Избранное

Борис Бурмистров, 2010

Сборник стихов поэта Бориса Бурмистрова

70-е годы. «Из прошлого высвечен сердцем»

«И холмы, и равнины…»

И холмы, и равнины,

И глухая тайга.

Скрип продрогшей осины,

И стога, и снега…

Это все мне с начала

И до смертного дня,

И кусты краснотала,

И речушка Иня.

Тихий шепот ковыльный,

Звон колосьев литых

И далекий былинный

Голос предков моих.

Заброшенный дом

Заколочены крестом

Два окна в бараке том,

Два окна — и тьма, и свет —

Память там, а нас там нет.

Там гуляют сквозняки,

Задевая косяки,

Там давно уже в ночи

Холод веет от печи

И который год подряд

Молча стены голосят…

Смерть бабки

Успокоилась, руки сложила,

Отдохнуть вдруг решив среди дня,

И лицо ее будто молило:

Не будите без дела меня.

И ходили на цыпочках дети,

И внучата молчали в углу.

Все, казалось, затихло на свете,

Только время текло по стеклу…

Отдыхает старушка, ей спится,

Знать, усталость — причина тому…

Отчего же в слезах наших лица

И так скорбно, и зябко в дому.

Отец

Пришел с простреленной рукой,

Но, слава ветру, что живой.

От ветра дрогнула рука,

Прицел нарушив у врага.

Но страшно мне, а если б нет:

Ослаб бы ветер в тот момент

Или совсем в тот миг затих…

Не досчитался б мир двоих.

«Мелеют озера…»

Мелеют озера

И реки мелеют.

И главная доля в том

Нашей вины…

Проходят века,

Наши души скудеют

И многих порывов

Уже лишены.

Батагай

Отменены надолго все полеты,

Над летным полем виснут облака,

И без работы — грустные пилоты

Играют в подкидного дурака.

Не протолкнуться в «зале ожиданья»,

Ни встать, ни сесть — на каменном полу

Мешки, узлы, как знаки запинанья,

Расставлены неправильно в углу.

Четвертый день — и не видать просвета,

Туман укрыл поселок Батагай.

Устал кассир, уходит от ответа,

Хоть телеграмму господу давай!

Спешит народ: кто в гагру, а кто в Сочи.

Висит плакат, гласит: «Аэрофлот —

Удобно, быстро, днем или средь ночи…»,

А отпуск мой, наверно, здесь пройдет.

Хожу, брожу в измятой куртке финской,

Пишу стихи про этот чудный край,

Поет транзистор — голос Кристалинской:

«Не улетай, родной, не улетай…».

Начало сезона

Прохладно, прозрачно и звонко,

Дорога, как скатерть, бела.

Пыхтит на подъем «пятитонка»,

В снегу сбуксанула, пошла.

Сто сил лошадиных в упряжке,

Сто тысяч отдельно чертей.

И «джин капитанский» во фляжке

От тряски становится злей.

Спешим. Вот за тем перевалом

Нас ждет незнакомый ручей:

«Там золота, братцы, навалом —

Лопатой шуруй лишь ловчей…».

Мы знаем, что он привирает

Наш старый, испытанный «пред»,

Но деда артель понимает,

Он все-таки умница — дед.

Спускаемся вниз по распадку,

Все тише и тише мотор.

И вот разбиваем палатку,

И вот уже первый костер.

И вот уже повар хлопочет,

И в круг собрались едоки,

А джин в наших глотках хохочет:

«Чуть-чуть за приезд, мужики».

Ночной снегопад

Как будто увидел впервые

Я этот ночной снегопад,

И эти дворы ледяные,

И этот сверкающий сад.

Услышал снежинок шуршанье

Среди утомленных снегов,

И сонных деревьев дыханье,

И скрип одиноких шагов.

Деревья усталые руки

Воздели к седым облакам,

И тают холодные звуки,

К моим прикоснувшись рукам…

Под эти созвучья ночные

Над городом спящим плыву,

И все это будто впервые,

А кажется — вечность живу.

