Мясо, прощай! роман дель арте

Борис Георгиев

В круге света автор в костюме шута. Автор (зрителям): Представьте, вы пришли на карнавал – там будет весело; любовь, вино и пляски, красотки, умницы, бродяги и шуты, герои, трусы… вы – под маской. Ну что же вы стоите у дверей? Вперёд, смелей! Ведь это понарошку! Нет, погодите. Выпущу зверей – принюхивать следов дорожку (бренчит ключами, отпирая клетки). Пора, намедни выпал снег. Следите! Стоит вам поторопиться. Но не спешите спеть «Carne vale!», пока не знаете, с чем надо распроститься.

Глава IV

Наблюдает Марина

Яша неподражаем. Казалось, никак не пробиться сквозь толпу расфуфыренных фифочек, грымз в боевой раскраске, сиятельных вроде бы как леди, угловатых девиц на выданье и бальзаковских дам — и я приуныла. Прикидывала, сколько понадобится времени, чтоб всем им втолпиться туда, рассесться, смести со столов съестное и очистить помещение. До тех пор в зал попасть нечего было и думать, да и после — когда ещё дойдёт очередь до нашего с Яшей заказа. Не меньше сотни голодных, агрессивно настроенных женщин, вдобавок у дверей угрюмый охранник; не судьба, значит, раньше чем через час отыскать, осторожно помешивая ложкой в горячей жиже (солянка мясная сборная), глянцевитую чёрную маслину или лунно-лимонную дольку. Так подумала я, сглотнув слюну и голодно покосилась на Якова. Думала: «Не судьба», — но он решил иначе. Приосанился, меня взявши под локоть, и:

— Позвольте!

Как это у него получается вырасти и стать шире в плечах? Даже не осанка тому виной, голос. Не сказал, не выкрикнул. Басом (а не обычным своим тенорком) рокотнул так, что отшатнулись ближние, и я бы то же самое сделала, но меня-то он держал за локоть. Всё-таки я дрогнула и глянула на Якова снизу вверх, когда выдал «позвольте!» и потащил меня сквозь толпу. Смотрел поверх голов, перед ним расступались. Кто-то всё же пискнул:

— В ресторан ещё не пускают.

— Нас пускают, — небрежно бросил Яков, не повернув головы, и снова басом:

— Позвольте!

Реплику рассчитал точно, толстушку, пританцовывавшую, как на ходулях, на шестидюймовых каблуках у самой двери, унесло прямиком в объятия скучающего охранника. Хоть какое-то бедняге развлечение, не всё же мучиться вприглядку. Пока страж был занят, а путь свободен, Яков распахнул дверь и церемонно пустил меня внутрь, затем вошёл сам — донельзя величественно. Но только лишь прикрыл дверь, напускная спесь куда-то делась. Лицемер! Тащил меня, как собачонку на привязи, и вот — нате: оглянуться не успела, роли переменились. Пёсьими глазами ел угадывая какой желаю выбрать столик, определил верно — этот, который в стороне, слева, неподалёку от барной стойки, — проследовал туда, кинулся, выдвинул для меня стул и сам, дождавшись пока сяду, устроился против. Ох, Яшка! Носит меня рядом с тобою из крайности в крайность. Помыкаешь как рабой, будто имеешь право, но только замечу, только соберусь восстать… Понимаешь ли, что ты со мной делаешь? Намеренно ли, ненамеренно внушаешь: я — королева, а ты мой раб, прочие же разновозрастные фифочки, грымзы и мымры просто не существуют. Точь-в-точь как было на плече Казачьей горы: отпустил меня, дал почувствовать холод одиночества, дал послушать в тишине, как тюкнул где-то в отдалении топор и вспорхнула птица и с шорохом посыпался снег, а после — о! Обнял. Я согрелась, стало мне наплевать с высокой кручи на стылый лес и топорные стуки и страшные чьи-то когтистые следы шириною с ладонь в снегу возле тропинки, — да потому что одиночество оказалось липовым. Лицемер! Но как же мне хорошо с тобою. Кажется, это называется близостью? Когда ты делаешь, что я хочу, раньше, чем я пойму чего хочу. Но может, ты каким-то непостижимым способом заставляешь меня захотеть того, что ты собрался со мною сделать? Надо разобраться пока не поздно. Близость близостью, однако никуда не годится, чтоб я растворилась в тебе, истаяла без остатка, точно рафинад в кипятке. Вот скажи, как ты понял, что выбрала именно этот столик, или как заставил меня захотеть выбрать? Почему выдвинул именно этот стул, будто знал, что хочу повернуться спиною к залу? Или ты сам решил оказаться лицом ко всем этим фифочкам, мымрам и грымзам, а меня заставил хотеть видеть только тебя? Заставил хотеть видеть, три глагола подряд. Только тебя. Два «т», поэтому и звучит так категорично. Категорический императив. Этого ты добиваешься? Чтобы свет на тебе сошёлся клином, даёшь понять, что я всего лишь половинка автора: описания, рефлексия, всякие там трали-вали.

