Второй шанс адмирала Бахирева

Борис Царегородцев, 2013

Летом 1915 года у острова Готланд Русский флот нанес серьезное поражение немецким кораблям, и случилось это благодаря нашему современнику, сознание которого немыслимым образом переместилось в весьма важную фигуру той кампании – контр-адмирала Бахирева. Он предпринял попытку немного переиграть Первую мировую войну, подтолкнув к производству некоторые военно-технические новинки уже сейчас, а не через год или два, как было в реальной истории, и предотвратить таким образом события Февраля 1917 года, а потом и Октябрьскую революцию…

Глава 5

И вот она, долгожданная победа

I

Командир шестого дивизиона эсминцев капитан первого ранга Николай Иванович Паттон вел свои эсминцы чуть позади и сбоку, на удалении пяти кабельтовых от крейсеров, наблюдая за боем между двумя крейсерскими отрядами, происходящим невдалеке от него. Первым открыл огонь «Рюрик», грохот его залпа даже на расстоянии мили заставил вздрогнуть от неожиданности. Потом окутались пороховым дымом все крейсера отряда. Немцы начали отвечать минуты через полторы. В течение первых десяти минут попаданий с обеих сторон не было, но снаряды падали густо, некоторые с перелетом залетали сюда, поднимая огромные столбы темной воды.

— Не дай бог попасть под один из снарядов, особенно с «Роона», — если не потонем, то корабль точно выйдет из строя, — представил такой расклад Паттон.

Над «Олегом» взметнулось облако дыма, а через минуту и за третьей трубой сверкнула вспышка, и показался дым и пламя.

— Николай Иванович, похоже, «Олегу» несладко, — поделился своими мыслями командир эсминца «Казанец» капитан второго ранга Смирнов, чей корабль исполнял роль флагмана шестого дивизиона.

— Да, несладко нашим.

На большом немецком крейсере взметнулся столб дыма, и вскоре там что-то загорелось.

— Ага, не нравится! — воскликнул Смирнов, заметив, что немецкие корабли начали отворачивать, разрывая дистанцию и сбивая прицел.

И тут же на головном крейсере взметнулся очень высокий столб дыма, пара и огня, и он сразу выкатился из строя. Его попытался прикрыть крейсер, идущий вторым. Было видно, как в его середину попал снаряд, вызвав взрыв в среднем каземате. По эсминцу пронеслось «ура-а-а!» при виде горящих кораблей противника. Через несколько минут сигнальщик доложил, что из-за крейсеров противника выдвигаются эсминцы.

— Николай Иванович, видимо, противник намерен атаковать наши крейсера.

— Сообщение с флагмана, — предупредил сигнальщик и начал читать, — атаковать эсминцы противника и не допустить их к крейсерам.

— Лево на борт, полный вперед. Николай Иванович, нам трудно будет выдвинуться вперед с нашей-то скоростью. Наша скорость всего на три узла больше, чем у крейсеров, и это при полном форсировании механизмов.

— Михаил Иванович, машин не жалеть, надо не допустить немцев на дистанцию торпедного залпа.

— «Новик» увеличил ход, — доложил сигнальщик.

Глядя, как «Новик» стремительно разгоняется, на палубе «Казанца» все с восхищением наблюдали за кораблем-красавцем. Да, этот красавец, новейший и самый мощный эсминец Российского флота, был вооружен четырьмя 102-мм орудиями и четырьмя двухтрубными торпедными аппаратами.

— По-моему, «Новик» намерен прорезать строй крейсеров, — предположил вслух Смирнов.

Паттон вел эсминцы на перехват противника, который разделился на две группы. Первая состояла из четырех эсминцев типа S-138 и намеревалась атаковать «Рюрик». Вторая группа состояла из трех типа S-90 и нацелилась на концевой крейсер отряда «Олег».

— Передать на «Страшный»: крайняя четверка отражает нападение на «Олега».

