Рюкзак, наполненный стихами

Борис Штейн, 2013

В «Избранное» известного русского поэта и литератора Бориса Штейна вошли лучшие стихотворения, написанные за 60 лет творчества и стихи последних лет. Книга выпущена к 80-летию автора.

4

С улыбкой я гляжу на наше поколенье

Каша

Понимаешь, какое дело:

Я открыл поварскую книгу

И сварил по рецепту кашу

Из крупы, воды и из соли.

Я ей дал водяную баню,

Я ей дал, не жалея, масла.

И сварилась такая каша,

Что, когда приоткрыл я крышку,

Моментально возник над нею

Восклицательный знак огромный.

И пока я смотрел на книгу,

И пока я смотрел на руки,

Удивляясь, как они вместе —

Мои руки и эта книга —

Сотворили такое чудо,

Поднялась, засмеявшись, Радость,

Что тихонько в углу сидела.

И мы с Радостью съели кашу.

Это было великолепно!

Понимаешь, какое дело:

Нe сварить мне хорошей каши.

Вот крупа и вода в избытке,

Вот и соль, и, конечно, масло.

Но чего-то все не хватает.

Спохватился: а где же Радость?

Посмотрел по привычке в угол,

Где сидела она обычно.

Там пылилось пустое кресло.

А без радости каши не сваришь!

Понимаешь, какое дело:

Приходи ко мне непременно

И я сделаю все, что хочешь:

Я сварю мировую кашу,

Сколочу добротную полку,

Напишу стихи, если хочешь.

Если хочешь, такие, как эти,

А могу в настоящую рифму.

Я вообще могу очень много,

Потому что ты моя Радость,

Для тебя есть большое кресло,

И нельзя, чтоб оно пустовало.

Приходи ко мне непременно!

Лесной вальс

Осень в лесу,

Как на весу,

Кружится в золоте.

Это для вас

Медленный вальс,

Если позволите.

Как вы легки,

Как вы тихи,

Как вы доверчивы!

Нам танцевать

Раз или пять,

Или до вечера.

Над головой

Шар голубой

Кружит без грузика.

Это для нас

Медленный вальс —

Общая музыка.

Наш дирижер

Моря и гор

Еле касается.

Гриб-боровик

К нам норовит,

Хочет раскланяться.

Будет для нас

Медленный вальс

Общей уликою

В том, что у нас

Тайная связь

Общей улыбкою.

Осень в лесу,

Как на весу,

Кружится в золоте.

Это для вас

Медленный вальс,

Если позволите.

В наш двор пришла Красивая Женщина

Пришла Красивая Женщина в наш дворик

на Южной улице.

Такая красивая женщина, что при виде ее лица

Даже само спокойствие — ленивая старая курица —

Охнув, снесла в смятении

Сразу два яйца!

Друзья мои, эта женщина была такая красивая,

Что пес, с малолетства приученный

всем угрожать «пор-р-рву!»,

Хотел зарычать привычно, но не собрался с силами

И замер с отвисшей челюстью, роняя слюну в траву.

А воробей восторженный сделал двойное сальто.

А чиж — ну кто бы подумал! — спел арию соловья.

А сам-то я растерялся. Я растерялся сам-то.

Ни петь и ни кувыркаться совсем не умею я.

Очень красивая женщина ко мне протянула руки

Под удивленными взглядами

домашних зверей и птиц.

И мне захотелось сразу сплясать, на колени рухнуть,

Спеть каватину Фигаро и десять снести яиц.

Утро

На тротуаре возле бани

Играл баран на барабане,

Играл баран на барабане,

Висевшем на боку.

На старой вывеске «АПТЕКА»

Сидел маэстро Кукарека,

Сидел маэстро Кукарека

И пел «Кукареку!»

А воробей купался в луже,

К тому же прыгал неуклюже,

К тому же прыгал неуклюже,

Одолевая страх.

Когда легли большие тени,

Все увидали, что олени,

Что солнце круглое олени

Проносят на рогах.

Припев:

Ах, все устроено так мудро:

Проходит ночь, приходит утро.

И тихо радоваться утру

Поверьте, не грешно.

Приходит утренняя сказка,

А в сказке утренняя ласка.

Ах, эта утренняя сказка,

Все славно и смешно!!

Об одном вечере

Если б этот вечер

разливали на вынос,

Как вино молдавское

в специальном ларьке,

Я бы из Молдавии

ничего не вывез,

Только б вывез вечер

в корабельном анкерке.

