Девушка плохого парня

Блэр Холден (2017)

Тесса О’Коннелл — девушка настолько обычная, насколько это возможно, по крайней мере, она так думает. Ее цель в выпускном классе — не высовываться, но каким-то образом убедить Джея Стоуна, в которого она влюблена с детства, ответить ей взаимностью. К чему она не готова, так это к тому, что брат Джея, Коул, вернется в город и изменит ее жизнь, которой она, казалось бы, всегда была довольна. Высокий, чертовски красивый и плохой парень с глазами цвета морской волны, он был ее главным мучителем, ее врагом номер один. Но парень, который вернулся, не похож ни на кого, с кем Тесса когда-либо сталкивалась. Он бросает ей вызов, он проверяет ее пределы, он заставляет ее снова стать девушкой, которую она давно похоронила под личиной посредственности, и самое главное, он заставляет ее задуматься о том, что, возможно, мальчик, который приводит ее в бешенство до такой степени, что возврата нет, может быть просто ее ангелом-хранителем.

Глава 2

Я ее злая русская близняшка — Светлана

— Итак, дорогая, я слышал, что Коул вернулся, — говорит мой отец, когда мы садимся вместе за ужин.

«О, он еще не вернулся. Если бы вернулся, то я бы не сидела здесь целая и невредимая», — думаю я, сердито протыкая горошину.

— Он вернулся? Я не знала, — отвечаю я, а мама недоверчиво фыркает и хихикает:

— Вы двое всегда были так очаровательны вместе. Этот мальчик никогда не мог оставить тебя.

Она вспоминает с нежностью, а я пытаюсь сообразить, какая часть страданий, через которые мне пришлось пройти, показалась маме «очаровательной».

— Я бы хотела, чтобы так и было, — ворчу я.

— Тесс, мы не можем допустить, чтобы ты была в плохих отношениях с сыном шерифа, не так ли? Сейчас год выборов, и нам нужна любая помощь, которую мы можем получить, — говорит мой отец.

Я бросаю на него свой лучший взгляд в стиле «ты шутишь?». Если он хочет, чтобы я подлизывалась к своему заклятому врагу только для того, чтобы он выиграл выборы, он может поцеловать свой кабинет на прощание.

— Тем более что твой отец был таким разочарованием в последний срок, — ласково говорит моя мама, но старается, чтобы ее слова пронзили как можно сильнее.

Я чувствую зарождение ссоры, поэтому заканчиваю свой ужин в рекордное время. Все мысли о Коуле забыты, и я спешу наверх, пока кто-то не начал разбрасывать столовые приборы.

— Трэвис, вставай! — кричу я возле двери брата, громко стучу в нее три раза и останавливаюсь, когда он произносит свое обычное приветствие, посылая меня на букву «Х».

Это часть нашего ежедневного ритуала. Будильники у старшего брата не работают, поэтому я взяла на себя обязанность следить за тем, чтобы он не впал в кому. Может показаться странным, что мой брат просыпается около обеда, но мы все привыкли к его ночному характеру. Мои родители понимают, что потеряли своего блудного сына, а я поняла, что лучший способ справиться с новым Трэвисом — это держаться на безопасном расстоянии.

Видите ли, Трэвису уже двадцать один год, и он все еще живет дома, потому что его выгнали из колледжа. За плагиат в сочинении, что довольно глупо для круглого отличника. Затем любовь всей его жизни бросила его, и он начал пить, чтобы, цитирую, «справиться с этим дерьмом».

С прошлого года у него почти всегда хроническое похмелье, и как бы мой отец ни хотел, но ничего не может с этим поделать. Он мэр и не может выносить свое грязное белье на публику. Когда кто-то спрашивает о Трэвисе, мы либо просто игнорируем его, либо говорим что-то вроде того, что он работает над другими своими «амбициями», например, пишет следующий великий американский роман.

