Листая старые журналы…

Борис Эдуардович Филин

Листая толстые дореволюционные журналы, можно найти интереснейшие материалы и узнать, что читали в Российской империи в XIX – начале XX веков, а также присоединившиеся к «плачу» о «России, которую мы потеряли» смогут оценить, хотелось бы им жить в ней в те времена или нет. Некоторые из них кажутся и сегодня современными и актуальными, при чтении которых вспоминаются грустные слова из «Экклезиаста»: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».

Составитель Борис Эдуардович Филин

ISBN 978-5-0053-8726-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Листая

старые журналы…

Составитель Б. Филин. Оглавление

Священник Иоанн Щелкунов. Житье-бытье Петра Великого в Дании.

(Дневник).

Для составления полного дневника пребывания Петра Великого в Дании источниками служили: Historisk Tidsskrift. 5. Raekke, 3. (Holm). Hist Meddelelser om Kobenhavn IV. Bussaeus: Kong Friederich den Fjerdes Dagregister, Kbhvn. 1770. Orion 1716. Рукопись в Коп. Королевской библиотеке N 1669, 4. Theatrum Europ. Nye Tidender 1716. Brasch. Vemmetofte П. Regnskaber over Czarens Indkvartering (датск. архив), Hojers Konig Friedrich des Vierten Leben. Suhms nye Samlinger II. Zorrebov: Opera Mathematico-Physica. Thurah: Hafnia Hodierna. Bugge: Observations Astronomicae. Ursin: Hist. Beretning om Universitetets Observatorium. Nielsen: Kobenhavns Historie VI. Rhode: Bidrag til Laaland-Falsters Historie 2. Udg. Montaigus Breve til Lovenorn. Рукопись: Nye kgl. Samling Format 4. N 1100. Рукоп. Gl. kgl. Saml. N 2778, 4. Mylii Collectanea. Все эти источники, за исключением Theatrum Europ., — датского происхождения. Не вошедшие в дневник дни не напечатаны, или потому что имеющийся к ним материал не вполне правдоподобен, или потому что к ним не имеется датского материала. — Все, помещенное в скобках, служит объяснением со стороны автора. Петр прибыл в Данию 4 (15) июля и оставил Копенгаген 16 (27) октября 1716.

В течение мая месяца 1716 года датский король Фредерик IV несколько раз встречался с Петром Великим в окрестностях Гамбурга.

23 мая состоялся прощальный обед у короля, и царь в тот же день сел на богато убранную яхту около Альтоны на реке Эльбе и при салюте из больших орудий поехал с попутным ветром в Гамбург, откуда он намеревался продолжать путь в Пирмонтский курорт; царская свита следовала за ним на двух яхтах отдельно.

Его царское величество с особым успехом прошёл лечение минеральными водами и 14 июля намеревался ехать в Копенгаген чрез Ганновер и Шверин.

Тем временем московское войско начало собираться и приготовляться к переправе на датский остров Селяндию; для этого приготовлен флот, состоящей из галер. Войскам заготовлены порядочные запасы провизии и в таком количестве, что где бы они ни остановились в открытом поле, все необходимое тотчас будет под рукой. Московская конница в числе 5.000 чел. двигается внутрь страны; для неё приготовлен лагерь под Килем, где уже собрались английские и царские чиновники для переговоров с королевскими датскими интендантами о поставке необходимой провизии.

(Пётр выразил пред королём желание жить в дворце принца Карла, брата короля. С какими чувствами датский двор отнесся к желанию царя, видим из следующих за сим записок графа Гольштейна и письма принца Карла, к своему камер-юнкеру).

Король сказал своему министру: «Царь польстился на дом моего брата; это причиняет мне истинное горе; велите сейчас убрать оттуда все редкости и лучшие вещи моего брата, иначе все будет испорчено» (Записка Гольштейна). (Речь идёт о находившейся около Копенгагена пригородной даче принца Карла, недалеко от того места, где впоследствии расположился русский лагерь).

11 (22) июля 1716. «Карл, Божьею Милостью принц Дании и пр. и пр. Из письма вашего я с глубокой скорбью узнал, что его царское величество без предварительной просьбы на мое имя и вопреки заявлениям брата нашего, короля, захотел поселиться в нашем дворце Шарлоттенбурге. Не будем распространяться об этом неприятном деле. Я только желаю порекомендовать вам, как можно скорее уложить нашу лучшую мебель, вещи и редкости и увезти их к себе на квартиру. Неделя тому назад, как я писал об этом своему брату, королю; но вероятно неожиданно быстрое появление царя послужило причиной, что я доселе не имею от него ответа… Я написал своему брату, что раз неизбежно пережить такое горе, а именно видеть царя жильцом своего дворца, я просил бы совета, как поступить с находящимися в нём мебелью, вещами и драгоценностями. Даю вам доверенность на вскрытие всех моих печатей… С этим письмом посылаю к вам лакея, который передаст вам ключ от большого шкафа; возьмите оттуда все серебряные и золотые вещи к себе на сохранение… Есть еще шкатулка с разными мелкими золотыми и серебряными вещами; в противном случае все, что в ней находится, будет попорчено и поломано… Если король не даст ответа на мое письмо, я выеду из имения в понедельник».

(Записка Гольштейна): «Король сам сказал царю и через других велел передать ему, что он не в праве распоряжаться домом своего брата, а мне он сказал, что он даже всячески постарается воспрепятствовать этому».

Наконец решено было поместить царя в доме купца Эдингера, старого знакомого Петра. Это было сделано следующим королевским приказом:

«Мы, Божьею Милостью и пр., и пр. В том наша всемилостивейшая воля, чтобы Вильгельм Эдингер, купец и гражданин нашего города Копенгагена, неотменно до завтрашнего вечера уступил и очистил свой двор и дом со всеми находящимися в нём комнатами в распоряжение его царского величества». Фредерик. 8 (19) июля 1716.

Из записок аптекаря Сайделина:

