Тайны книжных переплётов. 50 почти детективных историй

Борис Константинович Тебиев

Каждый, кто интересуется историей и культурой нашего Отечества, найдёт в этой книге малоизвестные факты о жизни известных писателей и поэтов, книгоиздательской деятельности, о книжных увлечениях интересных людей прошлого, о цензурной истории публицистических и художественных произведений и о многом другом. Книга адресована массовому читателю, но будет интересна и для исследователей-книговедов, историков. Особая ценность книги в том, что она написана на основе личного книжного собрания автора.

Великий охотник до книг

— Вас интересуют книги из собрания Кондратия Фёдоровича Рылеева? — Мария Борисовна Михановская, заведующая отделом редких книг Тульской областной библиотеки, загадочно улыбну-лась и подвела меня к одному из огромных книжных шкафов старинной работы, сделанному с изяществом и любовью. — Вот, пожалуйста!..

Маленький ключик еле слышно щёлкнул в замочной скважи-не, и хозяйка уникальной кладовой, хранящей в своих недрах немало замечательных книжных редкостей, протянула мне стоп-ку книг в коричневатых кожаных переплётах. Было это 40 лет назад, но я до мельчайших деталей помню тот день…

Книги, что лежали тогда передо мной, некогда принадлежали человеку, имя которого будет жить в памяти благодарных потом-ков как яркий образец гражданского мужества, пламенного патриотизма, величия и благородства души. Поблекшие от времени переплёты, страницы, тронутые желтизной, помнят прикосновения его рук, стремительный полёт его мысли, жаркие споры с друзьями и единомышленниками о свободе, равенстве и счастье людей. На титульных листах отчётливо сохранились надписи, сделанные размашистым росчерком гусиного пера: «Из книг К. Рылеева»…

Страстный революционный поэт, певец свободы, тирано-борец, один из вождей восстания на Сенатской площади, безжалостно казнённый царскими палачами в расцвете творчес-ких сил и дарований, Кондратий Фёдорович Рылеев был не только одним из образованнейших людей своего времени, но и заядлым книгочеем. Серьёзное увлечение книгами пришло к нему ещё в годы юности, в период учебы в Петербургском Первом кадетском корпусе.

Как справедливо отмечают многие биографы поэта-дека-бриста, его юношеские годы никак не походили на юность Пушкина и его товарищей, которые «безмятежно возрастали» в садах Царскосельского лицея. В кадетском корпусе процветали муштра, палочная дисциплина, жестоко каралось всякое вольно-думие. В начале XIX века директором корпуса был известный немецкий поэт, в молодости друг Гёте Максимилиан фон Клингер. Автор знаменитой в своё время драмы «Буря и натиск», давшей название литературному движению немецких романти-ков, в зрелые годы Клингер изменил идеалам юности. Переехав в Россию и добившись здесь высоких чинов, он презирал прию-тившую его страну, был ярым пропагандистом прусских поряд-ков.

Атмосфера Петербургского кадетского корпуса мало способ-ствовала умственному развитию Рылеева и его товарищей, как и он, являвшихся большей частью выходцами из мелкопо-местного дворянства. В корпусе была неплохая библиотека, но воспитанников к её фондам допускали с большой неохотой и подозрительностью. Утолить книжный голод, жажду знаний можно было, лишь собирая свою собственную библиотеку.

Сохранились письма, написанные Рылеевым-кадетом отцу. Почти в каждом из них есть упоминание о книгах. В одном из писем Рылеев писал: «Любезный батюшка, сделайте милость, пришлите мне на покупку вещей и бумаги, то сделайте милость, не позабудьте мне прислать денег также и на книги, потому что я, любезный батюшка, весьма великий охотник до книг». В другом письме, написанном весной 1810 года, юноша сообщает, что у него набралось уже 15 книг и что ему очень хотелось бы приобрести по случаю у одного знакомого кадета «Полную мате-матику в 7 частях, состоящую и содержащую все математические науки и стоящую 25 рублей, и Жизнь Суворова, в книге недавно вышедшей, стоящую 10 асс. 25 коп.».

В годы учебы в кадетском корпусе Рылеев увлечённо читает труды русских и западноевропейских писателей, как и многие его современники, знакомится с сочинениями французских энцикло-педистов. Книги будоражили юный ум, тревожили воображение поэта, давали пищу для пылкого сердца, переступавшего порог «волнуемого страстями мира». «…Я знаю свет только по одним книгам, — признавался отцу 17-летний Рылеев, — и он представ-ляется уму моему страшным чудовищем, но сердце видит в нём тысячи питательных для себя надежд».

«Любезный батюшка», отставной подполковник Фёдор Андреевич Рылеев, служивший главноуправляющим киевскими имениями князей Голицыных, был скуп, ворчлив, несговорчив, годами не отвечал на письма сына. Занятый своими делами и заботами, он мало интересовался духовным миром подростка, был далёк от того, чем жил и о чём мечтал юный поэт. Присылать деньги на книги он систематически «забывал», считая увлечение сына детской затеей.