В центре этой неблагополучной семьи нахожусь я. Я не в себе и нахожусь перед лицом ядерной атаки, которую другие могут назвать возвращением Коула Стоуна.

Я опускаюсь на кровать и достаю материалы, необходимые для домашнего задания. Завтра мне предстоит написать эссе, которое я уже написала. Ладно, я составила план и написала его в тот день, когда оно было задано, но перепроверка никогда не помешает. Это то, что ты делаешь, когда выполнение домашнего задания — единственное, чем ты можешь себя занять. Николь позаботилась о том, чтобы я была отстранена от любой деятельности, которая могла бы вовлечь меня в общение.

Я вычитываю эссе и добавляю сноски, когда отец входит в мою комнату. Его лицо раскраснелось, и это из-за крика, который только что закончился внизу.

— Ты свободна, Тесс? — с надеждой спрашивает он.

— Ну, не совсем, у меня есть одно задание…

Он как будто даже не слышал, что я только что сказала, когда он сунул мне в руки папку.

— Хорошо, мне нужно, чтобы ты отнесла это шерифу. Я бы и сам это сделал, но я собираюсь уходить, а ему это нужно прямо сейчас.

— Но, папа…

Он хочет, чтобы я пошла к Стоунам? Он что, с ума сошел? Неужели я так сильно его раздражаю, что он с готовностью отправляет меня на тот свет? Я не могу пойти в дом шерифа, потому что этот шериф является отцом Коула. Если Коул вернулся, то идти к нему домой так же заманчиво, как тыкать в улей. Бывало, делала так, и это неприятно.

— Ты сделаешь то, что я скажу, Тесс, или будешь под домашним арестом, — самодовольно говорит он.

— Тогда посади меня, — говорю я ему с огромной ухмылкой на лице.

Не то чтобы я ходила куда-то, кроме торгового центра, иногда с Меган и Бет. Ни одна из них не любит ходить по магазинам, поэтому мы в основном сидим в Starbucks, а Бет заходит в музыкальный магазин и теряется на несколько часов, пока Меган делится сплетнями.

Он вздыхает:

— Просто сделай это, Тесс, и никаких споров. Я бы послал твоего брата, но поскольку сейчас утро по тем часам, по которым он живет, он будет либо слишком пьян, чтобы функционировать, либо в состоянии похмелья, чтобы понять, что я только что сказал.

— Но, папа, там может быть Коул, а ты, как никто другой, знаешь, как плохо он ко мне относится! — хнычу я, практически готовая упасть к его ногам и умолять не заставлять меня идти.

— Сейчас не время для театральных представлений, милая. Возьми эти бумаги и иди, — он поднимает меня на ноги и практически толкает к двери.

— Ты жестокий и бессердечный родитель, ты ведь это знаешь, да? — говорю я, пока он ведет меня вниз по лестнице к входной двери, которую он так любезно открывает для меня.

— Мэром не станешь, если будешь добрым. А теперь поторопись.

Затем он захлопнул дверь перед моим носом. Чертовски гениально. Интересно, сколько костей я переломаю, пытаясь пробраться обратно в свою комнату. Хотела бы я утверждать, что резиденция Стоунов находится за много-много миль отсюда. Если бы это было так, я могла бы сообщить, что испытала сильное обезвоживание, потеряла сознание и попала в местную больницу. Образ моего отца, извиняющегося за то, что он был таким диктатором, удивительно приятен.

К сожалению для меня, Вселенная никогда не подводит, и прошло всего около пяти минут, прежде чем я оказалась возле их огромного трехэтажного дома. Фэрроу-Хилл — город, наполненный людьми со старыми деньгами. Дома здесь больше похожи на поместья, а жители, как правило, неприлично богаты. Шериф Стоун, может быть, и не зарабатывает миллионы, но он родом из богатых, и это видно.