— Вы уже выбрали? — спросила официантка, быстроглазо поглядывая на меня-Якова-меня (Один заказ или два? Кто будет заказывать?)

Книжица-меню у меня, но и у Якова тоже. Он смотрит поверх пёстрого разворота, ждёт, чтоб сказала: выбери сам. И я чуть было не сказала. Опомнилась. Нет, дорогой, дудки.

— Нет ещё. Мы позовём, — сказал Яков.

Понял, что официантку хочу спровадить? Ловишь на лету, меня от чужих защищаешь. Чтоб видела только тебя. Но я не хочу быть половинкой! Интересно, получится ли хоть ненадолго освободиться?.. Дорогой мой Яков, ты просчитался, отсюда я вижу не только тебя. Официанточку, бармена и какого-то хмурого долговязого парня на табурете у стойки. Интересно. Будь я здесь одна, смогла бы определить кто он? Уткнулся в планшет, тычет пальцем. Ничто его больше не интересует. Попался в асоциальные сети.

–…минут третьего! — раздражённо выкрикнули за моей спиной. Женщина.

Гомон, гул голосов. Какая-то дама распорядилась — пустила в зал толпу и выразила неудовольствие, что на сколько-то там минут задержался обед.

Яков, что-то писавший в блокнот, оторвался от этого важного занятия. Удивлён, на лбу морщины. Что-то поспешно накалякал в блокноте, спрятал его, глянул на часы и снова на распорядительницу. Что с ним? Голову втянул в плечи. Затем сорвался с места и пересел. Зачем? В книжицу мою заглядывает, будто бы я совета просила. Но я-то ничего не просила, я-то вижу: не того ради пересел, чтоб ко мне поближе, а просто лицо прячет. От кого?

— Ну что, Маришка, ты выбрала? Позвать официантку? Ну же! — торопил Яков. — Что? Солянку ты хотела, да? Давай закажем, потому что…

Он что-то говорил, я невпопад отвечала, глазея на распорядительницу.

Средних лет яркая шатенка; поначалу мне показалось — крашеная, слишком уж апельсиновый цвет, но когда она, отчитав охранника, повернулась с хозяйским видом проследить, как, квохча и кудахча, рассаживаются подчинённые — или подопечные? очевидно же, она в курятнике главная! — я решила, что такая она и есть, натурально-пламенная, от макушки и до острых носков краснолаковых туфель. Выглядела как руководитель хора на репетиции. Вот сейчас захлопает в ладоши, чтоб унять ропот, поднимет руки, и…

Хористки и не думали смолкнуть. «И тогда я ему сказала…» «А вы на чьи мастер-классы записались, Инна?» «А он мне…» «Понимаете, Дашенька, не всё так просто» «Вот если бы от тебя это зависело: выбрать — что бы ты тогда?» «Но клуб совсем другое дело; понимаешь, что я имею в виду?» «А он — ни слова. Ну ни словечка в ответ. Ни гу-гу» «Если рассмотреть ваши отношения в таком ракурсе, получится…» «…признаки манипулирования. Очень важно распознать вовремя. На этом я хочу особо заострить внимание…»

Странный корпоратив. Поначалу мне казалось, все они бухгалтерши разных калибров. Может, так оно и есть? Вывезли их за город, чтоб в непринуждённой обстановке познакомить с новым программным обеспечением, провести семинары, тренинги или ещё что. Но разговоры не бухгалтерские. Кто же они? Гербалайф? Фармацевты? Признаки манипулирования… Психологи?

— Ты слушаешь или нет? — спросил Яков.

— Да, — ответила я.

— Что «да»?