«В 1716 году наш город Нюкэбинг (на острове Фальстере) посетил российский царь Пётр І-ый Великий. Он прибыл сюда вместе с князем Меншиковым и с другими князьями и генералами и вышел на берег ночью полмили от Гедесбю; тут же на поле попались им гулявшие на свободе крестьянские лошади, на которых они поехали в деревню; здесь они вошли в дом старосты и в постоялый двор; царь в миг выгнал хозяина постоялого двора вместе с его женой из кровати, и сам вскочил в теплую еще постель — в сапогах. Крестьяне поспешили послать гонца в Нюкэбинг, чтобы дать знать о прибытии царя, и все меры были приняты к встрече его; вскоре после того послали за стифтсамтманом (губернатором) Лютцовым и за амтманом (полицеймейстером) Рейховым, чтобы они поспешили на встречу царю; делопроизводитель Тейхман с семьей и помощник управляющего Мэллер поспешили в Гедесбю и увезли с собою все кареты и телеги с лошадьми, какие только нашлись в городе, чтобы быть к услугам царя и его свиты. В Нюкэбинге пробили тревогу, чтобы гражданская милиция вышла на парад при въезде царя, а благородных женщин послали во дворец приготовить царю стол. В город он прибыл в 11 ч. дня, но не в карете, а на каких-то носилках, подвешенных между двумя лошадьми, принадлежащими ему самому. Его пригласили во дворец, но это ему не понравилось, потому что он положил себе пообедать в постоялом двор; застав своего повара на дворцовой лестниц, он его жестоко прибил. Наконец он все-таки согласился подняться во дворец, но с условием, чтобы ему позволили обедать одному, почему Лютцову и Рейхову пришлось удалиться. Он похож был на унтер-офицера или скорее на палача; он был высокого роста, одеть в грязную синюю суконную одежду с медными пуговицами; с боку, на кожаном ремне, сверх кафтана, у него висел большой, широкий нож, вроде меча палача; на ногах у него были большие сапоги, на голове бархатная шапка, усы у него были короткие, а в руках он держал длинную камышовую дубину; но впрочем нельзя сказать, чтобы он был некрасив собою. За обедом он просидел долго; прямо из-за стола он со своими кавалерами направился к дворцовой кузнице, близ которой стояла приготовленная для него, по его собственной просьбе, парусная лодка, принадлежавшая братьям Генриху и Кляусу Вендт. Тем, которые подходили слишком близко к нему, когда он шёл от дворца, пришлось отведать его палки. Так как невозможно было сесть в лодку, не вступая в воду, Клаусу Вендту пришлось перенести его в лодку; за этот труд он выдал ему 8 скиллингов (копеек) на выпивку. Устроившись в лодке со своими кавалерами, он отчалил, но, подъехав к пристани парома, он вышел на мост, огляделся на все стороны и опять сел в лодку, потом уехал по направлению к Гасселегабу и еще дальше с целью привести свои галеры, с которыми он прибыл из Мекленбурга; их было много, так как он привез с собою армию в 36.000 чел. (?). С галерами он пришёл обратно в 5 — 6 ч. по полудни и опять вышел на берег со своими приближенными, но отказался от приготовленного для него ужина; вместо того он вошёл в дом почтмейстера Ивера Розенфельдта, и там велел подать ржаного и пшеничного хлеба, масла, голландского сыра, пива, водки и вина, а в особенности ему понравилось Данцигское пиво. Меня тогда также впустили в дом Розенфельдта посмотреть, как царь ест, а кушал он с большой грацией: каждый раз, когда он намазывал масло на хлеб, он облизывал остатки масла с ножа; в доме моих родителей собралось множество его приближенных, их угощали таким же образом (Доска, приделанная к стене той комнаты, где царь обдал, напоминает всем о царском обеде: в 1845 году Имп. Николай пожаловал тогдашнему владельцу дома почетный подарок в размере 100 талеров сер. и золотую медаль за то, что он сохранил доску. Царь обедал здесь 4 июля). По приходе всех галер, большинство войска высадилось на берег так что все улицы и дома переполнились, и никому не было свободного проходу, а через два часа негде было достать мяса, свинины, масла, яиц, пива и водки. К ночи царь с приближенными опять уехал на галеры, и все прочие по данному сигналу также вернулись на суда. На следующий день, рано утром, на берегу видно было несколько тысяч (!) походных котлов на кострах; на устройство этих костров русские похитили все, что только могло гореть, а в котлы они собрали всевозможной зелени, например, крапивы, которую бросали в котлы, разрезав ее на мелкие куски, и в каждый котёл еще бросили по одной, разрезанной на части, соленой селёдки; когда суп этот (или щи) закипели, они скоро его съели и опять увезли котлы на суда, и царь со своей флотилией сталь уходить к Гульдборгу, направляясь к Копенгагену, так что в полдень не было видно больше ни одной галеры».

(О торжественном въезд Петра в столицу Дани и о приготовлениях датского двора к достойной встрече его существует много записок как в печати, так и в рукописях (см. напр. Щербачева: шесть документов). По разборе подробностей слагается следующая картина церемониала).

В пятницу 6 (17) июля по всему Копенгагену разнесся слух, что царь со своей эскадрой был уже недалеко от столицы. В 3 ч. дня пробили тревогу на барабанах по всему городу, и вся гражданская милиция была вызвана на парад и расставлена шпалерами по всем улицам, по которым должен был проехать кортеж, т.-е. от таможенной пристани до дворца, нынешнего Христиансборга, в котором король жил.

Ровно в 5 ч., по окончании обеда, король выехал из дворца в своей лейб-карете на шестерике; вместе с ним ехал гофмаршал гр. Калленберг. Карета остановилась у таможенной пристани, и король без всякой задержки спустился в королевский катер в сопровождении Калленберга и Лаурвига; катером правил морской офицер под командою датского героя Торденскиольда; по совету последнего, катер направили к нынешней лоцманской станции Драгэру, где царь уже находился со своими галерами — в 6-ти верстах от Копенгагена. Скоро после отбытия королевского катера тайные сов. Краббе и Адлер вместе с юст. сов. Шредером сели в королевскую венецианскую гондолу и поехали на вёслах за королевским катером. В 5 ч. 15 м. датский ген.-адмирал Гюльденлэве выехал из порта на собственном катере. Когда король со своими кавалерами подъехал к галерам, царь пригласил короля к себе; загремели выстрелы, и король поднялся на царскую галеру; оба монарха сердечно обнялись, король и свита его поздравили царя с благополучным прибытием. Потом весь русский флот двинулся вперёд, и оба величества прошли мимо морского укрепления «Пробирный Камень». Первые салютные выстрелы послышались в Копенгагене в 5 ч. 45 м. В 6 ч. венецианская гондола вернулась пустая и пристала к таможенной пристани. В 5 ч. 55 м. следующие советники переехали в Военный порт: Гольдштейн, Платен, ген.-лейт. Эмдтен, гр. Фрнис и др. В 6 ¹/₂ ч. они вернулись и привезли с собою ген.-лейт. Шеифольдта, потом заняли свои места около лестницы пристани, чтобы здесь встретить его царское величество. В 6 ч. царь с флотилией проходил мимо «Нового Укрепления». Все сигнальные флаги были подняты на 4-х флаг-кораблях, и орудия загремели. На корабле, которым прежде командовал Предал, развевался вице-адмиральский флаг; на нём командовал сам царь в качестве вице-адмирала; командиром судна состоял Апраксин, который за два дня до того был переведён сюда, тогда как Бредалу вновь было предоставлено командование фрегатом «Самсон». Когда царь проходил мимо морской крепости «Три Короны», его приветствовали салютом из больших орудий, и сам он каждый раз отвечал 6-ю выстрелами; датские корабли спустили вымпелы и штандарты в знак уважения. В 7 ч. 15 м. царская флотилия миновала таможенную пристань и прошла прямо в внутренний порт, где корабли ошвартовались у склада Моцмана, нынешнего Христиансхольма. Почти целый час царь еще остался на своей галере, потом спустился в королевский катер, который повёз его обратно к таможенной пристани; катер остановился у правой лестницы, царь вышел первый из катера, за ним король, Гюльденлэве, Урбе, Лаурвиг, Шольтен, русский посол, Краббо и Адлер. Перечисленные выше кавалеры приветствовали царя; потом загремел тройной салют с таможенной пристани, с крепости и с валов столицы, и парадный кортеж двинулся вперед в следующем порядке:

1. Впереди ехал коричневый эскадрон конной гвардии. За ним

2. В 6-ти парадных каретах — гр. Калленберг, Платен, Кнут, Фриис и др.; каждую карету везли 6 коней; впереди каждой кареты шли по 4 лакея.