Но страсть Рылеева к книгам разгоралась. В них душа юного поэта искала чудесного. Отказывая себе порой в самом необхо-димом, он умудрялся приобретать всё новые и новые сочинения.

Надев в 1814 году мундир прапорщика артиллерии, Рылеев участвовал в заграничных походах русской армии. Здесь, по его признанию на суде по делу декабристов, он впервые заразился свободомыслием, познакомился с сочинениями современных публицистов — Биньона, Бенжамена Констана и других.

Возвратившись на родину, Рылеев в полной мере испытал все тяготы и лишения кочевой жизни бедного армейского офицера. Пыльные дороги, утомительные марш-броски, ежедневные многочасовые занятия с солдатами, учебные стрельбы и трениро-вки, глупые распоряжения невежественных командиров нередко выводили Рылеева из душевного равновесия. Единственным утешением в этой серой, однообразной армейской жизни были занятия литературным творчеством и книги. В местечке Вежайцы, расположенном неподалеку от прусской границы, Рылеев, как и другие офицеры части, квартировал в скромной крестьянской избе. Свой мрачный приют и себя «в мечтах, с пером в руке» он правдиво описал в стихотворном послании «Друзьям (в Ротово)». При этом Рылеев не забыл написать несколько строк и о своих верных друзьях — книгах, которые скрашивали трудности походной жизни и душевное одиночество:

Там кипа книжек рядом

Любимейших лежит;

Их переплёт не златом,

А внутрь добром блестит.

Переезжая вместе с конно-артиллерийской ротой из одной местности в другую, Рылеев постоянно находил возможность заглядывать в книжные лавки и почти всегда отыскивал в них что-то для себя интересное. Известный критик, профессор Петер-бургского университета А. В. Никитенко, обязанный Рылееву своим выкупом из крепостной зависимости, вспоминал, что его первая встреча с поэтом произошла осенью 1818 года на ярмарке в небольшом городке Воронежской губернии Острогожске. В лавке местного книготорговца Рылеев покупал книгу известно-го французского просветителя, социолога и историка Шарля Луи Монтескьё «Дух законов».

О пристрастии Рылеева к книгам вспоминал и один из его сослуживцев, артиллерийский офицер А. И. Косовский. Он отме-чает, что Рылеев «старался приобрести все лучшие сочинения русских авторов, часть коих получал из Петербурга от матери и дяди своего».

В декабре 1818 года Кондратию Фёдоровичу Рылееву удаётся, наконец, освободиться от тяготившей его военной службы. Он выходит в отставку в чине подпоручика и вскоре женится на дочери небогатого воронежского помещика Наталье Михайловне Тевяшовой. Этот брак был браком по любви, он оказался счастливым. Наталья Михайловна стала верной спутницей поэта, вместе с ним делила радости и невзгоды жизни.

Переезд в Петербург, служба в уголовной палате и Российско-Американской компании, снискавшая Рылееву искреннее уважение современников, активная литературная, издательская деятельность побуждают Рылеева к новым обширным книжным приобретениям. Домашняя библиотека поэта разрастается. На её полки ложатся сочинения по истории, политической экономии, правоведению, философские трактаты, книги о путешествиях и географических открытиях. Рылеев внимательно следит за новинками художественной литературы. Известные писатели, поэты, учёные, с которыми он устанавливает тесную дружбу, дарят издателю «Полярной звезды» свои труды.

Осенью 1823 года Рылеев вступает в Северное тайное общество, а вскоре становится одним из его руководителей. В жизни поэта начинается новый, самый важный и ответственный этап. Его интерес к вопросам политики, философии, морали день ото дня возрастает и обостряется. Книги давали ответ на многие волновавшие Рылеева вопросы, вселяли уверенность в правоте дела, на службу которому он поступил.

Петербургское наводнение 7 ноября 1824 года, так ярко описанное Пушкиным в «Медном всаднике», приносит Рылееву немало огорчений. В отсутствие самого поэта и его жены их квартира на берегу Мойки у Синего моста оказалась затопленной водой. Лишь благодаря отчаянным стараниям А. А. Бестужева-Марлинского удаётся спасти от гибели наиболее ценные вещи и около половины книг рылеевской библиотеки. Вернувшись в Петербург, Рылеев пытается восполнить потерю, приобретая взамен испорченных водой новые экземпляры нужных ему сочинений. Большую помощь в этом ему оказывает книготор-говец А. Ф. Смирдин, ставший к тому времени владельцем одной из лучших книжных лавок Петербурга.

Зная напористость, целеустремлённость Рылеева, широту его умственных интересов, всепоглощающую любовь к книге, можно легко предположить, что со временем библиотека поэта могла бы стать одним из интереснейших в России частных книжных собраний. Однако случиться этому было не суждено. Книги, любовно собранные поэтом-революционером, разделили его трагическую участь.

Рылеев сознавал и заранее предчувствовал возможность поражения восстания. В «Исповеди Наливайки» (1824), как бы предвещая свою судьбу, поэт писал:

Известно мне: погибель ждёт

Того, кто первым восстает

На притеснителей народа;

Судьба меня уж обрекла.

