Кремль 2222. Митино

Олег Бондарев, 2017

Отряд дружинников по дороге в Кремль встречает странного седовласого мужчину, одетого в грязные лохмотья и вооруженного старым ржавым мечом. Неожиданно выясняется, что это – дружинник Казимир, чей отряд давным-давно сгинул неподалеку от Купола. Почему Казимир объявился лишь сейчас? И где он был так долго? По словам Казимира, виновные в исчезновении отряда скрываются в Митино, и молодой дружинник Игорь отправляется туда, надеясь отыскать своего отца, который тоже был в пропавшем отряде…

Глава 1

Беглец

Десятник Прокофий, высокий и широкоплечий, как и подобает быть каждому носителю D-гена, восседал на спине верного фенакодуса и угрюмо смотрел на крепостные стены, медленно выплывающие из-за горизонта.

В рейде, из которого они возвращались, Прокофий потерял трех бойцов, причем всех — разом и довольно глупо: из-за проходящего мимо «Титана» пришлось спешно прятаться в подземку, а баги, там живущие, будто только этого и ждали. Нападение руконогов было яростным и стремительным, точно выстрел из пистоля: двух разведчиков они утащили сразу, воспользовавшись перевесом в численности, а еще одного — когда кремлевские попытались отбить товарищей с помощью мечей (стрелять никто не решился — боялись ранить своих). Скрепя сердце, Прокофий скомандовал отступление, благо, проклятый био к тому времени уже миновал их укрытие и скрылся из виду.

И тем не менее гадкий осадок в душе, конечно же, остался.

Прокофий, разумеется, боялся не выговора воеводы, хотя без этого, десятник не сомневался, тоже не обойдется. Куда больше его пугала встреча с семьями погибших. Говорить матери или жене, что ее муж пал во время рейда, всегда было тяжело — настолько, что этой обязанности Прокофий предпочел бы честную смерть на поле брани. И хоть большинство людей смотрело с пониманием, прекрасно зная, какой мир их окружает, сам десятник ненавидел себя за каждого погибшего воина. Он никогда не говорил: «Зона забрала» — только «Я потерял», считая смерть людей в рейде провинностью командира.

Скакуну под ним тоже, видно, передалось настроение хозяина — он шел, уткнувшись под когтистые ноги, медленно, не торопясь, будто нехотя. Впрочем, галопом по московской Зоне не разъезжали даже самые отчаянные из кремлевских воинов: слишком велик был риск нарваться на неприятности. Причем, по иронии, самые большие беды обрушивались на путников уже у стен родной крепости — там они, преждевременно расслабившись, нередко натыкались на притаившихся у стен био или нео, которые набирались сил перед новым штурмом. Или же отряд шел домой с трофеями и у самых ворот нарывался на гон — а никто ведь из стрельцов не станет открывать, покуда гон идет, это первейшее правило, которому будущих воинов учат с детства: сколько б ни было снаружи собратьев, покуда волна мутов не схлынет — не впускай. Да, жалко, да, совестно, но если это разношерстное воинство внутрь прорвется через ворота, погибнет куда больше народу.

Меньше всего на свете Прокофий хотел оказаться по эту сторону от ворот, когда начнется гон. Но при этом он бы первый кинулся защищать привратников, случись ему чудом пережить сей адский ужас.

Потому что все эти правила не на пустом месте родились. Потому что за этими правилами — жизни и смерти многих бойцов, отцов тех, кто ныне сторожит покой последнего оплота человечества; тех, кто совершал ошибки, возможно, лишь для того, чтобы потомки их не повторяли…

Прокофий встрепенулся и повернул голову влево.

Почудилось, или из того дома донеслось рычание?

«Похож на нео… или человека… — отметил десятник про себя. — Но все же, скорей, дикарь — что б тут человек забыл, в этих развалинах?»

Впрочем, того, что это кто-то из своих, Прокофий тоже исключать не собирался — чтоб не натворить бед ненароком.

— Предполагаемая угроза на десять часов, — негромко, но так, чтобы все слышали, возвестил командир отряда.

Полдюжины взглядов скользнули по десятнику и перескочили на достопамятное здание, откуда доносилось странное рычание. Тут же, как по заказу, из полуразрушенного дома послышался еще и злой лай.

«Крысособаки?»

— Всем приготовиться, — сказал Прокофий, положив ладонь на рукоять меча.

Он быстро проверил, насколько легко клинок выходит из ножен, и, убедившись, что выходит без труда, потянулся к пистолю. Морально десятник был готов к тому, что из дома вот-вот попрут муты. И хоть переводить пули на такую мелюзгу, как крысособаки, хотелось едва ли, еще меньше Прокофий желал подпускать их к фенакодусам. До Кремля уже — считаные метры, так стоит ли экономить на патронах, рискуя здоровьем дружинников и скакунов?

«Конечно же, нет».

— У, твари! — вдруг донесся из здания приглушенный возглас.

Прокофий недоуменно нахмурился. Нео так не разговаривают, манера совсем другая. Что же, получается, в здании человек? Но откуда? И кто это? Приблудившийся или свой, кремлевский, просто отбившийся от отряда или потерявший товарищей на недружелюбных улочках Москвы?

А, впрочем, стоит ли ломать над этим голову сейчас? Не лучше ли помочь незнакомцу, а уже после разбираться, кто он, откуда и зачем?

— Там, кажется, человек, Прокофий, — заметил темноволосый Олег, старый товарищ десятника.

— Проверьте с Ванькой, — распорядился командир, покосившись в сторону Ивана, светловолосого усача, чей фенакодус шел по правую руку. — Если что, свистите, дам подмогу.

Олег отрывисто кивнул и, передав свои поводья рядом стоящему товарищу, легко спрыгнул с фенакодуса. Ваня, который тоже прекрасно все слышал, последовал его примеру, и вот они, вдвоем, пошли ко входу в полуразрушенный дом, на ходу вытаскивая мечи из ножен. Внутри продолжали лаять и рычать, и уже непонятно было — то ли это крысособаки, то ли прижатый к стенке человек так огрызается.

Вот дружинники скрылись внутри. Воздух вокруг буквально раскалился от напряжения. А ведь это вдобавок уже и вечер был — небо подзатянуло тучами, за которые охотно спряталось солнце, еще пару часов назад беспощадно жарившее облаченных в кольчуги путников. Сумрак напоминал дружинникам, что они не дома, в родной хате, а посреди изувеченного войной города, обитатели которого не слишком дружелюбно относятся к не в меру живучим кремлевским «хомо».

«Ну, оно, может, и к лучшему — для дисциплины, опять же, полезней именно в напряжении быть, а не расслабляться прежде времени», — подумал десятник, выжидающе глядя на дверной проем.

— Свои! — послышался изнутри голос Олега.

Лай стал, кажется, еще громче… а потом, довольно резко, стих совсем. Выстрелов слышно не было; видно, дружинники оценили ситуацию и решили, что патроны тратить без надобности. Значит, все еще проще, чем Прокофий предполагал изначально.

Прошла минута, может, полторы, когда из дома наружу показался Олег. Он едва заметно кивнул своему командиру — мол, порядок, справились. Прокофий кивнул в ответ. На душе стало чуточку полегче.

Следом за дружинником вышел незнакомец с неказистым и, судя по виду, довольно старым мечом. Надо понимать, именно его вопли привлекли десятника. Незнакомец был немолодой и лохматый, с седыми волосами и седой же бородой. Одетый в какое-то потрепанное рубище, изорванные штаны и сапоги, которые казались едва ли не старше их хозяина, мужчина, тем не менее, статью и выправкой напоминал самих дружинников. Да и лицо его отчего-то показалось десятнику смутно знакомым.

«Но вот, хоть убей, не помню, где я мог его видеть!» — мелькнуло в темноволосой голове командира.