3. Тайн. сов. Адлер и один кавалер ордена Данеброга — на шестерке.

4. Тайный сов. Сегестед один верхом.

5. Карета тайн. сов. Сегестеда.

6. Тайн. сов. Урбе и один кавалер Белой ленты.

7. Карета тайн. сов. Шольтена.

8. Тайн. сов. Краббе один верхом.

9. Карета тайн. сов. Лаурвига с серыми конями.

10. Гюльденлэве и русский посол.

11. 4 королевских пажа верхом.

12. 4 шталмейстера верхом.

13. 2 кавалера.

14. 2 кавалера.

15. 2 кавалера ордена Данеброга, ген. Эмдтен и Лерхе.

16. Царь и Король в лейб-карете с 6-ью серыми копями, по обеим сторонам лакеи.

17. Белый и черный эскадроны конной гвардии.

18. 2 Придворные кареты с 6-ью конями каждая.

19 и 20. Несколько придворных парных карет; в них сидели ген. Шольтен и другие кавалеры.

В 8 ч. 45 м. царь подъехал к дворцу; король вышел с левой стороны кареты, а царь с правой. Когда гвардейцы поравнялись, заиграли трубы и барабаны; немного погодя королевские трубачи протрубили на обед по три раза, как это обыкновенно делается; потом опять послышались трубачи королевской гвардии, и гвардия ушла маршем. Гражданская милиция и солдаты были распределены так: у пристани стоял один полк солдат, вдоль Королевской улицы и на Королевской площади вплоть до канала стояла гражданская милиция, у дворцового моста пожарная команда, на дворцовой площади солдаты и гвардия.

Поднявшись во дворец, царь прошёл прямо в покои наследника, а король ушёл к себе в кабинет, но скоро вернулся. За обедом царь имел с одной стороны короля, с другой русского посла и русского ген.-адъютанта; король сидел между царём и Гюльденлэве. За каждой здравицей играли на трубах на дворцовой площади; сигнал к этому подавал трубач. В начале обеда царь был очень разговорчив. В 11 ч. 30 м. он распрощался с королём и уехал к своему послу, у которого и переночевал (В некоторых записках указано, что Пётр, будто бы, хотел уклониться от церемониала въезда и потому, неожиданно для всех, на галерах прошел мимо пристани. Без сомнения, Петру не нравился сложный церемониал датского двора, а свободное поведение царя не нравилось датчанам: «Как только он вышел на берег, он сталь разыгрывать из себя господина и начальника», — (записано у Гольштейна). Дом посла Долгорукого, в котором Пётр провёл первую ночь, доселе сохранился; в нём помещалось русское посольство почти 200 лет подряд).

Рано утром 7 (18) июля король послал карету за Петром, но вместо того, чтобы поехать к королю, Царь пешком спустился к ближайшей пристани, и на шлюпке уехал на свои галеры; с галер он, опять на шлюпке, вернулся обратно, но пристал к другой пристани, поближе к дворцу — и здесь стояла приготовленная для него придворная карета; Петр отпустил карету и пешком прошел чрез дворцовую площадь прямо во дворец мимо караула. После обеда у короля оба величества обошли королевские конюшни, манеж и цейхгауз.

Ночь на 8 (19) июля Царь провёл на галере.

8 и 9 (19 и 20) июля на галерах.

10 (21) июля Царь посетил военный порт (Петр при случае выразился так о флоте датчан: «Датчане обращаются со своим флотом, как старик-муж с молодой женой» и пр.) и обедал у короля.

В четверг 12 (23) июля в Копенгаген прибыла Царица и была встречена с полной церемонией.

(Она, как и сам Царь, до приезда в Копенгаген заехала в город Нюкэбинг на острове Фальстере; о пребывании ее в этом городке аптекарь Сайделин (см. выше) записал):

«Супруга Царя прибыла в Нюкэбинг несколько дней спустя после отбытия Царя в Копенгаген; она приехала из Мекленбурга чрез Гольштинию и Голландию; с последнего острова она на пароме переправилась в Нюкэбинг; стифтсамтмап и амтман встретили ее на самой пристани парома; перед ними она не показала себя особенно ласковой или приветливой; но когда она, проезжая в карете к дворцу, в толпе любопытных заметила магистра, т.-е. пастора, Оле Лунда, который, благодаря своей седине, отличался весьма почтенной наружностью, она высунулась из кареты и глубоко поклонилась ему, вероятно приняв его за патриарха Дании. Она, впрочем, чувствовала себя вполне довольной во дворце Нюкэбинга; она прожила здесь 5 дней: благородным женщинам города пришлось готовить ей стол поочередно во дворце; дворец ей очень понравился также как и редкие вина и прочее, чем возможно было угостить ее; потом она ухала к своему господину в Копенгаген. Она была 2-я супруга Царя Петра; он взял ее от мужа, унтер-офицера, которого впоследствии произвёл в подполковники…»

Король с Царём выехали в окрестности Копенгагена и встретили Царицу недалеко от харчевни 15 верст от города и проводили ее до самых городских ворот; здесь начался торжественный въезд Царицы с полной церемонией. Король и Царь отстали от Царицы у городских ворот и направились кратчайшим путём во дворец; во время въезда стреляли из пушек по три раза со всех городских валов, и по всем улицам были расставлены солдаты.

Вечером Царь с супругою обедали у короля во дворце; за обедом король выпил за здравие Царицы из золотого эмалевого бокала, украшенного драгоценными камнями, и тут же вручил бокал Царице в подарок. После обеда Царь с Царицей в лейб-карете короля переехали в приготовленную для них квартиру в доме купца Эдингера (подробности у Щербачева: Шесть документов).

Пока Царь жил здесь, на улице напротив его квартиры стоял караул из одной гвардейской роты со знаменами, сменявшийся ежедневно с музыкой. Пред самым входом в квартиру стояли 4 часовых, два пехотных и два конных гвардейца; по коридорам также стояли гвардейцы.

Когда Петр устроился в доме Эрдингера, свита его, чиновники, многие офицеры и даже солдаты стали устраиваться по домам копенгагенских купцов и ремесленников; почти ни один из дворянских домов не предложил своего гостеприимства, а все было возложено на тех граждан, которые по правилам закона должны были нести постой. Как самого царя поместили в купеческом доме, так и ближайшие к нему лица были расквартированы у разных шляпочников, виноторговцев и мелких чиновников; неохотно датчане заботились о своих гостях-союзниках; некоторым из них пришлось даже самим приискать себе квартиры. Приведём несколько строк из списков квартирантов:

1. Их царские величества с придворным штатом живут во дворце Эрдингера на острове Фредериксгольме; походные и багажные телеги стоят во дворе у г-жи Вигант. Впрочем, Его Царское Величество также занял дом Ленто за Восточными воротами. (Это было впоследствии, когда Царь выразил желание жить поближе к русскому лагерю, расположившемуся именно за Восточными воротами).

