Каникулы разума. Колдовство, ведьмы, одержимость

Борис Филин

Cборник «КАНИКУЛЫ РАЗУМА: Колдовство, ведьмы, одержимость» состоит из 4 небольших очень старых книг, переведенных с английского языка на русский: Эдмунд Голдсмит. Дьяволы из Лудуна. (1634 г.); Джон Фиске (1842–1901). Колдовство в деревне Салем; Коттон Мэзер (1663 –1728) Памятные Провидения; Инкрис Мэзер (1639 –1723) Замечательные Провидения; и дополнен книгой В. В. Антоновича (1834–1908) Колдовство. Документы–Процессы–Исследования.

Часть II

Заявление злого духа не могло вызвать большего смятения и привело к результатам, которые требовали немедленных мер предосторожности. Каноник, как мудрый человек, вступил в контакт с правосудием и сообщил судьям о том, что происходило в монастыре 11 октября 1632 года. Грандье, готовый к любым неожиданностям, уже принял необходимые меры. Многие из магистратов принадлежали к новой религии и были благосклонны к нему, рассматривая его как тайного приверженца; они служили ему так, как он ожидал. В то же время он всячески использовал свои необыкновенные таланты для крючкотворства, подавал прошение за прошением, подвергал сомнению каждое высказывание экзорцистов и монахинь, угрожал их духовнику, жаловался, что его репутация была подорвана и требовал, чтобы монахини были заперты и изгнанию бесов был положен конец. Он достаточно хорошо знал, что о выполнении его требований не может быть и речи и что гражданское правосудие не имеет ничего общего с осуществлением религиозных функций. Но он хотел, если возможно, поставить экзорцистов в неловкое положение и противопоставить судей епископам или, во всяком случае, посеять среди них раздор и дать своим кальвинистам возможность возопить; ему это удалось.

Судьи разошлись в разные стороны. Остались только те, кто был к нему благосклонен; и Миньон вскоре удалился из монастыря. Возбуждение росло в общественном сознании, тысячи споров пронизывали город, и тысячи ссор происходили со всех сторон.

Однако это возбуждение и эти споры ничего не решали, и экзорцизм, который продолжался, не имел другого результата. Грандье торжествовал, а его друзья восхищались его умом, его ловкостью и громко заявляли, что его ни в чем нельзя обвинить, даже в отношении женщин, хотя они прекрасно знали, как далеко он зашел в этом деле. До сих пор суд не обращал на это никакого внимания, но шум, поднявшийся с первых дней октября 1632 года, достиг ушей королевы. Она запросила информацию, и аббат Мареско, один из ее капелланов, был послан изучить это дело и доложить ей. Он прибыл в Лудун 28 ноября и стал свидетелем происходящего. Никаких немедленных последствий не последовало, но вскоре произошел инцидент, который вызвал внезапное изменение положения дел.

Король решил разрушить замки и крепости, существовавшие в самом сердце королевства, и поручил господину де Лобардемону проследить за разрушением замка Лудуна. Он приехал и увидел, в каком смятении пребывал город, какая враждебность царила там, и какого рода человек был причиной этой суматохи. Жалобы тех, кто был жертвой разврата, гордыни или мести священника, трогали его, и ему казалось важным положить конец этому скандалу. По возвращении он сообщил королю и кардиналу-министру о фактах: Людовик XIII, естественно благочестивый и справедливый, осознал величие зла и счел своим долгом положить ему конец. Он назначил г-на де Лобардемона расследовать это дело без апелляции, приказав ему избрать в соседних странах самых честных и образованных судей. Комиссия датирована 30 ноября 1633 года.

И это потребовалось, чтобы привлечь к ответственности человека, поддержанного мятежной и предприимчивой партией, и так хорошо разбирающегося в деталях сутенерства: это искусство всегда позорно для любого человека, но особенно для священнослужителя. Король издал одновременно два указа об аресте и заключении в тюрьму Грандье и его сообщников. Вооруженный такими полномочиями, комиссар не побоялся атаковать человека, которому так часто удавалось уклоняться от судебного иска по какому-либо формальному вопросу, обернуть обвинения в свою пользу или затянуть разбирательство до такой степени, чтобы утомить своих противников и судей.

Кальвинисты, уже раздраженные разрушением замка, служившего им местом сбора во время восстаний, протестовали против этого нового трибунала, так как они видели, что он был единственным средством сделать бесполезными подлости их друга. Но они протестовали еще громче, когда комиссар арестовал обвиняемого, не дожидаясь объяснений, и забрал все его бумаги. Как будто не было хорошо известно, что в уголовных делах этот способ судопроизводства является обычным. В данном случае это было абсолютно необходимо. Ибо без этой предосторожности Грандье мог бы бежать и защищаться издалека, отвлекая внимание судей, у которых и так было много работы. Возможно, он даже поднял бы шум в городе, что потребовало бы насильственных мер. Приняв эти меры предосторожности, комиссар начал свое расследование и приступил к заслушиванию свидетелей 17 декабря 1633 года.

Теперь комиссар узнал, на что способны Грандье и его партия. Свидетели были так запуганы, что никто не хотел говорить, и потребовалась вся королевская власть, чтобы успокоить их. Поэтому он издал прокламацию, запрещающую запугивание свидетелей под угрозой судебного преследования; и так как епископ Пуатье поддержал решение короля, то оба священника, Жерве Мишен и Мартен Бульо, которые были вынуждены отказаться от своих показаний на предыдущем судебном процессе, подали прошение, в котором они заявили, что были соблазнены и принуждены несколькими авторитетными лицами отозвать свои показания, и теперь они подтвердили, что их первые показания были правдой. Были также заслушаны показания монахинь и мирян обоего пола, в том числе двух женщин, одна из которых призналась, что состояла в преступных отношениях с Грандье и что он предлагал сделать ее принцессой магов, в то время как вторая подтвердила показания первой⁶.

