Девушка из разноцветных яблок

Борис Мирза, 2020

Повести и рассказы Бориса Мирзы стали известны задолго до выхода в свет его книг – десятки тысяч читателей оценили и полюбили эту пронзительную, стилистически оригинальную прозу. В сборник вошли повести и короткие новеллы о жизни и любви, в которых исповедальная проза сменяется портретами современников, а истории большого города – мифами маленького приморского поселка и далекой псковской деревни. Книга содержит нецензурную брань

Оглавление

«И свет во тьме светит…»

Памяти моей крестной матери Нины Георгиевны Бруни

Сейчас, когда я пишу эти строки, от той жизни, что я тщусь воспроизвести, не осталось ничего.

Только Зеленая книга.

То ли время так умело стирает любое присутствие деталей прошлой эпохи из жизни людей, то ли предметы, да и сами люди столь недолговечны, но прошедшие тридцать два года погрузили в пучину небытия весь материальный мир, что окружал меня тогда, весь реальный мир, что был мною, оставив лишь дымку воспоминаний. Которые — и это надо признать, — вполне возможно, являются уже больше чем наполовину плодом моего воображения.

Что же осталось верного, крепкого и неизменного оттуда, из той жизни, минувшей, канувшей, прошедшей?

Зеленая книга. Зеленая книга.

Да, сейчас, когда я пишу эти строки, от той жизни, что я тщусь воспроизвести, не осталось ничего, но Зеленая книга лежит рядом со мной. Она почти не пострадала от времени. Несколько первых страниц помялись да переплет истрепался на корешке…

* * *

Даже ее имя казалось мне невзрачным. Ну что такое Ира? Скука. Мы все в нашей компании (или, как тогда говорили, тусовке) имели звучные имена, яркие англоязычные прозвища. Иногда их получали по какому-то поводу, иногда из-за какого-то случая. А чаще придумывали себе сами. По Москве, Питеру, Львову, Минску, да по всему СССР ходило множество Стивов, Литлов, Джонов, Фредов…

Причудливых прозвищ, которые прибавлялись к имени, тоже хватало. На ум сразу приходят Майк Чернуха, Юра Террорист, Миша Красноштан, Леша Хоббит, Ира Скай и многие, многие другие…

Так что, когда она представилась, назвавшись просто — Ира, без какой-либо приставки, я даже поморщился.

Ну что такое Ира?

Скука.

* * *

Я пытаюсь вспомнить, откуда в той квартире, где мы ночевали, читая Зеленую книгу, взялся ломик, которым я прогнал Боцмана, и не могу, но точно помню, ломик там был. Еще был старый круглый стол без скатерти, со вспучившейся от сырости и возраста столешницей, такой же дряхлый венский стул и диван без ножек…

Боцман явился неожиданно и приказал Ире собираться. Он был гораздо старше меня, думаю лет на десять или больше, так что в то время ему было около тридцати. Боцманом его прозвали за своеобразную шкиперскую бородку, которую он, видимо, сильно ценил и за которой следил…

Больше ничего выдающегося в нем не было. Этот человечек, вполне цивильный инженер, имеющий к нашей тусовке весьма далекое отношение, был Ириным любовником. Где-то познакомившись с ней, он разыгрывал страстную любовь будучи при этом женат, а Иру держал здесь, на хипповском «флэту», в нежилой квартире первого этажа. На втором этаже обитала знаменитая пара хиппарей Паша и Маша. Их «флэт» был местом тусовки днем и вечером, но ночевать часто приходилось на первом этаже.

Так вот, в тот вечер Боцман явно был недоволен чем-то. То ли тем, что дома у него не ладилось, то ли Ирой, то ли моим с ней соседством.

Скандал, разгоравшийся за стеной, принимал серьезные формы. Я слышал крики, звуки борьбы. Видимо, Ира не хотела собираться. Я встревожился. Честно говоря, было от чего. Несмотря на мирные декларации, наше общество было по-звериному жестоким. Иногда жестокость доходила до полной дикости.

Но пока это была простая возня. Возможно, она оборвется — криком, хлопками пощечин или, того лучше, звуками любви, как уже часто бывало.

Однако через пару минут я услышал мужской крик, как будто Боцман попал сам себе молотком по пальцу, а через пару мгновений ко мне в комнату влетела Ира.

* * *

Внешне она была невзрачной. Такая обычная кудрявая девочка с третьей парты. Когда я впервые увидел ее, то подумал: «Ей не место среди нас». Не место среди ярких и убогих, среди уродливых и прекрасных.