(В следующих за сим списках выпущены названия улиц, которые только могут интересовать читателей, знакомых с топографией Копенгагена).

2. Генерал-фельдмаршал и т. сов. Шереметев со своей свитой занимает дом асессора Эма на Королевской площади. По требованию города для этого куплена и поставлена мебель.

3. Ген.-адъютант с багажом и с военной канцелярией в доме Брокдорфа.

4. Великий канцлер Галовский (Головин) со свитой у д. ст. сов. президента Мэллера.

5. Т. сов. Толстой с 1 камердинером, с пажами и со своими лакеями у Шнуппа.

6. Вице-канцлер барон Шафиров с 2 лакеями у виноторговца Ф. Впоследствии, согласно его просьбе, переведен на…

7. Кн. Долгорукий, царский т. сов. и ген.-лейт., в доме виноторговца А. со своими лакеями; в этот дом, по требованию города, поставлена мебель и от города отпущено 1 саж. дров и 16 ф. свечей, за что уплатил городской казначей.

8. Обер-гофмаршал Ее Царского Величества Василий Дмитриев (?) с 4-мя лакеями у кузнеца Д.

9. Маршал Ее Царского Величества с 3-мя лакеями у купца Г.

10. Русский ген.-майор Репнин у пивовара П.

11. Русский ген.-майор Шлиппенбах у табачника М.

12. У управляющего В. сам устроился 1 русский генерал — майор.

13. Архиепископ Феодосий (архимандрит) у бакалейного лавочника Л. с 1 лакеем; впоследствии, по просьбе обоих Величеств, переведен, чтобы жить поближе к ним, к старшине бакалейных торговцев.

14. Обер-шталмейстер Его Царского Величества в гостинице В. Там также жила дама, назвавшая себя княгиней, — перешла на квартиру Долгорукого.

15. Обер-шталмейстер Царицы у акцизного служителя П.

16. У П. стоить множество лошадей Царя и Царицы с конюшенной прислугой и с кузницей, всего чел. 50, по словам хозяина.

17. Русский камер-юнкер у торгующего бисером Н.

18. и 19. Русский камер-юнкер.

20. Лейб-медик Его Царского Величества с лакеем у морского капитана В.

21. Лейб-медик Ея Царского Величества доктор Полликула с 3-мя лакеями у Д.

22. Царский медик, он же и кухонный писарь, Фельтельен у весовщика М.

23. Русский доктор Пинзель, 2 полковых фельдшера и 4 офицера у X. на Бирже.

24. Царский придворный священник в трактире.

25. Канцелярский сов. Остермана с служителями у мелочного торговца Щ.

26. Секретари канцелярии Степанов и Веселовский с 5-ю служителями у виноторговца С.

27. Секретарь Александр с 2-мя лакеями, 1 карета и 1 телега у Б.

28. Секретарь Келлерман и Пётр Ренинов с 2-мя служителями у виноторговца Г.

29. 6-ть канцеляристов с 6 служителями и 1 карета у Ф.

30. Капитан, привёзший с собою несколько телег с царскими сундуками, у еврея Давида Н.

31. У пивовара Б. 2 офицера, 2 писаря, 24 солдата с ружьями, 4 царские телеги с денежными сундуками.

32. Волонтер Миллау с 1 лакеем у веревочника К.

33. 2 царских пажа у вдовы Н.

34. Царский курьер Каневский у Анны Ш.

35. Царский курьер Михаил у купца X.

36. Хорунжий Юшковский, Веревкин и курьер Кролик у пивного торговца П.

37. 2 царских курьера.

38. 1 курьер у исляндского купца К.

39. и 40. 2 музыканта Царицы.

(Следует ряд имён музыкантов или песенников Царицы).

52. 1 повар и 1 лакей из прислуги т. сов. Толстого у лавочника Ц.

54. 5 походных и багажных телег вице-канцлера Шафирова у В.

57. — 59. 2 драгуна, прибывшие с Ея Царским Величеством.

61. В доме Квиста 400 — 500 чел. больных со служителями.

64. У садовника во дворце Шарлоттенбурге несколько офицеров, находящейся по близости русской артиллерии.

65. Командир-капитан, привёзший с собою царские палатки, походную провизию и пр., помещен, согласно просьбе русского посла в доме В.

(Список квартирантов на этом мест содержит следующее примечание):

Какие другие русские нашли себе квартиры, можно будет проверить сегодня вечером, когда не явившееся вчера на смотр стражники, сегодня соберутся.

Полицеймейстер спросил:

1. Кому из вышеприведённых лиц полагается бесплатная квартира с отоплением и с освещением?

2. Полагается ли бесплатная квартира тем из военных, которые числятся тайными советниками?

3. Кто из них должен платить?

4. Не должны ли платить из собственных средств те из них, которые самовольно заняли квартиры?

5. Полицеймейстер просит сообщить русским министрам, что им надлежит указать человека, который сдал бы казенную и частную обстановку обратно городу без всяких повреждений.

(По окончании этой вставки список продолжается так):

1. У портного Н. 1 князь и 4 песенника.

2. 1 князь и 2 лакея у шляпочника Л.

3. 1 генерал у А.

8. Двоюродный брать фельдмаршала Шереметева…

22. Несколько официантов русской пекарни.

23. Офицеры, говорящие по-немецки и по-шведски.

24. На улице Н. живёт 30 — 40 чел. рядовых; здесь по словам дежурного стражника, находится лазарет русских…

30. Пётр Марих, по рекомендации старшего царского повара Фельтена, нанятый на один месяц в качестве царского пекаря.

31. Несколько ремесленников на нужды русского флота.

(С первого дня своего пребывания в Копенгагене Пётр стал проявлять ту сторону своего оригинального характера, которая больше всего поразила датчан: ту ненасытную любознательность и проницательную наблюдательность, с какими он каждый день осматривал то одну, то другую часть столицы, укрепления ее, валы, достопримечательности и даже всякие пустяки).

13 (24) июля Царь с королём совершили прогулку в королевской гондоле. В тот же день королева послала Царице поздравление с благополучным приездом чрез г-на Мюниха; сама же она была нездорова.

14 (26) июля Царь осмотрел несколько церквей и копенгагенскую достопримечательность: Круглую Башню с находившейся на ней астрономической обсерваторией; в особенности его интересовало разбирать на части и рассматривать астрономические инструменты.

15 (26) июля осмотрены кунсткамера и библиотека; в кунсткамере Царь выразил свое довольство по поводу поднесения ему куска окаменелого хлеба и пары лапландских башмаков.

16 (27) июля королева с наследником приехали в Копенгаген под конвоем 17 гвардейцев и 1 унтер-офицера, с кавалерами и с дамами. Царь с Царицей были на галерах, а так как они вернулись слишком поздно с галер, королева не успела посетить Царицу.