Что касается монахинь, они утверждали, что Грандье входил в монастырь днем и ночью в течение четырех месяцев, и никто не знал, как он туда попал; что он, стоя на богослужении соблазнял их на непристойные поступки, как словом, так и делом; что их часто били невидимые сущности, присутствие которых они ощущали в монастыре и что врачи и хирурги легко обнаружили эти побои. Мать-настоятельница и семь или восемь других монахинь, столкнувшись с Грандье, опознали его, хотя это было установлено, что они никогда не видели его, кроме как с помощью магии, и никогда не имели ничего общего с его окружением. Одним словом, многие свидетели дали показания о ворожбе, прелюбодеяниях, кровосмешениях, святотатствах и других преступлениях, совершенным обвиняемым, в таких потаенных местах его церкви, как и ризница, во все дни и во все часы.

Вполне можно себе представить, что мать, братья и друзья обвиняемого не могли бросить его. Они обратились во все возможные инстанции. Подробности этих разбирательств были бы столь же утомительны, сколь и бесполезны, поскольку комиссар по самому назначению своей комиссии был поставлен выше всех этих медлительных процессов и поэтому отказывался или аннулировал все ходатайства в этом направлении. Затем он допросил обвиняемого относительно фактов и статей обвинения, а затем отправился в Париж, чтобы доложить суду о том, что он сделал.

Король и его совет сочли правильным предоставить ему средства для преодоления всех препятствий на пути к скорейшему принятию решения. Эта предосторожность была необходима, так как были перехвачены письма Байи Лудена, главного сторонника Грандье, к Генеральному прокурору парламента, в которых утверждалось, что дело о «одержимости» было инспирировано самими обвинителями. Ответ последнего был также перехвачен. Поэтому г-н де Лобардемон вернулся в Лудун с постановлением Совета от 31 Мая 1634 года, подтвердив все свои полномочия и запретив парламенту и всем другим судьям вмешиваться в это дело, а также запретив всем заинтересованным сторонам подавать апелляции, под угрозой штрафа в размере пятисот ливров. Он приказал перевести Грандье из тюрьмы в Оже в тюрьму в Лудуне, чтобы иметь его под рукой для допроса свидетелей, если понадобится.

Но прежде всего он счел необходимым тщательно осмотреть монахинь; с этой целью, с согласия епископа, он изолировал их в разных монастырях и допрашивал их так строго, что можно было подумать, что они сами были колдуньями. Он повидал их всех, одну за другой, в течение нескольких дней; и слушал их разговоры, чтобы наблюдать их образ мыслей. Он подробно расспрашивал их о жизни, нравственности, поведении — не только светском, но и религиозном. Его показания, или записки, представлявшие собой показания двадцати девушек, в том числе нескольких не монахинь, заполняли пятьдесят рулонов официальной бумаги и вызывали восхищение у всех судей, так велики были благоразумие и осторожность, которые они демонстрировали.

С другой стороны, епископ Пуатье, послав нескольких докторов богословия осмотреть жертв, лично явился в Лудун и сам изгнал бесов, или же они были изгнаны другими в его присутствии в течение двух с половиной месяцев. Никогда еще работа не была проделана с такой тщательностью и вниманием.

Покончив со всеми предосторожностями, комиссар начал допрашивать обвиняемого вместе со свидетелями, и последние, стоя лицом к лицу с Грандье, продолжали настаивать на показаниях, которые они дали против него.

Что касается монахинь, то было замечено, что они никогда не противоречили сами себе, независимо от того, были ли они допрошены вместе или по отдельности, хотя их часто допрашивали разные люди, причем настолько искусно, насколько это было возможно. Те люди, которые поддерживали Грандье, никогда не находили ни малейшего несоответствия в свидетельствах монахинь.

Если, как утверждает клевета, единственное, чего добивались — это смерти Грандье, то здесь было достаточно доказательств, чтобы сжечь его хотя бы за то, что он злоупотреблял привилегиями своего служения и Церкви, или за те святотатства, которые он там совершил. Но правосудие не довольствуется наказанием одного вида преступления, когда находит следы другого, еще более тяжкого. Более того, христианский долг состоял в том, чтобы понять промысел Бога, допустившего столь странное событие и опровергнуть клевету протестантов и доказать «одержимости» монахинь, а также магию, применяемую обвиняемым. Этим и занялись члены комиссии и другие судьи.

Таким образом, поскольку речь шла скорее о религии, чем о юриспруденции, они решили начать с молитвы Богу, который является отцом всего света, справедливо полагая, что вся Франция жадно следила за процессом, что он был окутан густой пеленой мрака и что их приговор повлечет за собой важные последствия. Поэтому они готовились к получению Божественной помощи и благодати посредством частых исповедей и частого принятия святого таинства. Затем они назначили общую процессию, чтобы просить небесную помощь в столь трудном деле; и, чтобы своим примером возбудить благочестие масс, они все в течение всего процесса посещали храмы города, отведенные епископом на сорокачасовые службы. Затем экзорцисты отправились в церковь, назначенную для обряда экзорцизма, а судьи отправились в суд, чтобы продолжить дело; вечером все вернулись в церковь на вечернее богослужение.

Допрос длился сорок дней, в течение которых демоны давали самые ясные доказательства своего присутствия в телах одержимых людей, и каждый день добавлялись новые доказательства против Грандье.

Что касается присутствия бесов в бесноватых, то Церковь учит нас, что есть четыре главных признака, по которым это можно без сомнения распознать. Эти знаки — умение говорить или понимать язык, неизвестный человеку, который им владеет; откровение о будущем или о событиях, происходящих далеко; демонстрация силы за пределами возможностей природы человека; и парение в воздухе в течение нескольких мгновений.

Для того чтобы прибегнуть к экзорцизму, Церковь не требует, чтобы все эти признаки были найдены в одном и том же человеке; достаточно лишь одного, хорошо удостоверенного, чтобы требовать публичного экзорцизма.

Так вот, все признаки находятся в монастырях Лудуна, и в таком количестве, что мы можем только назвать основные случаи.

Знакомство с незнакомыми языками впервые проявилось у настоятельницы. Вначале она отвечала по-латыни на вопросы о ритуале, предложенном ей на этом языке. Позже она и остальные отвечали на любом языке, на котором считали нужным задавать вопросы.

Г-н де Лонэ де Разилли, живший в Америке, утверждал, что во время визита в Лудун он разговаривал с ними на языке некоего дикого племени той страны, и что они отвечали совершенно правильно, и сообщили ему о событиях, которые произошли там.