«Хоронили в селе пастуха…»

Хоронили в селе пастуха,

Говорили: «Ударило громом.

А за ним никакого греха

Не водилось». И тихо над гробом.

Разговоры вели мужики:

«Видно, Богу угодно так было.

И ему, знать, нужны пастухи.

Без присмотра нечистая сила…»

Помолчали и гроб понесли

В дальний путь от родного порога.

А наутро коровы пошли,

От копыт загудела дорога.

Вышел сын пастуха Николай

И отцовским кнутом размахнулся,

Щелкнул лихо и крикнул: «Давай!»,

И без злобы на стадо ругнулся.

«Множество проб и ошибок…»

Множество проб и ошибок.

Где же ты, истина, где?

Лишь отраженье улыбок

Вижу в зеркальной воде,

Взглядов лукавых скольженье,

Странная тень над рекой.

Что в этом мире движенье?

Что в этом мире покой?

Что в этом мире сомненье?

И у которой черты

Радостный миг озаренья,

Горестный миг темноты.

Кто доберется до истины,

Боль пересилив и страх…

Лица угрюмы, таинственны —

Искорки смеха в зрачках.

Поздняя любовь

Расставанья, расстоянья —

Очень близкие слова,

От свиданья, до свиданья

Побелела голова.

Сколько лет и сколько весен

Пролетело с той поры…

Нас с тобой венчает осень,

И осенние дворы

Нас встречают виновато,

Будто знают наперед:

Это время листопада

Отцветет и отойдет.

Наше позднее венчанье…

Осень.

Желтая трава.

Расставанья и свиданья —

Очень близкие слова.

« Меня не станет на земле…»

Меня не станет на земле,

Меня волной вселенской смоет,

И где-то там, уже во мгле

Чужая боль меня догонит.

Последний раз, в короткий миг

Перед глазами вспыхнет лето,

И женский лик, и женский крик

Замрут на полуяви где-то…

«Светлая, светлая осень…»

Светлая, светлая осень,

Новое время грядет,

Цвет холодами подточен,

Миг… и сейчас опадет.

Миг… и сейчас оборвется

Лист с пожелтевших небес,

Звоном в тиши отзовется —

И опечалится лес.

Сердце забьется тревожно,

Дробный, прерывистый стук…

В сад мой войдет осторожно

Медно-серебряный звук.

«Вот и прошел я уже полпути…»

Вот и прошел я уже полпути,

Что впереди там, а что позади?

В прошлом остались нелегкие дни,

Нынче холодные светят огни.

По небу катится чья-то звезда,

Время со стуком несут поезда,

Годы в почтовом вагоне лежат,

А за окном — листопад, снегопад.

Вот уже оттепель, дождь проливной —

Все перемешано. Мчит скоростной…

Стрелочник хмурый разводит пути,

Горе и радость еще впереди.

«Опять дожди тиранят город…»

Опять дожди тиранят город

И горизонт в тумане скрыт,

Сижу в саду (собачий холод),

А рядом женщина сидит.

Сидит, не смею молвить слова,

Боюсь движением спугнуть.

Она, мне кажется, готова

Вот-вот на веточку вспорхнуть.

«Не улетайте, заклинаю», —

Я про себя шепчу, шепчу.

Хотя совсем не понимаю,

Зачем сижу, зачем молчу?..

Все на круги свои вернется,

Уже светлеет горизонт.

И женщина сидит, смеется,

Со мною вместе солнца ждет.

«Зовет апрель: гулять, гулять…»

Зовет апрель: гулять, гулять!

Я собираюсь молча.

Жена не хочет отпускать:

— Куда собрался ночью?

— Куда, куда? Летать хочу,

Такое вот желанье!

И коль надумал — улечу,

Сиди здесь в ожиданье.

А хочешь, чудо сотворим —

Открой скорей оконце! —

Возьмем и вместе полетим

Туда, где светит солнце!..

— Летать, да боже упаси!

Чтоб я тебя пустила, —

Жена сказала: — Свет гаси! —

И… форточку закрыла.