— Крысособаки там были, — доложил Олег. — Числом полдюжины. Мы когда вошли, две уже дохлые были, он, видать, постарался. Остальных порубили вместе.

— Хорошо, — кивнул десятник и, повернувшись, осведомился у незнакомца:

— Вы из чьих будете?

При этом командир угрюмо разглядывал мужчину исподлобья.

— Из чьих!.. — странно усмехнулся мужчина.

Десятнику показалось, что его глаза заблестели. Хотя, возможно, они слезились из-за пыли и ветра, а не от переизбытка чувств…

— Из наших, из кремлевских я, — с придыханием докончил незнакомец. — Казимир, отец Федота. Дружинник. Меня-то вы не помните, поди, еще мелкие были, но его-то должны!..

— Федота помню, — подумав, кивнул десятник. — Хороший товарищ… был.

— Почему был? — удивился Казимир.

— Потому что месяц, как в Зоне сгинул, — мрачно ответил Прокофий.

Десятник сомневался, стоит ли говорить об этом столь открыто, но потом решил, что Казимир, если он правда отец Федота, имеет право знать правду без прикрас.

Седовласый, заслышав дурную весть, вздрогнул и даже пошатнулся, но устоял на ногах. Видно было, что сказанное десятником поразило его в самое сердце. Оно и немудрено: кого таким обрадуешь? Впрочем, Прокофий тут же приглушил сочувствие — пусть лицо Казимира кажется ему знакомым, излишне доверять этому бродяге пока что не стоит. Перво-наперво его необходимо доставить в Кремль, а там уж пусть князь и воевода решение принимают. Тем более что странный мужчина, судя по морщинам и седым волосам, к их поколению ближе, чем к поколению самого Прокофия.

Остальные дружинники чинно помалкивали — знали, что поперек старшего в беседу лезть не стоит. Тем более что пока не до конца ясно, как к встреченному мужчине относиться — как к другу или как к врагу? В отряде у Прокофия люди были опытные, московской Зоной покусанные, потому не спешили ярлыки на других навешивать. Говорит, что пропавший Федот был его сыном? Если правда — сочувствуем. Но надо же еще разобраться, действительно ли правда…

— Сочувствую вашему горю, — искренне сказал десятник.

— Спасибо, — вскинув подбородок, сказал Казимир. — Но… случается. Я к своим годам уже привык ко всему, навидался, что называется…

Он шумно вздохнул, а потом добавил:

— Не думал я, что снова тут окажусь, что снова с ребятами повидаюсь, разведчиками… и крепость родную увижу. Эх, как же жаль, что сын…

Он запнулся и украдкой смахнул с глаза предательскую слезу.

— Что же, мы как раз в Кремль и направляемся, — подал голос Прокофий.

— Ну славно, — немного повеселел мужчина. — У меня как раз к князю с воеводой разговор имеется…

Прокофий и Олег переглянулись. Ситуация была неоднозначная: перед ними стоял мужчина, мало чем напоминающий дружинника, но при этом утверждающий, что он свой в доску, настоящий воин Кремля, да не просто воин — еще и отец почившего недавно Федота!.. И вот как с таким быть? Не будешь ведь его вязать и на крупе фенакодуса везти. Но и просто так через ворота вести как-то неправильно: вдруг он на самом деле лазутчик, подосланный в Кремль, чтобы насолить тамошним обитателям?

По счастью, Казимир сам решил подсказать решение.

— Ты, поди, сомневаешься во мне? — поняв все по взгляду десятника, спросил он. — Ну, не веришь, что я дружинник?

— Не то, чтобы не верю, — нехотя ответил Прокофий. — Но, если вы и сам разведчик, то должны понимать…

— Я разведчик, — перебил его Казимир, энергично кивая. — Потому прекрасно понимаю.

Меч бродяги упал на землю и, жалобно звякнув о потрескавшийся асфальт, замер. Сложив руки запястье к запястью, мужчина вытянул их перед собой и сказал:

— Вяжите веревками, поясами… чем хотите. Оружие мое — вот оно, иного нет, что подобрал, тем и сражался.

Прокофий поймал на себе вопросительные взгляды Ивана и Олега.

«Ну что, вяжем?» — безмолвно спрашивали они.

— Не сомневайтесь даже! — подначил их Казимир. — Я сам дружинник, так что понимаю: иначе — никак. Это не зазорно, это — разумно.

— Хорошо, что вы понимаете, — кашлянув, заметил десятник.

Такое рвение бродяги оказаться в путах немного удивило кремлевского командира, но он не подал виду и предпочел про себя радоваться понятливости мужчины.

— Олег, свяжи ему руки, — велел десятник.

Дружинник вздрогнул — хоть он и смотрел на командира вопросительно, но в глубине души надеялся, что выполнять приказ Прокофий скажет Ивану. Впрочем, спорить Олег не собирался: сняв пояс, он медленно подступил к бродяге.

— Не стесняйся, сынок, — сказал Казимир, чувствуя, как нерешителен дружинник. — Поверь: после того, что со мной было, связанные руки — это сущая ерунда!

— А что же с вами было? — наблюдая за тем, как Олег обматывает запястья блудного разведчика поясом, спросил Прокофий.

— Ох, так и не расскажешь, — со вздохом сознался Казимир. — В плену я был, если кратко. Долго очень… и вот — сбежал.

— А где же вас держали? — не удовлетворившись ответом, задал новый вопрос десятник.

Седовласый бродяга хмуро посмотрел на Прокофия исподлобья и буркнул:

— Не поверишь все равно.

— Ну а вы попробуйте, — не унимался десятник.

Еще один хмурый взгляд.

— За Куполом я был, — сказал Казимир. — У шамов.

* * *

Игорь сделал очередной выпад и поморщился: спину прострелило.

«Как обычно», — с грустью подумал светловолосый надзиратель.

Пользуясь одиночеством, которое ему дарил подземный острог, новоиспеченный стрелец втайне от других продолжал тренироваться с мечом… но, увы, лишь разочаровывался в себе, раз за разом. Вот сегодня, например, он пытался выполнить самое простое упражнение из всех, которое делал с закрытыми глазами еще лет пять назад, будучи юнаком… но добился лишь боли в позвоночнике и ноге. Все повторялось, как под копирку: Игорь становился в исходную позицию, поудобней перехватывал меч, рассекал клинком воздух… и, морщась, бросал на середине. Происходящее угнетало. Ладно б прогресс был ничтожно мал, ему бы хватило и этой малости. Но его не было от слова «вообще». Просто одно и то же, одна и та же боль, острая и практически нестерпимая.

Предприняв очередную безуспешную попытку, светловолосый надзиратель выронил меч и без сил привалился плечом к стене. Дружинники не плачут от жалости к себе, но в тот момент Игорь был как никогда близок к конфузу. Он еще мог пережить назначение в острог, как временную меру. Но чем дальше, тем больше Игорь убеждался, что ни на что иное его тело уже не сгодится. Что даже на той же крепостной стене ему просто не хватит прыти в случае очередного штурма. А уж о возвращении в открытый и крайне опасный мир Москвы не могло быть и речи…

«Какой десятник захочет меня к себе взять? — глядя на лежащий у ног клинок, с грустью подумал Игорь. — Разве что Захар… и тот — только из-за нашей дружбы!»

Стрелец прошелся взглядом по одинаковым, наспех сбитым дверям, окованным железными пластинами для надежности. Память услужливо подбросила сцену допроса, который побратимы еще до путешествия в Тушино учинили Третьяку — преданной шавке ненавистного маркитанта Вадима, дважды предавшего Кремль. Третьяк, кажется, тогда сидел в угловой камере и стучал зубами от холода…

«Не нужны мне эти воспоминания, — твердо подумал Игорь. — Только душу ими травить!»

Взгляд его снова упал на меч. Скрипя зубами, стрелец наклонился и подобрал оброненный клинок.