Некоторые нормандские джентльмены письменно подтвердили, что они допрашивали сестру Клару де Сазилли на турецком, испанском и итальянском языках и что ее ответы были правильными.

Г-н де Нимм, доктор Сорбонны, и один из капелланов кардинала Лионского, расспросив их по-гречески и по-немецки, удовлетворились их ответами на обоих языках.

Отец Винье, настоятель молельни в Ла-Рошели, свидетельствует в своем латинском повествовании, что, расспрашивая сестру Елизавету целый день по-гречески, она всегда отвечала правильно и во всем слушалась его.

Епископ Нимский велел сестре Кларе по-гречески приподнять покрывало и поцеловать перила в определенном месте; она повиновалась и сделала много других вещей, которые он приказал, что заставило прелата воскликнуть, что нужно быть атеистом или сумасшедшим, чтобы не верить в «одержимость».

Некоторые врачи спрашивали их также о значении некоторых греческих технических терминов, чрезвычайно трудных для объяснения и известных только самым ученым людям, и они ясно выражали действительное значение этих слов.

Наконец, сам Грандье потребовал изгнать дьявола из настоятельницы, которая, по его словам, знала латынь; но он не осмеливался расспрашивать ее или других по-гречески, хотя они и подталкивали его к этому; после чего он очень смутился⁷.

Что же касается откровения скрытых вещей или событий, происходящих вдали, то доказательств еще больше. Мы лишь отберем несколько наиболее примечательных.

Г-н Морен, Приор Сен-Жак-де-Туар, попросив г-на Морана, уполномоченного, назначенного епископом Пуатье, присматривать за одержимыми и помогать им в суде над Грандье, разрешить подать какой-нибудь знак, доказывающий действительную адскую одержимость. Он шепнул г-ну де Морану, что хочет, чтобы один из Бесов принес ему пять розовых листьев. Сестра Клара в это время была уже в трапезной; г-н де Моран мысленно приказал демону, овладевшему ею, исполнить волю г-на Морена, дабы прославить его еще больше. После этого монахиня покинула трапезную и вышла в сад, откуда принесла сначала анютины глазки и другие растения, а затем с громким хохотом поднесла их г-ну де Морану:

— Это то, чего ты хочешь, отец? Я не дьявол, чтобы угадывать твои мысли. — На что он ответил просто: «послушайся, повинуйся». Затем она вернулась в сад и после нескольких повторений приказания протянула через решетку маленькую розовую веточку, на которой было шесть листьев. Экзорцист сказал ей: «Obedias punctualiter sub pânâ maledictionis» — повинуйся букве под страхом проклятия; затем она сорвала один лист и протянула ветку со словами: «Я вижу, что у тебя будет только пять; шесть было бы слишком много». Настоятель был настолько убежден увиденным, что вышел со слезами на глазах. По данному факту было составлено официальное сообщение.

Госпожа де Лобардемон тоже попыталась провести этот разумный эксперимент, чтобы убедить многих присутствовавших здесь скептиков, и ей это тоже удалось.

Любопытство лейтенант-криньеля Орлеана, а также президента Тура, генерал-лейтенант де Сен-Мексана и мое⁸ было удовлетворено. Я попросила сестру Клару принести мне ее четки и прочитать «Аве-Мария». Сначала она принесла булавку, а затем немного аниса; будучи вынужденной повиноваться, она сказала: «я вижу, что вы хотите чего-то другого», а потом она принесла мне свои четки и прочитала «Аве-Мария».

Г-н Хирон, настоятель Майлезайс, желая укрепить свою веру в демоническую одержимость, попросил г-на де Морана позволить ему шепнуть третьему лицу требуемое пожелание; и он шепнул г-ну де Фернезону, канонику и проректору той же Церкви, что он желает, чтобы монахиня принесла требник, лежавший тогда у дверей, и приложила палец к месту в начале в мессы Святой Девы, начинающемся словами: «Salve, Sancta parens». Господин де Моран, ничего не слышавший, приказал сестре Кларе, которая тоже ничего не знала о том, что было сказано, повиноваться намерениям господина Хирона. Эта молодая девушка затем впала в странные конвульсии, богохульствуя, катаясь по земле, выставляя свою особу в самом неприличном виде, с мерзкими и похотливыми выражениями и действиями⁹, пока она не заставляла всех, кто смотрел на нее, прятать глаза от стыда. Хотя она никогда не видела Приора, она назвала его по имени и сказала, что он должен быть ее любовником. После многочисленных повторных приказаний и часового сопротивления она взяла молитвенник и сказала: «я буду молиться». Затем, обратив взор в другую сторону, она указала пальцем на заглавную букву «S» в начале вышеупомянутого вступления.

Г-н де Мильер, уроженец штата Мэн, утверждал, что, присутствуя при изгнании беса из тела сестры Клары и стоя на коленях, Дьявол спросил его, говорит ли он «De Profundis» (Из глубин (лат.)). Начало покаянного псалма, который читается как отходная молитва над умирающим — пер)) своей жене, как это и было на самом деле. Маркиз де Ламот, сын господина де Парабеля, губернатора Пуату, утверждал, что сестра Луиза де Ножере раскрыла его самые тайные недостатки в присутствии отца Транкиля и его тетки г-жи де Невийан.

Тот же г-н де Ламот попросил также одного из заклинателей изгнать сестру Клару, которая была в монастыре, выйти, преклонить колени и произнести: «Аве Мария»; она явилась после неоднократных приказанийповиновалась. Присутствовавший при этом шевалье де Мер спросил у Дьявола, в какой день он в последний раз исповедовался. Дьявол ответил: «в пятницу».