То же самое было и у моих собственных родителей, а это значит, что я уже давно не робею перед роскошью. Моя рука задерживается на звонке, пока я представляю все возможные сценарии, которые могут произойти, если Коул действительно окажется внутри. Большинство из них заканчиваются тем, что я оказываюсь в местной больнице с кучей переломанных костей и сильно уязвленным самолюбием. Хотя Коул никогда не причинял мне физического вреда, многие его выходки были рассчитаны на мой очевидный недостаток координации и каким-то образом я всегда оказывалась в гипсе.

Теперь, хотя не была там почти четыре года, я не то чтобы скучаю по этому месту и чудесному запаху дезинфицирующего средства. Я бы не хотела в ближайшее время навещать старую Марту, мою любимую медсестру. Я зажмуриваю глаза и дважды нажимаю на проклятый звонок. Подождав пять минут, я решаю повернуть дверную ручку. Может быть, мне повезет и никого не будет дома. Тогда я смогу занести бумаги без посторонней помощи.

Шериф часто проводит долгие часы в полицейском участке, а его вторая жена, мама Джея, Кассандра, — врач, которая работает в больнице в поздние ночные смены. «Джей тоже может быть вне дома, — нехотя думаю я. — Он может быть на свидании с Николь». От этой мысли у меня сжимаются кулаки. К счастью, я повернула ручку, и дверь открылась. Быстро произнеся благодарственную молитву, я просовываю голову внутрь и обнаруживаю, что прихожая пуста. Единственная лампочка освещает путь на кухню, где в основном темно.

По памяти я помню, что комнаты мальчиков находятся наверху, а комната шерифа Стоуна — здесь, внизу. Я ступаю осторожно, чтобы не издать ни звука. Мне сказали доставить бумаги кому-то, а не оставлять их валяться где попало, но я всегда могла сказать отцу, что никого нет дома. Я иду дальше в дом с папкой в руках, ступая осторожно, оставляю папку на маленьком столе, где лежат другие важные документы.

— Думай быстрее, Тесси! — раздается голос, от которого у меня по позвоночнику бегут мурашки, и я инстинктивно поднимаю голову. Ошибка новичка после стольких лет. Как только я поднимаю глаза, вижу ведро в его руках, но, как обычно, слишком медленно реагирую. Коул стоит, наполовину спрятавшись за перилами, и выливает содержимое ведра прямо на меня, в считаные секунды я оказываюсь полностью облита смешанной с зеленой краской ледяной водой. Пока шок проходит, я слышу взрыв злобного смеха, который вырывается изо рта монстра. Я стою с открытым ртом и мокрым лицом, не в силах осознать, что меня только что разыграли. Он спускается по лестнице, продолжая смеяться, а я стою на месте.

— Ах, Тесси, как я скучал по тебе, — хихикал он, когда приближался ко мне, но веселье на его лице померкло, когда он увидел меня.

— Ты не Тесси, — он хмурится, встав прямо передо мной.

Дамы и господа, познакомьтесь с Коулом Стоуном.

Один метр восемьдесят пять сантиметров чистого зла, он может обмануть весь мир своими растрепанными каштановыми волосами и голубыми глазами, но только не меня. При первом взгляде на него любой другой человек увидел бы потрясающе красивого бога, модель с подиума, но я бы назвала его просто дураком.

Я вижу его таким, какой он есть, а это воплощение дьявола. Он придурок, полный мудак, набитый травой, и он… Проверяет меня. Черт побери! Мне нужно, чтобы он перестал пялиться на меня, пока я похожа на вымокшую зеленую Смурфетту.

— Но ты все равно незрелый кретин, — рычу я, стягивая с себя промокшую толстовку и убирая волосы, прилипшие ко рту. Привлекательно, Тесса, привлекательно.

— Ты называешь меня тупицей и находишься в моем доме, когда отец Тесси сказал, что она будет здесь. Да кто ты такая и что ты сделала с моим кексиком? — восклицает он, хватая меня за плечи и толкая вперед.