Ира была обычным воробьем. Правильные черты лица, тонкий заостренный носик, серые глаза…

Сейчас, когда я тщусь воспроизвести ту призрачную жизнь, что разбилась на мелкие осколки, смешалась с дорожной пылью и исчезла во времени, я могу вспомнить многое, но не ее лицо. Я почти не помню ее лица.

Только тонкие, почти прозрачные руки с бледными ладонями и белыми пальцами. А в ее руках ярким пятном видится мне — Зеленая книга.

* * *

Был вечер, когда Ира вбежала ко мне в комнату.

Желтая, слабая лампочка, что горела под потолком, делала все окружающие предметы мутно-зыбкими. Но даже в этой зыбкости кровь на Ириных губах была видна отчетливо. Красный след, на верхней и нижней губе. И на щеке слева.

Она успела лишь сделать два шага и прижаться к противоположной от меня стене, как в дверь вошел Боцман.

* * *

Боцман был мужчина некрупный. И, как сейчас я думаю, не слишком уверенный в себе. Он делал вид, что покровительствует Ире.

Подтянутый и аккуратный, что в нашей среде было редкостью, а еще и властный, в комнату ко мне он зашел, как к себе домой.

— Пошли! — сказал он Ире.

Эта кровь у нее на щеке и губах… И вид испуганный, загнанный какой-то.

— Здороваться надо, — сказал я. — И разрешения спрашивать, когда хочешь зайти в чужую комнату. Приличные мальчики всегда так делают.

— Тебя спросить забыли, пионер, — ответил Боцман и, в два шага оказавшись рядом с Ирой, схватил ее за руку.

* * *

Я пытаюсь вспомнить, откуда в той квартире взялся ломик, и не могу. Да и имеет ли это значение?

Мы жили в неверном, зыбком, как мутный свет пятидесятиваттной лампочки, мире. В нем был хаос. Вместо ломика мог оказаться топор, вместо Иры любая другая хиппушка…

Я схватил ломик и ударил им по круглому столу. Грохот. Стол сложился пополам и развалился. Второй удар пришелся по венскому стулу — спинка брызнула фонтаном щепок.

Больше ломать мне было нечего, и я бросил ломик в Боцмана. К счастью, промахнулся. Вернее, ломик, ударившись о дверной косяк и отскочив, стукнул Боцмана в плечо и со звоном грохнулся на паркет.

Совершенно ошалев от содеянного, я вдруг спокойно сел на диван, сказав:

— Когда входишь, надо здороваться. — Будто именно невежливость Боцмана, а не избитая девушка, вызвала вспышку моего гнева.

Боцман держался за плечо и смотрел на нас. «Сейчас он поднимет ломик и…»

Но Боцман не стал ничего поднимать.

Он ошарашенно смотрел на меня, потом взглянул на Иру.

— Идиоты малолетние. Сейчас менты приедут!

* * *

Развернулся и вышел. А мы остались.

Я посмотрел на Иру, которая все еще жалась к стене.

— Менты не приедут. Участковый был в среду. Мы им до лампочки. Максимум Пашка проснется.

— Не проснется. Он в отрубе.

— Тогда и вовсе. Давай спать, — предложил я.

— Подожди, — сказала Ира. — Мне там страшно. Можно я посижу у тебя?

Я задумался. Отношения в нашей тусовке были вольные, но у меня только-только начался роман с вполне домашней милой девочкой Сашей, и я не хотел изменять.

— Нет-нет. Мы почитаем вслух, — сказала Ира. — Просто почитаем.

— Почитаем?

— Ну да. У тебя большой диван. У меня есть подушка и плед. И лампа. У меня там еще лампа есть. Маленькая. И мы выключим большой свет. Заляжем на диван, и я тебе почитаю. Хочешь?

Я вдруг подумал, что ничего лучше быть не может. Лампа. Подушка. Плед. Девушка. И что там еще? Ах да, книга.

— Что будем читать? Какую книгу?

— Зеленую, — сказала она и ушла в свою комнату.

* * *

Книга действительно была объемным фолиантом зеленого цвета. Ира удобно устроилась на диване, завернувшись в плед, и начала читать при свете лампы.

* * *

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога.

Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.

И свет во тьме светит, и тьма не объяла его…»

* * *

Это было Евангелие от Иоанна.

Я никогда не читал и не слышал этого раньше.