Шевалье признал, что это было правильно, и сестра Клара удалилась. Но так как он хотел снова испытать дьявола, то попросил экзорциста заставить ее вернуться и шепотом попросил монахиню повторить ему несколько слов, сказанных маркизу и монаху. Экзорцист отказался, так как его слова были неприличны. Тогда он изменил эти слова на Pater, et Filius et Spiritus Sanctus! (Отца и сына и Святого Духа (лат.) — пер.) Он прошептал эти слова так тихо, что экзорцист едва расслышал их. Монахиня, находившаяся в другой комнате, вошла по приказанию отца и, обратившись к Шевалье, произнесла сначала неприличные слова, от которых тот отказался, а затем несколько раз повторила «Gloria patri et filio et Spiritui Sancta» (слава Отцу и Сыну и Святому Духу (лат.) — пер.). Ей было приказано произнести эти слова именно так, как она хотела, но она сказала, что не будет этого делать. Епископ Нима, присутствовавший на экзорцизме отца Сурина, попросил его сказать что-нибудь на трудном латинском языке, и Демон исполнил то, что требовалось.

Иезуит дал внутренний приказ демону, который был изгнан; а затем немедленно другой. В одну секунду он отдал пять или шесть приказаний, которые отменил один за другим, и таким образом замучил Дьявола, которому было приказано повиноваться его намерениям. Демон повторил приказания вслух, начав с первого, и добавил: «Но ты не сделаешь этого», а когда он дошел до последнего, то сказал: «Теперь посмотрим, сможем ли мы это сделать».

«Когда шел дождь», говорит отец Сурин, — «Дьявол помещал настоятельницу под водосточный желоб. Так как я знал, что это вошло у него в привычку, то мысленно приказал ему привести ее ко мне, после чего она приходила и спрашивала меня: чего ты хочешь?».

Другая вещь, которая поразила экзорцистов, это мгновенные ответы, которые они давали на самые трудные вопросы богословия, такие как благодать, видение Бога, Ангелы, воплощение и тому подобные предметы, всегда в тех терминах, которые используются в школах.

Одержимость — это доказательство, которое впечатляет даже самые грубые умы. У нее есть и другое преимущество, что она убеждает всех ее свидетелей. ¹⁰

Теперь монахини Лудуна выдавали эти доказательства ежедневно. Когда Экзорцист отдал какой-то приказ Дьяволу, монахини вдруг перешли из состояния затишья в самые страшные конвульсии. Они били себя головами в грудь и спины, как будто у них была сломана шея, и с непостижимой быстротой они вывернули свои руки в местах плечевого сустава, локтевого сустава и запястья и два или три раза перекрутили их; Дальше страшно было смотреть на них; их глаза оставались открытыми и немигающими; их языки внезапно вылезли изо рта, ужасно распухшие, черные, твердые и покрытые прыщами, и все же, находясь в этом состоянии, они говорили отчетливо; они откидывались назад, пока их головы не соприкасались с ногами и ходили в таком положении с удивительной быстротой, причем очень долго. Они издавали такие ужасные и громкие крики, что ничего подобного никогда не слышали прежде; они употребляли такие непристойные выражения, что могли бы пристыдить самого распутного из людей, в то время как их действия, призывающие к непристойному поведению со стороны присутствующих, удивили бы обитателей самого низкого борделя в стране; они не могли сдержать своего гнева и произносили проклятия против трех божественных Лиц Троицы, их клятвы и богохульные выражения настолько же отвратительны, насколько неслыханны. Они привыкли бодрствовать без отдыха, поститься по пять-шесть дней подряд или подвергаться пыткам дважды в день, как мы уже описывали, в течение нескольких часов, не испытывая при этом никаких расстройств своего здоровья; напротив, те, кто был хрупок, казались более здоровыми, чем до того, как ими овладела одержимость.

Иногда Дьявол заставлял их внезапно засыпать: они падали на землю и становились такими тяжелыми, что даже самому сильному человеку было очень трудно пошевелить их голову. Франсуаза Филестро сидела с закрытым ртом, и в ее теле слышались одновременно разные голоса, спорившие и обсуждавшие, кто должен заставить ее говорить.

Наконец, часто можно было видеть Элизабет Бланшар в конвульсиях, с ногами в воздухе и головой на земле, прислонившейся к стулу или подоконнику без всякой другой опоры.

Мать-настоятельница с самого начала была сбита с ног и оставалась подвешенной в воздухе на высоте 24 дюймов. Отчет об этом был составлен и направлен в Сорбонну, подписанный большим числом свидетелей, священнослужителей и врачей, а также судебный акт по этому делу епископа Пуатье, который также был свидетелем. Врачи из Сорбонны были того же мнения, что и епископ, и потому объявили, что адская одержимость была доказана.

Мать-настоятельница и другие монахини, лежавшие неподвижно, и не двигаясь ни ногой, ни рукой, ни телом, внезапно были подняты на ноги, как статуи.

Во время очередного изгнания бесов настоятельница повисла в воздухе, только касаясь земли локтем.

Другие, когда впадали в коматозное состояние, становились гибкими, как тонкий кусок свинца, так что их тело могло изгибаться во всех направлениях — вперед, назад или вбок, пока их голова не касалась земли; и они оставались такими до тех пор, пока их положение не изменялось другими.

Иногда они перекидывали левую ногу через плечо к щеке. Они также поднимали ноги над головой, пока большой палец ноги не касался кончика носа.

Другие снова смогли вытянуть ноги так далеко вправо и влево, что они сидели на земле без всякого видимого пространства между их телами и полом, их тела были выпрямлены, а руки соединены.

Одна из них, настоятельница, вытянула ноги до такой невероятной степени, что расстояние между ними составляло 7 футов, хотя сама она была всего лишь 4 фута ростом.

Но за некоторое время до смерти Грандье у этой дамы был еще более странный опыт. В нескольких словах вот что произошло: дьявол, при его изгнании, пообещал отцу Лактансу в знак его ухода сделать три раны на левом боку матери-настоятельницы. Он описал их внешний вид и указал день и час, когда они должны были появиться. Он сказал, что выйдет изнутри, не затрагивая здоровья монахини, и запретил применять какое-либо лекарство, так как раны не оставят никаких следов.