Но где, скажи, когда была

Без жертв искуплена свобода?

Горькие предчувствия не помешали Рылееву совершить свой гражданский подвиг, твёрдо и решительно отстаивать свои идеалы, выйти 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь.

Ещё накануне восстания и последовавшего затем ареста Рылеев раздаёт друзьям и знакомым часть своего домашнего архива и некоторые книги библиотеки. Надо полагать, что вскоре после известия о провале выступления и аресте его участников многое из того, что было роздано поэтом, оказалось уничтожен-ным. Арестов и обысков в те тревожные для России декабрьские дни опасались не только прямые участники заговора и их близкие, но и многие из сочувствовавших декабристам людей. Хранить у себя в доме бумаги и книги одного из вождей вос-стания было небезопасно.

И вот мрачный каземат Петропаловской крепости, унизи-тельные допросы в следственной комиссии, редкие письма на волю. Но и в этих неимоверно тяжёлых условиях Рылеев не забывает о книгах. 21 января 1826 года он просит в письме жену прислать ему все одиннадцать томов «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, оговариваясь при этом, что ему нужны «не те, которые испорчены наводнением, а лучшие», то есть купленные взамен. В другом письме он просит жену возвра-тить в книжную лавку А. Ф. Смирдина книги, счета за которые к моменту ареста оказались неоплаченными. В ответ на вопрос Натальи Михайловны, как быть с книгами, Рылеев советует ей часть книг распродать, а часть, самые лучшие, оставить, посколь-ку со временем они могут пригодиться дочери Настеньке, которой в ту пору шёл седьмой год.

13 июля 1826 года Рылеев был казнён. Через несколько месяцев после гибели поэта его вдова и дочь были вынуждены покинуть Петербург и переехать в воронежское имение Тевяшо-вых Подгорное. Сюда же Наталья Михайловна перевозит уцелев-шую часть архива и библиотеки мужа.

Впервые судьбой библиотеки поэта-декабриста заинтересо-вался талантливый литературовед, большой знаток жизни и твор-чества К. Ф. Рылеева А. Г. Цейтлин. В 1954 году в 59-м томе «Литературного наследства» он опубликовал интересную статью «О библиотеке Рылеева», в которой рассказал об известных ему экземплярах книг из собрания поэта. «Книг с автографами (надписью „Из книг К. Рылеева“), — пишет Цейтлин, — до нас дошло не более полутора десятка; конечно, это лишь весьма малая часть того, что находилось в его доме». Книги с владель-ческими надписями Рылеева, о которых упоминал литературо-вед, хранились тогда в различных музеях и собраниях Москвы, Ленинграда, частных коллекциях.

О книгах из рылеевской библиотеки, хранящихся в Туле, стало известно позднее, в начале 60-х годов, когда началось системати-ческое изучение библиотечного фонда. Тульская коллекция наиболее значительная. Она насчитывает 13 книг с автографами поэта. Тульская находка позволяет существенно дополнить име-ющиеся в распоряжении исследователей сведения о литератур-ных интересах Рылеева, характере и происхождении его книжно-го собрания.

На одной из книг автору этих строк удалось обнаружить пометы, сделанные рукою Рылеева. Это выпущенная в 1804 году в московской типографии Христофора Клаудия книга француз-ского писателя Анри Блаза-де Бюри «Краткая история о филосо-фах и славных жёнах», переведённая на русский язык Михайлой Падериным. Рылеев, как известно, с большим интересом изучал исторические сочинения разных авторов. Наряду с углублённым изучением истории России, еще в период учебы в кадетском корпусе его серьёзно занимала история Древней Греции и Древ-него Рима. В сентябре 1815 года в письме воображаемому другу из Парижа Рылеев писал: «Помнишь ли, как мы читали Исторические описания славных деяний Рима и Древней Греции! Это Басни! — восклицал ты часто. Сообрази теперешние случаи с тогдашними, и ты увидишь, что происшествия наших времён более достойны удивления, более невероятны, нежели всё до оных в мире случившееся…».

В Российском государственном историческом архиве хранятся выписки, сделанные Рылеевым из сочинений античных и запа-дноевропейских авторов. Среди них отрывок из сочинений рим-ского историка Плиния, посвящённый императору Траяну. Рылеев сочувственно воспроизводит высказывание историка о Траяне как об императоре-гражданине, отце отечества, почи-тавшем себя равным со своими подданными.

Эта выписка перекликается с пометой Рылеева (знаком NB) на книге Бюри. На 310-й странице этого сочинения поэт отмечает цитируемые историком слова Траяна о том, что достоинство императора быть таким правителем, «какого он сам желал иметь, будучи простым гражданином». В другом месте книги, на 352-й странице, внимание Рылеева привлёк аскетический образ жизни римского императора Юлиана.

С «Краткой историей о философах и славных жёнах» Рылеев, по всей вероятности, познакомился до 1823 года, времени, когда он перешёл на республиканские позиции. Знакомство с книгой Бюри совпало по времени с увлечением Рылеева литературой, в которой идеализировались просвещённые монархи, способные облагодетельствовать своих подданных вниманием к ним, живущие едиными с простым народом законами. Характерно, что эти мотивы нашли своё выражение и в некоторых поэти-ческих сочинениях Рылеева, например, в думе «Ольга при могиле Игоря» (1822) и оде «Видение» (1823).

