Второй шанс адмирала Бахирева

Борис Царегородцев, 2013

Летом 1915 года у острова Готланд Русский флот нанес серьезное поражение немецким кораблям, и случилось это благодаря нашему современнику, сознание которого немыслимым образом переместилось в весьма важную фигуру той кампании – контр-адмирала Бахирева. Он предпринял попытку немного переиграть Первую мировую войну, подтолкнув к производству некоторые военно-технические новинки уже сейчас, а не через год или два, как было в реальной истории, и предотвратить таким образом события Февраля 1917 года, а потом и Октябрьскую революцию…

Глава 1

Во попал!

I

Все началось в один из выходных дней, выпавших мне среди недели. Как обычно, в выходные я сплю до обеда, благо никто не мешает. Светка — гражданская жена — на работе. А мне что остается делать по этому случаю? Правильно, ни хрена не делать, только отсыпаться. Скоро пять лет, как мы со Светкой вместе, а детьми не обзавелись, хотя мне уже тридцать пять стукнуло. Вон у старшего брательника трое пацанов. На прошлой неделе приходили меня поздравлять — племянники, блин, мужики! Я всегда представлял племянников малолетками. Например, как у моей сестры, у нее дети еще малые — старшему только двенадцать, младшему шесть, вот с ними я чувствую себя именно дядей. А тут старшему Василию двадцать восемь, на каких-то семь лет младше меня, и второй племяш уже армию отслужил, да и что той армии — год. У нас с ним дни рождения в один день, оба мы ноябрьские, праздничные, так сказать, я семьдесят пятого, он — десятью годами позже. Сейчас этот день в ноябре, так широко не празднуют, как когда-то в моем детстве, да и новый, придуманный вместо него еще не слишком прижился в народе.

Вы спросите: почему такая маленькая разница в возрасте? Да у нас с братом разница в пятнадцать лет, ему уже полтинник, есть у него еще один сын, семнадцатилетний оболтус, вот с ним я чувствую себя дядей. Правда, старшие двое тоже дядей величают, но слышать это от них как-то… даже слов не подберу, особенно от Василия, который стал недавно папашей. А я вот пока не папаша. Понимаю, надо что-то предпринимать в этом направлении, родня уже все уши прожужжала. А как же, у деда было трое, нас у отца трое, у брата с сестрой по трое. У дядек по отцу также по трое. Все они говорят, Бог троицу любит. Даже у племянника первенец — пацан. У меня один ответ: дескать, они за меня выполнили план по продолжению рода Мосуновых. А они предупреждают: захочешь на старости обзавестись, а как поднимать будешь, на ноги ставить? Времени-то хватит? И кто тебе, старику, стакан воды подаст напиться. Ага, они уж подадут тебе напиться, как же! Скажут — вставай, старый хрен, сам напьешься и нам принеси, и лучше не воды, а водки.

Нет, я, конечно, не против детей, вот только не с кем мне их заводить. Светка? Нам вдвоем хорошо, но детей от нее не хочу. Нет, раньше еще, в начале нашей, как говорится, совместной жизни, — да. Но сейчас — нет. Она не тот человек, я так думаю, да к этому и не стремится, у нас даже разговора на эту тему не было, и теперь мне не хочется иметь от нее детей. Мы просто привыкли друг к другу и живем для удовлетворения плотских потребностей, а вот насчет любви между нами… Есть у нас на работе одна девчонка — недавно пришла, прихорошенная такая, вот с ней я бы детей завел. Да и почему бы не завести детей? Для этого почти все есть — квартира, хотя и двушка, зато улучшенной планировки, почти семьдесят квадратов. Работа тоже есть. Зарабатываю неплохо, на жизнь хватает. Да и на свою харю не жалуюсь, кандидатки занять Светкино место есть, но зачем менять шило на мыло, если они того же поля ягоды. А я, как говорится, хочу найти свою принцессу, чтобы любовь была как обухом по голове: раз — и без памяти. Но, конечно, взаимной, а не притворной.