— Идем на помощь «Новику», — решил Паттон, глядя на эсминец, который вырвался далеко вперед и, ведя огонь из носового орудия, шел наперерез курсу с противником. — Вот бы и нам такие корабли, мы бы этих немцев перетопили в два счета. Открыть огонь!

Стрельба велась в двух направлениях, носовые орудия стреляли по первой группе, кормовые по второй. Противник также отвечал огнем на огонь, приближаясь на дистанцию пуска торпед. Дистанция между кораблями второй группы быстро сокращалась, и с обеих сторон начались накрытия. Эсминцы маневрировали, сбивая прицел. После того как снаряд попал в один из эсминцев (это был S-131) и он запарил, боевой запал немцев немного сник. Они начали поворачивать на обратный курс, прикрывая собой «подранка». Наши наседали и добились еще одного попадания уже в другой корабль. Снаряд попал под мостик, разрушив управление от рулевой машинки. Теперь корабль мог управляться только из румпельного отделения, принимая приказы голосом с мостика.

Паттон с тремя оставшимися эсминцами вступил в бой с первой группой противника, помогая «Новику». Каждый из четверки немецких эсминцев был равным по силе его эсминцам. Они, как и его корабли, имели по два орудия и по три торпедных аппарата, зато скорость у них была выше. «Новик» связал боем двух противников, один из которых имел пожар на корме. «Казанцу» и его собратьям досталась другая пара эсминцев, которые начали склоняться в сторону своих крейсеров. После непродолжительной перестрелки с этой парой и не добившись попаданий, но попав под огонь «Любека», они бросили преследование, повернув на параллельный курс.

— Михаил Иванович, поворачиваем назад, надо помочь «Новику» отбить атаку.

Подходим к месту боя, видим: оба противника повреждены и имеют дифферент один на корму, другой на нос, оба дымятся. «Новик» тоже поймал один снаряд под кают-компанию в носовой матросский кубрик, из которого валил дым, закрывая собой мостик и делая нахождение на нем не вполне комфортным. Мы сосредоточили огонь на том, который зарывался носом (S-149), и через несколько минут поразили его. Эсминцы пошли на сближение с противником, чтобы добить его, так как его ответный огонь велся всего из одного орудия, второе, видимо, было выведено из строя. Мы засыпали снарядами противника, который все глубже и глубже оседал носом и заваливался на левый борт. Когда его участь была предрешена, он всадил нам снаряд, снеся им трубу, а осколками повредив котел и паропровод. Наш эсминец запарил, теряя скорость. Из котельного отсека выскакивали обожженные матросы. Хорошо, что котел не взорвался, иначе последствия были намного хуже.

— Передать на эсминцы: добить его торпедой, — приказал Паттон.

«Забайкалец» вышел вперед, заходя с носа, где орудие молчало, и с дистанции пять кабельтовых выпустил торпеду, которая, вильнув, пошла мимо цели. Пришлось выпускать вторую, которая и попала в цель. Обломки взлетели кверху, превышая высоту мачт в три раза. Через несколько минут в воде среди обломков плавали только уцелевшие матросы. «Новик» тоже заканчивал избиение своего противника, которому недолго оставалось продержаться на плаву.

Командир десятой флотилии фрегаттен-капитан Витинг приказал своим кораблям выходить из боя, но не всем это было суждено, три из семи покоились на дне Балтийского моря. Основной бой разделился на три участка. «Рюрик» вел бой с тяжело поврежденным «Рооном», который никак не хотел тонуть. «Адмирал Макаров» и «Баян» добивали «Аугсбург». Только менее всего поврежденный «Любек» и четыре эсминца, один из которых очень плохо управлялся, уходили в сторону Швеции от «Богатыря» и «Олега» и пятерки эсминцев во главе с «Новиком».

— Ваше превосходительство, «Любек» и эсминцы уходят в сторону Швеции, преследуемые парой крейсеров и эсминцами.