17 (28) июля королева посетила Царицу; за креслами ее стоял обер-гофмейстер Мойнихен, а позади наследника стоял тайн. сов. Вальтер. Царица сидела с левой стороны.

Царь в тот день не мог присутствовать, потому что он ожидал прибытия флота (кроме 42 или 48 галер, прибивших с Петром, пришел флот из 23 кораблей. Списки этих судов, с именами командиров, с числом команды и орудий хранятся в Копенгагенской Королевской Библиотеке) из России, и ради этого обстоятельства находился на своих галерах. Царица проводила королеву до коляски.

18 (29) июля к Каструпу подошла эскадра Его Царского Величества, состоявшая из 9 больших военных кораблей и 2 фрегатов. Вместе с стоявшими в Копенгагене царскими судами они должны были присоединиться к королевскому датскому флоту.

В тот день Царица посетила королеву и обедала у короля под красным балдахином, украшенным золотой бахромой, в покоях королевы до 10 ¹/₂ ч. вечера. Царь отсутствовал; говорят, что он в тот день чрез курьера получил известие о смерти своей сестры; советник его Толстой вероятно знал об этом раньше, потому что он заранее заказал себе черный костюм. Толстому принесли костюм в воскресенье утром 15 (26) июля.

Царь обедал на судне у английского адмирала, но ночевал на берегу.

19 (30) июля предположена была охота, но была отменена по случаю траура Царя.

20 (31) июля король обедал у Царя на русской эскадре. «Весьма хорошо угощали его королевское величество со свитой из высокопоставленных лиц на царской адмиральской галере». Король приехал на великолепной гондоле. После обеда Царь с королём отправились осматривать все эскадры, и им салютовали с датских, русских, английских и голландских судов.

21 июля (1 авг.). Царь угощал короля и наследника с 12 ч. до вечера. Впереди ехала шлюпка, за нею царская галера с Царем, королем и некоторыми из министров, за нею другие лодки.

22 июля (2 авг.) король угощал Царя и Царицу в загородном дворце Фредериксберге под палаткой на балконе. Играла музыка. После обеда все гуляли по саду и вернулись во дворец в 9 ч. Царица шла с королевой, король с Царем и маршалом; за ними шли другие кавалеры.

23 июля (3 авг.). Пётр отсутствовал. В 12 ч. дня он с 3 галерами уехал к шведскому берегу, чтобы самому расследовать возможность десанта между Гельсингборгом и Ландскроною; он убедился, что шведы укрепили удобные для десанта места батареями; шведы открыли пальбу по галере Царя, а он ответил выстрелами по какой-то постройке, из которой скоро вышли запрятанные там кавалерийские солдаты. К вечеру ветер стих, галеры стали на якоря, а Пётр один в лодке вернулся в Копенгаген. Принц и принцесса, посланные встретить его на пристани, не дождались его возвращения.

Пётр вернулся поздно, но когда он подошёл к Восточным воротам, дежурный лейтенант караула арестовал Царя, который был одет голландским крестьянином; Царь сам имел неосторожность выдать себя за голландского крестьянина с острова Амагера (На острове Амагере доселе живут голландские крестьяне, потомки приехавших сюда в 16 столетии колонистов), но это ему не помогло — его отвели в здание караула; впоследствии он назвал себя, чтобы освободиться; но лейтенант заявил ему, что так как рапорт об аресте уже был отправлен к королю, необходимо было дождаться королевского распоряжения. Немедленно по получении доклада король велел послать карету за Царем; Петру пришлось принять навязанное ему неприятное внимание короля и в костюме голландского крестьянина явиться во дворец; здесь оба монарха — скрыв каждый свои истинные чувства — рассмеялись, и покончили дело как бы очень веселую шутку.

24 июля (4 авг.) Пётр отправился с бригантинами в Гельсингэр; он взял с собою капитана «Юстиции». Когда Царь подъехал к Гельсингэрской пристани и вышел на берег, караульный солдат остановил его и спросил его: кто он? На это Царь ответил: «русский офицер». Потом он пошёл расхаживать по улицам, попросил у прохожего указать ему трактир, вошёл в трактир, но хозяину велел никого постороннего не впускать. Явился к нему комендант (местной) крепости Кронорга и был принят. Вместе с комендантом Пётр отправился в крепость. Комендант, в честь Царя, устроил смотр, во время которого Петру пришла мысль как-нибудь узнать, действительно ли гарнизон вооружён по-военному; для этого он неожиданно выхватил ружье из рук первого попавшегося ему мушкетера, выстрелил и убедился, что гарнизон был снабжён пулями. После смотра Царь пообедал у коменданта, потом поехал в коляске обратно в Гельсингэр. По пути он остановился у дома юст. сов. Ринкеля, постучался в двери и был приглашён осмотреть дом; он тотчас поднялся на верхний этаж, откуда стал подавать сигналы своей бригантине, махая платком; одна из бригантин подняла якорь и пошла к шведскому городу Гельсингборгу. Спустя несколько времени Царь ушел и отправился на судно и также подъехал к Гельсингборгу и так близко, что возможно было бы видеть его в подзорную трубу. Около Гельсинборга он захватил принявшее там груз голландское судно и привёл его в Гельсингэр.

Вечером Царь вернулся в Копенгаген; под шведским берегом он нашёл место, где было 7 футов воды 30 сажень от берега.

25 июля (5 авг.) король пригласил Царя на охоту, но по случаю дождя и бури охота не состоялась.

Вечером было представление в дворцовом театре; в одной ложе сидели царь, царица, король и королева; в другой принц Карл и принцесса Ядвига, в третьей ложе: наследник (О театральных представлениях в Копенгагенском дворцовом театре есть любопытное письмо от директора театра, актера Монтагю, на имя Лэвенэрна; он пишет:

«… Что касается до Копенгагена, то Царь вернулся три дня тому назад; новостей никаких нет; люди ко всему привыкают, не бегают больше по улицам, чтобы встретить Их Царские Величества, так, как бегали в начале; двор, однако, от времени до времени старается развлечь Их; третьего дня обдали в Розенберге, на следующий день были на охоте; комедия, как я вам уже сообщил, ставилась один раз; она, кажется, имела такой успех, что ее больше не поставят; в день рождения королевы играли итальянскую оперу, которой остались еще меньше довольны, что заставляет думать, что театр, к сожалению, не будет сильно занят; мне заказали написать приветствие Царю, половину я уже написал; вышло ли оно хорошо или худо, но я желал бы, чтобы в присутствии его дали еще одно представление, и я получил бы возможность декламировать приветствие — не ради каких-нибудь надежд…»).

29 июля (9 авг.) все Высочайшие особы ужинали в Розенборге, где осматривали регалии. Ужин кончился в 12 час.

30 июля (10 авг.) Царь наложил траур по случаю смерти сестры.

2 и 3 (13 и 14) авг. Царь болен; он захворал от дыни, потому что пил к ней.