Спрашивал, слушаю ли его. Я не ответила, потому что в зал вошёл кое-кто знакомый. Некто, кого я не ожидала увидеть. Яков, по лицу судя, тоже. Собирался от меня ответа добиться, проследил за взглядом и замер с открытым ртом.

Лена-Елена ворвалась в ресторан, прижимая к груди внушительную стопку брошюр. Успела переодеться, теперь была в джинсах и бесформенном свитере грубой вязки. Вид хипповый, но хаер… Попса, химия. Значок нацепила — большой, круглый, из тех, на которых обычно бывают глупости вроде: «Хочешь похудеть? Спроси меня как». Ей-то худеть незачем. Не бесплотна, но и не корова. Третий номер.

— Что такое, программки ещё не розданы? — всполошилась распорядительница — Ленчик, ну как же так?

— Сейчас, Елена Васильевна, — отозвалась Лена-Елена.

«Рыжая распорядительница, стало быть, тоже Елена. Почему Кохановский разнервничался? Кто-то ещё ему знаком, кроме Лены-Елены. Рыжая? На неё косился волком. С официанткой резковато общался. Для меня что-то заказал? Не помню, чтоб я… А, да. Наверное всё-таки сообщила, чего хочу съесть. Солянку, да. Какую-то пасту. Цезарь. Аве, цезарь! Который с сухариками. Идущие на смерть с хрустом приветствуют тебя. Интересно, что за макулатура у Лены-Елены? Программки, говорила рыжая Елена Васильевна. Надо бы раздобыть, тогда не придётся гадать что за корпоратив».

Лена-Елена с катастрофически отощавшей стопкой брошюр подошла к соседнему столику, накрытому на шесть персон. Никого, кроме Елены Васильевны, там пока не было. Раздобыть программку? Нет ничего проще!

— Лена! — позвала я. — Можно попросить?..

Яков глянул на меня как на безумную «Ты что? Зачем?» И снова втянул голову в плечи.

Обе Елены, рыжая и черноволосая, ко мне повернулись. «Рыжая старше, чем кажется. Сорок пять, не меньше».

— Можно попросить программу? — уточнила я.

— А я не дала вам? — удивилась подойдя Лена-Елена. — Вот, пожалуйста.

Я прочла у неё на значке: «Я не одинока!» Похвально, конечно, но зачем сообщать об этом каждому встречному?

— А вам? — обратилась она к Якову. — Не дала? Что-то не припомню.

— Нет. Мне не надо.

Деревянным голосом ответил, гипнотизируя взглядом остатки моей солянки. Всем дала, ему не дала, потому что ему не надо.

— Не интересуетесь программой занятий? Напрасно, вам бы не помешало. Возьмите программку.

Мне не понравилось, как она смотрела на Якова. Липучка. Яша тоже не был в восторге.

— Спасибо, нам хватит одной на двоих, — сказала я.

— Вы думаете? Ладно, как знаете.

Двусмысленно прозвучало это её «вы думаете». «Не думаю, а именно что знаю», — подумала я, но вслух не сказала. Кое-что лучше держать про себя, а не вывешивать на всеобщее обозрение, как делают некоторые я-не-одиночки.

Лена-Елена театрально отбыла. Уж не знаю, для кого старалась, для меня или Яши, если для него — впустую, уткнулся в — что у него там? — пельмени по-царски заказывал, запечённые в горшочке, с грибами и сыром. На название польстился: по-царски ему захотелось, но пельмень он и есть пельмень, хоть по-царски, хоть по-боярски, хоть по-людски. Падок до названий, словам придаёт слишком много значения, именам… Любая Елена у него обязательно Прекрасная по-троянски, но на деле-то пельмень, как его ни подай, в конечном счёте всего лишь пельмень. Вот так, Лена-Елена, если театральный выход на меня был рассчитан, пропал даром. И всё же я не смогла от театральщины отделаться, временами на меня накатывало: казалось, не за ресторанным столом я, а в ложе. Рядом Яков, в соседней ложе тот хмурый, долговязый, который у стойки. На сцене, как дома у себя в столовой комнате, Елена Васильевна: рыжая, властная. Вырядить бы её арлекином! К столу павой подплывает Лена-Елена в нелепом свитере и тёртых джинсах. Два арлекина, не слишком ли много? Разве бывают арлекины женского рода?

Елена Васильевна. Ленчик, ты моих не видала?