Похоже, я отвлекся. И вот по случаю двух законных выходных, провалявшись до обеда в постели, едва протерев глаза, хватаю тарелку с бутербродами и огромную кружку чая, сажусь за комп. Вначале полазил по разным сайтам, просмотрел последние мировые новости, не углядел ничего хорошего и сел за игрушку. Отвлекся, когда стало не в силах терпеть боль в пояснице, да и желудок настойчиво просил чего-то съестного. С этой долбаной игрой и пожрать некогда! Как засядешь, так все, срабатывает синдром привыкания, не можешь бросить. Сколько там натикало. Гляжу на часы: ого, ничего себе, засиделся — скоро уже восемь вечера, вот-вот милая придет, а дома ни крошки хлеба. Так, надо быстрей смотаться в магазин, благо он в соседнем доме, и что-то прикупить на ужин, пока моя гадюка не приползла, а то опять шипеть начнет. Быстро набрасываю на себя куртку и, как есть, в домашних тапочках, лечу в магазин. Выскочил на улицу, а там уже подморозило. «Не замерзну», — подумал я и засеменил к магазину. Не прошел и двадцати метров, как ноги попали на скользкий участок тротуара, я только успел подумать, что так можно и скопытиться, ноги отрываются от тротуара, и я лечу спиной и головой навстречу земле, и наступает темнота.

II

Все пять чувств моего организма начинают медленно приходить в норму. Первое: со слухом что-то не то — в голове сплошной шум. С осязанием, похоже, все в порядке. Если оно мне не изменяет, то чувствую под собой что-то наподобие постели, но до ужаса неудобной. Так что у меня от лежания на ней все тело болит. И при этом создается такое впечатление, будто и это тело вовсе не мое. Хотя постель была неудобной, то, что я спал на ней и видел сны, это однозначно, так как в моем мозгу проскакивали какие-то непонятные образы. На них женщины в старинных нарядах и большущих шляпах диаметром с хороший зонтик. Попадались барышни в каких-то кружевных панталончиках до колен, лежащие в кроватях, утопая в пуховых перинах, и кого-то томно подзывали к себе. Все такие пухленькие, не то что наши чувихи на полусогнутых стропах, кожа да кости, подержаться не за что. Мне даже привиделся кто-то, похожий на царя Николашку. Самое невероятное, снились мне старые военные корабли, коптящие небо угольным дымом, а вокруг поднимались огромные водяные фонтаны. Интересно, а почему мне приснились старые корабли — это, наверное, оттого, что мое третье чувство — обоняние — почувствовало запах дыма от сгоревшего угля. И это все на фоне чувств, что я немного вчера перепил.

«Пора вставать», — говорю сам себе, вот только не помню, когда это я вчера лег спать. Помню, что сидел, играл, а вот как оказался в постели, ни черта не помню. Да и постель какая-то неудобная — жестковатая. А почему так в голове шумит, и затылок болит, в висках стреляет — ну не пил я вчера. А может, пил? Да с похмелья ни хрена не помню, так как четвертое мое чувство подсказывало, что во рту сдохла собака, а это бывает только в одном случае.

А с кем я пил? Может, опять сосед Валера заходил? На халяву он мастер выпить, и куда только в него столько вливается? Я все время диву даюсь от этой его способности. Да и нюх у него на излишки денежных средств в чужом кармане почище любой милицейской собаки, натасканной на вынюхивание всякой гадости. Вот и он всегда знает, у кого лишние деньги в кармане завалялись и только ждут, чтобы их пристроили в ближайшем винно-водочном отделе. А язык у него подвешен так, что и мертвого уговорит встать из гроба и сбегать в магазин. Я точно помню, что у меня пара тонн левых было, не может быть, чтобы он меня вчера раскрутил на них. А хотя я что-то припоминаю насчет похода в магазин.

И тут вспышка: «Да я же вечером побежал в магазин за продуктами и упал, поскользнувшись!»

Да, хорошо я головушкой приложился, до сих пор все качается. И сколько же я был без сознания? Интересно, я дома или в больничке отлеживаюсь, и тут понимаю, что мое пятое чувство почему-то не воспринимает окружающий мир, то есть я ни фига не вижу. Что с глазами, почему открыть не могу? Рука тянется к лицу. А это что такое? Нащупываю на лице усы. Так, сколько же я тут пролежал в отключке? Что даже усы выросли, а где тогда борода, а только легкая небритость. Щупаю себя по подбородку. Ну не может быть, чтобы моя Светка меня да побрила. Наконец руки добрались и до глаз. Это что за тряпка такая? Натыкаюсь руками на какую-то ткань на глазах. Что же со мной и с моими глазами случилось, после того как я приложился головой об асфальт? Осторожно ощупывая ткань рукой, потихоньку тяну ее кверху, появилось светлое пятно, резко сдергиваю ее. О, чудо! Я вижу. Это оказалось полотенце, которое лежало на моем лице. Но вот оно, почему-то было влажное. Вспоминаю — влажное полотенце кладут на лоб, чтобы сбить температуру. Пощупал лоб, вроде температура нормальная. Осматриваюсь, опять прихожу в полное недоумение. Черт, где это я? И что здесь происходит? Лежу я на кожаном диване, это точно не больничка и на собственную квартиру подавно не похоже, потолок слишком низок, и окна больше на иллюминаторы похожи. На корабле? Вот екарный бабай. Это что же выходит: пока я был без сознания, меня кто-то подобрал на улице и через весь город в порт перевез да на корабль затащил. А зачем?