«Загляделся в прозрачный ручей…»

Загляделся в прозрачный ручей

И над жизнью задумался снова:

Отдохнуть бы от мутных речей

В ожидании светлого слова.

Как прекрасен родимый язык,

Как он в строчки, созвучья ложится,

Словно к чистой водице приник —

До конца моих дней не напиться…

«Как медленно время идет…»

Как медленно время идет,

Как быстро листва опадает.

Какой на Земле нынче год —

Никто из живущих не знает.

Какой на Земле нынче день?

По внешним приметам — осенний.

На доме моем — светотень

Мир делит на свет и на тени.

Как долго на свете живу?

Как долго я тень свою вижу?

Кто знает… Смотрюсь в синеву

И звуки далекие слышу.

Колымская стена (отрывки из поэмы)

I

Черепа, черепа — там, где были глаза —

Лишь пустоты, — вернее глазницы,

А когда-то оттуда сбегала слеза,

Трепетали от света ресницы.

Боль когда-то стучала в виски

И от мыслей внутри было тесно…

Колыма, Колыма — золотые пески

И святое, и грешное место.

II

Не писал я про Север пока,

Не сказать, что иные заботы,

Просто долго дрожала рука

От колымской тяжелой работы.

Просто долго дремала строка,

Замирала и вновь просыпалась,

Ударяясь волной в берега,

На которых полжизни осталось…

Что о прошлом теперь мне тужить,

В те далекие трудные годы

Приходилось мне землю долбить,

Обнажать коренные породы.

И, как все, я тогда уставал,

Вспоминал я и черта, и Бога —

К свету, к солнцу Века поднимал,

Что ни метр — иная эпоха…

Кто там был — не осудит меня,

Знали цену мы мерзлому пуду…

А теперь мне подайте огня!

И чернила налейте в посуду.

III

От Магадана тыщу верст

На Север тянется погост,

Нет в мире кладбища длинней —

По всей дороге хруст костей…

Остановите, хоть на миг,

Поток машин, я слышу крик.

Из-под земли несется он,

Верней не крик, а слабый стон.

Кричать устали мертвецы…

Простите, братья и отцы, —

И после смерти вам опять

Мы не даем спокойно спать…

Молчит Колымская стена —

Где имена? Где имена?

……………………

X

Далекий край, суровый край,

Да разве ты виной всему?

Есть на земле и ад, и рай,

Но кто вершит — куда кому?

И кто теперь припомнит всех,

Кто воскресит те имена?..

Примите, люди, этот грех,

Нам за него платить сполна.

Со всех концов земли видна —

Стоит Кремлевская стена,

От глаз людских удалена —

Лежит Колымская стена.

Родова

Сыну Сергею

Это дерево вечно растет.

Его корни в глубинах пространства,

В кроне, в листике каждом течет

Кровь язычества и христианства.

Перемешана, смешана кровь

И от буйства к спокойствию духа

Прорастала и крепла любовь,

И коснулась дыханием слуха.

О, далекие предки мои,

Россияне — сыны вольнодумства,

В моем сердце доныне горит

Ваш огонь доброты и безумства.

Я листочек на ветке любви,

Все мы в мире и вечны, и тленны.

Дай-то Бог, чтобы в нашей крови

Не пропали великие гены.

Горе сгинет и смута пройдет,

Даст нам Бог высоты и простора.

Покаянное время грядет,

Русь, Россия — судьба и опора.

«Я сын любви, я внук раздора…»

Я сын любви, я внук раздора,

Вокруг пустынные поля,

И за пределами простора

Еще просторнее земля.

А за спиной все смято, сжато —

В сундук железный под замок…

Мне новой Родины не надо,

Она одна — как Свет, как Бог.

И я любви своей не скрою,

Не отрекусь и на огне.

И все прошедшее со мною,

И все минувшее во мне.

Вновь мировая зреет ссора,

Стою на огненном Крыльце —

Я сын любви, я внук раздора,

Отец и дед — в одном лице.

«Как цветок придорожный, поникну…

Как цветок придорожный, поникну

На исходе холодного дня,

Проходящему поезду крикну,

Не услышат в вагонах меня.