Я бью его по груди и отталкиваю.

— Во-первых, я метр семьдесят три, так что называть меня «кексиком» не имеет смысла. А во-вторых, не трогай меня больше никогда, Стоун, или я тебя кастрирую.

— Серьезно, единственной девушкой, которая могла бы желать зла моим яйцам, была бы Тесси, но ты не она…

— Нет, я ее злой русский близнец, Светлана, и я здесь, чтобы убить тебя во сне, — рычу я на него.

— Сарказм, угроза моим яйцам и называние меня тупицей, когда ты так сильно хочешь ругаться. Ты действительно Тесси, не так ли? — говорит он словно в шоке.

В его защиту скажу, что в последний раз, когда он меня видел, я весила столько же, сколько два борца сумо, и гордилась двойным подбородком. Мои волосы всегда были уложены в немодный боб, а сейчас они достигают талии. Они намокли и вьются с бешеной скоростью, но все равно длинные.

— О, я так благодарна, что ты мне веришь, а теперь уйди с дороги.

— Тесси, ты выглядишь по-другому, — говорит он, все еще выглядя слегка ошарашенным, не обращая внимания на все ругательства, вылетающие из моего рта, когда я понимаю, что у меня стучат зубы.

Я стараюсь не краснеть под его пристальным взглядом, но он, по сути, первый, кто обратил на меня внимание, и мои щеки не могут не разгореться. Не могу же я всерьез краснеть из-за какой-то вещи, которую сказал Коул Стоун. Это кощунство. Но он здесь. Он действительно здесь, во плоти, и я краснею, черт возьми.

— Ну, это больше, чем то, что я могу сказать о тебе, ты такой же урод, как всегда, — я высунула язык, а он ухмыляется, чертов самодовольный придурок.

— Не похоже, что это популярное мнение. На самом деле женщины, которых я знаю, неоднократно называли меня богом.

Он пошевелил бровями, и я почувствовала, что мой обед снова поднимается.

— Ладно, ладно, слишком много информации. Меня от тебя тошнит, и мне лучше уйти, пока меня не стошнило.

— Как в третьем классе во время твоего незабываемого выступления в роли Белоснежки? — невинно спрашивает он, и я бросаю на него взгляд.

— Ты! Ты дал мне тот прогорклый кекс, меня вырвало не из-за нервов.

Хотя есть вероятность, что кекс был в полном порядке, а меня стошнило из-за нервов, но я никогда не признаюсь ему в этом.

— Во что бы ты ни хотела верить, милая.

Я стону и проталкиваюсь мимо него, направляясь к двери. Но так получилось, что она открылась раньше, чем я успела до нее дойти, и, учитывая мою удачу, Джей вошел внутрь. Конечно, он выглядит аппетитно в своих джинсах и спортивной майке. Я на время забываю о своем нынешнем состоянии и откровенно любуюсь им.

— Тесса? — его глаза расширились, когда он оценил мой внешний вид.

Отлично, просто отлично. В тот единственный раз, когда я столкнулась с ним без Николь, стоящей у него за плечом, я выгляжу как собака, которую только что полили из шланга, а затем обмакнули в зеленое желе. О, как приятно быть Тессой О’Коннелл.

— Привет, Джей, — глупо говорю я и слабо улыбаюсь ему.

Он неловко улыбается в ответ, и мы стоим в тишине просто глядя друг на друга. Это идеальная тишина, такая, какая бывает во всех сентиментальных романах, которые я читаю. Она прерывается только тогда, когда парень целует девушку и все становится волшебным. Однако этот роман заканчивается, потому что Коул начинает издавать фальшивые рвотные звуки. Это моя версия романа, и она заставила бы создателей «Арлекина» проливать кровавые слезы.

— Вы, ребята, жалкие. — Он делает вид, что подавился, и мне хочется, чтобы он действительно подавился. Джей смотрит на него и проходит мимо меня, чтобы ударить его по затылку.