4 (15) авг. он окончательно решил уйти с соединенными эскадрами в Балтийское море.

5 (16) авг., в 9 ч. утра, Царь с Царицей ухали на эскадру; все эскадры салютовали Ему. Ветер был западный.

6 (17) авг. эскадрам пришлось остаться в Копенгагене.

7 (18) авг. Царь распрощался с Царицей и ушёл в море с эскадрами по направлению к Борнгольму. Распрощавшись с Царем. Царица на «Лизетте» вернулась в Копенгаген.

9 (20) авг. Царь ночевал на Борнгольме.

16 (27) авг., в 6 ¹/₂ час. вечера состоялся обед в парадном («рыцарском») зале Копенгагенского дворца. Царица приехала в 6 час. в карете короля и участвовала в обеде. Обед кончился в 12 час., а после обеда начался маскарад; Высочайшие Особы танцевали первыми, после них все маски; веселие кончилось в 3 ч. утра.

21 авг. (1 сент.) Царская эскадра вернулась из Стральзунда в Кэгебухту, и в тот же день Царь сам на небольшом гуккере приехал в Копенгаген, где встретил ласковый приём со стороны короля.

22 авг. (2 сент.) Царь со свитой обедал в Розенборгском саду, в беседке, в 2 часа.

23 авг. (3 сент.) Все отправились на охоту в Егерсборгский парк. Пётр одним ударом отрубил голову оленю, и перерубил спину другому, наконец, третьего застрелил из пистолета. Обед был устроен в павильоне Эрмитаже. К вечеру все вернулись в столицу.

27 авг. (7 сент.) Петр опять выехал на охоту, но в этот раз в сопровождении одного короля. Вернувшись вечером, он переночевал в доме, недалеко от лагеря своего войска. (Этот дом принадлежал Ленте и упоминается в вышеприведённых списках).

28 авг. (8 сент.) Царь ушел в море с семью небольшими галерами, на которых находилось между пр. 60 чел. казаков с конями; их Он высадил на шведском берегу; казаки отъехали внутрь страны версты две от берега, наткнулись на береговых стражников, убили их унтер-офицера и взяли трёх рядовых в плен; узнав, что неподалеку стояла сильная стража, казаки поспешили обратно к берегу, не потерпев никаких потерь. Пленные показали, что лишь три мили от места находилось 11.000 чел. королевского шведского войска, и что вообще было 16.000 регулярного войска в Сконе; пленные слышали, что ожидалось еще несколько полков из Норвегии и из Старой Швеции. На следующий день Царь вернулся в Копенгаген.

29 авг. (9 сент.) Король произвел смотр своей коннице и пехотной гвардии. В тот день пришло около 80 судов из Травемюнде, с большим числом русского войска; часть была высажена на острове Вене для наблюдения за шведами в Сконе, другая часть разместилась в устроенном близ Копенгагена «московском» лагере. Поэтому Петр не мог поспеть на королевский смотр к определённому времени; его ждали до 3 час. дня. (Вот почему сложилось любопытное поверье, сохранившееся в некоторых записках, что великолепная выдержка и прекрасная обмундировка королевских солдат и коней до такой степени поразили Петра, что он против своей привычки скрылся в палатке).

Наконец в 3 часа Царь показался, но так как он слишком много опоздал, пришлось сократить смотр: солдаты прошли парадом в рядах по 24 солдата вместо того, что предполагалось: по 4 солдата.

После смотра Царь с Королем, Царица с Королевой и все прочие особы ухали в загородный дворец Фредериксберг, где подан был обед. За столом Царь похвалил датских солдат, но высказал мнение, что когда солдаты бегут, то и офицерам следует бежать с ними. (Сколько войска Петр привёз в Данию для предполагавшегося десанта на шведском берегу — неизвестно; по разноречивым свидетельствам датских документов можно считать от 30.000 до 40.000. Появление такой массы сильно встревожило датчан и вероятно положило начало их мнительному отношению к планам Петра; они стали подозревать, что Царь приготовил войско не для десанта на шведских берегах, а для занятия самой столицы Дании. Так мы читаем у историографа короля Фредерика IV:

«Большое количество войска, привезенное Царем сверх договора, его ежедневное старательное исследование порта, крепости и специально глубины крепостных рвов, то обстоятельство, что он расположил свои галеры в пределах укреплений, что на галерах все время оставалось 2.000 русских, странная претензия Царя на выдачу ему ключей от Восточных ворот или предоставление ему права проходить чрез городские ворота днем и ночью с войском, притом желание его расположить свой корпус, состоявший из 30.000 чел. и находившийся дальше пушечного выстрела от крепости, на гласисах крепости и, наконец, его желание расквартировать войско в любом количестве в самой столице; его странная прогулка в Кронберге с галерами, полными солдат, и проявленное им при этом случае любопытство, когда он вырвал ружье из рук мушкетера из числа стоявших под оружием солдат гарнизона, и сам выстрелил из ружья, чтобы проверить, были ли у гарнизона заряженные ружья, после чего он опять уехал со своими галерами; наконец высказанное им недовольство по поводу постоянного пребывания английской эскадры на копенгагенском рейде, — все эти обстоятельства бросались публике в глаза как слишком сомнительные признаки намерений, боле опасных для короля и государства, или по крайней мере не мене опасных, чем те намерения, которые открыл Карл Густав своим нападением на Копенгаген в 1660 г.».

30 авг. (10 сент.) Копенгагенской гражданской милиции отдан был приказ при первом барабанном сигнале собраться на сборных пунктах, при чем каждый солдат должен был иметь при себе пороху на 12 выстрелов. Караул у городских ворот был удвоен, и все орудия на городских валах были заряжены боевыми снарядами.

1 (12) сент. Военный совет у Царя.

2 (13) сент. после богослужения в русском лагере Царь опять поехал на разведку к шведским берегам. Вернувшись поздно, он не поспел в столицу до закрытия ворот, а остался ночевать на острове Амагере. В тот день все было готово к десанту.

3 (14) сент. Петр пришел в Копенгаген.

5 (16) сент. Царь на охоте.

6 (17) сент. несколько русских кораблей подошли к Корсэру (на западном берегу Селяндии) вследствие противного ветра; но команде не было разрешено выйти на берег. Комендант Корсарской крепости еще раньше получил приказ стрелять в русские суда, в случае появления таковых около Корсэра; он так и поступил, и удачно разбил мачту на одном из кораблей; после этого русская эскадра ушла. На всякий случай на помощь коменданту заранее был послан кавалерийский отряд из Копенгагена.

9 (20) сент. датским гренадерам приказано было двинуться из Слягельсе в Копенгаген.

10 (21) сент. в 6-ой час. пехотная гвардия пришла в столицу. У Царя собрался военный совет, заседавший 2 часа. Говорят, что король оставил совет и вышел недовольный. Вчера рано утром также собрался военный совет. Слухи идут, что Царь отказался от кампании в Сконе, по крайней мере в течении предстоящей зимы.

11 (22) сент. пришли гренадеры в 7 час. вечера.

