях и, вероятно, закопанные на горе французами после экспедиции на Киллалу.

— А как ты действуешь?

— О, это очень просто. Просто я перемещаю по земле сильный магнит — важно лишь двигаться последовательно и систематически.

— И тебе удалось что-то найти?

— Только всякий старый хлам: конские подковы, гвозди, скобки. Самое существенное — железный обод от колеса. Этот гомбин, как его зовут местные жители, в тот раз обрадовался, думал, мы у цели! — Дик рассмеялся.

— А как ты намерен справиться с болотом?

— Это самая сложная часть работы. У нас есть шесты по обеим сторонам трясины. Можно зафиксировать магнит, подвесив его на колесе, а я протяну блок из стороны в сторону. Если в болоте есть железный объект, я почувствую натяжение веревки.

— Похоже на ловлю рыбы, — заметил я.

— Точно!

Вернулся Мердок. Он заявил, что готов к работе. Мы с Сатерлендом пошли на дальний край болота, а Мердок остался с противоположного конца трясины. Мы установили короткие шесты на твердых участках, как можно ближе к болоту, а затем закрепили на них оттяжки для троса. Мердок сделал то же самое со своей стороны. После этого натянули тонкую проволоку между шестами, проходящую через блок-колесо; на этом тросе должен был передвигаться, по замыслу Сатерленда, магнит. Затем мы ослабили трос так, чтобы магнит провис и почти касался заболоченной поверхности. Немного попрактиковавшись, я понял общие принципы работы и смог уверенно управлять движением магнита. Дюйм за дюймом, мы проверяли всю территорию, медленно проходя на юго-запад и следуя абрису болота. Время от времени Дик уточнял направление и угол наклона, чтобы как можно полнее обследовать всю поверхность, а потом возвращался к исходной точке, чтобы начать заново на следующем отрезке.

Процесс был весьма утомительный, и день подошел к концу, когда мы перенесли шесты к последнему участку — границе между владениями соседей. Несколько раз в течение дня Джойс выходил из своего коттеджа и наблюдал за нашими действиями. Он пристально смотрел на меня, но, казалось, не узнавал. Один раз я кивнул ему, но он не ответил на мое приветствие, и я не стал повторять попытки.

Ни разу за весь день я не услышал нежный голос его дочери. Вечером, после долгих часов безрезультатного труда, мы отправились назад, в Карнаклиф. Заметно похолодало, и закат был не столь живописен, как накануне. Последнее, что я услышал, покидая гору, это слова Мердока:

— Завтра никаких дел, мистер Сатерленд! Мне нужно будет заняться кое-чем другим, но я заплачу вам за этот день, как за все остальные. Я соблюдаю договор в точности. И не забывайте, сэр, нам больше не надо поспешать с работенкой, так что помощник вам впредь не потребуется.

Энди молчал на обратном пути, пока мы не отъехали достаточно далеко от горы, а затем мрачно заметил:

— Боюся, денек у вас не задался. Вид у вас такой, точно никакого болота нынче не углядели вовсе. Повеселее шагай, кобылка! Джинтменам надо скорее домой, завтра стока работы на болотах!

Примечания

3

Все неизвестное прекрасно (лат.). — Примеч. пер.

4

Стивенз Грин — парк и район в Дублине, Ирландия. — Примеч. пер.