— Я думал, я сказал тебе оставить ее в покое, — рычит он, но Коул только закатывает глаза.

— Ты ревнуешь, не так ли? Господи, да что с тобой такое? — говорит он своему сводному брату, который стыдливо отводит взгляд.

— С чего бы мне ревновать?

Я тут же вздрагиваю от безразличия в голосе Джея, но стараюсь не показать обиды.

— Тебе было бы не все равно или ты не был бы почти так слеп, если бы смог вырваться из поводка, на котором тебя держит твоя подружка.

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

Я вижу, что Джей вспылил, но разговор перестал иметь для меня смысл.

— Я знаю достаточно, брат, — Коул похлопывает Джея по плечу в притворном сочувствии.

— Пойдем, кексик, я дам тебе сухую одежду, пока ты не превратилась в человеческое… мороженое, — сказал он, не отрывая взгляда от своего брата.

Оба, кажется, участвуют в каком-то соревновании взглядов, но Джей сдается первым и поворачивается ко мне.

— Ты можешь пойти со мной. Я принесу тебе полотенце и, возможно, другую одежду, — любезно говорит он, и я охотно киваю, прежде чем Коул фыркнул и снова испортил момент.

— Я не думаю, что это хорошая идея, Джей. Что скажет твоя девушка, когда узнает, что ты проводишь здесь время с Тесси?

Я собираюсь отчитать его и сказать, что Джей не боится Николь и что он может дружить со мной, не думая о том, как отреагирует Николь. Но колебания, которые появляются на его лице, — как удар в живот, когда я понимаю, что Коул попал прямо в точку. Джей отстраняется от меня, словно между нами существует какое-то невидимое силовое поле. Силовое поле по имени Николь Андреа Бишоп.

Не успеваю я опомниться, как Коул берет меня за руку и ведет в свою комнату. Я не свожу глаз с Джея, хотя он старается смотреть куда угодно, только не на меня. Я влюблена в этого парня, но иногда мне хочется, чтобы он был сильнее, чем сейчас.

Коул затаскивает меня в свою комнату, или то, что похоже на ее каркас. Белые простыни покрывают кровать и двухместный диван, повсюду расставлены коробки. Тонкая пленка пыли покрывает каждую видимую поверхность, и я морщу нос, когда замечаю свинарник, которым является его пол. Одежда разбросана повсюду, и я осторожно встаю на цыпочки, надеясь не наткнуться на его нижнее белье.

Коул роется в одной из коробок и достает толстовку.

— Лови, кексик, — говорит он, но благодаря моим рефлексам толстовка летит мне прямо в лицо, почти ослепляя меня в процессе.

— Спасибо, — говорю я, мой голос заглушается тканью, и я бегу в ближайшую ванную комнату, чтобы сменить свою мокрую рубашку.

Я включаю кран и брызгаю холодной водой на лицо. Я чувствую себя немного ошеломленной, сумеречная зона остается на периферии.

С каких пор Коул стал милым? Ладно, он ведет себя хорошо, после того как превратил меня в мокрого пуделя, но я видела его в общении с Джеем. Было похоже, что он заступается за меня. Почему? Поймите, я не анализирую его действия. Ему место в одном замкнутом ящике в моей голове, в ящике для людей, которые мне крайне неприятны.

Когда я возвращаюсь, Коул лежит на своей кровати и смотрит в потолок, сцепив руки под головой. Он слегка ухмыляется, когда я вхожу, и приподнимается на одном локте.

— Это та часть, где я говорю, что в моей одежде ты выглядишь сексуальнее, чем я когда-либо, но нарциссизм во мне не позволяет мне сделать это.

— Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал.

— Нет, я серьезно, Тесси, ты действительно изменилась. И прежде чем ты начнешь называть меня поверхностной свиньей, я имею в виду то, что ты только что противостояла мне и я не ожидал этого.