Когда-то отец дал мне почитать редкую книгу — «Мастер и Маргарита», сказав, что в ней можно узнать и о Христе. Но тот герой понравился мне меньше всего. Это был жалкий и плоский в сравнении с Воландом и Бездомным персонаж, который что-то бормотал…

Той ночью же я услышал совсем немного, но уже на второй главе я понял, что тот, о ком повествует Зеленая книга, сильно отличается от персонажа Булгакова. Он отличался вообще ото всех, про кого я слышал и читал до сих пор. Человек, который… «сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул», был совершенно живой. Я не только видел и чувствовал все происходящее, но и понимал, что столкнулся с какой-то доселе невиданной правдой. С реальностью, которая точно существовала, но не имела с моим миром ничего общего. Я не мог этого выговорить и объяснить. Прямо сейчас, именно так, прямо сейчас Христос, точно такой, как в Зеленой книге, превращал воду в вино по просьбе матери. И прямо сейчас Боцман проходил медицинское освидетельствование в травмпункте. Прямо сейчас шел по воде и укорял маловеров, прямо сейчас наркоман Паша лежал этажом выше на кушетке, закатав себе что-то в вену, и в это же время Христос кормил хлебом пять тысяч человек. Прямо сейчас Боцман в отделении милиции писал заявление, и прямо сейчас воины сплетали венец из терна для Христа…

Все, что происходило в Зеленой книге, было самой настоящей реальностью. И эта реальность не только никак не соприкасалась с моей, но вдруг сделала мою жизнь какой-то ненастоящей, блеклой, уродливой.

На дворе была глубокая ночь, когда мы закончили читать. Я посмотрел на Иру и, желая скрыть потрясение, спросил…

* * *

— Это тебе, — сказала Ира. И дала мне Зеленую книгу. — За то, что защитил меня. Она теперь всегда будет с тобой.

— Почему?

— Потому что мы нашли друг друга. Мы тут все, как дети, которые потерялись. И ищут друг друга во тьме.

— Откуда у тебя это книга?

— Взяла из дома, когда убегала. Это книга отца…

— А он… — хотел было спросить я, но не знал как.

— Он священник. Поп, по-вашему.

— Он читал тебе эту книгу?

— Да.

— И ты все-таки сбежала от него? Или он умер?

— Нет, он стал пить. Я не люблю, когда он пьет.

— Многие пьют вообще-то. Некоторые торчат…

— Понимаешь, в его случае это было…

— Неправильно? — хотел помочь я.

— Нет. — Она покачала головой. И задумалась. — Понимаешь, мы так же с ним читали… И получается…

— Он как будто это все предал?

— Да.

* * *

Мы не спали ту ночь. И, надо ли добавлять, не притронулись друг к другу. Мы разговаривали о книге, я задал много вопросов, Ира, оказывается, многое знала…

— Кажется, я почти все понял, но вот эта женщина, с которой Христос говорил про воду… Там совсем тяжело…

— Тебе тоже понравилась эта глава? Про встречу с Самарянкой?

— Да, только она какая-то загадочная.

— «Вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную…» — процитировала Ира и вдруг широко улыбнулась. Улыбка на миг преобразила ее лицо со следами побоев. Она вся точно осветилась этой улыбкой.

«И свет во тьме светит, и тьма не объяла его», — подумал я почему-то.

* * *

Милиция явилась под утро. Нас забрали.

Когда нас уводили, Ира шепнула, что, когда меня выпустят, я могу забрать Зеленую книгу себе. Она указала глазами на подоконник.

Да. Зеленая книга лежала там.

Иру вроде бы отпустили быстро, сняв показания. Меня же, как уже имевшего психиатрическую статью, отправили в пятнадцатую больницу.

Я вышел через пару месяцев, и дальше все было так, как я уже описывал в других рассказах. Я вернулся домой к родителям. Потом приехал на «флэт» к Пашке. Тот скончался от передоза. Мне удалось пробраться на первый этаж, но, уж конечно, Зеленой книги там не было. Глупо было думать, что Ирин подарок дождется меня в этом притоне. Он не дождался меня, как не дождалась и Ира. Она исчезла. Возможно, вернулась домой к отцу. Если честно, я надеюсь на это. Мне даже хочется досочинить что-то в этом роде. Но, пожалуй, не буду. В той жизни встречи и расставания навсегда были нормальным делом. В конце концов, мы оставались лишь детьми, ищущими друг друга во тьме…

Во тьме мы встречались и расставались, навсегда исчезая во тьму.

Тем же летом я крестился на дому у моей искренне верующей тетки.

Священник остался доволен моим знанием Евангелия. И почти никто не заметил, как я удивился, когда после свершения Таинства тетя вручила мне подарок.

Это была Библия «посевовского» издания. В обложке зеленого цвета.

* * *

Она теперь всегда будет со мной.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я