Только ветром размытые лица,

В желтых рамах успеют мелькнуть.

Будет пыль над землею кружиться,

Оседая на рельсовый путь.

Оседая на травы степные,

Осыпаясь на плечи и грудь…

Простучали колеса стальные,

Скорый поезд назад не вернуть.

Улетел за седые отроги,

То ли в сказку опять, то ли в быль…

Одиноко стою у дороги —

Оседает столетняя пыль.

Погорельцы

Раскатали домишко по бревнышку

И снежком притоптали дымок,

И навстречу студеному солнышку

Покатили свой хилый возок.

Что их ждет впереди за холмами?

Что им темное небо сулит?

Снег тяжелый скрипит под ногами,

Спотыкаясь, собака скулит.

Неизвестность, неясность, тревога

И надежда, что это — пока…

И петляет, петляет дорога —

Будто тянется нить из клубка.

Размотается пряжа не скоро,

И не скоро окончится путь,

У чужого приткнется забора

Этот горький возок отдохнуть…

И живем мы спокойно на свете,

На душе ни тоски, ни вины.

Тянут воз свой российские дети

По дорогам любимой страны.

«Из прошлого высвечен сердцем…»

Из прошлого высвечен сердцем

Нетленный родительский дом,

В нем зыбка с кудрявым младенцем

Качалась под звездным окном.

Осеннее небо пугало

Печальной своей глубиной,

И зыбка пылинкой витала

В тумане меж светом и тьмой.

Казалось, что мир этот хрупкий

Рассыплется вдруг среди дня,

Но женские теплые руки

Вселяли надежду в меня.

И я привыкал понемногу

К пространству за темным окном,

Вначале пять метров к порогу…

А позже покинул и дом.

В пути постигал расстоянья,

Пространство манило, влекло,

И время земного скитанья

Так быстро бежало, текло.

То время подернуто дымкой,

Но вижу за той пеленой,

Как женщина с доброй улыбкой

Склоняется вновь надо мной.

И женские руки в надежде

Ласкают белесый мой чуб,

И я просыпаюсь, как в детстве,

И… «мама!» — срывается с губ.

«Три женщины любимых, три печали…»

Три женщины любимых, три печали

У трех дорог меня всегда встречали.

Три женщины любимых, три огня

От злых напастей берегли меня.

Три женщины любимых на земле,

Три мотылька, светящихся во мгле,

За них готов молиться день и ночь —

Храни их, Боже: мать, жену и дочь.

«Вот и вышел намеченный срок…

В. Н.

Вот и вышел намеченный срок,

Приумолкли походные трубы.

С этой женщиной пить бы медок,

Целовать ее сладкие губы.

С этой женщиной век вековать,

Только что мне от века осталось.

Где моя молодецкая стать

И куда моя юность умчалась?

Исходил я немало дорог,

Верил в силу свою и отвагу…

С этой женщиной пить бы медок,

А не горькую, горькую влагу.

Протекли мои годы в песок,

Слишком призрачны были победы.

С этой женщиной пить бы медок

И хмелеть от вечерней беседы.

В этом мире неясных тревог

Я молю всемогущего Бога —

С этой женщиной пить бы медок

До того, до последнего срока.

«Душой ничуть не покривлю…»

Душой ничуть не покривлю,

Когда сравню тебя с Мадонной,

С той недоступной и покорной,

Чей взгляд божественный ловлю.

Душой ничуть не покривлю,

Сказав, что есть на свете чудо,

Средь сумасшествия и блуда —

Святую женщину люблю.

Скажу спасибо сентябрю

За ту, негаданную встречу.

Я новый год в душе отмечу —

Душой ничуть не покривлю.

Мольба

Храни тебя мой Бог,

Меня — твоя Богиня.

Где движется песок,

Там вечная пустыня.

Где тысячи дорог,

Невидимые взору,

Там движется песок,

Не под гору, а в гору.

Моя судьба, мой рок,

Мираж, с которым спорю.

Там движется песок

К сиреневому морю.

