Осетия и осетины в системе управления Кавказом императора Николая I

Борис Борисович Бицоти, 2021

Время правления императора Николая I наиболее драматичный период в истории Кавказа. Это в полной мере справедливо и в отношении отдельно взятой Осетии. Каково было место Осетии в системе управления краем, выстраиваемой императором Николаем, и почему этот период закончился массовым исходом осетин в пределы Османской империи? Данная книга призвана приблизить читателя к пониманию этих и других вопросов, связанных с интеграцией осетинского этноса в лоно русской цивилизации.

Север и юг Осетии в период наместничества Розена

На момент вступления Розена в должность разные осетинские общества входили в состав различных территориально-административных образований. Так, в описании Яновского, об Осетии сообщается следующее: «Южная часть и вся середина Осетии по обеим сторонам снегового Кавказского хребта, разделяется на вольную и на принадлежащую Горийскому уезду Грузии».[139] О компактном расселении осетин в Душетском и Горийском уездах Г. С. Гордеев предоставлял следующие сведения. Мужское осетинское население долин Труссо, Мна, Ноокау, Хеви, Ухата, Артхом, Гудушаур, Кайшаур составляло на тот момент 3 083 чел. Это описание охватывает только верховья Терека и равнину (плато) Кайшаур. Осетины же мужчины, жители долин Хада, Гуда, Арагви или Мтиулетии, Гудомакары, Хондо, Мигметшеви, Чаратали, включая Гудоретис-хеви, Этобери или Чарталис-хеоба и Вишлобис-хеоба, согласно Гордееву, насчитывают 4 159 чел. Таким образом подконтрольную и лояльную российской администрации на момент экспедиции 1830 г. территорию южного склона Кавказского хребта населяло 7 242 осетина муж. пола.

Остальная территория южного склона, населенная осетинами, до проведения военной операции, судя по всему, была неподконтрольной российской администрации. Это подтверждает и Гордеев, сообщая в комментарии к приведенной статистике, что относительно «населения других частей Осетии, то здесь у нас к сожалению нет никаких даже приблизительных данных».[141] Такое положение вещей сохранялось вплоть до экспедиции Ренненкампфа 1830 г. которая, среди прочего, позволила уточнить данные о численности приведенных в подчинение российской администрации осетин. Численность населения подчиненной Ренненкампфом Осетии, по данным Г. С. Гордеева, в семи ущельях составляла 1 800 дворов, или 7 200 человек мужского населения. Это ущелья — Магландвалетское, Кешельтское, Большой и Малой Лиахвы, а также Меджурское, Чуртинское и Жемурское.[142]

После экспедиции Ранненкампфа в Южную Осетию подчиненные общества были подразделены на четыре моуравства (уезда). Успешного завершив операцию 12 декабря 1830 г., Паскевич писал управляющему Главным штабом: «Между Осетинами, по ту сторону Кавказа обитающими, где была экспедиция ген.-м. Ренненкампфа. Осетин сих нужно по положению земель, ими занимаемых, сопричислить некоторых к Горийскому уезду, а других к управлению горскими народами по Военно-Грузинской дороге; но как земли их не сняты еще на план и не сделано статистическаго оным описания, то я теперь ограничился назначением в каждое ущелье для управления приставов и снабдил их об обязанностях наставлением». «Вот так, — пишет Бларамберг, — вся Южная Осетия была покорена, дала присягу верности России, выдала заложников и основных смутьянов и была разделена на 4 округа (моуравства), которыми управляли люди, назначенные нашим правительством».[143] Автор полностью приводит названия этих округов (уездов), а также общую численность жителей: «Первое составляют ущелья Кешельта, Джава, Вхцы и Дзави. Второе — ущелья Кошкин, Чипран, Тли и Берс (Берц). Третье — ущелья Магладоулети, Кагианти, Брутауло, Кного и все ущелья Малой Лиахви, вплоть до Белоти, и, наконец, четвертое моуравство (уезд, округ) — Джамур».[144]