Наряду с «Историей государства Российского» Карамзина, о которой Рылеев упоминал в письме из Петропавловской крепости, в его библиотеке были собраны исторические сочине-ния, посвящённые отдельным периодам прошлого. Подтвержде-нием этому служит хранящееся в Туле «Сокращенное описание жизни Петра Великого, императора всея России», переведённое с французского языка и изданное в Петербурге в 1771 году.

Большой интерес представляют изданные в Москве в 1810 году «Записки князя Якова Петровича Шаховского, писан-ные им самим»⁶. Мемуарист, известный государственный деятель России XVIII века подробно повествует о нравах совре-менного ему петербургского высшего общества, даёт харак-теристики ряду исторических деятелей, среди которых Рылееву особенно импонировал сподвижник Петра Первого Артемий Петрович Волынский, казнённый в 1740 году императрицей Анной Иоанновной по ложному навету Бирона. Рылеев посвятил Волынскому одну из своих известных дум, в которой идеали-зировал его как человека, отстаивавшего русское начало при заполненном иностранцами дворе императрицы Анны. В думе «Волынский» Рылеев во многом следует за мемуаристом, писавшим о нём как о человеке, разговорами своими поселявшем «высокое мнение о любви своей к отечеству, о ревности ко славе монаршей и усердии к пользе общественной».

«Наказ Ея Императорского величества Екатерины Второй самодержицы Всероссийской, данный комиссии о сочинении проекта нового уложения, с принадлежащими к тому приложе-ниями», изданный в Петербурге при Императорской академии наук в 1776 году, мог интересовать Рылеева не только как литератора, но и как заседателя Петербургской уголовной палаты. Экземпляр этот особенно интересен тем, что на лицевой стороне его изящного, из тонкой кожи переплёта отчетливо сохранилось золотое тиснение «Ф. Р.». Надо полагать, что книга эта перешла к Рылееву от отца, умершего в 1814 году. Криптоним «Ф. Р.» — не что иное, как начальные буквы его имени и фамилии — «Фёдор Рылеев». Как свидетельствуют исторические документы, отец поэта пользовался милостью у государыни, выполнял ее личные поручения.

«Санкт-Петербургский вестник», содержащий все указы императрицы и отпечатанный в 1780 году в петербургской вольной типографии Вейтбрехта и Шнора, вероятно, также служил Рылееву справочным пособием при разборе дел в уголовной палате. Сохранилась лишь одна, шестая, часть этого издания, содержащая императорские указы с июня по декабрь 1780 года. По всей вероятности, в библиотеке Рылеева был не один этот том, а целый комплект «Вестника».

Во время службы в Российско-Американской компании Рылеев наверняка пользовался «Хозяйственными записками, или Собранием полезных опытностей во всех частях хозяйства», ежемесячным сочинением, издававшимся Вольным экономичес-ким обществом. В Туле сохранился второй том записок, выпу-щенный в Петербурге в 1815 году.

Есть в тульской коллекции рылеевских книг и художественные сочинения. В их числе «Сатиры Александра Сумарокова», оказав-шиеся, вероятно по воле переплётчика, как это нередко бывало, под одной обложкой с «Сокращённым описанием жизни Петра Великого». Вслед за Н. И. Новиковым и А. Н. Радищевым Рылеев с глубоким уважением отзывался о Сумарокове. В стихотворном послании к Н. И. Гнедичу (1821) Рылеев дал суровую отповедь тем, кто подвергал Сумарокова несправедливой критике. Рылеев назвал Сумарокова в этом стихотворении «любимцем первым российской Мельпомены», со смертью которого у нас «трагедия осиротела».

Любимейший поэт молодого Рылеева — Гаврила Романович Державин — представлен в тульской коллекции рылеевских книг четырьмя разрозненными томами из «Сочинений Державина» (части I, III, IV и V). Первые четыре тома «Сочинений» были изданы в 1808 году в петербургской типографии Шнора, а пятый том — в 1816 году в типографии В. А. Плавильщикова. На шмуц-титуле последнего, вышедшего в год смерти поэта тома, имеется его автограф — «Г. Державин».

Рылеев высоко ценил творчество Державина, искренне уважал его как человека и гражданина. Державину поэт-декабрист посвятил думу, опубликованную в 1822 году в журнале «Сын Отечества». Это произведение литературоведы и биографы Рылеева справедливо причисляют к программным. В нём с яркой силой раскрываются роль и предназначение поэта в мире, его высокий удел. Вместе с тем это и дань уважения патриоту, перед которым искренне преклонялись многие участники тайных декабристских организаций.

Не умер пламенный певец:

Он пел и славил Русь святую!

Он выше всех на свете благ

Общественное благо ставил

И в огненных своих стихах

Святую добродетель славил.

О, как удел певца высок!

Кто в мире с ним судьбою равен?