— Надо пробовать, — пробормотал светловолосый надзиратель, снова становясь в стойку. — Потому что если не пробовать, точно не получится, а так, глядишь, чего и выйдет…

Он облизал пересохшие губы.

«Давай же, не бойся!»

Меч разрезал воздух…

…и остановился — точно в том месте, где и положено.

«Сделал!» — оторопело подумал Игорь.

Казалось, он не мечом взмахнул, а пробежал десять километров, улепетывая от стаи шустрых «Рапторов»: дыхание — надсадное, частое, тяжелое, лицо все мокрое от пота, глаза навыкате… Да и боль никуда не делась…

Но он сделал.

Довел упражнение до конца. Перетерпел и довел.

Для кого-то — всего лишь взмах. Для Игоря в его нынешнем состоянии — настоящая победа, пусть и маленькая, но очень важная.

Снова облизав губы, светловолосый надзиратель хотел повторить упражнение еще раз, дабы убедиться, что это — не единичная случайность, а действительно маленький прогресс…

Как вдруг сверху послышались шаги.

Вздрогнув, Игорь повернулся и недоуменно уставился на лестницу. За те дни, что стрелец провел в остроге, он до того редко слышал, как сюда кто-то спускается, что невольно подумал — а не показалось ли ему? Но шаги не стихали, и каждый новый служил доказательством того, что в тюрьму действительно пожаловали гости.

Смутившись, Игорь спешно вогнал меч в кольцо на поясе и встал напротив лестницы. Проснулся интерес — кто же это сюда решил пожаловать?

Оказалось, гостей даже несколько: двое стрельцов, а с ними — седовласый и седобородый пленник со связанными руками и в потрепанной одеже. Лицо мужчины показалось Игорю знакомым, и он прищурился, чтобы получше рассмотреть арестанта, но из-за царящего в остроге полумрака не особо преуспел.

— Кто тут сегодня? — спросил один из конвоиров.

Повернув голову, надзиратель обнаружил, что это Олег из отряда Прокофия.

— Я, — подал голос Игорь.

— А, Игорь! — обрадовался Олег. — Надо ж, какая удача! А мы тут глянь, кого встретили на подходе к крепости. Казимиром представился…

«Точно! Казимир!»

Выпучив глаза, надзиратель уставился на седовласого мужчину. Теперь он, наконец, понял, откуда помнит это лицо, несколько измененное, правда, морщинами, но все еще вполне узнаваемое.

— Вы — тот самый Казимир? — робко спросил Игорь.

— Смотря какого ты имеешь в виду, сынок, — пожал плечами вновь прибывший.

— Того, который пропал в Строгино девять лет назад, — хриплым от волнения голосом сказал надзиратель.

Седовласый бродяга неуверенно улыбнулся самыми уголками рта, а Олег, удивленно выгнув бровь, спросил:

— Ты его узнал, что ли?

— Да конечно, узнал! Это же верный соратник моего отца, Бориса, — объяснил Игорь, неохотно переводя взгляд с Казимира на дружинника. — Они в Строгино ушли девять лет назад… и пропали. Никто не знал, что с ними стало.

— Вот те раз, — оторопело пробормотал Олег и покосился на своего напарника — Игорь его имени не знал, поскольку видел впервые. — Представляешь, Терентий? А мы еще сомневаемся. И как его теперь в острог-то сажать?

— А зачем его в острог? — удивился светловолосый надзиратель. — Он же… он же герой! Я думал, все они давно полегли, а они… он… А отец мой, он… он погиб ведь?

Казимир поколебался недолго, а потом вдруг ответил:

— Нет, не погиб. Жив он, Игорь.

Светловолосый надзиратель, услышав это, так и замер с открытым ртом. Дружинники, судя по их лицам, тоже порядочно опешили.

— Вы это… — прохрипел Игорь. — Вы это сейчас… серьезно?

— Более чем, — хмуро ответил Казимир. — Таким разве шутят? Он жив, и другие пленники — тоже… Не все, но многие. И мужчин хватает, и женщин…

— А где, где они все? — нетерпеливо вопросил надзиратель.

Он с трудом поборол желание схватить бродягу за плечи и, встряхнув, поторопить с ответом.

— В логове шамов сидят.

— Девять… девять лет? — робко пробормотал бывший дружинник.

Услышанное не укладывалось в голове. Ну и какой прок шамам содержать у себя дружинников из Кремля? Что за странный альтруизм? Но все эти вопросы, в общем-то, здравые и логичные, разбивались о персону Казимира, который, пусть слегка потрепанный, но живехонький, стоял перед кремлевскими воинами.

— А почему ж… они вас не съели? — прочистив горло, спросил Игорь.

— Потому что убить всегда можно успеть, — угрюмо ответил бродяга, — а так — постоянно свежая кровь.

С этими словами он с трудом уцепился пальцами связанных рук за ворот рубахи, оттянул его вправо и, прижавшись левым ухом к плечу, продемонстрировал несколько маленьких красных дырочек у себя на шее.

Поняв, что это за дырочки, Игорь ужаснулся.

— Мы сами опешили, — прочтя все по взгляду надзирателя, сознался Олег.

— И так… девять лет? — осторожно спросил светловолосый надзиратель. — Изо дня в день?

Казимир угрюмо кивнул.

Игорь, не зная, что скачать на этот счет, вновь обратился к Олегу:

— Так а в острог его зачем? Почему?

— Прокофий к воеводе пошел с докладом, — ответил дружинник. — А там — что скажут. Сам понимаешь — не десятнику решать, как поступать с… — Он запнулся, не зная, как назвать Казимира.

— Да все в порядке, сынок, — с робкой улыбкой сказал седовласый мужчина, покосившись в сторону конвоира. — С пониманием, так сказать. Сами такие были.

— Хорошо, что вы понимаете, — с некоторым облегчением отозвался дружинник. — В общем, Игорь, у тебя теперь… постоялец.

Надзиратель хмуро кивнул: его ситуация с Казимиром прямо-таки раздражала — и так мужик натерпелся, а теперь еще и в камере прозябать. Но при этом Игорь прекрасно понимал, что нынешний случай — уникален, а, значит, без решения воеводы не обойтись.

«А воевода, надо думать, на себя ответственность тоже брать не захочет, — подумал бывший дружинник, разглядывая бродягу. — С князем пойдет обсуждать, тот сразу ничего не скажет, возьмет время на раздумья… В общем, придется тебе, дядька Казимир, тут порядочно посидеть…»

— Пошли мы, — сказал Олег, еще раз вопросительно посмотрев на Игоря.

Чего он ждал услышать? Что надзиратель попросит их остаться?

— Давайте, — просто ответил светловолосый стрелец.

— Ну все, бывай.

Брюнет и его соратник развернулись и побрели вверх по лестнице, оставляя Игоря с Казимиром наедине.

— Веди, Игорь, сын Бориса, — сказал Казимир, снова грустно улыбнувшись самыми уголками губ. — Устал я с дороги, поспать бы.

— Сейчас… — Надзиратель спешно вытащил из кармана связку ключей и, подумав, устремился к двери второй от лестницы камеры.

Отворив ее, он сказал:

— Ну что же, входите. Стыдно как-то вас сюда сажать, как мерзавца какого-то…

— Плюнь и разотри, Игорь, — посоветовал Казимир. — Разберутся. Глядишь, и дадут мне переговорить с вашими главными, а там и отца твоего вызволим, и других — тоже…

Надзиратель вздрогнул. Воображение тут же нарисовало светлые, практически безмятежные картины: как отряд Захара вместе с ним, Игорем, врывается в логово шамов, как воины Кремля расправляются с этими тварями, несмотря на их отчаянное сопротивление, как сам Игорь пронзает одного из вампиров мечом… ну и, конечно, как радостно обнимает отца после долгих лет разлуки.

А уже потом они все идут обратно, в крепость…

«Мечты, мечты…» — с грустью подумал Игорь.