Согласно территориальному расположению земель, населенных осетинами, некоторые осетинские общества были приписаны к Горийскому уезду, другие к Управлению горскими народами по Военно-Грузинской дороге.[145] Джамурское общество при этом относилось к Душетскому уезду, а Мамисонское или Тибское, с некоторыми другими — к Рачинскому округу Имеретии (…).[146] Население Осетии, по свидетельству Бларамберга, составляло в четырех вышеупомянутых уездах 33 450 душ. Автор далее поясняет: «Этот учет был сделан на основании данных, полученных в 1833 году на этой территории штабом Отдельного Кавказского корпуса; но нам представляется, что, согласно сведениям, полученным в 1830 и 1832 годах, население Осетии можно оценивать в более чем 40 тыс. душ».[147] Именно эту цифру — 40 тыс. душ скорее всего повторяет за Бларамбергом в своем описании немецкий путешественник Карл Кох.[148]

Примечательно, что Паскевич после экспедиции Ренненкампфа решительно отверг притязания грузинских тавадов на земли, населенные осетинами. В специальной записке претензии князей Эристовых и Мачабели были проанализированы капитанами Яновским и Козачковским.[149] Речь, в первую очередь, шла о землях бывшего Ксанского эриставства, которым в древности владели князья Эристовы-Сидамоновы и части земель долины Малой Лиахвы. Князья Эристовы, как сообщалось в записке редко бывали в означенных местах, представили путаный список якобы принадлежавших им имений и не смогли привести доказателтсв права собственности на данные территории.

Ссылаясь на манифест 1801 г., в соответствии с которым грузинским помещикам гарантировались их права только на те земли, которые находились у них в собственности на момент вхождения Грузии в состав Российской империи, Паскевич перевел жителей-осетин в статус казенных крестьян. Сохранился именной список осетинских селений, которые после экспедиции 1830 года были выделены из Горийского уезда в особое приставство. Список, включавший 80 селений Мало-Лиахвского Гвидиского и Магландвалетского ущелий, составил горийский окружной начальник и представил его грузинскому гражданскому губернатору.[150] Так как земли осетин еще не были сняты на план, и не было сделано статистического описания, Паскевич ограничился назначением в каждое ущелье для управления приставов и снабдил их наставлением об обязанностях. Жалование приставов составляло по 200 р., письмоводителю — 150 р. и 50 р. на канцелярские расходы. В этот момент на Кавказе появляется новый начальник. Эти суммы выплачивались из выручки от реализации вносимых в казну в натуральном выражении налогов. Они составляли по одному барану, двум курицам и 8 фунтов сыра с каждого двора.[151]

Северные осетинские общества на момент вступления в должность Розена находились в ведении администрации Кавказской линии и относились к Владикавказскому комендантству. Вероятно, в том числе и поэтому приведенная выше статистика Бларамберга не учитывает их численность. Согласно распоряжению И. Ф. Паскевича, Кавказская линия делилась на четыре самостоятельные части: правый фланг, центр, левый фланг и Владикавказский округ. Центр делился на три дистанции, третья из которых простиралась от Моздока до Военно-Грузинской дороги, и включала в себя, таким образом, Большую Кабарду вместе с Дигорией. В ведении Владикавказской комендатуры находилась часть Военно-Грузинской дороги от Ардонского поста до селения Коби,[152] а также Алагирское, Тагаурское и Куртатинское общества.

«Владикавказ, — писал Ф. Ф. Торнау, — главный стратегический пункт в центре Кавказской Линии, оборонявший Военно-Грузинскую дорогу при выходе ее из ущелья Терека на Кабардинскую равнину, долженствовавший удерживать в повиновении Большую и Малую Кабарды, осетин и мелкие кистинские общества, занимавшие северную покатость хребта, слыл повсюду сильною крепостью, но в сущности не оправдывал своей репутации».[153] «Владикавказ, — писал К. Кох, — является ключом Кавказа».[154] Крепость имела форму четырехугольного редута со стороной длинной примерно в полкилометра. В крепости в особом доме содержались аманаты от различных горских племен. Гарнизон крепости состоял из двух батальонов. Коменданту крепости подчинялся также и донской казачий полк, расположенный в казармах за крепостью, артиллерийская рота и рота строительного отряда.[155] «С одной стороны, — записал в своем дневнике Шёгрен, — границу крепости образует Терек, здесь он более широкий и бурный, с другой стороны высится горный хребет».[156]

Вид Владикавказа поразил швейцарского путешественника Дюбуа де Монере, прибывшего в него из Тифлиса по Военно-Грузинской дороге. Если закавказские города изобиловали каменными сооружениями, то во Владикавказе превалировали деревянные постройки в русском стиле. В крепости регулярно отмечались все православные праздники, о чем возвещали пушечные выстрелы с бастионов.