Не в силах отказать и рок

Тебе в бессмертии, Державин!

К сожалению, остаётся загадкой происхождение державинско-го автографа на принадлежавшей Рылееву книге. Не исключено, что в 1816 году молодой артиллерийский офицер имел короткую встречу со знаменитым поэтом и тот подарил ему только что вышедший томик своих сочинений. Однако вероятнее всего другое: книга была приобретена Рылеевым уже с автографом поэта после его смерти. Предприимчивый петербургский книготорговец и издатель В. А. Плавильщиков, продолживший начатое в 1808 году Шнором издание «Сочинений Державина» выпуском их пятой части, по всей видимости, упросил автора поставить собственноручную подпись на части тиража, что в значительной степени способствовало более быстрому его распространению. Интересно, что известные советские библио-филы Н. П. Смирнов-Сокольский и И. Н. Розанов также имели в своих собраниях аналогичные издания с автографами Державина.

В Москве, в Государственном литературном музее, хранится принадлежавшая некогда Рылееву четвертая часть «Сочинений Богдановича», изданная в Московской университетской типогра-фии в 1819 году. Вторая и третья части этого издания обнаружены в Туле. Рылеев называл автора знаменитой «Душеньки» «любимцем Муз и Граций», восхищался лёгкостью его литератур-ного слога.

Любопытна ещё одна деталь, характеризующая Рылеева не только как знатока творчества И. Ф. Богдановича, но и как опытного библиофила. Среди хранящихся в рукописном фонде Института русской литературы черновых набросков Кондратия Федоровича к «Историческому словарю русских писателей» (замысел его не был осуществлён) есть упоминание о поэме «Душенька». «Второе издание оной редко, — отмечает Рылеев, — ибо последние экземпляры оного в 1808 году Академический комитет правления с прочими книгами продал на вес по 4 р. 5 к. за пуд».

Книги с владельческими надписями К. Ф. Рылеева по праву являются гордостью Тульской областной библиотеки. Но как попали они в город русских оружейников, какие попутные ветры занесли их сюда? Доподлинно известно, что сам поэт никогда не бывал в Тульском крае, хотя род Рылеевых и был внесен в VI часть родословной книги Тульской губернии. Не было у него здесь и особо близких друзей, которые могли бы привезти сюда и сохранить для потомков часть рылеевской библиотеки.

В 1963 году в тульской областной газете «Коммунар» была помещена небольшая заметка тогдашнего директора библиотеки Николая Васильевича Забашты, посвящённая находке книг из собрания Рылеева. Её автор высказывал предположение, что рылеевские книги хранились ранее в библиотеке тульского помещика Р. А. Писарева. Писаревская библиотека была одним из трёх крупнейших книжных собраний из помещичьих усадеб, которые легли в основу открытой в мае 1919 года Тульской городской (позднее областной) публичной библиотеки. Однако предположение Забашты ничем не подкреплялось. Более того, автор статьи ошибочно принял за рылеевские две книги из библиотечного фонда, явно не имевшие никакого отношения к собранию поэта-декабриста.

Труд литературного следопыта очень схож с работой следова-теля-криминалиста. Разница лишь в том, что следователь имеет, как правило, дело с событиями, давность которых невелика. Литературный же следопыт восстанавливает истории многолет-ней, иногда даже многовековой давности.

Обычно, чтобы восстановить ход тех или иных событий, следователь разрабатывает определённую версию. Иногда их набирается две, три и более. Точно так же поступает и литера-турный следопыт.

Из всех возможных вариантов самым достоверным казалось предположение о том, что книги из библиотеки Рылеева, хранящиеся в Туле, остались после гибели поэта в его семье, относились к числу тех, которые не были проданы или подарены, а по совету Кондратия Федоровича оставлены его женой для дочери Настеньки. Казалось сомнительным, чтобы Наталья Михайловна Рылеева без особой на то нужды могла расстаться с великолепными изданиями сочинений Державина, Богдано-вича, Сумарокова… Человеком она была достаточно образован-ным, знала толк в книгах, да и вряд ли могла ослушаться предсмертного совета мужа оставить лучшие книги библиотеки для дочери.

Дальнейшие поиски подтвердили правильность этого предположения: тульская коллекция книг из библиотеки Рылеева действительно является частью того, что осталось в семье казнённого поэта, что перешло к его дочери.

При этом открылись малоизвестные страницы биографии Анастасии Кондратьевны Рылеевой, черты ее нравственного облика. Оказалось, что дочь поэта-декабриста более 30 лет прожила в Туле и Тульской губернии, что именно здесь, на тульской земле, в каменной церкви села Кишкина бывшего Тульского уезда покоится её прах.

Но обо всем по порядку. Стремясь обеспечить своей осиротевшей дочери хорошее образование, Наталья Михайловна определила ее в подростковом возрасте в учебное заведение для бедных дворянских девушек — Петербургский патриотический институт. Здесь Анастасия Рылеева обучалась на пенсию, «милостиво» предоставленную ей убийцей отца — Николаем I.