В назначенный день был совершен обряд изгнания бесов, и так как многие доктора приехали из соседних городов, чтобы присутствовать при этом событии, то г-н де Лобардемон велел им подойти поближе и позволил затем осмотреть одежду монахини, открыть ее бок в присутствии всего собрания, заглянуть во все складки ее платья, корсета из китового уса и сорочки, чтобы убедиться, что у нее нет никакого оружия; при ней были только ножницы, которые она отдала другому человеку. Господин де Лобардемон попросил врачей связать ее; но они умоляли его сначала показать им те конвульсии, о которых они слышали. Он согласился, и во время конвульсий настоятельница вдруг пришла в себя со вздохом, прижала правую руку к левому боку и отдернула ее, залитую кровью. Ее снова осмотрели, и врачи со всем собранием увидели три окровавленных раны, размером, как сказал сам дьявол. При этом сорочка, корсет и платье были проколоты в трех местах, причем самая большая дыра выглядела так, словно в нее попала пистолетная пуля. После этого монахиня была полностью раздета, но при ней не было найдено никакого инструмента, который можно было бы описать. Тотчас же был составлен отчет, и мосье, брат короля, вместе со всеми придворными дворянами, засвидетельствовал документ.

Примечания к части II

⁶ Наши предки, если и не более нравственные, чем мы сами, безусловно, наказывали безнравственность, когда она обнаруживалась, гораздо более сурово, о чем свидетельствует следующее воззвание:

«Вильгельм, милостью Божией, Король Великобритании, Франции и Ирландии, защитники Веры; к членам нашего тайного совета, служащим армии, нашим шерифам, вместе и отдельно, специально составленное послание: ибо, несмотря на многие хорошие законы и акты парламента, направленные против пророчества, а также для сдерживания и подавления порока и безнравственности, а они все еще изобилуют, к великому бесчестию Божьему, поношению истинной протестантской религии и к вреду правительства королевства; И мы полны решимости, как это всегда было нашей заботой, привести эти законы и акты парламента в надлежащее и энергичное исполнение; И предполагая, что печатание и издание упомянутых законов и актов, для лучшего информирования и наставления всех наших судей, должностных лиц и служителей закона, а также всех других наших добрых подданных, может быть особенно полезно и выгодно для их лучшего исполнения в соответствии с их полным содержанием; распоряжаемся чтобы быть им напечатанными и должным образом опубликованными во всех главных городах графств этого королевства; и чтобы во все грядущие времена это настоящее воззвание, со списком к нему подсоединенным, было публично прочитано дважды в год во всех приходских церквях и конгрегациях в этом королевстве, а именно в первый день после каждого дня Троицы и Мартинмаса ежегодно, после того, как будет прочитана предутренняя проповедь, а также перед распусканием паствы; и чтобы все пресвитерии были внимательны, чтобы эта публикация постоянно и торжественно читались во всех церквах в пределах их границ, с соответствующими и уместными увещаниями, поскольку они будут отвечать за это; и мы безапелляционно приказываем и поручаем всем судьям, магистратам и должностным лицам закона вообще, каждому из них в пределах их границ и юрисдикции, к должному и точному их исполнению. Далее следует список законов против пророчества, а также для подавления порока и безнравственности:

Закон против преступления богохульства заключается в том, что всякий, кто, будет бранить или проклинать Бога или любого из Лиц Пресвятой Троицы, будет подвергнут судебному разбирательству перед Верховным Судьей и будучи признан виновным, будет наказан смертью; так же как и всякий, кто будет отрицать Бога или любого из Лиц Пресвятой Троицы; и упорно будет продолжать в том же духе, будучи подвергнут судебному разбирательству и будет признан виновным, будет наказан смертью. Всякий, кто впредь в своих писаниях или речах будет распространять ложь или клевету, спорить или рассуждать против бытия Божьего, или любого из Лиц Пресвятой Троицы, или авторитета Священного Писания Ветхого и Нового Завета, или Провидения Божьего в управлении миром, будет наказан за первую вину тюремным заключением; а за второй проступок преступник должен быть оштрафован в сумме, равной годовой стоимости аренды его недвижимого имущества, и двадцатой частей его свободного личного имущества, равная половина которых должна быть выплачена беднякам того местечка, где будет совершено преступление, а другая половина — доносчику, кроме того, что он будет заключен в тюрьму; а за третью вину он будет наказан смертью, как упрямый богохульник; и все магистраты и служители закона, и судьи в этом королевстве уполномочены и обязаны привести это деяние в исполнение в отношении первой вины, как и все шерифы королевства и магистраты, чтобы привести его в исполнение во второй вине; оставляя исполнение его в отношении третьей вины лордам королевства и судьям.

Все законы и акты парламента приняты против проклятий и ругани, где говорится, что всякий, кто произносит гнусные клятвы и отвратительные проклятия, подлежит наказанию денежными штрафами и другими страданиями. Должны быть назначены цензоры на ярмарках и в других публичных местах, с властью помещать под стражу тех, кто клялся отвратительными клятвами, и после понесения положенного наказания они бы нашли поручителей в воздержании от этих поступков в будущем. Если домохозяева не называли судьям имена нарушителей настоящего Закона в своих домах, то они должны быть наказанными как сами преступники; если судьи будут небрежны в исполнении настоящего закона, они должны быть по жалобе вызваны к нам и нашему Тайному совету и отданы под стражу; и должно быть найдено поручительство за их безусловное усердие в выполнении упомянутого закона впоследствии.

Каждый человек, который будет богохульствовать, клясться или проклинать, должен понести наказание. Должны блюстись все законы и акты парламента для соблюдения субботы, чтобы не было ни торговцев, ни ярмарок, устраиваемых в день субботний; и чтобы не было употреблено никакого подручного труда в день субботний под страхом штрафа в десять шиллингов; и чтобы никакие азартные игры, походы в таверны и пивные, или продажа мяса или питья в приходе во время проповеди или молитвы в день субботний не использовались под страхом штрафа в двадцать шиллингов; которые отказываются или не в состоянии заплатить упомянутые выше штрафы, должны быть помещены и удержаны в колодках или других орудиях, изобретенных для публичного наказания, в течение двадцати четырех часов. Если кто-либо из сыновей или дочерей старше шестнадцати лет, не отвлекаясь, избивает и проклинает либо своего отца, либо свою мать, то он должен быть предан смерти без пощады, а те, кто достиг шестнадцатилетнего возраста и старше возраста ученичества, должны быть наказаны по решению судьи, согласно закону, как они того заслуживают.