Нет, сюжет, безусловно, хорош. Вот только кто его возьмет в поход на шамов? Его, больного стрельца, который даже мечом взмахнуть не может, не скривившись? Да Игорь не то, что не поможет в битве — он еще и обузой станет… правда, ненадолго: такого ж зарубят в первой серьезной сечи.

«Но как же это: в поход за моим отцом — и без меня? А если вдруг не справятся они? Ладно — я, я себя потом в случае неудачи просто сожру изнутри, но хоть попытаюсь, а так, не попытавшись, разве потом вообще оклемаюсь?»

— А где же вас содержали, дядя Казимир? — спросил Игорь, наблюдая за тем, как пленник входит в камеру и усаживается на тюфяк, покрывающий нары.

— Вот ведь удумал, тоже мне! — ерзая, фыркнул седовласый дружинник. — Какой я тебе дядя? Ты ведь уже не юнак сопливый, чтоб «дядькать»? Ну вот.

— Так где вас с батей держали, Казимир?

— Ох, Игорь… — со вздохом сказал мужчина. — Не поверишь — аж за Купол утащили.

Дружинник тихо присвистнул.

— А как же так вышло-то? Вы же в Строгино были…

— А потом оказались в Митино. Там у них… логово, у сволочей этих. Я, честно говоря, не помню, как нас туда доставили… и не потому, что столько лет прошло. Просто они нам головы так задурили, что мы и не соображали ничего. Они сильные, очень, и у каждого по три глаза…

— Старшие, значит… — задумчиво пробормотал Игорь.

— Во-во… — на выдохе сказал Казимир.

Он вытянулся на койке и блаженно закряхтел.

— Господи… Да я будто в рай попал…

— Это ж в каких вас…

— Не дядькай и не выкай, сказал же!

— Ладно, — сдался Игорь. — Так в каких… тебя там условиях содержали, ежели тебе теперь даже камера тюремная раем кажется?

— Ох, и не спрашивай… — пробормотал Казимир, уже смежая веки. — Ужас просто…

Секунды не прошло, как он громко, с усердием, захрапел. Игорь постоял еще с полминуты, а потом, будто спохватившись, покинул камеру и осторожно закрыл за собой дверь. Уже находясь снаружи, он долго вертел в руках ключ — размышлял, стоит ли закрывать замок или нет. С одной стороны, там точно свой, дружинник, чудом сбежавший из плена и вернувшийся в родную обитель. С другой стороны, правила для всех одни, и если уж порешили поместить Казимира в острог, следовательно, и поступать с ним надлежит, как и с любым другим арестантом.

«Скорей бы там уже все разрешилось…» — подумал Игорь, с неохотой все-таки вставляя ключ в замочную скважину.

Два оборота по часовой — и характерный щелчок.

Надзиратель замер на мгновение, прислушиваясь, не разбудил ли «постояльца». Но, судя по храпу, Казимир спал без задних ног.

«Пусть отдыхает, — подумал Игорь. — После такого-то потрясения».

Сам он, однако, о сне думать не мог. Мысль о том, что где-то в Митино из его отца попивают кровь ненавистные шамы, приводила бывшего дружинника в ужас. Не зная, чем себя занять, он принялся расхаживать по коридору туда-сюда, втайне надеясь, что вот-вот вниз снова спустится Олег и сообщит, что воевода и князь хотят видеть у себя Казимира. Но этого, конечно же, не происходило. Как Игорь и предполагал изначально, возня обещала затянуться.

«Ничего, — успокаивал себя надзиратель. — Отец у тебя сильный, девять лет продержался — и еще выдержит. Скоро уже, скоро воевода распорядится туда отряд отправить… или даже два…»

Печальный вздох вырвался из его груди.

«Только без меня».

На фоне этого расстройства в голову полезли разные дурные мысли. А что, если князь с воеводой не захотят отправлять людей в Митино? Это не то, чтобы далеко, но дружинники больно не любят ошиваться рядом с Куполом, а уж выходить за его пределы… Раньше о подобной возможности вообще никто не задумывался даже. Точней, втайне-то каждый мечтает сбежать из недружелюбной столицы в лучший мир, вот только есть ли он снаружи? Вопрос этот оставался открытым по сей день, и рассказ Казимира отчасти ставил крест на подобных надеждах.

Ну и опять же — логово в Митино не чье-то там, а шамовское, причем кровопийцы в тех местах обитают самые серьезные, судя по наличию трех глаз. Такие и младшими собратьями могут запросто вертеть, точно куклами, что уж тут про обычных людей говорить? Казимир не успел рассказать, сколько всего в том районе шамов обитает, но даже усилий одного сильного мутанта вполне хватило бы, чтоб превратить десяток дружинников в верных марионеток. По крайней мере, в этом уверял отец Филарет во время одной из своих лекций, посвященной как раз таки мерзким недомеркам-кровососам.

«Но не может ведь быть, что князь с воеводой просто плюнут и забудут про то, что наших родичей держат в плену? — подумал Игорь. — Девять лет, девять!.. И все это время они пили кровь моего отца и других разведчиков… Нет, такое Кремль не может простить!»

Из камеры по-прежнему доносился громкий храп беглеца. Прекрасно понимая, что сон изможденного Казимира продлится не час и не два, а значительно больше, Игорь задумался, чем бы себя занять.

Ответ нашелся довольно быстро: облизав губы, надзиратель взялся за рукоять меча и медленно потянул его наружу.

«Нельзя бросать… ради бати…»

Теперь у него было еще больше поводов вернуться к былым кондициям.

* * *

В Казармы Игорь той ночью так и не вернулся — остался в остроге, на случай, если Казимир проснется и захочет поесть или попить. Олег заходил еще раз, ближе к вечеру, сообщил, что воевода велел утром привести к нему найденного дружинника. Эта новость обрадовала светловолосого надзирателя.

«Неужто завтра уже отряд в Митино отправят?»

Здравый смысл намекал, что торопиться с выводами не стоит, но Игорь слишком жаждал скорейшего батиного освобождения, чтобы задумываться о банальной логике. Он с нетерпением ждал утра и верил, что визит Казимира к воеводе сдвинет дело с мертвой точки.

Пленник проснулся около рассвета. Игорь стоял у двери, прислонившись плечом к стене, когда изнутри вдруг послышался громкий кашель. Тяжесть, которой налились веки светловолосого надзирателя, мигом улетучилась, как ее и не было; вздрогнув, он часто заморгал и спешно полез за ключами.

— А, Игорь! — воскликнул Казимир, когда бывший дружинник открыл дверь и вошел внутрь. — Сколько я проспал? От воеводы еще не приходили?

— Приходили, — с вымученной улыбкой ответил Игорь. — Ждет вас… тебя утром.

— Добрые вести, добрые! — еще больше обрадовался седовласый пленник. — Значит, скоро отправимся выручать наших, да?

— Надеюсь, что так, — осторожно ответил надзиратель.

— Мне кажется, или ты сомневаешься? — приподнявшись на локтях, Казимир окинул собеседника оценивающим взглядом. — Думаешь, не пошлет воевода людей в Митино?

— Не знаю, — честно ответил Игорь. — Должен послать…

— Да, конечно, должен! Это ж наши, кремлевские, такие же, как ты и я! Как же их там-то… у мразей этих, кровопийц, бросать? Это разве по-людски будет?

— Не по-людски, — ответил надсмотрщик.

— Ну-ну, сынок, не паникуй! — махнул рукой Казимир. — Вызволим мы твоего батю. Обязательно…

При упоминании отца Игорь непроизвольно вздрогнул. Он до сих пор не мог поверить, что батя жив. И пусть пока он находится в плену, но воевода ведь обязательно пошлет людей, обязательно!.. Прав Казимир — не по-людски товарищей бросать в лапах у вампиров треклятых.

— Есть же будешь? — спросил надзиратель.