Осматриваюсь вокруг — два кожаных кресла, стол с какими-то бумагами на нем, над столом что-то вроде настенных часов, которые показывают 6.17. «Интересно, а сейчас утро или вечер?» — промелькнула мысль. Далее были полки со старинными книгами и морскими инструментами. Да это все раритеты, наверное, огромных бабок стоят. Похоже — хозяин, что приютил меня, не бедный, раз столько антиквариата в одном месте. И все же где я нахожусь? Что на корабле — это понятно, и что он находится на плаву — это тоже, потому что он покачивается. Что это — похищение? Да кому я нужен, за душой ни гроша. Нет, тут что-то другое.

Встаю с дивана, прохаживаюсь по каюте, чувствую, все это смутно знакомо, будто мое. Подхожу к зеркалу, и моя челюсть падает на пол. Я пару минут не мог вымолвить ни слова, уставившись в серебряный овал зеркала. На меня смотрит чужое лицо. Мужчина лет пятидесяти, среднего роста и средней же упитанности, повидавший немало в своей жизни. Что за!!! (И дальше было очень много слов из могучего и неповторимого русского языка в разной последовательности.) Сильно же я долбанулся своим кочаном, раз всякая хреновина мерещится. Я потрогал зеркало, думая, что это какой-то экран и изображение — какая-то компьютерная картинка. Нет, это не экран. Изображение на экране повторяло те же движения, что и я. Значит, меня какие-то шутники загримировали, пока я был в отключке. Дергаю себя за усы. Ой, черт, больно! Значит, настоящие. Тяну за щеку, тот же результат. Неужели это все мое и без грима? Неужели это то, о чем я думаю? Произошел перенос сознания из одного объекта в другой? Сейчас об этом пишут в модных ныне книжках. Интересно, а почему я тогда не чувствую сознания предыдущего хозяина? Я что, после его смерти в его башку переместился? Или какие-то экспериментаторы вынули мой мозг из разбитой пополам черепушки и засунули в это помятое тело? А где мое тело? Неужели так пострадало, что для спасения мозга его впихнули в какого-то алкаша бомжеватого вида? Щупаю свою голову и проверяю, нет ли каких-либо швов на черепе. Голова целая, крышку с нее не снимали. Да и кому нужен мой мозг, я не мировая знаменитость. С пересадкой мозга я загнул, решил себе польстить. Неужели все же перенос? Надо посмотреть, где я нахожусь, кто меня приютил. Вдруг это какой-то гипноз, я тут как дурак кривляюсь, а они смотрят на меня со своих мониторов и покатываются от смеха. Покрутил головой в поисках видеокамер и микрофонов. Да нет, ничего такого я не вижу, или все хорошо замаскировано. Решил еще раз внимательно оглядеть комнату. Кожаный диван, два кресла, шкаф, стол, полки. Стоп! Стол, а что там? Вижу, что на столе лежат какие-то бумаги, — решил на них взглянуть.

Подойдя к столу, взял один лист и стал читать: «Приказъ Командующаго Флотомъ Балтшскаго моря». Да что тут за белиберда написана! Повертев бумагу в руках, понимаю, что это какой-то старинный документ и написан он старым русским шрифтом с ерами и ятями, что было в дореволюционной России. Кроме бумаг, тут были и газеты, напечатанные точно таким же шрифтом, и все они датированы июнем 1915 года.

Получается, я, точнее, мой разум, сознание, или еще как можно это назвать, хрен его знает каким способом провалился почти на сотню лет в прошлое. Да, кроме того, ко всей этой чертовщине и на радость нечисти, я чуть во всю глотку не заорал: «Да тут война идет, люди гибнут!» Если выживу, потом еще революция. Это что, шутка такая, я же родился с 6 на 7 ноября. Мой отец радовался, что в праздник родился и есть по этому случаю законный повод выпить. Теперь вот меня в праздник прихлопнут, а если не прихлопнут в праздник, так Гражданская война грядет, там уж наверняка хрен выживешь. Красные. Белые. Зеленые. Серо-буро-малиновые в крапинку, да кого только не будет на просторах России! Дальше красный террор, еще одна война, но до нее-то я в этом бренном теле могу и не дожить. А сейчас мне что прикажете делать, куда податься, к кому примкнуть. Или свалить за границу, там пересидеть. А что я умею в этом мире, в принципе ничего, хотя нет. Смогу пристроиться в какую-нибудь фирму техническим консультантом — предсказателем новых идей. Но для начала нужны «мани-мани», а где их взять. А зачем мне за границу, можно и здесь попробовать пристроиться, но для начала осталось узнать, в кого меня нелегкая засунула, кого-то эта физиономия мне напоминает. Определенно, я что-то про нее читал. Надо заглянуть в шкафчик и глянуть на шмотки, может, по ним что определим.