Согласно актам против пьяниц и чрезмерного пьянства, все лица, осужденные за пьянство или за хождение по кабакам и пивным после десяти часов ночи или в любое время дня, за исключением времени путешествия или за обычное угощение, должны за первый проступок заплатить три фунта стерлингов, а если они не могут или отказываются, то должны быть посажены в тюрьму на шесть часов.; За второй проступок полагается уплатить пять фунтов стерлингов, а если они не могут или отказываются, то приговариваются к содержанию в колодках или тюрьме в течение двенадцати часов; а за третий проступокуплатить десять фунтов стерлингов, а в случае отказа, им предначертано содержаться в колодках или тюрьме в течение двадцати четырех часов; если же они вновь нарушают закон, то должны быть заключены в тюрьму до тех пор, пока не будут освобождены за свое хорошее поведение. Закон против чрезмерного пьянства, объявляет, что всякий, кто будет пить сверх меры, должен заплатить штраф: каждый дворянин — в двадцать шотландских фунтов, каждый йомен (в феодальной Англии свободные мелкие землевладельцы — пер.) — в сорок шиллингов, каждый слуга — в двадцать шиллингов; каждый государственный служащий — в пятую часть его годового жалования

Совершившие прелюбодеяние наказываются со всей строгостью вплоть до сметной казни. Так же в законах объявляется, что тот, кто совершит грязный порок блуда, должен за первую вину, как мужчина, так и женщина, заплатить сумму в сорок фунтов, или же он и она будут заключены в тюрьму на срок восемь дней, их пищей будет хлеб и небольшое количество питья, а затем они будут выставлены в торговое место города или местечка с непокрытой головой, где должны простоять в течение двух часов; за повторный проступок их заточение должно быть удвоено, а пища должна быть хлебом и водой, и после этого они должны быть выставлены в торговое место, а головы как мужчины, так и женщины должны быть выбриты. И за третий проступок — штраф сто фунтов, или заключение, которое должно быть утроено, их пища должна быть хлебом и водой; а затем они должны быть доставлены к самому глубокому и грязному водоему города или округа, и там трижды совершить окунание, а затем они должны быть изгнаны из этого города и округа навсегда. Так же существуют законы, обязывающие мировых судей приводить в исполнение акты парламента для наказания лиц, виновных в прелюбодеянии, и заставлять их платить денежную сумму: каждый знатный дворянин за первый проступок — четыреста фунтов; каждый барон — двести фунтов; каждый другой дворянин или мещанин — сто фунтов, человек низкого происхождения — десять фунтов, и эти штрафы будут удвоены в зависимости от рецидивов, степени тяжести проступка и качеств преступников. Пункт, упомянутый в законе Карла Второго, говорит о том, что мировые судьи приводят в исполнение все акты парламента для наказания всех лиц, которые будут насмехаться или укорять за благочестие. Акт нашего первого парламента, сессия пятая, строго требует и повелевает, чтобы все шерифы и их заместители, стюарты и их заместители, приставы и их помощники, магистраты и мировые судьи, в пределах ответственности которых будут совершаться любые из упомянутых грехов проклятия, ругательства, пьянства, блуда, пророчества о Дне Господнем, а также насмешки над религией, приводили упомянутые деяния к точному исполнению наказаний во все времена, и против всех людей, которые совершают эти грехи, будь то офицеры, солдаты или другие лица без исключения; удостоверяем, что те из упомянутых судей, которые откажутся, игнорируют или отложат приведение в исполнение законов, принятых против указанных грехов, должны быть подвергнуты надлежащему штрафу в размере ста фунтов шотландских стерлингов. Пункт двадцать один, акт второй сессии нынешнего парламента от девятнадцатого июля тысяча шестьсот девяносто года, в соответствии с которым если какая-либо женщина скрывает свою беременность в течение всего этого времени, и не пытается привлечь и использовать помощь и содействие в рождении, то когда ребенок будет найден мертвым или умирающим, мать должна быть задержана и признана убийцей своего собственного ребенка, даже если на теле ребенка не будет видно синяков или ран.

Итак, здесь указана наша воля, и мы строго наказываем вам и повелеваем, чтобы вы немедленно опубликовали эти акты, дабы никто не мог притворяться невежественным. И мы приказываем нашему поверенному разослать копии этого документа шерифам нескольких графств, стюартам стюартрии и их депутатам или клеркам, чтобы они издавали их в главных городах, чтобы это можно было прочитать в приходских церквах на следующий день после того, как лорды получат эти документы.

— Дано под нашей печатью в Эдинбурге двадцать пятого января, а царствования нашего девятый год 1698 года.

«Per Actam Dominorum Secreti Concilii».

⁷ Сколько наших ученых священнослужителей могли бы сегодня расспрашивать кого-либо по-гречески, и что бы чувствовали многие из наших епископов, если бы знали, что их репутация и жизнь зависят от того, ведут ли они разговор на языках Эллады?

⁸ Из «Демономании» мы узнаем, что месье де Нио был тем человеком, который здесь пишет от первого лица, и, следовательно, является автором книги.

⁹ текст гласит: «Relevant jupes et chemise, montrant ses parties les plus Secrets, sans honte, et se servant de mots lascifs. Ses gestes devinrent si grossiers que les témoins se cachaient la figure. Elle répétait, en s’… des mains, Venez donc, f… moi!».

¹⁰ Любопытный случай упоминается в уголовном процессе Арно: «В 1697 году появилась самозванка в образе человека, мучимого ведьмами, Кристиана Шоу, дочь Джона Шоу из Баргаррана, известного джентльмена из графства Ренфру. Говорят, что ей было тогда одиннадцать лет. И хотя вполне вероятно, что истерические аффекты отчасти объясняли искажения ее тела; тем не менее, она, по-видимому, проявила хитрость, превосходящую ее возраст, и ей помогали сообщники, которых не могли разоблачить посторонние благодаря тупости предрассудков.

Эта актриса была чрезвычайно дерзкой и живой; и ее ссора с одной из горничных из-за то, что та выпила, а может быть, и украла немного молока, и вызвавшая у нее гнев, был простой прелюдией к сложной и удивительной сцене хитрости и заблуждения, фанатизма и варварства.