— Спрашиваешь! Я бы целого тура сейчас сожрал, — признался Казимир. — Вчера-то ребята покормили, еще там, в Зоне, шел, краюху трепал с консервой… Но то когда было! Сейчас, поди, ночь уже?

— Утро даже. Сейчас принесу перекусить, пока не пришли…

…Олег явился под самый конец трапезы и увел Казимира. Походя посоветовал Игорю отправиться в Казарму и поспать хоть немного, но светловолосый надзиратель только головой покачал. Во-первых, со сменщиком они уже договорились на вечер, а во-вторых, разве мог бывший дружинник уйти, не узнав, чем закончился поход Казимира к воеводе?

Дабы скрасить ожидание, он снова принялся упражняться с мечом, и, надо признать, получалось у него сегодня уже гораздо лучше, чем вчера: то ли действительно немного полегчало, то ли из-за обилия мыслей просто не обращал внимания на боль… Неважно. Главное, что дело наконец сдвинулось с мертвой точки.

Воодушевленный, Игорь продолжал работать с мечом… покуда снова не услышал шаги, доносящиеся с лестницы: кто-то спускался вниз, в острог. Спешно убрав меч, светловолосый надзиратель повернулся к ступенькам лицом. Он старался казаться равнодушным, но мимика выдавала царящее в его душе смятение. Захар всегда говорил, что у Игоря все на лице написано, а, следовательно, лжец он никудышный. Впрочем, для дружинника умение врать и не считалось выдающимся. Напротив, воины Кремля отличались честностью и гордились ей.

Вот из-за поворота показался Казимир… и Игорь сразу все понял. Седовласый дружинник, судя по всему, тоже не умел врать — по крайней мере, надзиратель по его физиономии живо понял, что разговор с воеводой прошел совсем не так, как предполагал недавний пленник шамов.

«Разочарование» — одним этим словом можно было описать всего Казимира, бредущего по лестнице вниз. Единственное, что дарило хоть робкую надежду — это руки, которые больше не связывал меж собой потертый пояс кого-то из дружинников, да новая, приличная одежа вместо убогих лохмотьев.

И потому Игорь все-таки осведомился:

— Ну? Как все прошло?

— Никак, — буркнул седовласый дружинник, зыркнув на тюремщика исподлобья.

Следом за пленником вниз сошел Олег, на которого Игорь тут же набросился с вопросами:

— Что случилось? Почему обратно ведешь?

— Воевода еще не принял решения, — пожал плечами дружинник.

Видно было, что ему и самому как-то неловко возвращать пленника в камеру.

— Но в камеру-то зачем? — не понял Игорь.

— На всякий случай, — вместо конвоира ответил седовласый дружинник. — Чтобы бед не натворил. Ворота мутам не открыл, например…

При этих словах Олег болезненно сморщился и пробормотал:

— Веришь, будь моя воля…

— Так это камень не в твой огород, сынок, — тут же оговорился Казимир. — Ты не думай. Но воевода, старый знакомец, разочаровал…

— Так он тебя узнал хоть? — продолжал недоумевать Игорь.

— Ха! Конечно же, узнал! — горько усмехнувшись, ответил седовласый. — Но что толку? Сказал — посиди пока, отдыхай, сил набирайся, ни в чем тебе не откажем… но на волю не выпустим. Хотя воля — то полбеды. А вот что наши там помереть могут, у шамов — вот это уже хуже. Можно девять лет держаться, а потом раз не повезет — и каюк. Ему ли не знать? Вся крепость так живет…

Игорю стало дурно, когда он представил, как шамы выбирают из числа пленников отца и показательно сжирают его на глазах у других, в назидание, чтоб никто больше о побеге не задумывался. Может такое случиться? А почему нет? Что мешает кровососам это сделать? Да ничего. Единственное, что останавливало их девять лет — это странная рассудительность, желание есть понемногу, но долго, а не разом, но от пуза.

«Однако все действительно может поменяться в любой момент».

— Проголодался? — спросил Игорь у Казимира, когда Олег, пожелав пленнику терпения, покинул острог.

— Да нет, куда там, — поморщился седовласый дружинник. — Наоборот, аппетит пропал. Думаю, мне ближайший день кусок в горло не полезет. Эх… Так неохота время терять. И отца твоего жалко… — добавил он, покосившись на Игоря. — Как бы ни случилось чего, а то предчувствие у меня нехорошее больно…

Парень шумно сглотнул.

Это была самая злая ирония судьбы: он наконец знал, где находится его отец, но никак не мог его оттуда вызволить, а те, кто могли, отчего-то не спешили этого делать.

«Может, попросить Захара, чтобы переговорил с воеводой? — подумал Игорь. — Или самому к нему наведаться… Но что я скажу? Что я узнал Казимира? И этого достаточно, чтобы ему доверять?»

Он догадывался, что воевода опасается нового предательства. И, если отбросить в сторону чувства, то случай Казимира действительно казался до жути странным. Девять лет в плену у шамов? У тех самых, которые людей пачками сжирают? Наверное, тому, кто отвечает за судьбу всей крепости, и положено быть крайне подозрительным, недоверчивым. Ведь на кону всегда стоят человеческие жизни, более того — жизни кремлевских защитников. Разве хочет воевода отправлять своих людей на верную смерть? Конечно же, нет. Но и пленников он, разумеется, в голове держит. И сердце его, надо думать, кровью обливается не меньше, чем у самого Игоря.

«Ну так, может, и не ждать, пока воевода на что-то решится? — мелькнуло в светлой голове. — Может, самому пойти в это… Митино, вместе с Казимиром. Не спасти, так хотя бы осмотреться, что там за логово, чтоб потом вернуться и все рассказать… Мне-то они больше поверят, чем ему!»

Мысль показалась бредовой. Ну куда Игорь годится в своем нынешнем состоянии? Да он до Строгино будет полгода тащиться. Хотя… если верхами ехать…

«Но кто меня с пленником из крепости выпустит?» — смерив Казимира взглядом, подумал Игорь.

Уж больно приметными были длинные, до плеч, седые космы и кудлатая борода.

«Но ведь это тоже, если вдуматься, дело вполне поправимое…»

Все еще колеблясь, Игорь опустился на корточки рядом с нарами Казимира и заговорщицким шепотом сказал:

— А что, если мы туда вдвоем поедем?

— Вдвоем? — удивленно воззрился на собеседника седовласый дружинник. — Ты что же, хочешь… втайне от воеводы ехать?

— Ну ты же сам сказал, что у тебя предчувствие нехорошее, — напомнил Игорь. — Так, может, лучше не испытывать судьбу?

— А ты не боишься наперекор воеводе и князю поступать? — выгнув бровь, спросил Казимир. — Этак тебя и в измене обвинить могут…

Внутри у светловолосого надзирателя похолодело. Он и сам понимал, что таким поступком обратит против себя большинство дружинников. Но разве мог Игорь в той ситуации думать о мнении товарищей по оружию? На кону стояла жизнь его отца, Бориса, которого он видел в последний раз еще будучи юнаком, и которого теперь мог спасти из плена шамов. Игорь отчаянно боялся, что батю убьют раньше, чем верхушка Кремля сподобится выслать в Митино отряд. И, в любом случае, любое промедление означало продолжение отцовских мук и издевательств со стороны обнаглевших кровососов.

— Я должен батю спасти, — угрюмо сказал Игорь. — Обязан просто. Я ради этого на все готов.

— А ты… ты в Зоне-то прежде вообще бывал? — смерив надзирателя оценивающим взглядом, спросил Казимир.

Парень хотел фыркнуть, но вовремя себя одернул: Казимир просто физически не мог знать о похождениях Игоря в Строгино и Тушино, а рассказывать ему об этом сейчас было как-то совсем глупо.

— Бывал, — ответил он просто.