Там движется песок,

Как будто кровь под кожей…

Храни тебя мой Бог,

Да и Богиня тоже.

«Эта женщина Востока…»

Под тяжестью твоей огромной боли

Я не согнусь, хоть и былинка в поле.

А ты могуч, руками камни крошишь,

А боль былинки выдержать не можешь.

Н. Рашидова (Авторский перевод с узбекского)

Эта женщина Востока

Говорит и говорит,

Нескончаемым потоком

Речь, как реченька журчит.

Я слова не разбираю,

Не моя на то вина,

Но я сердцем понимаю,

Что волнуется она.

Что в душе ее тревога,

Что в душе ее печаль.

У нее одна дорога,

У меня другая даль.

Но на миг соприкоснулись

В оглушающей тиши

И на оклик оглянулись

Две былинки, две души.

«Рисую осенний пейзаж…»

Рисую осенний пейзаж,

Оранжевой краской рисую.

Сменяется явь на мираж,

Уйти в неизвестность рискую.

Сменяется день на закат,

В рубахе малиновый вечер.

Плывет над землей листопад

И листья щебечут: «До встречи».

До той недалекой поры,

Когда распускается верба

И радужный смех детворы

Взлетает до синего неба…

Рисую осенний пейзаж —

Прекрасный кусочек природы.

И женская прихоть и блажь —

Всего лишь измена погоды.

«…Из той поры до нынешнего дня…»

…Из той поры до нынешнего дня

Летит, летит: «Не разлюби меня», —

И готов поклясться на крови,

Я от твоей не отрекусь любви.

Когда вдали забрезжит ливень-свет,

Мы вдруг поймем, что нас уже здесь нет,

Лишь голоса, да отголоски дней,

Судьба твоя растворена в моей.

И потому безудержно любя

И среди звезд я отыщу тебя…

«Сколько прошел дорог…»

Сколько прошел дорог,

Сколько спалил мостов,

Слишком печален итог —

Много могил и крестов.

Сколько друзей схоронил,

Сына отнес на погост.

Кто из неведомых сил

Сжег этот крохотный мост?

Господи, что впереди,

Пламень в душе или лед,

Молот тяжелый в груди

В ребра безжалостно бьет.

Что же мне делать теперь,

Новые строить мосты?

Двери слетают с петель —

Поле, снега и кресты.

«Все, что от жизни возьму…»

Все, что от жизни возьму, —

Все, уходя, возвращу.

Канув в кромешную тьму,

Всем ли и все ли прощу.

Все ли прощу я себе,

Все ли могу я прощать,

В этой заблудшей судьбе —

Было о чем мне вещать.

Было о чем сожалеть,

Крест свой нелегкий неся…

Мог бы давно умереть —

Без отпущенья нельзя.

Без отпущенья грешно,

Раньше, до Судного Дня,

Всем отпущенье дано…

Нынче простят ли меня?

«Сколько потеряно…»

Сколько потеряно,

Сколько не найдено.

Жил неуверенно —

Счастье украдено.

Времечко сдвинуто

Ветрами зимними,

Душенька вымыта

Белыми ливнями.

Что же осталось:

Дорога нездешняя,

Сердца усталость.

Да грусть безутешная.

Жил бы уверенно,

Зная доподлинно —

Что не потеряны

Совесть и Родина.

Ниточка тонкая —

Дума заветная.

Жизнь моя горькая,

Жизнь моя светлая.

Утро по полю

Дымкою стелется,

В лучшую долю

Трудно, но верится.

Предчувствие

Все сильней, сильнее

Белый снег валит.

К вечеру яснее

Голова болит.

К вечеру сильнее,

Как не берегись!

Глупая затея —

Эта наша жизнь.

Все чужие боли,

И своя к тому ж,

По господней воле —

Я поэт и муж.

По господней воле

Нужен там и тут,

Во широком поле

Чьи-то кони ржут.

Во широком поле

Разгулялся зверь,

По своей-то воле…

Кто готов теперь?

За тебя сразиться,

Пресвятая Русь!