В 1842 году, после окончания патриотического института, она вышла замуж за поручика-кирасира, небогатого тульского помещика Ивана Александровича Пущина, который приходился дальним родственником друга Пушкина и Рылеева, активного участника движения декабристов Ивана Ивановича Пущина. В середине 50-х годов XIX столетия, после отставки Ивана Александровича, военная карьера которого сложилась не очень удачно, супруги поселились в родовом имении Пущиных, деревне Кошелевке под Тулой. Здесь же у них хранился семейный архив К. Ф. Рылеева и оставшиеся книги из его библиотеки.

Жизнь дочери государственного преступника была нелёгкой. Но прожита она была достойно, с гордо поднятой головой. Сохранив в сердце священную память об отце, Анастасия Кондратьевна многие годы посвятила тому, чтобы восстановить в русской литературе, в отечественной истории светлое имя Рылеева и его товарищей-декабристов. Она дружила со многими видными деятелями русской культуры, знала товарищей отца, которым после амнистии 1856 года было разрешено переселиться из Сибири в Центральную Россию.

В марте 1858 года Анастасию Кондратьевну разыскал вернувшийся из сибирской глуши Иван Иванович Пущин. Написал ей письмо с желанием увидеться, переслал 430 рублей серебром, свой давнишний долг Кондратию Федоровичу. Анастасия Кондратьевна немедленно ответила. В её письме, хранящемся ныне в Государственном историческом музее в Москве, были такие строчки: «С глубоким чувством читала я письмо Ваше, не скрою от Вас, даже плакала. Я была сильно тронута благородством души Вашей и теми чувствами, которые Вы до сих пор сохранили к покойному отцу моему. Примите мою искреннюю благодарность за оные и будьте уверены, что я вполне ценю их. Как отрадно мне будет видеть Вас лично и услышать от Вас об отце моем, которого я почти не знаю. Мы встретим Вас как самого близкого родного».

Их встреча состоялась осенью 1858 года в Кошелевке. Об этом радостном для обоих событии старый декабрист незадолго до своей кончины писал: «В бытность мою в Тульской губернии я навестил Настеньку, или, лучше сказать, Настасью Кондратьевну Пущину. Муж её, отставной кирасир, живёт в деревне, а зимой в Туле, где старшие три сына учатся в гимназии. Все семейство состоит из 9 человек. Она приняла меня как родственника, и мы вместе поплакали о Кондратии, которого она помнит и любит. Мать её несколько лет тому назад, как умерла… Встреча наша необыкновенно перенесла меня в прошедшее. О многом вспомнили…».

Вглядываясь в черты Анастасии Кондратьевны, старый декабрист нашёл в ней немало сходства с отцом: та же быстрота взгляда, та же неукротимая внутренняя энергия.

Во время встречи встал вопрос об издании сочинений Рылеева. Имя поэта к тому времени в России было почти забыто, находилось под строгим цензурным запретом. Иван Иванович выразил горячее желание содействовать публикации сочинений Кондратия Фёдоровича, выходивших последний раз в роковом 1825 году, обещал привлечь к этому делу Е. И. Якушкина. Анастасия Кондратьевна была ему безмерно благодарна и перед отъездом передала ряд хранившихся у нее материалов, в том числе письмо Рылеева из крепости, его рукописи и портрет. После этого, чтобы ускорить издание, она лично обратилась за разрешением к министру просвещения, в ведении которого находилась светская цензура. Однако министерство осталось глухо к просьбе дочери опального поэта. В августе 1859 года Иван Иванович Пущин умер, и Анастасии Кондратьевне пришлось самостоятельно искать каналы для публикации произведений отца.

В конце 50-х — начале 60-х годов XIX века часть имевшихся в распоряжении Анастасии Кондратьевны материалов попадает за границу, где в это время создаётся вольная русская пресса, выходят издания с произведениями запрещённых в России авторов.

В 1861 году в Лондоне, в Вольной русской типографии А. И. Герцена и Н. П. Огарёва, с предисловием Огарёва вышел в свет сборник «Русская потаённая литература XIX столетия», в котором были опубликованы солдатские песни К. Ф. Рылеева и А. А. Бестужева-Марлинского. В 1862 году, в шестой книге альманаха «Полярная Звезда» Герцен опубликовал переписку Рылеева и Пушкина.

Одним из зарубежных центров, где печаталась бесцензурная русская литература, наряду с Лондоном был Лейпциг, город образцовой европейской полиграфии. Выпуск запрещённых в России произведений здесь был налажен стараниями Варвары Семёновны Миклашевич (псевдоним — Юрий Приваловский) и немецкого издателя Вольфганга Гергарда. В частности, в 1858 году в издательстве Гергарда был выпущен небольшой сборник стихотворений лучших русских авторов, где наряду со стихами Пушкина и Лермонтова были опубликованы и стихи Рылеева.