— Вот ни хрена себе! — вырывается у меня возглас после того, как открыл шкафчик.

В шкафчике висит мундир, на широких его погонах было по двуглавому орлу — это что ж получается, я тут контр-адмирал.

Да, не хило я тут устроился. А может, меня судьба в Колчака засунула. Нет, что-то мне не хочется быть Верховным правителем, тут как пить дать грохнут и утопят. Да нет, не похож я на Колчака, у меня рожа пошире. Да и контр-адмирала он получил, если не изменяет мне память, в шестнадцатом году. Сейчас заглянем вот в этот железный гроб, называемый сейфом, уж там точно что-то да будет адресовано хозяину этой каюты. Закрыто, а где ключи? Если я хозяин этих мест, то должны быть в кармане.

Нахожу ключи у себя в кармане, открываю сейф и заглядываю вовнутрь.

— Что тут такое в бутылочке? Ага, коньячок! Неплохо, неплохо, есть чем стресс снять. А это что? Пакет. И что на нем написано, опа-на, «Его Превосходительству Контрадмиралу Михаилу Коронатовичу Бахиреву». Ежкин кот, его же красные тоже к стенке поставили, как и Колчака.

Ой, я жить хочу! И за что мне такое счастье привалило, что именно в это тело запихнули? Что, не могли найти помоложе, лет так на двадцать — тридцать. Или хотя бы в моего деда засунули, он как раз в апреле этого года родился и прожил неплохую жизнь до начала двухтысячных, ушел из жизни в здравом уме и твердой памяти, без малого в девяносто лет.

Что самое интересное во всем этом, это то, что он, единственный в нашем роду, был военным моряком и вышел в отставку в звании капитана первого ранга. Я, глядя на него, тоже захотел стать военным моряком, но судьба сыграла со мной злую шутку. На самом деле я стал военным моряком, вот только погоны на моих плечах продержались меньше недели. В 99-м окончил Санкт-Петербургский военно-морской институт, до 98-го года именовавшийся Высшим военно-морским училищем имени Фрунзе. И новоиспеченный штурман лейтенант Михаил Николаевич Мосунов получил назначение на Северный флот.

И вот мы с другом и однокашником Пашкой Смирновым, с которым выросли-то в одном дворе, направлялись к месту службы на поезде. Вот с этого поезда все и началось. Поехал бы я другим поездом, возможно, моя жизнь пошла бы по иному руслу.

Ехали в купе в теплой компании с еще двумя такими же лейтенантами, с большими планами на будущее. Естественно, навеселе, ну как без этого. И как всегда в таких случаях бывает, наши запасы горячительного закончились, а продолжения банкета жаждали все. Бросили жребий — кому предстоит двигать на поиски спиртного. И я, как самый «везучий», отправился на его поиски. Это ни для кого не секрет, что у каждой проводницы вагона есть запас горячительного. Но тут вышел облом, у нашей как раз за полночь этот запас закончился. Чуток бабонька не рассчитала, последнюю бутылку за пару минут до моего прихода такому же жаждущему толкнула. Она, конечно, меня ободрила тем, что ее закрома в скором времени опять пополнятся, но это будет только через час. Вот только нам некогда ждать, потому что ну очень уж надо было.

По ее наводке направился я дальше, и путь мой лежал через три вагона, к какой-то Фаине. Миновав пару вагонов и проходя через тамбур, я повстречал там тройку каких-то парней, как мне показалось, мило беседующих с девушкой. Ну, беседуют и беседуют, мне-то какое дело, и пошел дальше. Но тут я заметил перепуганные глаза у девки и блеснувший нож у ее бока.

«Да тут насилие над личностью происходит», — подумал я.