Лена-Елена. Можно? (не дожидаясь ответа, садится за стол против Елены Васильевны) Приятного аппетита. Нет, ваших не видала, (в сторону) только одного моего.

Елена Васильевна. Приятного.

Лена-Елена. О да, во всяком случае раньше он казался мне приятным.

Елена Васильевна. Я про аппетит.

Лена-Елена. Это приходит во время еды (принимается за еду).

Яков (мрачно). Скорее проходит.

Марина. О чём ты?

Яков. Я про аппетит.

Марина. Что, не оправдали ожиданий пельмени? С ними всегда так. Тоже подслушиваешь? Забавная компания. Мастер-классы, занятия… Интересно: чему они учатся? Ты разгадал?

Яков (раздражённо). Зачем гадать, ты же выклянчила программку.

Марина. И то правда. (кладёт ложку, отставляет пустую чашку из-под солянки, берёт брошюру, читает) Клуб Одиноких Сердец. Это они так называются?

Яков. Да.

Марина. А ты откуда знаешь?

Яков. На арке с сердечками, что при входе, было написано. А на шариках адрес: эйчтитипи тридаблью что-то там.

Елена Васильевна (жуя). Где же мои? А, вот и они, явились.

Я занялась своим «цезарем», поэтому и пропустила явление тех, кого Елена Васильевна назвала своими. Яков — тот заметил.

— Нет, ну это уже ни в какие ворота! — сказал он и с лязгом положил на стол вилку.

Я думала, в горшочке с пельменями отыскал что-то непотребное, но оказалось — не в том дело. Еда забыта, Яков, откинувшись на спинку стула, неприлично таращился на вошедших.

— Не может быть! — бормотал он. — Как будто нарочно… Таких случайностей…

–…не бывает, — подсказала я и оглянулась через плечо, решив, что поступила очередная порция женщин. Права оказалась лишь отчасти. Вошли трое: девчушка, девушка и седовласый мужчина — за пятьдесят, грузный, краснолицый, солидно-пиджачный. Девчушку я бы отнесла к разряду фифочек, но во-первых, не доросла — лет пятнадцать отроду, не больше, — во-вторых, в латиноамериканском карнавальное платье и босоножках на шпильках было ей неуютно. Сутулилась и поводила плечами, как будто под лопатку ей колола шпилька.

— Ди, тебе не холодно? — спросила Елена Васильевна.

— Мама! — огрызнулась девчонка, садясь по левую руку от неё. Стул выдвинула и придвинула со скрежетом; ворчала при этом: «Ненавижу, когда меня так называют. Всем это прекрасно известно».

«Чьё появление ввело Якова в ступор? Впрочем, уже опомнился, ещё чуть-чуть и станет привычно язвить. Кто же из них для Якова не лезет в ворота? Седовласый? Девочка? Или та, третья?»

Третью я как следует не разглядела, отметила только: длинноногая и длинноволосая блондинка скандинавского типа. Какая-то обесцвеченная вся. Времени она не теряла, шустро устроилась рядом с Леной-Еленой. На мой взгляд, двадцать пять ей уже стукнуло, но я бы не поручилась; вечно ошибаюсь в возрасте женщин, особенно если они анемичны.

— Владик, котик, — обратилась к седовласому Елена Васильевна, — Что так долго?

— Котик ей приходится мужем, — шепнул Яков, заметив, что прислушиваюсь к беседе. Опоздал с разъяснениями, кем они друг другу приходятся, я вижу. Не поняла только…

— С женщинами свяжешься, — добродушно прогудел седой котик.

— Настоящий полковник, — съязвил Яков. — Или под.

— Под чем? — не поняла я.

— Под полковником. Был.

«Не смешно».

— Но ведь это мы вас ждали, Владислав Вадимович! — выглянув из-за Лены-Елены возразила блондинка.

— З-зануда! — в сердцах прокомментировал Яков.

«Ага, вот чьё появление так тебя поразило».

— Леночка, вы не слыхали про эту, как её, копро… кор-по-ративную этику? — бархатным басом мурлыкнул котик Владик. — Могли бы поддержать шефа.

«И эта тоже Елена? Вот странно: три Елены. Совпадений не бывает, сказал Яков, и я ему верю, однако…»

— Скучно, — заявил Кохановский. — Пойдём отсюда. Ну их к дьяволу вместе с корпоративной этикой. Смотри, они уже расходятся.