На чело ложится

Мировая грусть.

Сорокалетним

…До тридцати поэтом быть почетно,

И срам кромешный — после тридцати…

А. Межиров

До тридцати разбрасывали камни,

Искали чувств глубоких родники.

От слов тяжелых закрывали ставни,

Напуганные правдой земляки.

До тридцати вливали в наши уши

«Святую» ложь, пускали пыль в глаза…

На всю страну кричали наши души,

По всей стране молчали голоса.

Не оправданье — долгое молчанье,

Все это в нашей скажется судьбе.

Но чистых слов прекрасное звучанье

Мы постарались сохранить в себе.

И время нас по-своему венчало,

Нам много лет, но грех нас в том винить.

Мы много передумали сначала,

Чтоб нынче с болью в сердце говорить.

И чистых слов мы не забыли давних,

До сорока сумевшие дожить —

Пришла пора. Мы собираем камни,

Чтоб родники от скверны оградить.

«Все больше зимние пейзажи…»

Все больше зимние пейзажи

Рисует мальчик, мой сосед,

И дарит девочке Наташе,

И говорит: «Прекрасный цвет».

Белеет серый лист бумаги

Под кистью юного творца,

Белеют рощи и овраги,

И снег белеет у крыльца.

Белым-бело по всей округе,

Что уместилась в полотне…

И мчит малыш к своей подруге

На белом, белом скакуне.

Рисуй, малыш, все белым цветом,

Пока так чувствует рука,

Пока еще ты с белым светом

Лишь познакомился слегка.

«Задумаюсь над сутью бытия…»

Задумаюсь над сутью бытия —

Вот дом, огонь и у камина — я.

Задумаюсь над суетою Дня —

Вот дом, огонь.., но в доме нет меня.

«В моем лице — морщинки прапрадеда…»

В моем лице — морщинки прапрадеда,

В моем лице — улыбки праправнука,

В моем лице — крупинки прапраСвета,

В моем лице — полоски прапраЗвука.

Все собрано по капелькам, крупицам,

Чтоб будущему в прошлом повториться,

Лицо льстеца, лгуна или творца —

Начало есть и нет ему конца.

«Поеду в Сочи отдыхать…»

Н. Рубцову

Поеду в Сочи отдыхать,

Вот, сэкономлю на зарплате,

Питанье, море, да кровать

И кое-что возьму в прокате…

Поеду, хоть на малый срок,

В родном краю холодновато,

Там с головой уйду в песок —

Сибиряку так мало надо.

Погреть бы косточки свои,

Да кожу белую поджарить,

И на последние рубли

У моря «сфотаться» на память.

Чтоб показать друзьям потом,

Да прихвастнуть чуток при встрече, —

Мол, в море плавал голубом

И жил почти по-человечьи.

«Песочные часы. шуршание песчинок…»

Песочные часы. шуршание песчинок.

Почти не слышен времени уход.

Мир состоит из капелек и льдинок,

Из снежных гор и океанских вод.

Великое и крохотное рядом,

Минутное и вечное — в одном,

В одном сосуде розово-стеклянном,

Заполненном просеянным песком.

Текут песчинки, время отмеряют.

На дно сосуда падают шурша…

И с каждою песчинкой умирает,

И снова возрождается душа.

Неумолимо времени теченье,

Судьба — песчинка. Движется песок…

И смерть полна высокого значенья —

Душе никто не отмеряет срок.

«Ночное небо. Холод. Тишина…»

Ночное небо. Холод. Тишина.

Усталый ветер в полудреме стонет.

Любимая, мне нынче не до сна,

Ты спи, а я побуду на балконе.

Я постою тихонько на краю,

На том краю, где разум замирает,

Где душу обнаженную мою

От глаз небесных дымка закрывает.

Где так легко вспорхнуть и улететь,

Шагнув туда, за легкие перила,

Где бродят розно жизнь моя и смерть,

И где душа до этого бродила,

И где потом бродить ей суждено…

На эту землю возвращаясь снова,

Рубить в пространство звездное окно

И ожидать пришествия второго.