Такого кощунства по отношению к этой особе женского рода я вытерпеть не мог. Прикидываться пьяным мне сильно не надо, и так заметно. Споткнувшись о мнимое препятствие, я, как будто ища равновесие, схватился за одного из отморозков руками за шею и со всей мочи въехал ему коленом между ног. Он только замычал, хватая воздух ртом и сгибаясь от боли. В этот момент я толкаю его на того, кто был с ножом, и они оба падают на пол. Третий оказался более шустрым и более опытным бойцом, так как мой кулак, нацеленный ему в голову, только слегка задел его скулу — он успел отшатнуться. Но возможно, это повлияли на мой прицел и реакцию граммов четыреста водки.

Я не знаю, что в этот момент думала девка, но она так и стояла с открытым ртом, а глаза она вытаращила от ужаса, как лемур. «Что стоишь, ду-у-ра, а ну бегом отсюда», — крикнул я ей. Полностью еще не очнувшись, она закивала так быстро, как дятел на суку, поглядела на поднимавшегося негодяя, того, кто был с ножом, второй еще корчился на полу, держась за яйца, и, перепрыгнув через него, рванула в вагон. Теперь передо мной было два противника, у одного был нож, второй надел на руку кастет. С двумя еще мало-мальски справлялся несколько раз, отправляя их по очереди в нокдаун, но вот когда к ним присоединился третий, я стал терпеть поражение. Я не знаю, кто приложился по моей головушке, но свет в глазах выключили.

Пришел в себя я под откосом, с залитой кровью головой и с огромной шишкой на макушке, весь изодранный при падении и в драке. Самое скверное во всем этом, у меня при полете из вагона была сломана нога, и, как оказалось впоследствии, был сложный перелом в двух местах с раздроблением. Подобрали меня местные жители в двух километрах от Беломорска. Больше месяца на больничной койке вначале там, потом меня родители перевезли в Питер. Так что на этом моя служба на флоте закончилась не начавшись. Поначалу стал хандрить, потом с горя чуть не запил, хорошо, хоть дед привел меня в чувство, но два года пропало. После всего этого я начал искать место, куда себя пристроить, после нескольких смен работ я и оказался в этом злополучном «Эльдорадо», где и прижился.

С флотом пришлось не по своей воле завязать, но интерес к его истории, что привил мне дед с детства, у меня не пропал. Много на эту тему интересовался. Немало книг перечитал о войне на море. У деда была хорошая библиотека на эту тему, а почему была, она и сейчас вся целая, да все это время, как дед подарил ее мне, пополняется новыми изданиями. Да и сам он в свое время рассказывал мне много морских историй и о своей службе тоже. Я еще начиная со школьных лет, будучи и курсантом ВВМУ, пытался в своих размышлениях ставить себя на место того или иного командира корабля или соединения. У нас с дедом часто случались такие вот «командно-штабные» баталии. Выбирали какой-либо морской бой из любой эпохи, задавали себе вводную и воевали до хрипоты. Этими играми мы занимались с дедом и после моего несчастья, но с каждым годом все реже и реже, а потом и дед умер.

Мне кажется, меня специально именно в это тело запрессовали. На что-то надеются эти экспериментаторы или кто там еще, черт их разберет. Ну, я вам устрою! Если мне в своем времени не повезло с флотом, то тут я уже достиг больших высот. Вот только у меня нет практики, одна теория. Придется выкручиваться из всей этой истории, чтобы остаться в живых.

Только сегодня я радовался жизни, пусть никчемной и скучной, дом-работа-дом. Дома что, постель-туалет-кухня-кресло-телик-комп-кухня-туалет-постель, вот и все радости. На работе — я продавец-консультант в магазине «Эльдорадо» — тот же расклад. Вечно недовольный директор, вечно недовольные, раздражающие своей начитанностью покупатели, тупые до ужаса, им можно все всучить, и они будут рады до усрачки, что им так повезло купить именно то, что они хотели (но это не всегда так). Были мысли изменить жизнь к лучшему, найти нормальную вторую половину, завести детей. А то со Светкой наверняка плесенью покроешься, для нее жизнь — течет и течет, и хрен с ней, никакого разнообразия. Теперь и этого не будет. Было мне тридцать пять, этому адмиралу около полтинника, итак, больше червонца лет коту под хвост. Там я еще мог на что-то надеяться, а тут? Хотя в этом времени, кажется, принято старикам, вроде меня, жениться на молоденьких, да и вдовушек среднего возраста теперь в избытке, словом, не все потеряно. Все, хорош! Пора расслабиться, а то мозги закипят. Где стакан? Да ладно, можно и из горла. Конечно, чересчур, можно сказать, сверхнаглость, коньяк из горла. Но если я сейчас не выпью, тогда точно чокнусь от всего этого, что навалилось тут на меня.