«Улизнуть собираешься, милый? Ну нет, теперь я хочу дослушать».

Женщины сыто гомоня потянулись к выходу. Из-за них я перестала слышать, о чём говорят за соседним столом. Эти пятеро никуда не спешили.

— Вот и хорошо, что расходятся, — сказала я. — Я бы выпила чего-нибудь этакого. Есть у них мартини? Закажи, а?

«Официантку звать не стал, сам к стойке отправился. Зачем? С долговязым болтает. Тот недоволен — отвлекли от планшета. Может, и вправду заскучал, может, я выдумала — про трёх Елен? Жаль, ничего не слышно из-за корпоративного кудахтанья».

Дамы разноголосо переговаривались: «…хотела его вернуть!» «Если яйцо разбить снаружи, жизнь прекращается, а если изнутри — начина…» «Сонечка, но это ведь так естественно» «Я не могу. Ну просто не могу себя заставить. После полуночи так хочется» «Фу! Противно слушать. Он просто ловкий манипу…» «Я бы сказала жиголо» «…лятор. Хочу спросить на занятиях, правильно ли я…» «Жиголо? А мне бы хотелось…» «Конечно, манипулятор. На мастер-классе я обязательно затрону этот вопрос».

Она затронет вопрос жиголирования, подумалось мне. Что у них за мастер-классы такие? В конце концов, зачем я разжилась программкой? Ну-ка, что тут… Клуб Одиноких Сердец. Мастер-класс «Сияющий внутренний ребёнок», тренинг первый: «Душа обязана трудиться». Хм-м. Не то. Что там дальше? Семинар «Знакомство — наше всё!» Лекции. «Знакомство — не цель, а средство» «Как познакомиться с программером» «Путь от расставания и одиночества к зрелым отношениям» Казалось бы, причём здесь… А, вот что-то про жиголо. Мастер-класс «Жиголо и жиголетта» Лекционный курс. Тренинги. Как всё тут у них серьёзно: эффект растворения кокона, эффект отмены, коррекция самооценки, признаки манипуляции… «Брось курить!» А, ну это уже не жиголо с жиголеттой, из другой оперетты ария. Кому что: кому бросить, кому избавиться от. Вся наша жизнь — борьба с зависимостями. А я вот не знаю, надо ли избавляться.

— Твой мартини, — услышала я.

На столе передо мною возник сияющий конус на тонкой ножке, диковинный прозрачный цветок. Другой такой же цветок Яков поднёс к губам, держа двумя пальцами за стеклянный стебель. Твой мартини, сказал мой Яков. Как подпись под валентинкой: твой Мартини. Барный полусвет, преломлённый тонким стеклом, вычертил в конусе жидкости кардиоиду. Две кардиоиды, по одной на каждый бокал. Помнится, он говорил, бокка по-итальянски рот. Но кардио по-гречески сердце. Cuore. Пригубить сердце — это так по-итальянски! Рим пригубил Грецию. Как ты любил? — ты пригубил… погибели. Не в этом дело… Как ты любил? — ты погубил, но погубил так неумело… Так ли неумело?

— Мастер-класс «Жиголо и жиголетта», — услышала я. Обернулась, как будто иглой кольнули. Девчонка Ди, листая брошюру, прочла вслух. После паузы громко спросила:

— Мама, что такое жиголо?

— Не что такое, кто такой, — поправила Елена Васильевна.

— Ленуся, — бархатно мурлыкнул пожилой котик Владик, — ребёнку это нахрена? Рано ей.

Так они сидели: девчонка Ди и рыжая Елена по одну сторону, Елена светловолосая и Еелена темноволосая — по другую, а во главе стола вальяжный, как холощёный кот, Владислав. И — как нарочно! — шестое место пусто. Кого-то приглашали, а он не пришёл, обманул ожидания, спасся бегством. Удивительно, как они друг против друга диаметрально. Ди в попсовом прикиде, но с хипповым хаером, и Елена темноволосая в бесформенном свитере, но с перманентом. Коломбина и Арлекин. По второй диагонали: Елена светловолосая и рыжая Елена Васильевна. Каждой коломбине по арлекину. А во главе — Капитан. Да что там капитан, настоящий полковник. Шестое место пусто. Не для того ли долговязого бригеллы приготовлено? А мы с Яковом… Пьеро и Пьеретта. Но девчонка Ди сказала…