И, подумав, добавил:

— И куда чаще, чем хотелось бы…

…Они покинули острог, когда на город уже черным одеялом опустилась ночь. Разжиться лишним клинком и парой фенакодусов оказалось несложно: дружинники Игоря хорошо знали и уважали за его подвиги. Поэтому никому и в голову не пришло перепроверять слова дважды героя, пережившего три тяжелейших рейда и не пасовавшего ни перед кио, ни перед маркитантами.

Ворота прошли тем же макаром: Игорь сослался на приказ воеводы, а остриженного и выбритого Казимира представил товарищем из дружины. Стрельцы даже не приглядывались особо. Спросили только, как нога, услышав, что терпимо, порадовались за героя и выпустили путников наружу.

— А ты, похоже, на хорошем счету, — заметил Казимир, когда они отъехали от крепости на почтительное расстояние. — Чем заслужил?

После нехитрых процедур он уже не напоминал почтенного старца: теперь это был хмурый морщинистый мужчина, которого жизнь неоднократно била под дых, но так и не сломала.

— Преданностью, — с грустной улыбкой ответил Игорь.

— И не страшно такое безграничное доверие терять?

— Ради отца — не страшно, — уверенно ответил дружинник.

Он не стал говорить, что надеется это доверие потом вернуть. В тот момент это показалось бы каким-то неуместным самоутешением, а светловолосый стрелец вовсе не хотел, чтобы Казимир считал его трусливым или, того хуже, жалким.

— Хороший ты сын, Игорь, — окинув спутника взглядом, сказал седовласый. — Смотрю на тебя, а вижу — Федота… Уверен, он бы тоже так за мной… если б не… эх…

Он запнулся и отвернулся. Игорь промолчал. Он знал, что испытываешь, когда теряешь близкого человека, и потому не лез. Мужчина должен переживать чувства в себе. Так, по крайней мере, учили Игоря с самого детства.

Московская Зона не терпит сантиментов.

Это место, где звенят мечи и свистят пули, а рот открываешь, только чтобы огласить окрестности боевым кличем.

* * *

— Агрх!

Грруб хотел жрать. В его голове и без того водилось не так много мыслей, но эта навещала крохотный мозг дикаря особенно часто. А поскольку жрать было нечего, Грруб, как и прочие его собраться, рычал от бессилия. Вот так:

— Аргх!..

— Чего рычите? — буркнул предводитель их шайки, угрюмый великан Баст.

Он после недавнего попадания в Красное Поле стал куда крупней остальных. Грруб, давний противник Баста, все надеялся, что его старый неприятель сгинет в сжигающем пламени, но тот умудрился выбраться да еще и мышцами оброс… ну и, разумеется, жрать стал значительно больше, чем прежде.

— Мяса охота, — прорычал Грруб.

— Всем охота, — ответил ему Баст. — Терпите. Дичь будет — будет мясо.

Грруб только презрительно фыркнул. Ну да, будет дичь, как же!.. Уже два дня они слонялись вдоль прозрачной стены Купола да так и не встретили ни хомо, ни крысособак… Вообще никого. Впрочем, в этих районах дичи испокон веков не водилось; а то, что Баст именно сюда шайку потащил, говорит лишь о его непроходимой тупости. Казалось, после Красного Поля мозгов у него должно прибавиться… но, видимо, так изначально все было слишком плохо.

Но Басту Грруб об этом не говорил: он просто слишком хорошо помнил, как их нынешний вожак легко разорвал надвое вожака предыдущего. Это было действительно устрашающе. И повторять судьбу несчастного собрата Грруб не хотел. Он мечтал, что однажды тоже наберется храбрости и шагнет в Красное Поле. Но пока этот день не настал, предпочитал не спорить с тупым, но сильным предводителем.

— Мясо! — рявкнул вдруг направляющий.

Нео невольно вытянули шеи, пытаясь рассмотреть, что там разглядел идущий в голове собрат. А спереди действительно было мясо — несколько крысособак копошились в груде хлама, пытаясь наковырять там что-то себе на обед.

— Охотимся! — зычно воскликнул Баст.

Вышло до того громко, что крысособаки тут же встрепенулись и, увидев нео, споро бросились наутек.

— Дебил… — тихо прорычал Грруб себе под нос и, подняв допотопный арбалет, принялся торопливо его заряжать.

Но к тому моменту, как стрела оттянула тетиву, муты уже скрылись за углом ближайшего здания. Грруб опустил самострел; хотелось со всей силы обрушить его на тупую голову Баста, но дикарь сдержался.

— За ними! — не придумав ничего лучше воскликнул непутевый вожак и ринулся в погоню.

Судя по торопливости бугая, жрать ему хотелось куда больше, чем любому из его подопечных. Скрипя зубами, остальные нео устремились вперед за вожаком. Грруб старался не отставать от прочих, но не очень-то и усердствовал: он, в отличие от большинства собратьев, понимал, что крысособак уже и след простыл. Что они, такие же тупые, как Баст — будут за углом стоять и дожидаться, пока нео уйдут?

— Мясо! — снова возвестил направляющий.

Тут Грруб окончательно растерялся. Выглянув из-за плеча впереди бегущего товарища, он с удивлением обнаружил, что стая мелких мутов действительно находится прямо за углом, буквально в пяти-семи метрах.

— Охотимся! — снова завопил Баст.

Некоторых жизнь ничему не учит. Крысособаки снова пустились в бег, увлекая за собой отряд дикарей. Нео потрясали дубинами, а предводитель размахивал старым ржавым мечом, который достался ему в наследство от прежнего командира — этакий символ власти, как держава в руке у князя. В крысособак полетели первые стрелы, но Грруб стрелять на бегу поостерегся — не хотелось прикончить кого-то из своих товарищей.

Один из нео упал на землю и тут же оказался растоптан ватагой оголодавших собратьев, что только подтвердило опасения не в меру умного дикаря.

Вот крысособаки достигли следующего угла и свернули за него. Нео старались не отставать, благо, ногами обладали сильными, потому что никогда не ездили верхом и вообще фенакодусов побаивались: мутировавшие скакуны туповатых дикарей отчего-то на дух не переваривали и били-грызли их, едва завидев.

Казалось, дни этих незадачливых крысособак сочтены. Баст обогнал направляющего и первым скрылся за углом…

…а пару мгновений спустя оттуда донесся его истошный крик.

Грруб попытался притормозить, но задние не дали — чтоб не разделить судьбу затоптанного товарища, ему пришлось пройти еще несколько шагов, пока до его собратьев не дошло: впереди — смерть.

А он это понял сразу, едва Баст завопил: отчаяние, которое преисполняло крик их ретивого, но бестолкового вожака, было красноречивей любых слов.

Первыми развернулись и бросились наутек те, кто бежал в первом ряду. Мчались они, не разбирая дороги, сталкиваясь со своими, отталкивая их, спотыкаясь об упавших и падая сами… В общем, в проулке очень быстро образовалась настоящая куча-мала.

Грруб попятился назад, боясь, что его тоже повалят с ног.

А мгновением позже из-за угла вдруг вынырнула огромная морда кровожадного «Рекса» и откусила от этой кучи лохматых тел жалкий кусочек. Самую малость — правда, малость только по меркам био. Нео же истошно заорали — за один укус гигантский робот разом прикончил троих и изувечил еще пятеро.

Развернувшись, Грруб оттолкнул стоящего перед ним собрата и устремился прочь, ничем и никем не сдерживаемый.

Позади вопили товарищи и скрипуче клацал челюстями злобный «Рекс», но убегающий дикарь не обращал на эти звуки никакого внимания: если его родичи настолько тупы, что признали Баста вожаком, то туда им и дорога. А Грруб прибьется к какой-нибудь другой шайке, потерпит малость, а потом, глядишь, и в вожаки найдет способ выползти — чай, не совсем идиот, как большинство прочих нео.

