Двенадцать королей Шарахая

Брэдли Бэлью (2015)

Шарахай — великий город в пустыне, центр культуры и торговли. С незапамятных времен им правят Двенадцать королей — жестоких, могущественных и бессмертных. Непобедимые хозяева пустыни, они удерживают власть с помощью армии Серебряных копий, элитного отряда Стальных дев и особых защитников — ужасающих асиримов. И вот уже четыре столетия нет никакой надежды на освобождение. Но, выйдя на улицу в священную ночь Бет За'ир, отважная Чеда из западных трущоб бросила вызов древним законам. В свете лун-близнецов она узнала страшную тайну из прошлого королей и наткнулась на разгадку собственного происхождения. Истина способна сломать железную хватку королевской власти… если только всемогущие короли не доберутся до Чеды первыми.

Глава 14

Семь лет назад…

Чеда встала на колени под окошком на втором этаже аптеки и осторожно выглянула между ставнями. Внизу прошли, весело болтая, три женщины в ярких галабиях: изумрудной, шафранной и желтой, как золотарник.

Они приходили каждую неделю, якобы за притираниями для кожи, а на самом деле за раль шанадом, «летним огнем», — вызывавшим видения наркотиком из редкого кундунского цветка.

За четыре года жизни с Дардзадой Чеда повидала в его аптеке много «лекарств», больше того — сама готовила их, долго и нудно. Может, рецепт придумал Дардазада, но своими грезами эти женщины были обязаны ее тяжелому труду.

Из переулка напротив высунулся Эмре, пристроился за ними, вышагивая на полусогнутых ногах, задрав нос и глупо размахивая руками.

Чеда хихикнула, но замерла от страха, когда Эмре дошел до аптеки. Он перестал кривляться, и все же увидь его Дардзада, сразу понял бы, что Чеда что-то задумала.

Она прислушалась. Вот открылась дверь, скрипнула половица — Дардзада вышел из мастерской, и одна из женщин немедленно вывалила на него историю о прекрасной лошади, которую выбрала к двенадцатому дню рождения дочери… Голоса постепенно смолкли — значит, Дардзада отвел постоянных покупательниц в сад на задах аптеки, выпить чашку чая.

Чеда распахнула ставни, выскользнула на карниз, а потом, сделав сальто, приземлилась в уличную пыль так тихо, как смогла. Мгновение, и они с Эмре припустили вниз по улице.

На бегу Чеда отвесила другу подзатыльник.

— Ай! Это за что?

— За то, что ты дурак. Я же сказала не дразнить Дардзаду!

— Я не его дразнил, а тех дамочек. Видела, как они вышагивали? Будто им вся улица кланяться должна!

— Может, и должна.

— Да я не про то! — Эмре отвесил ей подзатыльник в ответ и рванул вперед. Чеда легко догнала его, ущипнула за ухо, и вдвоем, хохоча, они сбежали по каменной лестнице на берег Хадды.

В Шарахай пришла весна, и река набухла во все русло. Если дожди продолжатся, будет много рыбы. Старый Ибрагим сказал, что Хадда даже может выйти из берегов.

«Все на то указывает, — сказал он как-то, рыбача на старом мосту. — Вот увидишь! Ибрагим все помнит!»

Он постучал пальцем по своей широкополой шляпе, пятнистой от пота.

«Ибрагим ведает знаки».

«Какие знаки?» — спросила Чеда, но Ибрагим только поморщился, будто съел маласанский лимон. «Лучше тебе не знать, девонька, лучше не знать».

Они побежали дальше, вдоль берега. В самом центре города река текла среди камней канала, богатые шарахани гуляли по мощеным тротуарам, потягивая розовый лимонад, глядя с мостиков в чистую воду.

Серебряные копья проводили двух несущихся куда-то чумазых детей подозрительными взглядами. Эти взгляды преследовали Чеду с Эмре до самого Горбуна, старинного моста, широкого и короткого. Странно, но шум Желоба, проходившего совсем рядом, сюда едва доносился.

Вскоре высокие дома в четыре-пять этажей уступили место мазанкам и бедняцким лачугам Отмелей.

У реки было шумно: жители облепили берега, стирая белье, на мелководье плескались дети. Цапли вышагивали среди тростника, выискивая илистых прыгунов. Десяток уличных мальчишек и девчонок по щиколотку в воде отрабатывали тал селеш, танец с мечами. Завидев чужаков, они опустили деревяшки, некоторые даже двинулись в сторону берега, но Чеда с Эмре показали на ножи у пояса и промчались мимо, на северо-запад, сквозь весенние крики птиц и всплеск рыбы, выпрыгивающей из воды, сквозь гудение насекомых: все незнакомое для детей, выросших в городе, что пересыхает на десять месяцев в году, будто чужая страна. Похоже ли это на Маласан, где только плюнь — обязательно в какую-нибудь реку попадешь, или на Мирею, где каждую неделю дожди?