«Предзимье в лесу. Не зима и не осень…»

Предзимье в лесу. Не зима и не осень.

Безвременье. Снег ли, листва шелестит,

И слышится поскрип, кряхтение сосен,

И небо, как чистая простынь висит.

Предтечье, предвестье чего-то иного,

Чему-то еще замерзать или течь,

Еще не написано первое слово,

Уже отзвучала заздравная речь.

Еще я живу в ожидании чуда,

Еще в преломленье сойдутся лучи,

И писем, еще не написанных, груда

Пожаром лесным вдруг взметнется в ночи.

Загадки, разгадки природных явлений,

В предчувствии света — душа распахнись!

Уже промелькнули холодные тени,

Еще зарождается новая жизнь.

Предзимье в лесу. Безотчетность и смута.

Уже поднебесье темнеет, грозит.

Еще в ожиданьи звенящего утра

По мокрым дорогам поземка скользит.

«Голову на плаху положу…»

Голову на плаху положу,

На сучок древесный погляжу…

Гикнет, ахнет весело палач —

Разнесется по деревне плач.

Горлом хлынут гулкие слова,

Застучит по склону голова,

С той горы, что Лобною зовут,

Бренные останки унесут.

А потом устроят правый суд.

На тот суд округу соберут —

Не виновен, скажут, был мужик…

А точило вжик, себе, да вжик,

А топорик стук, себе, да стук —

Крепок в плахе этот самый звук,

Да и плаха вроде бы крепка,

И, топор держащая рука.

Не работа, а «искусство» рук…

Головы невинные секут.

Что там думать, проще — топором,

Разберутся, дайте срок, потом.

«Распутица, сумятица и слякоть…»

Распутица, сумятица и слякоть,

Храп и стенанье взмыленных коней,

О Родине не только петь и плакать,

Еще и думать надобно о ней.

Истерзанные русские равнины,

Могилы предков пылью занесло.

Добро бывает часто без причины,

Осмысленным бывает чаще зло.

И потому мне больно и тоскливо,

Мотивы зла понять я не могу.

Два берега. Жизнь, как река, бурлива

И на каком остаться берегу?

Распутица. Тащу сапог из глины,

Сезон осенних проливных дождей,

Заезженные русские равнины —

Храп лошадей и — взмыленных людей.

«Творение, забвение, хаос…»

Творение, забвение, хаос —

Тащу и я свой непосильный воз.

Скольжение, падение, подъем —

Родившись в муках, в муках и живем.

Сомнение, затмение и… свет —

Звездой падучей обозначен след.

Смирение, течение судьбы —

Все чаще лбом в бетонные столбы.

Падение, горение и… мрак —

Все было так и, видно, будет так.

И пусть горька и беспощадна жизнь —

Я говорю судьбе: «Не суетись!

Не торопись, не подгоняй года —

Еще горит, горит моя звезда».

«Когда сменяются цари…»

Когда сменяются цари —

Один другому петлю вяжет,

Пока погода, до зари —

Мужик с молитвой поле пашет.

Когда сшибаются вожди —

Один другому яму роет,

Пока не грянули дожди —

Мужик соломой избу кроет.

Когда грозятся небеса

И над землею гром грохочет,

Гуляет по полю коса —

Мужик о будущем хлопочет.

«Громко крикну, в ответ отзовется…»

Громко крикну, в ответ отзовется

Голос мой из ночной тишины,

Слово доброе добрым вернется,

Злое — злым отлетит от стены.

И ударит больнее больного,

И тогда вдруг, поймем, что творим.

Бумерангом становится слово,

Возвращаясь к истокам своим.

В этом мире всему есть начало —

Жизни, слову и добрым делам…

Слышу — птица в ночи прокричала,

Что-то крикнула коротко нам.

Как же ей не ответить, пичуге?

Может, голос мой зло отпугнет,

Или чьи-то жестокие руки

В этот миг от нее отведет.

Ну, а может, такое случится:

Заблужусь я в пространстве ночном —

Громко крикнет знакомая птица

И дорогу укажет крылом.