Хорошо пошел, чувствую, как разливается тепло внутри, еще пару глотков вдогонку, для полной ясности ума. Это же не спирт, почему так в голове зашумело. Ой, сейчас опять брякнусь, скорей-скорей на диванчик головушку положить надо.

Через пару минут в голове прояснилось, шум и головокружение прекратились. Видимо, перенервничал. Какой человек в здравом уме сможет вот так спокойно все это переварить. Когда такое было, чтобы после ста граммов так улетал. Да ни в жизнь! И что за мысли проскакивают, никак хозяин этого тела просыпается. Надо все расставить по полочкам, кто тут главный, а кто на подхвате. Похоже, доминирую я, хозяин не в претензии от моего лидерства, но просит залить еще граммов сто, они вчера хорошо погуляли. Он отключился и ничего не помнит. Значит, не будет оспаривания моих действий, если что пойдет не так, думаю, он подскажет правильное решение. Я сделал еще пару больших глотков для прояснения и своего, и его сознания. Адмирал вчера неплохо погулял, и это перед самым выходом на боевое задание. Ну, нигде у русского без стакана и баб не обходится. Хотя он не чисто русский, но душой — на все сто или даже двести. И вот в этой голове два сознания начали препираться, кто тут должен быть на троне.

Кто я такой? Твое второе «я». Нет, я не чертушко и тем более не белочка, если ты подумал о том, что пора завязывать с возлияниями. Придется тебе уступить свое место мне. Что! Нет? Не хочешь уступать лидерство. Хорошо, давай, как говорится, сядем за стол переговоров.

— Хорошо!

— Вот и отлично. А теперь слушай и не думай, что сходишь с ума, хотя и не факт, или это я сошел с ума, и эта чертовщина мне мерещится. Так вот, я не знаю как, но по воле какой-то неведомой силы я, Михаил Николаевич Мосунов, тридцати пяти лет от роду, житель XXI века, то есть не я сам, конечно, а только мое сознание попало в тебя, и это случилось в тот момент, когда мы оба были с тобой в отключке.

Вы тут немного перебрали и вырубились, а я там шандарахнулся на улице, и головой об асфальт. И вот мое сознание теперь в твоей голове, я не помню точно, на сколько процентов задействован в работе мозг одного человека, на пять или пятнадцать процентов. Так что тут места еще хватает. Но у нас с тобой есть одна маленькая проблема.

— И что это за проблема?

— Ну как тебе это сказать. Раз я из будущего, то знаю, что будет, например, завтра или через месяц, а вернее, что происходило в это время, но в той временной реальности, из которой я прибыл. Теперь, когда меня сюда забросило, должно что-то измениться, да и мы с тобой должны повернуть ход истории по другому руслу, более благоприятному для России.

— Ну, ты и наговорил сейчас, что я ничего не понял.

— Короче, я знаю многое о том, что происходило в этом мире с древних времен и до начала XXI века. Конечно, не в полном объеме, а то, что усвоил в школе, да и в последующем, читая книги, исторические документы, смотрел познавательные телепередачи по ящику.

— А что это за ящик с телепередачами?

— Ты спрашиваешь, что такое телепередачи и ящик. Как тебе объяснить, это домашний кинематограф. Это будет еще нескоро, так что объяснения пропустим. Как я сказал, мне кое-что известно об этом времени, и я мог бы изменить ход истории чуть в лучшую сторону, чем она была впоследствии. Но я мало смыслю в командовании соединениями кораблей, а это тебе сейчас очень понадобится. Ты знаешь, как надо воевать на кораблях, но не знаешь, где и как можно подловить и хорошо надавать немцам за их пренебрежение к нашему флоту. И особенно это может произойти в самое ближайшее время. Так как твоя бригада скоро выходит в море.

— А тебе откуда это известно?