12 и 13 (23 и 24) сент. король с Царем посетили эскадры; оба раза им салютовали из больших орудий.

18 (29) сент. Толстой пришел домой и переоделся в походный костюм, чтобы отправиться ночевать у Царя на эскадре. В 8 час. русские войска начали садиться на суда.

19 (30) сент. Царь вернулся в Копенгаген. Он побывал со своими министрами на острове Веен, в Гельсингэре и под шведским берегом.

20 сент. (1 окт.) Царь явился к королю с визитом. Царица была в Розенборгском саду. После обеда от 4 до 6¹/₂ час. состоялось гуляние — карусель на Розенборгском пруду. Одною из лодок командовал командир Торденскиольд; в ней сидели Царица и король; позади их стоял гр. Калленберг; другой лодкой командовал кап. Гансен; в ней сидели королева и Царь; позади их стоял обер-гофмейстер Мэйнихен. На воде были расставлены 3 колонны с 2 кольцами напротив беседки, в которой находились наследник, принцесса, принц Карл, принц Сюндербургский и много других выдающихся кавалеров и дам. Около ближайшей к беседке колонны стоял адмирал Норрис; его долго задержала одна московская дама в беседке своим разговором. В 5-й час Царь пожелал стрелять в арапские головы — устроенные на жердях над водою — после того как дамы тщетны пытались сбить их пиками, и он очень метко попадал в них. Напротив беседки красился царский герб с орденом на колонне, подделанной под коричневый мрамор; на боковой стороне другой колонны была нарисована битва. С обоих концов пруда также были поставлены картины. С внутренней стороны одной из картин было приделано колесо с веревкой, устроенное так, что когда поставленные на это дело люди вращали колесо, то лодки двигались взад да вперёд. Около колец стояло по мальчику; каждый мальчик имел при себе порох и пули. В беседке стояли Гюльденлэве, Норрис, гр. Гольштейн, т. сов. Вальтер, гр. Даннескиольд и другие благородные кавалеры, которые после ушли в сад веселиться. Царь и Царица были в черном, у Царя была шляпа на голове и букет цветов на груди.

21-го Шереметев и Шафиров ухали на эскадру, и Шафиров приказал приготовить ему багаж для сдачи на судно.

Вчера всего 15.000 солдат сели на суда.

Пекарям велено спечь хлеба на 2 недели сверх обыкновенного количества.

21 сентября (2 октября) Царь отправился верхом к Круглой Башне в сопровождении одного кавалера и трёх лакеев, из которых один имел при себе запасного коня; Царь ехал впереди. В 12 час. 7 мин. прибыла туда же Царица в собственной карете на двух жёлтых конях и с тремя пажами позади. За ней следовало еще несколько карет с кавалерами и дамами. Царь поднялся верхом на башню и привязал своего коня к верхнему окну. Царица въехала за ним в небольшой коляске. Они остались на башне до 1 час. Сперва они осмотрели красивую библиотеку (Круглая Башня пристроена к церкви св. Троицы; из башни есть вход на чердаки над церковью; на этих чердаках во времена Петра помещалась библиотека Копенгагенского университета (башня построена в XVII столетии Христианом IV). Она отличается тем, что в ней вместо лестницы устроен, на арках, не очень крутой винтообразный подъем в 7 поворотов (до самой вершины). Башня доселе стоит. (Не так давно датский купец попытался повторить оригинальную выдумку Петра, однако, не на лошадях, а на автомобиле); потом они перешли в обсерваторию и в особенности рассматривали движения Юпитера и Венеры посредством математических инструментов. Царь с хорошим пониманием беседовал об известных долготах и широтах на небесном своде, знать которые мореплавателю необходимо; но Его Величество утверждал, что нет возможности, находясь в море, исчислить долготы по спутникам Юпитера, потому что на кораблях не имеется тех необходимых инструментов, какие имеются на суше; он высказал мнение, что луна могла бы служить к определению долготы, если бы можно было найти уравнение между ее движениями и положением неподвижных звёзд; наконец, Его Величество просил прислуживавшего профессора направить свои занятия к изысканию такого уравнения. Оказалось, таким образом, что Царь широко осведомлен в этой области. Царь пригласил профессора часто посещать его.

В тот же день пехотная гвардия и гренадерский полк вышли за город на смотр.

Царь обедал у короля от З до 5 час.

Все русское войско теперь переведено на русские корабли, за исключением тех отрядов, которые принадлежат к галерам; эти отряды останутся еще жить в палатках на городском валу.

23 сентября (4 октября) Репнин угощал Царя, кавалеров и английского адмирала Норриса. После обеда Репнин уехал. В честь его и Долгорукого музыканты играли на трубах и на скрипках, потому что их наградили орденом Слона.

2.000 русских кавалеристов подъехали к Восточным воротам и потребовали пропуска в город, но комендант не разрешил.

24 сентября (5 октября) Царь на эскадре.

25 и 26 сентября (6 и 7 октября) Царь с Царицей ездили в Фредериксборг (?) и вернулись вечером с сильнейшим попутным ветром.

28 сентября (9 октября) король с королевой посетили Царя в 6-м часу.

В тот же день случилось убийство: пьяные русские солдаты рассорились с датскими в трактире Бекмана; один из русских бросил датчанина наземь, но датчанин выстрелом убил русского и ранил еще другого.

29 сентября (10 октября) министры короля и Царя собрались на совещание.

30 сентября (11 октября) праздновался день рождения короля.

В 6 ¹/₄ час. предложен был стол. Королевская семья обедала с Царем и с Царицей в «рыцарском» зале. Благородные люди, в масках, в то время находились па балконе; по окончании обеда всем было разрешено спуститься в зал, и начался веселый маскарад. Высочайшие особы, однако, не были в масках. Танцы начались тем, что Царь с королевой и король с Царицей станцевали польку, а потом танцевали другие. Царь очень развлекался танцами, разговаривал с масками и высказывал свое удовольствие по поводу той или другой маски. Кто только желал, пил сколько кому хотелось. В 1 ¹/₂ час. ночи Высочайшие особы разошлись; Петр отправился домой пешком.

2 (11) октября. Проснувшись, Царь заметил пятно на солнце, почему — в 7 час. утра — поспешил на Круглую Башню. Там он беседовал с проф. Франкенау и Биркеродом, и при помощи астрономических инструментов рассматривал пятно на солнце и движение планеты Венеры к меридиану, но больше всего смотрел на море. Как прежде, он и сегодня въехал на башню верхом на коне.

3 (14) октября последние галеры прошли с попутным ветром мимо Драгэра.

9 (20) октября датские морские офицеры обдали на «Ингерманланде» у Царя.

11 (22) октября начались морозы; ночью образовался толстый лёд. Фурьер Бенфельдт отправился приготовить все к отъезду Царя.