В августе месяце 1696 года, («Правдивое повествование о страданиях и облегчении молодой девушки». Edinburgh, printed by James Watson, 1698.) через несколько дней после ссоры с горничной у девочки начались истерические судороги, которые при повторных припадках проявлялись тем разнообразием симптомов, которое характеризует эту капризную болезнь. К ним быстро добавились и другие явления, которые можно было приписать только сверхъестественному влиянию или обману. Она высыпала изо рта большое количество яичной скорлупы, оранжевых пилюль, перьев диких и костей домашних птиц, разноцветные волосы, горячую угольную золу, соломинки, кривые булавки и т. д.

Это произвело на публику самое полное и страшное убеждение в том, что она была «глубоко раздосадована дьяволом», — она обнаружила, что способна подчинить себе безоговорочное согласие зрителей в вопросах, которые были противны свидетельству их собственных чувств. Она обращалась к некоторым невидимым существам так, как если бы они действительно присутствовали. Например, она так говорила с главным из своих усердных мучителей, Кэтрин Кэмпбелл, с которой у нее была ссора и которая, говоря языком тех времен, была не «очень понятна»: «ты сидишь с палкой в руке, чтобы вложить ее мне в уста, но ты не получишь дозволения от Бога; тебе дозволено мучить меня, но я уповаю на Бога, что ты никогда не получишь моей жизни. Я тебе покажу, Кэтти в аду нет никакого раскаяния. О, как же тебе было больно быть ведьмой! Ты говоришь, что прошло всего три ночи с тех пор, как ты была ведьмой. О, если бы ты покаялась, то, может быть, Бог дал бы тебе покаяние, если бы ты искал его и исповедовалась; если бы ты захотела моей помощи, я сделала бы все, что могла; ибо дьявол — плохой хозяин, чтобы служить Ему». Потом она боролась, брыкалась и извивалась, словно сражалась с каким-то невидимым мучителем. Когда шериф-заместитель графства в сопровождении судебного пристава Карна арестовал нескольких лиц, которых ее дьявольская злоба обвинила и которые действительно находились в ее присутствии, она обратилась к воображаемому и невидимому собеседнику так: «пришел ли шериф? Он рядом со мной?», — и после этого она взяла свою Библию, прочитала отрывки и растолковала их; и, когда кто-то предложил забрать у нее Библию, она ужасно закричала, восклицая: «я сохранила бы свою Библию, несмотря на всех дьяволов в аду!». Затем она протянула руку, как бы нащупывая, и шериф вложил свою руку в ее, и она, продолжая: «я не могу чувствовать шерифа. Как он может присутствовать здесь? Как я могу держать его за руку, как ты говоришь, видя, ведь я этого не чувствую? Ты говоришь, что он одет в коричневый плащ, красные плюшевые штаны в черную полоску, муслиновый галстук в цветочек и вышитый пояс для меча; ты говоришь, что с ним старый седой человек с кольцом на руке; но я не вижу и не чувствую ни одного из них. Что, они пришли арестовать благородную женщину? Неужели это действительно их поручение?»

Эти многократные и величественные проявления владычества Сатаны (ибо таковыми они повсеместно считались) поразили всех изумлением и ужасом. Духовенство, так как это было его долгом, должно было прежде всего принять участие в деле своей ученицы, которая была вовлечена в более чем духовную войну с великим врагом. Священнослужители по очереди посещали страждущую девицу, чтобы помочь священнику прихода, семье Баргарран и другим благочестивым христианам в искупительных служениях поста и молитвы. Публичный пост был установлен властью пресвитерия. Три популярных священника последовательно обращались к трепещущей аудитории, и один из них выбрал для своей темы этот ужасный текст: «горе обитателям Земли и моря, ибо дьявол сошел к вам, имея великий гнев, потому что он знает, что у него есть только короткое время. И когда дракон увидел, что он низвергнут на землю, он преследовал женщину». (Откровение, Глава 12). И молитвы, и увещевания церкви были быстро подкреплены тяжестью мирской руки.

19 января был выдан ордер Тайного совета (отчеты Тайного совета, 19 января, 9 марта, 5 апреля 1697 года),а это означало, что в графстве Ренфру были серьезные основания подозревать колдовство, особенно в связи с болезнью, поразившей Кристиану Шоу, дочь Джона Шоу из Баргаррана. Таким образом, он дал полномочия Лорду Александру Блантайру, сэру Джону Максвеллу из Поллока, сэру Джону Шоу из Гринока, Уильяму Каннингхэму из Крейгенса, Александру Портерфилду из Дюшалла, Колдуоллу из Гландерстоуна, Гэвину Кокрейну из Торнлимюира, Александру Портерфилду из Фуллуода и Роберту Сэмплу, шериф-заместителю Ренфрю, допрашивать и заключают под стражу лиц, подозреваемых в колдовстве, допрашивать свидетелей и т. д., и передать свой отчет до 10 марта. Акт Тайного совета подписан так: Полварт Канселлар, Аргайл, Левен, Форфар, Рейт, Белхейвен, Дж. Стюарт, Я. Хоуп, У. Анструтер, Дж. Максвелл, Р. Синклер.

В докладе, который был представлен 9 марта, уполномоченные заявили, что есть двадцать четыре человека мужского и женского пола, подозреваемых и обвиняемых в колдовстве, и что необходимо провести дальнейшее расследование этого преступления. Следует отметить, что среди этих несчастных объектов подозрения были девочка четырнадцати лет и мальчик двенадцати лет. В соответствии с настоящим докладом Тайный совет выдал новый ордер большинству членов комиссии, ранее назначенных, с добавлением лорда Холлкрейга, г-на А. Фрэнсиса Монтгомери Гиффина, сэра Джона Хьюстона из того же рода, г-на Джона Кинкейда из Корсбаскета, адвоката, и г-на Джона Стюарта младшего, адвоката, с тем, чтобы встретиться в Ренфрю, Пейсли или Глазго, и начать вершить правосудие на указанных лиц; и приговорить виновного к сожжению. Уполномоченные были назначены передать в суд подлинную выписку из протокола судебного заседания, подлежащую занесению в его отчет, и содержали рекомендацию лордам казначейства об оплате расходов, связанных с судебным разбирательством. Документ подписан: Полварт, Дуглас, Лодердейл, Аннандейл, Йестер, Кинторе, Кармайкл, У. Анструзер.