— Вот только не надо говорить, что это тайна. Для меня, появившегося почти через сто лет после этих событий, никакой тайны не существует. Да-да, я говорю о предстоящем выходе твоей бригады для обстрела Мемеля. Могу тебе сообщить все, что знаю, о предстоящем бое, совсем недавно читал о нем. Поведаю о ходе боевых действий на Балтике и Черном море, об ошибках, допущенных нашими адмиралами, в том числе и тобой. Обо всем, что случится потом в России. О твоей судьбе, которую ты можешь изменить. Загляни в мою память. В феврале 1917 года народ, уставший от войны и подстрекаемый разными социал-демократами, в том числе даже людьми из правительства, забастовал, на улицы вышло более двухсот тысяч человек. Беспорядки, нападения на полицейские участки, солдаты Петроградского гарнизона также выйдут из повиновения, будут убивать своих командиров, в городе начнется полная анархия. Люди из правительства, такие как Гучков, Некрасов, Родзянко, из военных — Алексеев, Рузский, эти предадут своего государя. Насчет последнего, надо бы его уже сейчас убрать из войск и отправить на пенсию, да выслать куда подальше. В последующем к столице и другим центральным городам не подпускать. Все эти названные ренегаты впоследствии будут настаивать на отречении государя, чтобы успокоить народ. На флоте то же самое, убийство офицеров, в первую очередь на тех кораблях, которые почти всю войну простояли в базах. Николай отречется в пользу брата Михаила, правда, это мало что изменит. Народ-то уже закусил удила, воевать отказывался, фронт еле держался. Тут большевики в авангард, пообещав народу, в случае захвата власти, завершение войны, заводы — рабочим, землю — крестьянам. И народ поддержал, армия и флот тоже. Большевики захватили власть. С немцами подписали позорный мир, фронты сразу рассыпались, все ринулись домой, с оружием. Немцы воспользовались ситуацией и заняли почти всю Украину, Белоруссию, прибалтийские губернии. Но народ землю не получил, впрочем как и рабочие своих заводов. А потом Гражданская война и миллионы погибших.

Дальше — страшнее, еще миллионы трупов. В 1939-м Германия развязала новую войну, еще более страшную и кровавую. Все сходятся во мнении, что она стала продолжением августа 1914 года. Немцы решили взять реванш за унизительный финал этой войны, когда они много чего потеряли. Правда, это уже другая история и случится еще не скоро. Хотя, если удастся ее немного изменить, в первую очередь предотвратить раскол общества, не допустить отречения Николая, довести войну с Германией до победы, а она обязательно наступит, тогда все, что произошло в моей реальности, может, и не случится, поскольку будущее России изменится к лучшему.

— Расскажи-ка мне о предстоящем выходе. Ты упомянул о бое, вот и расскажи, что знаешь.

— А, понятно. Тебе о бое конкретно? Что ж, изволь. Этот бой в наше время считается упущенной победой. Перестраховался ты немного с определением сил противника и упустил крупную победу.

Если бы кто-то посмотрел на то, как я разговариваю сам с собой, подумали, что адмирал спятил или его после вчерашнего чрезмерного возлияния посетила шустрая лесная зверушка — белочка.

Я начал передавать информацию, которую знал. Все касаемо той войны, революции и ее последствий. Особо подчеркнул, что от бездействия линкоров, простоявших почти всю войну в базе, будет много проблем. Нет, не с самими линкорами, а с их экипажами, которые от безделья подались в политику. Вот если бы эти корабли хотя бы изредка выходили в море, одержали там маленькую победу, пусть ничего не значащую в масштабах войны, возможно, они бы по-другому смотрели на эту войну. А так началось брожение среди матросов — одни выступали за прекращение войны, хотя почти всю войну пробыли в базах и, по сути, об этой войне ничего не знали. Другие хотели отсидеться за спинами товарищей и воевать не хотели. Третьим — да просто глотку подрать. Были и такие, что призывали за войну до победного конца, но в семнадцатом таких в экипажах линкоров было меньшинство.

Потом рассказал все, что знал как о его судьбе, так и некоторых сослуживцев. Было еще много всякой полезной информации. Потом пошел обратный процесс передачи его знаний в мое сознание. Произошел обмен информацией, наши сознания слились. Теперь мы были одно целое, со знаниями двух разных людей, двух эпох.

III

После того как в голове все устаканилось и пришло к логическому завершения, именно с этой секунды история этого мира начала пробивать себе новую дорогу.

«В горле что-то пересохло после всего этого, не помешает чайку попить», — возникла сразу мысль в моей голове.

— Эй, есть кто живой? Вестовой, каналья! Спишь.

— Никак нет, ваше превосходительство, — ответил появившийся матрос.

Он стоял около двери, вытянувшись в струнку. Было видно, что не первого года службы, на вид лет сорок, с нашивками старшего унтер-офицера морской службы (боцманмат). В сознании, по подсказке хозяина тела, всплыла фамилия Качалов, да это же мой вестовой.

— А по твоей, братец, роже видно, что дрых. Ладно, сделай-ка мне чайку, да покрепче.

Качалов так удивленно на меня посмотрел, пожал плечами:

— Будет сделано, ваше превосходительство.