— Отлично, Александр Михайлович, значит, нам никто не помешает добить «Роон». Разворачиваемся левым бортом и всей мощью обрушиваемся на немца, не давая ему встать к нам неповрежденным бортом.

И снова над морем раздалась артиллерийская канонада. Немецкий крейсер все чаще и чаще получал повреждения, которые еще больше разрушали корабль, ответный огонь могли вести только носовая башня главного калибра, одно 150-мм и также несколько 88-мм орудий, они против «Рюрика» что укус комара. Командир «Роона» капитан первого ранга Гигас понимал, что его корабль обречен и вопрос времени, когда это случится. Крен такой, что орудия левого борта, поднятые на предельный угол подъема, смотрели параллельно воде. А попытки повернуться правым бортом пресекались русскими, кружившими невдалеке.

Гигас отдал приказ всем покинуть корабль, который тут же выполнился.

— Прекратить огонь, — скомандовал Пышнов. — Ваше превосходительство, «Роон» прекратил огонь, и его экипаж покидает корабль.

Смотрю на часы. «Да-а, наш бой длится уже один час двадцать семь минут, — отмечаю я про себя. — И за это время мы получили от противника более десятка снарядов разного калибра. Потеряли башню 203-мм орудий и пару 120-мм, а также получили множество других мелких повреждений — это еще легко отделались. Но из всего этого прискорбна и обидна потеря в бою около тридцати человек убитыми и ранеными».

— Как там «Баян» с «Макаровым»?

— Добивают немца, ваше превосходительство.

— Вот и все, господа офицеры, поздравляю вас с победой. Но праздновать будем потом, когда придем на базу, а теперь надо привести корабль в надлежащий вид, пожары потушить, раненым оказать помощь. Передайте на «Богатырь»: если не будет уверенности в том, что смогут догнать крейсер, то им надлежит возвратиться. Еще предупредите Вердеревского — в территориальные воды Швеции не заходить. Нам еще проблем с этой Швецией не хватало.

II

Командир «Богатыря» Вердеревский Дмитрий Николаевич с раздражением наблюдал, как в шести милях от него убегал «Любек», к которому он не мог приблизиться, хотя и выжимал все из своих машин. И достать его на пределе дистанции тоже не получалось: как только по нему начинали пристреливаться, так тут же эсминцы прикрывали его дымовой завесой. А стрелять наугад — только выбрасывать снаряды на ветер. Немцы тоже выжимали все, как говорится, до последней железки. Им не очень хотелось поплавать кверху брюхом в водах холодной Балтики. Эта погоня продолжается больше часа, и скоро должен показаться шведский берег.

Все, что удалось крейсерам Вердеревского, — это поразить один из эсминцев, тот самый, что имел повреждения в рулевом управлении. Один из снарядов «Богатыря» все же попал в эсминец, который начал отставать от своих, а наши нагонять его. После еще одного попадания эсминец сильно запарил и потерял ход, чем незамедлительно воспользовались наши корабли. Они буквально засыпали его снарядами, когда сблизились на минимальную дистанцию, проходя мимо него. Снаряды буквально прошивали германца насквозь и взрывались уже с другого борта. В горячке боя крейсера по эсминцу стреляли полубронебойными снарядами. Но как только сменили полубронебойные снаряды на фугасные, эсминец быстро отправился на дно. Остатки экипажа были подобраны «Донским казаком», оставленным для этой цели. Крейсерам некогда было останавливаться, приближался шведский берег, а убегающий крейсер так и не удалось хоть немного притормозить. Но они намеревались прижать остатки германского отряда к берегу и уничтожить или заставить его выброситься. Тут некстати получили радиограмму от флагмана прекратить погоню и повернуть назад, в территориальные воды Швеции не заходить.

— Как это обидно, еще чуть-чуть, и мы бы прижали их к берегу. А там им ничего бы не оставалось другого, как на него выброситься. Придется прекратить погоню, видно, немцу улыбнулась фортуна, а к нам повернулась задом, — сокрушался Вердеревский.