В 1862 году также в лейпцигском издательстве Вольфганга Гергарда была выпущена в карманном формате и подарочном, с золотым обрезом исполнении книга «Стихотворе-ния К. Ф. Рылеева с его жизнеописанием», включавшая 51 стихотворение поэта-декабриста, поэму «Войнаровский» и «Думы». Сборник открывается знаменитой рылеевской сатирой 1820 года «К временщику», сделавшей поэту имя в русской литературе. Он содержит в себе практически всё лучшее, что было создано поэтом за его короткую драматическую жизнь. Сборнику предпосланы довольно подробная биография Рылеева, написанная Павлом Фуксом (выяснить, кто это, мне, к сожалению, не удалось), и рассказ очевидца о казни декабристов.

Среди представленных в поэтическом сборнике Рылеева сочинений есть и дума «Дмитрий Донской», посвящённое Куликовской битве. Интересна она тем, что поэт вложил в уста московского князя призывы декабристского движения:

«Летим — и возвратим народу

Залог блаженства чуждых стран:

Святую праотцов свободу

И древние права граждан.

Туда! за Дон!.. настало время!

Надежда наша — бог и меч!

Сразим Монголов и, как бремя,

Ярмо Мамая сбросим с плеч!»

……………………………………………….

— К врагам! за Дон! вскричали войски,

За вольность, правду и закон! —

И, повторяя клик геройский,

За Князем ринулися в Дон.

Это издание — одна из жемчужин моей библиотеки. Его не было даже в уникальном книжном собрании Н. П. Смирнова-Соколь-ского. А приобретена книга самым заурядным образом, в 1980 году, в одном из букинистических магазинов Москвы!

Есть в моей библиотеке и менее редкое, но весьма приме-чательное издание — первый том «Полного собрания сочинений Кондратия Фёдоровича Рылеева», отпечатанный в 1906 году в московской типографии «Сокол». Этой книгой открывалась серия «Библиотека декабристов», издание которой стало возможным в результате временной отмены в дни революции 1905 — 1907 годов предварительной цензуры. «Декабристы, — говорилось в редакционном предисловии к книге, — оставили по себе богатое наследие, но благодаря тому, что оно разбросано в малодоступных уже теперь журналах, заграничных изданиях, частных рукописях и архивных документах, оно подчас мало известно читателю; поэтому прямою задачей момента является собрать весь этот материал воедино, представить его в возможно полном виде и сделать его доступным всем и каждому».

Пояснениями к сочинениям Рылеева служили отрывок из статьи А. И. Герцена «Заговор 1825 года», воспоминания о Рылееве декабриста Н. А. Бестужева, статья редактора — издателя «Библиотеки декабристов» Г. Балицкого «Поэзия гражданской борьбы (К. Ф. Рылеев)».

К сожалению, из прекрасно задуманной серии издателю удалось выпустить лишь несколько книг, в том числе первый том Рылеева. С ослаблением революции цензура вновь была восстановлена во всех своих сомнительных правах.

Насколько причастна была Анастасия Кондратьевна Рылеева к лейпцигскому изданию стихотворений ее отца — судить не берусь. Однако без неё дело явно не обошлось. В статье П. Фукса, например, приводится ряд подробностей из жизни поэта, о которых могли знать лишь его родные и близкие, содержится текст предсмертного письма Рылеева жене.

В 60-е годы позапрошлого века Анастасия Кондратьевна познакомилась с известным ревнителем российской старины, замечательным библиографом и литературоведом, издателем «Русского архива» Петром Александровичем Ефремовым. Дочь декабриста помогала ему в сборе документальных материалов об участниках восстания на Сенатской площади, розысках их литературного наследия. Ею были подготовлены и переданы для публикации многие материалы рылеевского архива.

Анастасия Кондратьевна и в эти годы неоднократно обраща-лась с прошением к властям об издании поэтических сочинений К. Ф. Рылеева. Однако власти даже спустя многие десятилетия опасались произносить имя поэта-декабриста. Всякий раз на её просьбы они отвечали отказом. Известны такие случаи. В 1871 году цензурный комитет приостановил издание сборника П. И. Бартенева «19 век» только за то, что в нём содержались письма Рылеева и воспоминания о нём Е. П. Оболенского и Н. А. Бестужева. В том же году подготовленное к печати стихотворение Рылеева было изъято из октябрьской книжки журнала «Русская старина».

Уже отчаявшись издать произведения Рылеева в России, Анастасия Кондратьевна по совету П. А. Ефремова обращается к троюродному брату отца — флигель-адъютанту А. М. Рылееву, коменданту императорской главной квартиры, который пользо-вался особым доверием при дворе. А. М. Рылеев выступает ходатаем за казнённого брата перед Александром II и добивается всемилостивейшего разрешения на издание его сочинений.

В 1872 году «Сочинения и переписка Кондратия Федоровича Рылеева» выходят в свет. На титульном листе книги значилось «Издание его дочери». Книга была беспощадно урезана цензурой, не содержала портрета автора, а также многих его стихотворений. Была урезана и переписка поэта-декабриста. Но и в таком виде книга прошла немало мытарств, прежде чем прийти к читателю. Ей не давали дороги, подвергали аресту, пытались уничтожить уже отпечатанный двухтысячный тираж. Когда же книга появи-лась, наконец, на прилавках книжных магазинов, о ней заговори-ли как о важном событии в культурной жизни страны.