У меня судьбина

путешествовать вечно.

Для меня плетется

паутина дорог.

И всегда с собою я

возил бы этот вечер,

Этот вечер, налитый

в пузатый анкерок.

За Полярным кругом

затоскую и робко,

Затворив каюту,

не увидели чтоб,

Анкерок я выкачу,

раскачаю пробку,

Бочечную пробку,

деревянный чоп.

Стихнет волн ворчание,

выйдут теплые звезды,

И запахнет

спелыми грушами.

А потом возникнет

и повиснет в воздухе

Улыбка,

беспомощная и грустная.

И исчезнет…

Я шел из овощного магазина

Я шел из овощного магазина.

Со мною рядом шла моя собака,

Неся в зубах капустный пирожок.

Не осудите маленькую хитрость.

Я был в то время очень одиноким,

И так специально обучил собаку,

Чтоб собирать нечаянные улыбки

Людей, идущих по своим делам.

Я нес большую желтую корзину.

Все думали, что я несу картошку,

А я в корзину собирал улыбки.

И было это дело, между прочим,

Ничем не хуже всех других занятий,

А может, даже лучше в десять раз.

Влюбленные (жаль, было их немного)

Спешили щедро доставать улыбки

Из радужных глубин своей души.

Их радовала умная собака,

И пирожок, и то, что он капустный,

А может быть, (хоть это под сомненьем),

А может быть, их радовал и я.

Моей собаке радовались дети,

И радовались бабушки-старушки,

А взрослые серьезные мужчины,

Особенно военные, но в штатском,

Справлялись деловито о породе

И может ли она таскать подранков

Из зарослей болотных камышей.

Я отвечал, что сам я не охотник,

Поэтому не знаю: может — может

И огорченно думал: разве мало,

Что мне в корзину сыплются улыбки?

Так почему, чтоб оценить собаку,

Я должен представлять себе картину,

Что с неба наземь падают подранки,

И мы их жадно ищем в камышах.

И все ж я не был вовсе одиноким:

Иллюзия какого-то общенья

Тихонько заполняла пустоту.

Собака съела пирожок с капустой.

А мне что делать со своей добычей?

Забытые на улицах улыбки,

Я рассовал тогда их по карманам

И так ношу, не знаю, для чего…

Любочка Богданова

Какой мороз подкрадывался —

С ума сойти!

Уже не двадцать градусов,

А больше тридцати.

Стоял, как торт-мороженное,

Седой забор.

Все по квартирам: боже нас

От уличных забот!

А мне Бог дал Богданову —

Такой курьез:

Я целовал Богданову

В такой мороз!

А улицы подсиненные

Пусты, пусты…

«Ах, Боренька, пусти меня,

Пусти, пусти…»

В снегу портфель с учебниками

Зачах совсем.

«Ах, Боренька, зачем ты так,

Зачем, зачем…»

Заснеженными двориками

Я брел домой.

И слышалось: «Аж, Боренька,

Ах, глупый мой!»

Мороз давил на градусники,

И я ему назло

Шел нараспашку, радуясь,

Что мне тепло.

Я шел, и, как у пьяного,

Кружилась голова.

Ах, Любочка Богданова,

Богда —

нова!

Одиночество

Я сейчас, как отвязанный плотик,

Одинок, сам себе не нужен.

Океан вокруг или лужа —

Одному одинаково плохо.

Кинотеатр. Стою у витрины

И разглядываю картинки.

И как будто меня половина…

Или весь, но в одном ботинке.

Одинокий, и днем, и ночью

Я стесняюсь себя самого.

Человек — это, знаешь, очень,

Очень парное существо.

И закон человечьей плоти,

И звучанье душевных гамм

Гонят, гонят бесхозные плотики

К берегам…

Окончились походы

Когда окончив дальние походы,

Я сразу стал невероятно штатским,

Мир был моим, доверчивым и шатким,

Весь в смене настроений и погоды.

И если небо ежилось простудно,

Я видел лица пасмурных прохожих,

Я чувствовал озноб всеобщей дрожи,

И было мне невесело и трудно.

Но иногда веселыми глазами

Сиял мне мир, как тысяча парадов

Солнц было столько, сколько женских взглядов,

И плюс одно — неглавное — над нами.

Сквозняки

Сначала походили, посвистели,

Подушку покатали по постели,

Похлопали и дверью, и окном.

Конец ознакомительного фрагмента.