В один из последних дней своего пребывания в Копенгагене Петр посетил дом умалишённых, так называемый Чумной Дом. Это посещение описано так в сохранившейся записке:

«Имею доложить о весьма красивой редкости касательно дома умалишённых: если другие могут хвастаться посещением Царя Петра и К., то еще больше следует в честь и память Великого Царя остановиться на том, что он удостоил такое маловажное и презренное учреждение своего Высочайшего присутствия и внимания. Его Царскому Величеству угодно было придти сюда в зимнее время и после внимательного осмотра квартирного помещения осмотреть камеры умалишённых. Г-н Кроне очень извинялся, но, наконец, Государь согласился оставить свою саблю в комнате эконома. Когда он подошел к камере, в которой сидел дворник градоначальника, он приказал открыть ее. Но эконом два раза заявил, что он боялся сделать это, пока Царь не приказал ему от имени короля и с указанием на свое положение. Г-н Кроне был настолько осторожен, что открыл дверь, таким образом, что сам остался за дверью; но зато сумасшедший схватился за Царя и втянул его к себе в камеру; наконец, Кроне при помощи дворников и других лиц освободил его. Царь был до такой степени истрепан сумасшедшим, что долго не уходил, пока, наконец, не обчистили ему его черный бархатный кафтан».

В четверг 11 (22) окт. Петр попросил короля показать ему хиротонию епископа; но так как нужды не было в епископе, король приказал селяндскому епископу выбрать кандидата на священство и посвятить его по обряду хиротонии в сан епископа и таким путем исполнить желание царя. В тот же день магистр Муус, инспектор общежития студентов получил приказ принять один из сельских приходов Селяндской епископии и приготовиться к рукоположению в ближайший воскресный день в присутствии царя. Муус имел полную причину радоваться — он давно без успеха искал себе места и почти оставил мысль о пасторском служении, как тут ему без всякого прошения устроили и место, и хиротонию в присутствии знаменитого гостя.

Накануне торжества, которое было назначено на 14 (25) окт., королевские кресла в церкви были обтянуты новой матерей и покрыты драгоценными коврами; по всей церкви были расставлены стулья с мягкими подушками.

14 (25) окт. Петр явился в церковь в своём обычном костюме, в коротком кафтане, в серых чулках и с громадными пряжками на воротнике, при голубой ленте, при ордене Слона и с польским орденом на пуговице. Он пришел вместе с королем, с министрами короля, в сопровождении вице-канцлера Шафирова и гр. Толстого. Король подвел царя к королевским местам, но Петр отказался занять предназначенное для него сидение, преспокойно поднялся на солею, подошел к престолу и с напряжённым вниманием стал сладить за ходом церемонии, но в то же время он рассматривал все памятные плиты в церкви в подзорную трубу, как бы желая прочитать надписи. Проповедь начинавшего пастора показалась ему слишком длинной, и он послал одного из своих кавалеров к престолу с замечанием. Когда епископ показался, Петр вслух высказал свое изумление благолепному величию, с каким он сумел выступить из-за стены престола. Когда присутствовавшие пасторы приступили к самому действию рукоположения, тогда и Петр подошел к престолу и возложил руки на ставленника, а когда Муус начал принимать рукопожатия духовенства, тогда и сам царь протянул ему руку, но Муус с вежливым извинением отказался от царского рукопожатия.

По окончании торжества Петр направился к выходу, где 12 чел. стражников и 2 приходских попечителя с трудом удерживали напор любопытной толпы. При выходе он спросил короля: «наизусть ли говорил епископ такую длинную проповедь?». Получив утвердительный ответь, Петр сказал: «Когда я вернусь в Россию, я также научу своего патриарха говорить проповеди наизусть».

15 (26) окт. состоялся прощальный парадный обед в Христиансборгском дворце. Король был болен и не участвовал в обеде.

16 (27) окт. в восьмом часу утра царь вошёл к королю в спальню распрощаться с ним и пробыл у него ³/₄ часа. Те, которые видели Петра при выходе его из королевской спальни, свидетельствуют, что царь прослезился.

Он уехал из Копенгагена в открытой коляске с 3 кавалерами при тройном салюте со всего городского вала.

(Царица, по некоторым запискам, ухала 11 (23) окт.).

18 (29) окт. царь переправился чрез Большой Бельт и поехал в Германию.

После отъезда Петра у датчан начались расчёты по поводу приёма царственных гостей, их свиты и солдат. Общая сумма исков, предъявленных гражданами копенгагенскому магистрату, составляла 14.327 талеров. Магистрат отказался от уплаты этих денег и перенёс все дело на усмотрение короля. Король приказал обревизовать все поданные счеты и суммы по справедливости сократить, а потом распределить все расходы на всех жителей Копенгагена. Таким способом цифру расходов сократили до 5.699 талеров, вместо первоначальных 14.327.

Больше всех пострадал купец Эрдингер, дом которого был предоставлен в распоряжение Петра. Он потребовал за лишение собственной квартиры, за ремонт и за приобретённую им мебель 3.556 талеров; ему выдали только 831. Еврей Давид Наеап показал в своём счете, что у него жил русский генерал; но так как всем было известно, что у него остановился не генерал, а просто капитан, еврею вместо 50 талеров выдали 26. Один домохозяин без стеснения потребовал платы за то, что на тротуаре пред его домом стояли русские часовые — ему конечно было отказано. Расчёты продолжались годами, так что память об именитом госте твердо запечатлелась в памяти датской столицы и частенько обновляется в датской литературе.

Несправедливо было бы окончить дневник пребывания Петра в Копенгагене, не предложив читателю краткую записку, рисующую нам внешность царя в следующем виде:

«Этот великий господин не отличался великолепными костюмами; но зато супруга его была великолепна. Наилучшей костюм, в котором он показывался, состоял из зелёного суконного кафтана с небольшим количеством золотых галунов или из красного кафтана с серебряными галунами; эти кафтаны он только одевал по воскресным и праздничным дням, когда он носил орденский знак. В день прибытия и при въезде, а также в простые дни, — за исключением того времени, когда он носил траур по сестре — костюм его был таков: старый, с множеством пятен, красный камзол из простого, грубого сукна, сшитый как бы на морского шкипера, с небольшими обшлагами и с застежками до самой шеи. Белая полотняная куртка с белыми пуговицами из материи; жилетки он не носил; панталоны его были из коричневого сукна и сшиты так, что подвязывались под коленом; на ногах у него были серые чулки, не лучше тех, которые продаются у наших ютляндских мужиков на базаре. Подколенные подвязки были сделаны из черной кожи с медными пряжками; сапоги у него были с острыми носками, как обыкновенно у матросов. На шее у него был простой полотняный галстук, обмотанный вокруг шеи и концами засунутый под куртку. Спереди на шее у него была большая булавка с стеклянным камнем, но на руках он не носил ни рукавчиков, ни полурукавов, так что видно было его грубую рубашку, запрятанную высоко на загорелых руках. Опоясан он был старым, потертым галуном, в который была засунута сабля, скорее похожая на меч палача, чем на саблю; перчатки его были грязные, а в руках он держал большую, толстую палку с кожаным ремнём; на голове у него была шапка, обтянутая зеленой клеенкой, и впрочем такого вида, как у наших охотников; волосы у него были черные, кудрявые и хорошо сплетены. Такова была обмундировка этого знаменитого господина».