— Дмитрий Николаевич, я предлагаю подождать с возвращением еще полчаса, — предложил старший офицер крейсера, — и мы догоним противника.

— Нет, из этого ничего не выйдет, через пятнадцать минут мы войдем в территориальные воды Швеции, а адмирал опасается дипломатических осложнений. Передать на корабли распоряжение о прекращении погони. Запросить место встречи с главными силами. Мы возвращаемся.

Получив координаты места встречи, Вердеревский направился на северо-восток и через три часа в двухстах милях от входа в Финский залив присоединился к главным силам отряда.

Корабли построились в две походные колонны. В левой шли крейсера, во главе «Рюрик» под флагом начальника первой бригады крейсеров контр-адмирала Бахирева. В правой колонне — эсминец «Новик» во главе шестого дивизиона. Обе колонны двигались с десятиузловым ходом, так как эсминец «Казанец» не мог долго поддерживать более высокую скорость из-за поврежденного котла. Кроме того, надо было экономить уголь на эсминцах, которого оставалось не так много. Вот этот тип эсминцев имел самый малый запас угля среди своих собратьев, поэтому и дальность плавания у них была меньше. С флагмана передали, что корабли идут в Ревель.

Через несколько часов корабли эскадры входили в Финский залив. Примерно на траверзе Гангута мы повстречали крейсера второй бригады, все расцвеченные флагами в честь победителей. Вторая бригада крейсеров состояла из старичков ветеранов Русско-японской войны, которую они с честью прошли. Это броненосные крейсера «Россия» и «Громобой», бронепалубные «Аврора» и «Диана». Для этих ветеранов вновь начались боевые будни, они так же, как и десять лет назад, с честью вынесут на себе тяжесть боевых походов, так как им замены пока нет. В бригаде Бахирева также присутствовали два ветерана той войны: «Богатырь» и «Олег». Да и «Баян» с «Адмиралом Макаровым» можно смело ставить в один ряд с ними, так как были построены по тому же проекту, что и порт-артурский «Баян». И не важно, что они считались новыми крейсерами, недавно вошедшими в состав Балтийского флота. Но на самом деле для специалистов флота они считались уже давно устаревшими.

Через полчаса после того, как мы миновали оборонительную минно-артиллерийскую позицию, состоялись похороны погибших в этом походе моряков. Корабли застопорили ход, экипажи выстроились на верхних палубах, корабли приспустили флаги.

Стоя перед строем матросов экипажа «Рюрика», я произнес речь:

— Офицеры и матросы славного «Рюрика»! С чувством гордости и удовлетворения выражаю самую сердечную благодарность вам за умелые действия во время боя. Вчера нами была одержана славная победа над кайзеровским флотом. Это первая победа в этой войне, но я думаю, что не последняя. Враг надолго запомнит этот день, и он понял, что на Балтийском море есть и РУССКИЙ ФЛОТ. Теперь с нами надо считаться. Сейчас мы прощаемся со своими боевыми товарищами, они не напрасно погибли в этом бою. Они защищали свое Отечество от коварного врага, который напал на нашу священную Родину. Я обещаю вам, что мы о них будем помнить всегда и Россия об их подвиге не забудет. Возможно, что в будущем их именами назовут новые корабли.

Корабельные священники на всех кораблях эскадры отслужили панихиду по всем погибшим и первые двадцать моряков, завернутых в простыни, были опущены в воды Балтийского моря.

Через тридцать часов корабли входили в бухту Ревеля. В порту творилось что-то невообразимое, собрались огромные толпы народу, уже все знали, что эскадра возвращается с победой. Крейсера вставали на якорь посреди бухты, эсминцы швартовались к пирсу под музыку оркестров. Как только крейсера замерли на рейде, к ним со всех сторон устремились катера, яхты, шлюпки и даже маленькие пароходики, полные ликующих людей. Это встречали победителей.