В марте 1878 года с Анастасией Кондратьевной Рылеевой-Пущиной познакомился Лев Николаевич Толстой, собиравший в то время материалы к задуманному роману «Декабристы». Их встреча произошла в Туле, в доме Евгении Ивановны Пущиной, хорошо знавшей Льва Николаевича Толстого. В одном из писем жене Толстой писал, что во время встречи с дочерью декабриста «узнал много интересного».

После смерти Анастасии Кондратьевны в мае 1890 года архив и библиотека поэта-декабриста перешли к её детям. У Пущиных было трое сыновей и четыре дочери. По всей видимости, каждый из внуков Рылеева хотел иметь у себя в семье память о знаменитом деде. Так архив и библиотека поэта оказались разрозненными. От потомков Рылеева в разные годы архивные документы и книги поступили в разные государственные музеи и хранилища. Кто-то из них сделал дар Тульской областной библиотеке. Произошло это, по всей вероятности, в первые годы Советской власти, когда библиотека только создавалась. Прихо-дится лишь сожалеть, что имя человека, передавшего рылеевские книги в дар Туле, осталось неизвестным.

На этом рассказ о тульской коллекции книг из библиотеки поэта-декабриста Кондратия Фёдоровича Рылеева и его замеча-тельной дочери можно было бы завершить. Но неожиданно появилось продолжение. В один из дней 1976 года, вскоре после публикации в газете «Советская культура» моей статьи о рылеев-ских книгах, раздался телефонный звонок. Звонила Мария Борисовна Михановская:

— Не могли бы Вы приехать сейчас в библиотеку?

— Могу. А в чём, собственно, дело?

— К нам гость из Москвы, Николай Николаевич Органов. Эта фамилия, наверное, Вам ничего не говорит. Но он праправнук Кондратия Фёдоровича Рылеева и хотел бы с Вами познакомиться…

В небольшой комнатке, которую занимал тогда справочно-библиографический отдел библиотеки, навстречу мне из-за стола вышел высокий седой мужчина с доброй улыбкой и умными проницательными глазами. Мой взгляд, очевидно, дольше, чем следовало бы, остановился на его лице.

Николай Николаевич заметил это.

— Что? Ищете сходство с Рылеевым? — пошутил он. — Не ищите, я на него совсем не похож. Ведь все родство с Кондратием Фёдоровичем у меня по женской линии, да потом столько поколений сменилось…

Несколько часов кряду разговаривали мы с ним о Рылееве, его друзьях-декабристах, о книгах из библиотеки поэта. Познако-миться с тульской коллекцией рылеевских книг Николай Нико-лаевич приехал не ради любопытства, а по просьбе Государ-ственного исторического музея.

— Культ Рылеева в нашей семье, — рассказывал Николай Николаевич, — существовал всегда, сколько я помню. Бережно хранились и передавались из поколения в поколение семейные реликвии, некогда принадлежавшие Кондратию Фёдоровичу. Хранились и книги из библиотеки поэта, документы. В разное время всё это передавалось в музеи, архивы. К сожалению, сам я стал всерьёз интересоваться своим знаменитым предком сравни-тельно недавно, когда ушёл на пенсию. До этого как-то не удава-лось: то война, то работа.

Когда велась подготовка к 150-летию восстания на Сенатской площади, Николая Николаевича, как он сам выразился, «разыска-ли» вездесущие музейщики, привлекли к сбору документов и материалов о декабристах. К поручению сотрудников истори-ческого музея Николай Николаевич отнесся с ответственностью. Незаметно и сам увлёкся интересным и благородным делом, отдав ему немало сил и времени.

Прощаясь, Николай Николаевич подарил мне на память альбом, выпущенный Государственным историческим музеем к 150-летию восстания на Сенатской площади, фотокопию хранившегося в семье редкого портрета Рылеева, а также набросанную им на листке из школьной тетради родословную семьи Рылеевых-Пущиных.

Книгами из библиотеки К. Ф. Рылеева одно время интере-совался известный советский искусствовед, лауреат Государст-венной премии профессор И. С. Зильберштейн. В 1986 году в 14-м номере журнала «Огонек» он опубликовал статью на эту тему, в которой рассказал о своей работе над томами «Литературного наследства», посвящёнными декабристам-литераторам, о публи-кации статьи А. Г. Цейтлина «О библиотеке Рылеева», о своих поисках рылеевских книг в Париже. Благодаря Зильберштейну здесь отыскались два издания, принадлежавшие поэту-декабри-сту: трагедия Вольтера «Меропа», «переложенная в стихи из русской прозы Василием Майковым», изданная в 1775 году в Москве при государственной Военной коллегии, и первая часть издававшегося в 1815 году в Петербурге журнала Андрея Кропотова «Демокрит». О тульской коллекции книг из библио-теки Рылеева Зильберштейн, к сожалению, в своей статье почему-то не упомянул, хотя к этому времени о ней уже было известно научной общественности из моих публикаций в цент-ральных и местных изданиях.

Примечания

6

^*Сохранилась вторая часть этого издания с владельческой надписью К.Ф.Рылеева.