Мальчик и лейтенант
Третий урок так и не начался, потому что на большой перемене в село приехал танк. Он взревел, давая перегазовку, и замер у самой школы. И тогда из люка вылез лейтенант. Лейтенант был молод, белобрыс и синеглаз. Он посмотрел на небо, на ласковое весеннее солнышко, размял плечи и улыбнулся. Потом посмотрел на ребят, окруживших танк, и присвистнул, потому что ребят было много. Они жались друг к другу и во все глаза глядели на танк, на лейтенанта, на его замасленную гимнастерку с двумя медалями и с нашивкой за ранение.
— Ишь ты, — сказал лейтенант и стал сворачивать цигарку.
— Дядя, — спросил стриженый мальчик в защитном детдомовском костюмчике, — а куда вы едете?
— На войну, — сказал лейтенант, — а то куда же?
Это была правда, но не в том, конечно, смысле, как поняли ребята. Ребята поняли так, что лейтенант залезет сейчас обратно в люк и танк на одном дыхании покроет расстояние от этого уральского села до фронта и с ходу примется громить убегающих в панике фашистов. На самом же деле танк шел своим ходом только до станции Челябинск-2, где грузилась на платформы материальная часть танкового батальона.
Но лейтенант не стал ничего этого объяснять, он похлопал себя по карманам в поисках спичек и спросил шутливо:
— Курящие есть?
— Есть, — ответил тот же детдомовский мальчик и вытащил из кармана штанов мудреные принадлежности для добывания огня: кресало, кремневый камешек и фитиль. Он приложил фитиль к камешку и ловко, одним скользящим ударом высек сноп искр. Протянул лейтенанту тлеющий фитилек и сказал, как взрослый взрослому:
— На.
Лейтенант наклонился, звякнув медалями, закурил с удовольствием и опять улыбнулся.
— А ты что, куришь? — спросил он.
— У нас все курят, — ответил детдомовский мальчик.
— Зачем? — удивился лейтенант.
— Жрать охота, — сказал мальчик. — А покуришь — и ничего.
Все ребята, окружившие танк, были худы и голодны: и детдомовские, и деревенские. Но этот мальчик был совсем плох. Больно уж тонкая шея как-то жалко торчала из воротника казенной курточки. И лейтенанту вдруг стало страшно, что табак попортит детские легкие и это тщедушное тело зачахнет.
— Слушай, — сказал он, — ты не кури, а? А то ведь помрешь.
— А че, — возразил на это другой мальчик, из деревенских. — Не помрет. Он хоть и тошший, а дерется шибко баско.
Ребята засмеялись.
— Дерешься? — заинтересованно спросил лейтенант.
— А пусть не лезут, — буркнул детдомовский мальчик, насупился и посмотрел на лейтенанта исподлобья.
— Ну что ж, — согласился лейтенант, — только ты все-таки не кури.
— А сам куришь! — дерзко сказал мальчик.
— А если брошу? — спросил лейтенант.
— Тогда и я брошу, — ответил мальчик.
— Ну, я бросаю, — сказал лейтенант. Он вынул из кармана кисет и, вздохнув, швырнул его в крапиву. И никто из ребят не кинулся за кисетом, никто и бровью не повел, словно табак не был у них в дефиците.
— И я бросаю, — твердо сказал мальчик и швырнул в крапиву свой камешек и кресало, которое сам недавно изготовил из обломка старой литовки.
В это время из люка показалась чумазая физиономия механика-водителя.
— Готово, — сказал он. — Поехали.
Лейтенант подмигнул ребятам:
— Прокатимся?
Ребята с трудом уместились на танке. Они стояли, плотно прижавшись друг к другу, а танк медленно и осторожно ехал по селу.
У околицы распрощались, и каждый из ребят прикоснулся рукой к лейтенантской гимнастерке.
Потом танк взревел и помчался в клубах пыли, унося в бой, в бессмертие, в легенду некурящего лейтенанта.
Да. Героический танк моего детства скрылся в клубах пыли, я вынул из машинки покрытый текстом лист и весь вечер провел наедине со своим рассказом. А наутро отправился в Пионерский Курорт за вверенной мне командой.
Через четыре дня я прибыл на корабль, а на другой день уже заступил в наряд — вахтенным офицером.
Я тут чуть выше упомянул вскользь, что командировки за призывниками были для меня источником свежих впечатлений. Корабельная жизнь, исполненная романтической специфики и служебной рутины, не давалась как литературный материал, как ни странно. А внешняя, то есть обыкновенная жизнь — вне корабля, — как ни странно, давалась. И даже просилась на бумагу.
Я решился привести в этих записках рассказ, написанный в результате нескольких таких командировок, потому что рассказ этот полностью про меня, хоть себя я и не назвал здесь по имени, а ограничился званием — лейтенант. Остальные же персонажи названы так, как звались в жизни…