III

Германский флот получил хорошую оплеуху за то, что он не воспринимал всерьез Балтийский флот, и за это поплатился потерей двух крейсеров, минного заградителя и трех эсминцев и более трехсот погибших моряков. На этом потери в тот день для немцев не закончились. При выходе из устья Вислы кораблей контр-адмирала Гопмана на выручку своим кораблям он потерял еще крейсер.

Английская подводная лодка Е-9, под командованием коммандера Макса Хортона, потопила броненосный крейсер «Принц Адальберт», поразив его двумя торпедами^[1]. Да, мы тоже понесли невосполнимые потери, на кораблях эскадры погибли двадцать три моряка и шестьдесят один были ранены. Практически все корабли — участники этого похода получили повреждения. Кто очень серьезные, как наш «Рюрик», а кто-то несколько пробоин от осколков неприятельских снарядов. Всех, кто был серьезно ранен, а также некоторых легкораненых и обожженных мы передали во временный морской госпиталь (ВМГ), который находился тут же в Ревеле при так называемой Морской крепости Императора Петра Великого, и заведовал этим учреждением действительный статский советник Николаевский. Но на кораблях еще оставалось некоторое количество пострадавших в бою. У кого-то незначительные ранения, у других несильные ожоги, которые через неделю залечатся в корабельных лазаретах.

На следующий день после прибытия в Ревель я вновь перенес свой флаг на крейсер «Адмирал Макаров». Но «Рюрик» я покидал с большим сожалением о том, что он не входит в мою бригаду. Вечером я получил приказ явиться в адмиралтейство к морскому министру Григоровичу И.К. в 11.00 24 июня сего года. Я вызвал командира крейсера и одновременно как бы моего начальника штаба Плена.

— Павел Михайлович, тут меня в Петроград в адмиралтейство вызывают. По всей видимости, мне придется на несколько дней задержаться в столице. Это значит, что тебе предстоит эти дни приглядывать за бригадой. С утра я отдам все распоряжения по бригаде и передам тебе дела.

— Ваше превосходительство, я полагаю, что вас вызывают не только в адмиралтейство, но, возможно, и. Это все же была славная победа.

— Павел Михайлович, мне сейчас только по приемам не хватало ходить. Сам знаешь, сколько дел накопилось после этого боя. Надо срочно приводить крейсера в порядок, война этой победой еще не закончилась. Впереди нас всех ждут немало долгих и кровавых месяцев войны.

— По всей видимости, вы правы, Михаил Коронатович, мы прольем немало кровушки, чтобы завоевать победу.

— Знаешь что, Павел Михайлович, давай мы с тобой помянем всех погибших и выпьем за то, чтобы в остальных наших встречах с противником мы как можно меньше теряли людей.

После этих слов я вызвал Качалова, чтобы он приготовил нам перекусить. Достав ту самую бутылку коньяка, которую я пригубил в первый день своего прибытия в этот мир, мы с Пленом ее приговорили, ведя задушевные разговоры.

После ухода каперанга Плена я растянулся на диване, намереваясь вздремнуть, но сон не шел почему-то, тогда я переключился на вызов в столицу.

Что меня там ожидает? Хотя об этом я примерно догадываюсь. А вот что я буду говорить там? Над этим надо будет подумать. Иван Константинович, я знаю, очень умный человек, и он может кое в чем меня поддержать, надо только правильно изложить все свои идеи. Подумаем, с чего надо начинать, чтобы немцы не чувствовали себя комфортно и в западном районе Балтийского моря. Надо предложить создать одну, а лучше две оперативнотактические группы, но на них у нас просто нет подходящих кораблей, тут на одну только наскрести можно.