Уполномоченные, наделенные таким образом соответствующими полномочиями, не проявили небрежности, действуя в рамках делегированных им полномочий. Через двадцать часов были проведены допросы свидетелей, которые дали показания о том, что злоумышленная («Злой умысел» в шотландском праве означает действие или результат колдовства) клевета не могла исходить от естественных причин, и именно заключенные были виновниками этих злодеяний. После того, как пятеро несчастных заключенных признали свою вину и обвинили в преступлении своих единомышленников, после того, как с обеих сторон были заслушаны адвокаты, адвокат обвинения заявил, что он не будет давить на присяжных с обычной суровостью, но рекомендовал им действовать в соответствии с доказательствами и громко заявили им, что хотя им и следует остерегаться осуждения невиновных, но если они оправдают узников вопреки законным доказательствам, то они будут соучастниками всех богохульств, отступничеств, убийств, пыток и соблазнов, в которых враги неба и земли будут впоследствии виновны. После того как присяжные провели шесть часов в прениях, семеро из этих несчастных были приговорены к сожжению (не был выполнен приказ Тайного совета о занесении дел Комиссаров в судейские книги. Поэтому я не могу дать никаких дальнейших подробностей о катастрофе этих несчастных людей или о преступной нелепости тех, кто предал их огню).

Однако быстро приближалось время, когда эти человеческие жертвоприношения должны были быть отменены. Последним человеком, которого судили перед лордами юстиции за колдовство, была Элспет Рул, которую судили перед лордом Анструзером в Дамфрисе 3 мая 1709 года (протоколы окружного судебного заседания, Холден, Дамфрис, 3 мая 1709 года). Против нее не было выдвинуто никаких особых обвинений в колдовстве; обвинение носило очень общий характер, заключенная был «привычкой и репутацией» («привычка и репутация» — это очень опасная доктрина шотландского права, действовавшая в то время в полную силу, согласно которой человек мог быть повешен, хотя против него почти не выдвигалось никаких обвинений, кроме того, что он имел дурной характер. Например, если человек был обвинен в краже пары старых ботинок, стоимостью три пенса, и ему приписана «привычка и репутация» вора, и если присяжные сочтут такое обвинение доказанным или такого заключенного виновным, суд по закону будет обязан приговорить этого заключенного к повешению; если мое безрассудство может быть прощено, то я предполагаю, что любая такая вещь существует как точно установленное разрушение уголовного закона в Шотландии). Она была объявлен ведьмой и обвинена в том, что она использовала угрожающие выражения против людей, находящихся во вражде с ней, которые впоследствии перенесли такие несчастья, как потеря скота или смерть друзей, и один из которых сошел с ума. Присяжные большинством голосов признали эти статьи доказанными, и судья приговорил подсудимую к сожжению на костре и пожизненному изгнанию из страны. Последний человек, которого привели на костер в Шотландии за преступление колдовства, был капитаном Дэвидом Россом из Малого Даана, шериф-заместитель Сазерленда, 1722 год от Рождества Христова (для меня немалое разочарование, что я не могу представить это документы перед читателем. Судебные книги шерифа графства Сазерленд были унесены клерком шерифа около 1735 года. Однако меня несколько утешает вежливость, проявленная Джеймсом Трейллом, эсквайром, заместителем шерифа Кейтнесса и Сазерленда, который был так любезен, что предпринял трудоемкий, но безуспешный поиск книг).

Кроме того, в страданиях и трагическом конце лиц, уже указанных выше, человеческая изобретательность, по-видимому, была исчерпана в изобретении различных мучений против других лиц, которые находились под подозрением в колдовстве и которые настаивали с удивительной стойкостью на отрицании абсурдного обвинения, даже когда их подвергали самым ужасным пыткам.

От всеобщего и чрезмерного отвращения, испытываемого к ведьме, возникало подозрение в этом преступлении, независимое от судебных строгостей. Этого было достаточно, чтобы заставить несчастный объект обвинений желать смерти. Воткнуть булавки в плоть и не дать обвиняемому уснуть было обычным обращением с ведьмой. Но если заключенный был наделен необычайной стойкостью духа, то для вымогательства признания использовались и другие методы. «Сапоги», «когтистые лапы» и «пильневинки» — орудия для истязания ног, рук и пальцев — применялись к обоим полам с такой силой, что иногда кровь хлестала из конечностей. Нагружение тяжелыми железами приспособлениями и порка веревками до тех пор, пока кожа и плоть не будут содраны с костей, также были обычными методами истязаний.

Кровавое рвение этих инквизиторов достигло утонченности в жестокости, столь шокирующей человечество (из протоколов судебного заседания, 24 июня 1596: Когда Элисон Бальфур была обвинен в колдовстве, она была заточена в металические когти, где ее держали сорок восемь часов, ее муж был поставлен в тяжелые утюги, ее сына поставили в сапог, где он вынес пятьдесят семь ударов, а ее маленькую дочь, около семи лет, ставили в пильневинкс (представляет собой инструмент пытки, который впервые был использован в Западной Европе — пер.) в ее присутствии, для того, чтобы заставить ее признаться — она действительно призналась. Она отказалась от своих признаний в ходе судебного процесса объявив, что признание было вырвано у нее пытками; и все же ее казнили. Способ мучения и казни этих несчастных женщин далее иллюстрируется достоверным описанием расходов на сожжение ведьмы в Бернкасле, близ Лаудера, в 1649 году нашей эры).

Не довольствуясь истязанием тела обвиняемого, их хитроумная злоба нападала на более тонкие чувства и пылкие привязанности ума. Пожилой муж и малолетняя дочь были подвергнуты пыткам в присутствии обвиняемой, с тем чтобы сломить ее волю. Сама смерть не заслоняла останки этих несчастных людей от злого умысла их прокуроров. Если несчастная женщина, трепещущая при упоминании о колдовстве, кончала свои страдания собственными руками, ее вытаскивали из дома на конском хвосте и хоронили под виселицей.