В 1836 г. в крепости по распоряжению Розена начинаются строительные и ремонтные работы. В своем отчете графу Чернышеву Розен пишет: «По неудобству расположения и ветхости кр. Владикавказской сделано мной распоряжение о перестройке оной с некоторыми изменениями местности для командования форштатами. Сооружение сие, начатое в 1836 г., ныне (в 1837 г. — Б.Б.) с возводимыми в ней зданиями приходит к окончанию».[157] Одним из принципиальных решений Розена являлось закрытие суда, учрежденного ранее Паскевичем во Владикавказе. Окружный суд под председательством Владикавказскаго коменданта по управлению народами Куртатинским, Тагаурским, Джераховским, Кистинским и Галгаевским разбирал тяжбы окрестных жителей в соответствии с российскими законами. «Они (горские народы. — Б.Б.), — пишет по этому поводу в своей заметке в „Тифлисских ведомостях“ Г. С. Гордеев, — познав благотворное наше могущество, начинают вверять междоусобные свои распри суду владикавказского коменданта и год от году привыкают более уважать власть его».[158]

Однако Розен не разделял взгляды автора статьи на данное юридическое установление, поскольку по его настоянию именным указом от 27 декабря 1837 г. окружной суд как лишняя административная инстанция, чья вялая деятельность не оправдывалась ходом текущих дел, был упразднен.[159] «Действия этого суда, по неопределенности его руководящих положений и правил, весьма мало соответствовали местным нуждам, — полагал главноуправляющий. — Осетины весьма редко обращались к нему для разбора своих дел». Аргументация Розена сводилась к признанию невозможности судопроизводства среди горцев по общероссийским законам ввиду их еще недостаточной «благонадежности» и неготовности местного населения к утверждению у них «какого-нибудь… гражданского образования».[160] При этом содержание суда ежегодно обходилось казне в 9 600 рублей в год. Так, закрывая суд, Розен планировал сэкономить денежные средства и добиться профицита бюджета в вверенной ему области.

В подчинении владикавказского коменданта состояли окрестные осетинские общества, характеризующиеся разной степенью лояльности. Наиболее удаленным являлось Дигорское общество, административно подчиненное Кабарде — владикавказский суд, как мы видим, не разбирал дела дигорцев. Записки А. М. Шегрена, посетившего в ходе своей командировки в том числе и Дигорское ущелье, позволяют судить о степени влияния царской администрации на дигорцев. Ученого принимал и сопровождал во время его поездки старшина Бек-Мурза Кубатиев.» (…) Бумага, которую он показал мне, — пишет Шёгрен, — подтвердила мои предчувствия. Это было удостоверение о том, что в 1831 г. он передал письмо барону Розену, в котором он пообещал верность русскому правлению и оставил своего сына заложником в крепости Нальчик, при условии, что русское правительство защитит его от преследований мстителей за то, что он сделал прежде, на что было получено согласие».[161] По свядетельству подполковника Ушакова успехи священников Осетинской духовной комиссии в деле крещения осетин-дигорцев были также невелики.[162]

Невысокой, судя по всему, была при Розене степень лояльности российской администрации и осетин Алагирского общества. Последнее изъявление лояльности алагирцев, не считая периода генерала Ртищева,[163] мы находим в записке Паскевича, ходатайствующего о начислении алагирскому приставу Алдатову жалования в размере 400 руб.[164] В дальнейшем, после отставки Розена, мы узнаем о военной экспедиции в это ущелье и приведении к присяге тамошних старшин.

Конец ознакомительного фрагмента.