Значит, так, в группу должны входить два линкора, четыре крейсера и восемь эсминцев — это непосредственно главный отряд. Про обеспечивающие силы мы потом поговорим. Вот с эсминцами у нас полный напряг, кроме «Новика», из новых ни одного, значит, придется довольствоваться только «Добровольцами». Это только через год можно половину из них заменить на новые. Еще пригодилась бы авиаматка, ее самолеты должны производить разведку по курсу тактической группы, поиск кораблей противника, а по возможности и их бомбардировку. Но авиаматка тут на Балтике только одна. Значит, надо срочно еще одну вводить в строй, а в идеальном раскладе не помешал бы авианосец. Надо будет поговорить на эту тему с министром, да и подходящий корабль для переоборудования в авианосец уже есть, это «Океан». Сейчас он выступает в роли учебного корабля.

Как мне помнится, то ли в конце двадцатых, то ли в начале тридцатых годов его предполагали переоборудовать в авианосец. Если удастся заинтересовать этим Григоровича, а он уговорит самого Николашку, то, может, что-то и получится. Но его раньше чем через год, а то и два и не стоит ждать, хотя такой корабль очень нужен. К авианосцу же и самолеты нужны, а на этот счет надо встретиться с Сикорским и другими нынешними авиаконструкторами и поговорить, кто из них сможет построить пригодный самолет для эксплуатации на авианосце. Но в этом деле мне нужна поддержка не только одного министра.

Возможно, с авианосцем я спешу, и нам пока такое не осилить. Сейчас все заводы заняты военными заказами, которые они и так с трудом и задержками выполняют. А вот судостроение понемногу начинает тормозить, если даже строительство эсминцев продвигается с трудом, не говоря уже про крейсеры, которые так нужны. Очень жаль, что до конца войны мы так ни одного и не получим. Нужны подводные лодки, которые также медленно строятся на наших заводах. И после всего этого смогут ли они переоборудовать «Океан» в авианосец? Смочь-то они смогут, вот только сколько времени понадобится на его переоборудование?

Эх, и правда, не было у нас во время этой войны твердой руки, такой как Сталин в следующую. Он перевел бы всю промышленность на военные рельсы, и все бы работали в три смены на благо победы. А про стачки и забастовки забыли бы раз и навсегда, объявили бы с десяток большевицких агитаторов немецкими шпионами да расстреляли тут же на месте. И все, забастовкам конец.

Я точно не помню, где так поступили, то ли во Франции или Англии, но так или почти так, и на их заводах всякие забастовки прекратились. В Англии был принят закон, запрещающий любые забастовки на военных заводах. Это уже потом, после Февральской и тем более Октябрьской, у них возобновилось стачечное движение. А до этого они роптали, но терпели и работали под лозунгами наподобие «Все для фронта, все для победы». Но про стачки и всякие забастовки и тому подобное говорить не будем, идет только пятнадцатый год, и до семнадцатого время еще есть. Народ пока так сильно не ропщет из-за тягот войны, он надеется на скорую победу над германцами или на завершение этой войны в любом раскладе, только не поражение.

А что это я только о флоте, есть еще армия, она сейчас страдает из-за нехватки вооружения. Не хватает винтовок, мало пулеметов, можно сказать, что нет такого простого в техническом решении по сравнению с орудием миномета, но он был бы очень полезен на фронте. Про снарядный голод общеизвестно. Надо налаживать производство минометов и увеличивать производство снарядов. Обязательно встретиться и с оружейником Федоровым. Это ведь он еще в двенадцатом изобрел автоматическую винтовку, за которую получил золотую медаль, и именно она легла в основу его автомата. Надо будет поспособствовать, чтобы он уже сейчас начал работу над ним, а там и выпуск организовать. Да и его винтовка также пригодилась бы, только увеличить емкость магазина до деся-ти — пятнадцати патронов.

Как я уснул, не знаю, но утром меня разбудил Качалов, этот день у меня прошел в напряженной работе. Поначалу я передал все дела по бригаде Павлу Михайловичу. Посетил каждый корабль, что участвовал в бою. Я должен был выяснить степень их повреждений и определить, где и какие корабли можно поставить на ремонт. Мне предстояло ехать в столицу, а там могли об этом спросить. Мы же не будем все корабли гнать туда на судостроительные заводы. Можно кое-какие и здесь, в Ревеле, отремонтировать, а некоторые в Финляндию отправить, кого в Кронштадт, и только единицы в Петроград. Всех командиров обязал сделать представления на награждение всех отличившихся в этом походе от офицера до нижнего чина. На командиров кораблей я сам напишу.