Это потом я понял, почему так посмотрел на меня вестовой, обычно после хорошей выпивки я требовал не чаю, а рассолу или стакан вина. Через пару минут появляется. В руках поднос со стаканом чаю в подстаканнике, сахаром, наколотым мелкими кусочками, и тарелочкой со сдобными булочками. Чай я пил, как привык в своем времени, то есть с тремя кусочками и не вприкуску, как принято в этом времени, а растворив, и закусывая булочками.

«А булочки тут бесподобные, не то что наши резиновые или недопеченные. Сразу понимаешь, что все они сделаны руками и с душой, а не бездушной машиной», — отметил я первое различие наших миров.

Попивая чаек, я начал планировать свои действия на будущее, пока нахожусь здесь.

Первое: во что бы то ни стало одержать более весомую победу, чем в той реальности, после чего появится больше шансов изменить дальнейший ход истории.

Второе: написать докладные записки — одну адмиралу Григоровичу о реорганизации флота, другую командующему.

Третье: составить полный отчет Николаю II о том, что ждет страну, его самого вместе с семьей, если он будет продолжать в том же духе и не возьмет на время войны власть в свои руки, и как это сделать. Очень мне хотелось, чтобы не было последующих семидесяти лет крови, боли, унижения, разрухи, застоя. Ведь все равно почти все вернулось на круги своя, но страна многое потеряла. Теперь догонять и догонять. Самое обидное: мы уже находились на пороге победы в этой войне, еще год бы потерпели, и война закончилась поражением Германии. А так лавры победителей достались западным союзникам. Нам же — Гражданская война и разруха. Вот это я и хочу предотвратить.

Итак, сегодня, как я успел заметить, 17 июня 1915 года, и подготовка к выходу в море должна уже закончиться. Сейчас бригада должна догрузиться углем, получить последние уточнения касаемо предстоящей операции и к вечеру выйти на рейд Пипшер.

Стоп. 17 июня, а что у нас 17-го числа? Вот черт! Так еще сегодня у меня — у нас — день рождения. Вот ведь козлы, подгадали начало операции на такой день. Кто это так решил на мне отыграться? Ах да, это же не наши. Это же Вильгельм на завтра смотр в Киле своему флоту назначил. Похоже, поэтому-то я и отметил свой день рождения в ночь на 17-е. И видно, неплохо погулял. Я хоть не один был или один? Что-то опять мой сосед молчит, нет чтобы подсказать, с кем это я так надрался. Может, Прохора расспросить. Хотя нет, не буду, но с этого дня пьем только по минимуму и по великим праздникам.

Пока время позволяет, надо самому вспомнить все, что читал о последовательности той самой операции в моей реальности, и подкорректировать ее с учетом тех знаний из будущего в свою пользу. Вот только надо Прохору наказать одно поручение.

— Прохор, — позвал я своего вестового.

— Звали, ваше превосходительство?

— Да. Мигом предупредишь меня, как только прибудет катер со штаб-офицером. Договорись с сигнальщиками об этом.

— Будет сделано, ваше превосходительство?

На эту умственную работу у меня ушло более часа напряженной работы нейронов в сером веществе, которое, как я полагаю, находилось в моей голове. Ой! Извиняюсь, это не моя голова, а голова моего объекта, в которую я попал на подселение. Тут раздался стук в дверь, прерывая мои размышления о превратностях судьбы и планах на будущее.

— Войдите!

И тут же нарисовался вестовой Качалов.

— Ваше превосходительство! Вы просили предупредить вас в тот же миг, как только подойдет катер с берега со штаб-офицером. Он подходит.

— Так, братец, пригласи-ка ко мне флагманского штурмана Крыжановского, чтобы был у меня через десять минут. И как только освободится Павел Михайлович, пусть также зайдет ко мне.

А мы сейчас приведем себя в порядок и встретимся с посланником, капитаном второго ранга князем Черкасским. Чего-то нового из того, что я уже в общих чертах знаю, он не расскажет, но сделаю вид, что внимательно слушаю. «А князь-то в какой-то мере мой земляк, так как довелось ему родиться в Новочеркасске», — подсказала мне память хозяина этого тела.

Сейчас мы его озадачим. Интересно, если я ему прямо в лоб начну рассказывать о том, что почти год мы тут хреново воюем и надо что-то с этим делать, как он на это отреагирует. Я знаю, что он выступает за активные боевые действия на море, и он не один такой в штабе флота, да и на действующих кораблях сторонники у него найдутся, но вот среди адмиралов таких немного. Слишком давит синдром Цусимы.