Достигнув угла дома, он свернул, но не в ту сторону, откуда они пришли, а в противоположную. Крики и стальное клацанье стали потише, и это подарило Гррубу робкую надежду, что у него все-таки получится сбежать… однако уже в следующий миг он услышал, как что-то позади громко щелкнуло, и незнакомый голос спросил:

— Далеко собрался, лохматый?

Дикарю хватило ума замереть на месте. Голос явно принадлежал хомо, а щелчок… щелкать могло оружие. Например, пистоли, которыми любили пользоваться хомо. А, значит, одолеть говорящего можно и не пытаться — пристрелит раньше, чем успеешь шаг в его направлении сделать.

Именно поэтому Грруб подумал, что надо попытаться договориться. И начал медленно разворачиваться к хомо. Он хотел сказать, что не собирался причинить никому вреда и всего-то хотел перекусить, потому что в животе с самого утра даже лапки паука-мясоеда не было…

Но тут грянул выстрел, и Грруб, как был, с приоткрытой пастью и выпученными от страха глазами, рухнул на асфальт, поливая его кровью вперемешку с мозгами.

Бородатый мужчина в потертом черном плаще до колен и с кучей шрамов на морщинистом лице, сжимая в каждой руке по пистолету, подступил к нео, склонился над ним и тихо констатировал:

— Мертв.

Больше всего этот бродяга напоминал обыкновенного ворма, и только чересчур осмысленный взгляд выдавал в нем человека. Выпрямившись, мужчина вскинул левую руку с пистолетом и, сосчитав до трех, спустил курок. Пуля со свистом рассекла воздух и угодила в голову нео, который только-только появился из-за угла. Бородач тихо ухмыльнулся и пошел к очередному поверженному врагу. Выходя из-за дома, он поднял правую руку и пристрелил дикаря, который несся прочь от разъяренного «Рекса», жадно поедающего самых нерасторопных мутов. Очередная пуля угодила нео прямо в лоб, и он, неуклюже плюхнувшись на колени, подкатился к самым ногам бородача и там замер.

Бродяга повернулся лицом к пирующему био и, уперев руки в бока, уставился на него. Больше никто к нему не бежал — те, кому откусили головы, просто не задумывались об этом, а тем, которые еще задумывались, для бега уже не доставало ног. Несколько мгновений спустя крики и рыки смолкли; осталось только клацанье челюстей — это «Рекс» дожевывал последнего нео. Тут взгляд био упал на застывшего вдалеке человека, и он, продолжая клацать челюстями, устремился к бородачу.

Наглый хомо, однако, даже бровью не повел — как стоял, так и продолжил, даже позы не изменил, а на бредущего к нему монстра смотрел спокойно, будто совершенно не боялся.

«Рекс», видно, рассвирепев от такого неуважения, ускорился и понесся вперед. Стены проулка ему немного жали; кирпичная крошка летела во все стороны, а на потрепанных боках появился буро-красный след, но монстр, кажется, не обратил на это никакого внимания.

Но на лице бородача не дрогнул ни единый мускул. Он даже пистолет на приближающегося робота не направил.

И вот, когда казалось, что жить бродяге осталось считаные секунды, «Рекс» прыгнул. На несколько секунд тень накрыла бородача, и он, задрав голову, уставился на био, проносящегося над ним. Это были по-настоящему волнительные мгновения — казалось, что в любой момент тяжеленная груда железа может плюхнуться на него сверху и попросту обратить в лепешку. Но, судя по всему, бородач не счел это достойным поводом, чтобы спастись бегством.

— Все дурачишься? — услышал мужчина вдруг.

Он резко повернул голову и с глумливой улыбкой уставился на окно первого этажа. В нем сидела, свесив ноги, стройная девушка в черной полумаске, скрывающей нижнюю часть лица.

— Всего лишь устроил нашему Щелкуну небольшую разминку, — пожал плечами бродяга.

В следующий миг асфальт вокруг ощутимо содрогнулся: это многотонный «Рекс» приземлился после своего жуткого прыжка.

— Жирок сгоняем, — добавил бородач.

— Мне иногда кажется, что ты просто втайне скучаешь по всем этим… потасовкам, в которых участвовал после моего исчезновения, — заметила девушка.

— Ни о чем я не скучаю, — поморщившись, сказал мужчина. — Мне главное наш район защитить от всех этих тварей. Видит Бог, я терпел два дня, думал, они сами уйдут…

Она чему-то усмехнулась.

— Что? — неуверенно улыбнулся бородач.

— Все в порядке. Просто никак не привыкну, что мой муж, стаббер Гром, поминает не Великого Механика, а Бога, — сказала девушка.

Он не видел ее губ, но чудесные зеленые глаза смеялись. В такие моменты Гром вспоминал, почему сбежал от прежней жизни в Зоне Трех Заводов, ради кого оставил карьеру стаббера и навсегда потерял покой. Некогда рабыня под порядковым номером «шестьдесят», которую он ласково прозвал Бо, изменила всю его жизнь. Их любовь была трагична: сначала они бежали от своих же, которые не принимали их отношений, шли к мечте, а потом — потерялись. Судьба похитила Бо, изменила их обоих, безжалостно забросив в «духовку» Красного Поля Смерти, но снова свела, обновленных не только внешне, но и внутренне, чтобы они поняли, насколько сильна возникшая между ними любовь.

— Иногда ты такая язва, малыш, — совершенно беззлобно сказал беглый стаббер.

— Я тоже тебя люблю, милый, — сказала Бо.

К ней, свесив языки набок, подбежали крысособаки, принялись лизать покрытые шрамами руки.

— Везет тебе, — хмыкнул Гром.

— Почему? — не поняла девушка.

— Если я попрошу Щелкуна вот так об меня потереться, от меня только мокрое место останется, — хохотнул бородач.

Бо тоже тихонько рассмеялась.

Их тандем был уникален: он — нейромант, способный мысленно управлять био, она — вообще непонятная кудесница, которую слушались все мелкое зверье и мутировавшие растения-деревья. Дружинник Игорь, боевой товарищ Грома, не раз и не два звал беглого стаббера в Кремль, прекрасно понимая, какую пользу может принести крепости такой союзник. Но нейроманта не интересовали вечные сражения с одичалыми тварями Зоны. Он мечтал, чтобы никто не мешал им с любимой наслаждаться друг другом. Это была его единственная греза…

Которая, судя по всему, не сбудется никогда.

Москва двадцать третьего века была ужасным местом, где спать можно только с пистолетом в руках, а передвигаться — лишь мелкими перебежками. И хуже всего, что город вовсе не собирался меняться. Уж точно не завтра, не послезавтра. Не раньше, чем вымрут все муты и прочие «наследники» Последней Войны, практически уничтожившей столицу два века назад. А они, как назло, вымирать не собирались, и даже хуже того — стремительно плодились и размножались, мешая обычным людям спокойно жить.

«Может, действительно в Кремль податься? — Нейромант повернул голову туда, где находилась крепость. — Там, по крайней мере, в твой дом не заявятся нео. Не то, как здесь…»

Он покосился на Бо и тут же прогнал эту мысль прочь. Нет, там, в Кремле, им своими, увы, не стать. Будут болтаться, как два чудика, полезных, но чужих, пришлых, которых будут сторониться и вечно обсуждать за спиной. Ну и насчет Щелкуна у Грома определенные сомнения имелись: вдруг био выйдет из-под контроля? Это ведь как мясо жарить на пороховом складе — может, обойдется, а, может, и рванет, жди и верь, а лучше вообще не занимайся подобными опасными делами…

«Да и Игорь не факт, что жив», — мелькнула в лохматой голове мысль.

Когда они расставались в последний раз, светловолосый дружинник имел в своем теле на пять отверстий больше положенного — прихвостни мерзостного маркитанта Вадима расстарались. Самого торгаша Игорь, по счастью, успел прикончить, но что с дружинником стало в итоге, Гром до сих пор не знал, и это угнетало его несказанно.

— Ты о нем думаешь? — спросила Бо.