После осмотра кораблей я принял приглашение вицеадмирала Герасимова, который здесь в Ревеле совмещал сразу три должности: был и комендантом морской крепости Императора Петра Великого, и военным комендантом города Ревеля, и генерал-губернатором Эстляндии и Лифляндии. После визита мы вдвоем с ним отправились навестить раненых в морской госпиталь, надо было зарабатывать авторитет и популярность — в будущем может пригодиться.

Когда я покончил со всеми своими делами, стал собираться в дорогу, а что нам собираться, я только приказал Прохору, он все и приготовил. Хотел вечером отбыть в столицу на поезде, чтобы к утру быть там, но на поезде мне не довелось попутешествовать. Тут, кстати, пришел приказ от командующего — срочно отправить «Новик» в Петроград на Путиловский завод. Это наш единственный новейший эсминец, и его надо срочно отремонтировать, хотя такое повреждение можно было и тут, в Ревеле, исправить.

Но приказ командующего не обсуждается, да и на Путиловском ремонт быстрее сделают, да и мне это на руку, дойду на эсминце до места. Сейчас надо только капитана второго ранга Беренса предупредить, что я пойду с ним до столицы.

Вдвоем с Прохором поднимаемся на борт «Новика». Я уже второй раз за двое суток посещаю этот корабль, вчера как командующий отрядом, сегодня как частное лицо. После протокольных приветствий мы проходим в каюту командира корабля. Небольшая, состоящая из кабинета и спальни, понятно, не адмиральский салон, как на моем флагманском крейсере, но и здесь места для двоих вполне достаточно. Я, конечно, знаю, что Беренс предоставит свою каюту в полное мое распоряжение, но не хочу этого. В коридоре еще воняет горелой краской и каленым железом, в этом бою снаряд с немецкого эсминца попал тут впереди по коридору, в каких-то десяти метрах, но палубой ниже, как раз под кают-компанией. Пожар потушили, но матросский кубрик выгорел наполовину, досталось и кают-компании, палубу выпучило и местами даже порвало и посекло осколками. Мебель, что находилась в каюте, попортило пожаром. Все это я видел вчера, когда обходил корабли эскадры, осматривая полученные в бою повреждения.

— Михаил Андреевич, я вас не стесню, если с вами до столицы на «Новике» пройдусь как пассажир? Вам на Путиловский, мне в адмиралтейство. Я мог бы и поездом, но мне привычнее на корабле по морю.

— Да полноте, ваше превосходительство, какое стеснение! Тут идти несколько часов, и мы на месте.

Я про себя подумал: «Он все же командир корабля и должен отдохнуть. А стоять шесть-семь часов на открытом мостике, хотя сейчас и лето, я ему не позволю».

Через полчаса эсминец отвалил от стенки и направился из бухты, его путь лежал по направлению к столице. Пока я был на пути в столицу, решил не терять времени и засел за записи своих задумок, начал вспоминать все, что было мной прочитано по перевооружению крейсеров.

Про то, как хотели переоборудовать один из кораблей в авианосец, нарисовал его эскизы, как я их запомнил. Если я уговорю кое-кого в этом мире на такую перестройку, то мои рисунки могут натолкнуть кораблестроителей на правильный ход мыслей и создать подходящий проект для авианосца. Почему бы не подготовить предложение по верфям и заводам? Это что, лишняя бумажка — ее нетрудно составить.

Примечания

1

В реальной истории в крейсер попала всего одна торпеда, а вторая взорвалась рядом, ударившись о грунт. Корабль остался на плаву, но получил очень тяжелые повреждения.