Чеде никто не верил, но на самом деле она не хотела бы там жить. Пустыня в ее крови. Ей смешно было даже подумать о том, чтоб уехать.

— Чего? — спросил Эмре, глядя на нее, как на чокнутую.

— Чего?

— Ты сейчас начала смеяться просто так.

— Ну и что? — ответила она, улыбаясь. — А ты на бычью задницу похож, но я же ничего не говорю!

Эмре попытался ткнуть ее в плечо, но Чеда увернулась и ускакала от него. Так, крича и пытаясь достать друг друга, мешая рыбакам, они вырвались на окраину.

— Вон там! — прошептал Эмре, показывая пальцем на кусты с яркими оранжевыми цветами.

Несколько дней назад они спрятали там туго набитые сумки и заложили их пирамидкой из камней.

Накинув свою сумку, Чеда почувствовала, как предвкушение щекочет внутри. Они набрали припасов на несколько дней, хотя собирались вернуться к утру.

На краю пустыни Эмре спросил:

— Ты точно уверена?

Чеда прищурилась на солнце, на сверкающую реку.

— Конечно, уверена.

— Зачем твоя мама ходила к цветущим садам?

Эмре хитрил. Он давно хотел узнать, но дождался, пока они не оказались на полпути к садам. Это сработало — теперь нечестно было бы молчать.

— За цветами.

— Это я знаю. Но почему?

Чеда не удивилась, что он догадался про цветы. Зачем еще туда ходить? Но ей стало стыдно, что она так мало знает про маму.

Конечно, однажды Айя рассказала бы ей и про лепестки, и зачем она их собирала, просто ее поймали раньше. Несколько месяцев назад Чеда спросила Дардзаду.

Это была ошибка.

Он начал орать, стоило ей заикнуться об этом, а когда она спросила снова, побил ее и запер в комнате, чтоб подумала о своем поведении. Держал взаперти до следующего вечера, на хлебе и воде, ворча, что если Короли поймают, то Чеде и этого не видать.

После такого она зареклась спрашивать, но «воспитание» Дардзады не могло затушить пылающий внутри огонь. Наоборот.

Она слишком долго тянула.

Несколько недель они с Эмре планировали эту вылазку: как незаметно сбежать из дома, что взять с собой. Только одно Чеда не продумала: что скажет Дардзаде, когда вернется. Она знала — он разозлится, будет просто вне себя, но ей ведь уже тринадцать. Она докажет ему, что принадлежит сама себе — он не сможет больше прятать ее от мира. И мир от нее.

— Иногда она давала мне лепестки, — сказала Чеда, прыгая по круглым речным камням. — И ела сама.

Эмре попытался прыгнуть за ней, но поскользнулся и шлепнулся в воду, подвернув ногу.

— Когда? — спросил он, шипя и хромая, но делая вид, что ничего не случилось.

— На праздники. Но не те, что заставляют праздновать Короли, а дни богов, которые отмечают кочевники.

— Но зачем давать тебе то, что Короли любят больше всего на свете? — Эмре догнал Чеду на камнях у изгиба реки, где у скалистого берега грустила, как надгробный камень, одинокая, всеми забытая башня. — Зачем вы ели цветы? Их же едят только Девы.

На этот вопрос Чеда пыталась ответить себе давно, еще до маминой смерти. Но мама никогда не рассказывала.

— Наверное, она собирала их и давала мне, потому что Короли запретили так делать. Она всю жизнь делала то, что запрещали Короли.

— Она была из Воинства?

— Нет, — быстро сказала. Чеда. — Она говорила, что Воинство слишком жестокое. Ей было с ними не по пути.

— Но если она хотела убить Королей…

— Я не знаю, что она хотела с ними сделать.

— Но если они убили ее…

— Знаю. Но, может, она попалась им случайно. Может, она хотела что-то у них украсть.

Эмре нахмурился.

— Ты сама-то в это веришь?

— Не особенно, но правды я не знаю. И, наверное, никогда не узнаю.

Эмре помедлил.

— Тогда… — начал он тихо, но уверенно. — Почему ты не перестанешь?

Чеда взглянула на него, как на сумасшедшего.

— Потому что они убили ее.

— Я знаю. Но люди каждый день умирают.

Чеда остановилась как вкопанная, глядя ему в лицо.

— Уходи. Мне не нужна твоя помощь, сама справлюсь.

— Нет, — ответил он. — Я хочу с тобой.

— Ты же сказал, чтоб я перестала!

— Нет, не сказал. — Эмре посмотрел на нее удивленно и напуганно. — Просто…

— Просто что?

Эмре не ответил, глядя куда-то за ее плечо, дернул подбородком, мол, «там».

Чеда обернулась и увидела над краем берега любопытную волчью морду. Волчонок подошел ближе, настороженно глядя на них, и — Риа милостивая! — он был белый. С серой мордочкой и серыми пятнами на холке, но — белый. Чеда никогда раньше не видела таких волков.

Конец ознакомительного фрагмента.