Гром вздрогнул, повернулся к жене и буркнул:

— Ну да…

— Мы могли бы наведаться в Кремль, повидать его…

— Не могли бы, — резко перебил ее нейромант.

Она умолкла и отвернулась.

— Прости, — куда спокойней и тише добавил Гром. — Но я… мы не должны больше подвергать свои жизни опасности. Мы и так нашлись с таким трудом… Не думаю, что нам стоит снова испытывать судьбу. Сейчас у нас хотя бы есть тихое место…

— Тихое? — нервно усмехнулась Бо.

— Ну, насколько это вообще возможно, — тут же оговорился нейромант. — Я просто не думаю, что в каком-то другом районе Москвы нам будет лучше, иначе бы уже давно отправился туда.

— Я понимаю, — сказала девушка.

Она спрыгнула вниз с подоконника и побрела к мужу. Крысособаки устремились за ней, хмуро косясь на Грома и тихо рыча: они терпели его из-за привязанности хозяйки, но втайне мечтали перегрызть ему глотку… как, впрочем, и остальным представителям рода людского.

И стоит признать, это чувство было совершенно взаимно.

Бо приблизилась к нейроманту вплотную и обняла его. Под ее руками он слегка обмяк; по крайней мере, уже не напоминал один напряженный комок нервов.

— Успокойся, — мягко произнесла девушка. — Я счастлива, потому что ты рядом. Мне больше ничего не надо.

— Я хочу полноценную семью, — помедлив, сказал беглый стаббер.

И тут же почувствовал, как она вздрогнула.

— Гром… — пробормотала девушка.

— Знаю, знаю. Но, раз уж мы заговорили, я вспомнил…

— Пожалуйста, не надо.

Он закусил губу. Делать вид, что ничего не случилось, было тяжело, но он прекрасно понимал, что Бо еще больней, чем ему самому. В конце концов, девушка винит в случившемся именно себя — ведь это она носила их ребенка, а, значит, с нее и спрос. Гром не раз говорил, что это полная чушь и что виноват во всем только он, но если Бо во что-то уперлась, ее уже не переубедишь. Именно поэтому они старались не затрагивать тему прошлого.

— Все обязательно придет в норму, слышишь? — прошептал нейромант.

— Все уже пришло в норму, — с нажимом сказала девушка, одарив его красноречивым взглядом исподлобья.

— Ладно, как скажешь, — вздохнув, сдался Гром.

Это было чертовски тяжело — он мог устроить хорошую взбучку нео, мог с помощью Щелкуна прищучить даже био, но всегда пасовал в споре с собственной женой. Есть в женщинах все-таки какая-то странная необъяснимая сила, природу которой мужчинам попросту не дано понять.

Бо благодарно улыбнулась ему, и обида Грома улетучилась, как ее и не было.

— Что будем делать? — спросила жена.

— Пойдем домой, — предложил он, мотнув головой.

— Пойдем, — легко согласилась Бо.

И они устремились к развалинам, в которых устроили себе скромное гнездышко.

* * *

Воевода сидел в кресле и читал бумаги за авторством Книжника, когда в дверь постучали.

— Входите! — зычно воскликнул хозяин покоев.

Дверь отворилась, и внутрь заглянул перекошенный стрелец. Лицо показалось воеводе знакомым, но имени он, конечно же, не помнил — столько повидал воинов на своем веку, что всех выучить не было никакой возможности.

— Разрешите обратиться? — спросил вновь прибывший. — Мне сотник велел к вам напрямую… идти.

«Сотник?»

Похоже, дело было действительно важное.

Воевода отложил в сторону бумагу с текстом и, сплетя пальцы рук перед собой, сказал:

— Обращайся. Что стряслось?

— Сбежали, — шумно сглотнув, ответил стрелец.

— Кто сбежал? — не понял воевода.

— Заключенный, который в остроге был… и Игорь.

— Постой-ка… Игорь — это который дружинник бывший? Которого в Тушино кио ранили, и мы его к вам в Корпус перевели?

— Ага, — энергично кивнул стрелец.

— Так а… он что, с острога куда-то ушел? Вместе с пленником? Или что?

— И с острога… и с крепости тоже.

— То есть как — с крепости?

— Я — Игоря сменщик, — терпеливо объяснил незваный гость. — Вчера он разменяться попросил, две смены подряд взял, ну я, не будь дурак, согласился. Пришел его сегодня менять — нету. Ну, думаю, мало ли… прикорнул, может, где-то в закутке? Кинулся — а пленника нет. Я к десятнику. Подняли бучу. Тут до ребят на воротах дошли, а они говорят — был такой, выехал наружу вместе с мужиком каким-то, верхами. Сказал, ваш, воеводы то есть, приказ.

Хозяин покоев слушал и не мог поверить своим ушам. То, что Игоря так запросто выпустили из города, его удивляло не особо: парня в крепости знали, как героя, поэтому и доверяли, как себе. А вот почему герой вдруг выкрал старого дружинника и вывез его из Кремля, для воеводы оказалось загадкой.

«Должна быть какая-то причина, — подумал воевода. — Не мог вчерашний герой просто взять и крепость покинуть… Видно, ему Казимир что-то наплел…»

Утренняя встреча с седовласым дружинником прошла странно. С одной стороны, воевода был рад видеть старого товарища. С другой стороны, его появление через девять лет выглядело, мягко говоря, подозрительно.

— И как же ты тогда умудрился вернуться, если старшие шамы вас всех там контролировали? — резонно осведомился воевода.

Казимир в ответ на это сказал, что на время ночного сна шамы ослабевали контроль над пленниками, и однажды он, воспользовавшись случаем, сбежал из камеры через дыру в стене, которую шамы отчего-то не заделали.

— Она была ужасно узкая, но я так хотел выбраться, что протиснулся даже в нее, — объяснил седовласый дружинник и в качестве доказательства продемонстрировал ободранные плечи и ноги.

Объяснение показалось воеводе не очень убедительным, и он взял паузу, чтобы еще раз все обдумать… но, как выяснилось, она оказалась чересчур велика.

«А Захар, интересно, не с ними?» — осенило вдруг воеводу.

Захар был побратимом сбежавшего Игоря и самым преданным другом. А с друзьями ведь обычно делятся своими планами…

«Чем черт не шутит?..»

— Найдите мне десятника Захара! — велел хозяин покоев.

— Будет сделано, воевода, — отрывисто кивнул стрелец и вышел, хлопнув дверью.

Воцарилась тишина. Главнокомандующий крепостных войск смотрел в стену перед собой и размышлял о случившемся.

«Может быть, было бы лучше, если б Казимир не возвращался…» — подумал он.

Правда, тут же прогнал эту мысль прочь. Все-таки Казимир был своим, но сама перспектива отправлять людей за Купол, да еще в логово старших шамов, которым человека подчинить проще, чем пальцами щелкнуть, выглядела не самой радужной. С тем же успехом можно было отряд за отрядом слать в Провал, Удильщика ловить — совершенно идентичное по безнадежности занятие.

«И тем не менее своих бросать в плену не дело. Тем более что из них там еще мерзкие шамы кровь попивают время от времени… Бр-р!»

Воевода откинулся на спинку.

«А ведь отец Игоря тоже был в отряде Казимира, — вдруг осенило воеводу. — Неужто тоже выжил? Вот этим он, наверное, парню голову и задурил…»

Он в сердцах обрушил на стол кулак. Ну точно! Игорь, он такой, его хлебом не корми, дай кого-нибудь из беды выручить. Побратима сначала в Строгино спасал вместе с грузом патронов, потом — целый отряд, с тем же самым побратимом… а тут вообще — отец, которого девять лет не видел. Разумеется, его так и подмывает действовать.

«И что в этой ситуации делать нам?» — угрюмо глядя в стену, подумал воевода.

Пожалуй, для начала — дождаться Захара.