— Значит, сброс воды был каким-то извращенным экспериментом? Чтобы посмотреть, как я отреагирую? Ты ведь понимаешь, как глупо это звучит, не так ли?

— Ладно, может быть, мне не следовало этого делать… Пойми, это был глупый поступок. Ты поверишь мне, если я скажу, что я нервничал?

Он говорит серьезно, и на мгновение я позволила себе поверить, что он говорит серьезно. Я позволила себе поверить, что в нем действительно есть человеческая сторона. Я не часто позволяю себе оправдывать его поступки и до того, как я узнала, что он вернется, успела забыть о нашей истории. Но сейчас все по-другому, он кажется другим.

— И что? Ты хочешь, чтобы я поверила, что заставляю тебя нервничать?

Сначала он, кажется, не знает, что ответить, но потом говорит:

— Как и тесты по математике, так что не стоит ассоциировать это с тем, что ты мне на самом деле нравишься.

И опять же, я лучше просто дам ему пощечину, чем позволю ему говорить мне приятные или грубые вещи.

— Я бы скорее вырвала себе зубы плоскогубцами, чем когда-либо представила, что могу быть кем-то, кто тебе нравится в любом смысле, Стоун.

Я скрещиваю руки перед грудью, чтобы выглядеть устрашающе.

— О, но я тебе нравлюсь, не так ли? После всех этих лет словесных спаррингов и подколов я думаю, что в какой-то момент твое сердце прониклось ко мне симпатией. Впрочем, не буду тебя винить.

Я насмехаюсь над его высокомерием и понимаю, что просто убиваю клетки мозга, пытаясь разговаривать с ним, поэтому решаю убежать.

— Ну, было очень приятно, что ты вернулся и разрушил мою жизнь, но мне нужно идти, пока я тебя не задушила.

— Извращенка, — подмигнул он мне, а я вскинула руки вверх, возмущенная до такой степени, что инстинкт просто покончить с его жизнью несказанно силен.

— До свидания, Коул.

Я поворачиваюсь на пятках и захлопываю дверь, пока он хихикает позади. Я нахожусь в доме не больше получаса, но мне кажется, что уже несколько веков. Тупая боль распространяется по моему черепу, когда я понимаю, что сегодняшний день только первый из многих, что он вернулся навсегда.

Любой мир и спокойствие, на которые я рассчитывала в выпускном классе, испарились в ту же минуту, когда он — дьявол — решил вернуться в наш великий город. Я научилась справляться с Николь, пусть и самым трусливым способом, но мы сосуществовали и все было хорошо. Очевидно, мое тщательно обустроенное место обитания собирается снести бульдозером некий голубоглазый злоумышленник.

Когда я ухожу, Джея не видно. Его отсутствие наводит тоску. Я на их подъездной дорожке, когда дьявол появляется снова. Коул зовет меня по имени, высунув голову из окна своей спальни. Так вот как он узнал, что я в доме, когда опрокинул на меня ведро, подлый ублюдок.

— Что? — кричу я, когда он улыбается мне своей дьявольской улыбкой.

— Может, я подвезу тебя завтра в школу? Мы можем начать прекрасное путешествие, которое станет нашей новой, вечной дружбой.

— С чего ты взял, что я вообще сяду с тобой в машину, не говоря уже о двадцатиминутной поездке?

— Эй, это было просто предложение. Я знаю, что нам предстоит пройти долгий путь, но попытаться стоит, верно? Я думаю, что, если начну пробовать раньше, ты в конце концов сможешь отнестись к этой идее с пониманием.

— Ты с ума сошел!

— Нет, Тесси, но я люблю подход настолько безумный, что может сработать.

Весь наш разговор состоит из того, что мы выкрикиваем друг другу ругательства, и вскоре из соседнего дома выходит женщина с седеющими волосами. Она плотнее натягивает на себя халат и кричит на нас, «мерзких подростков», чтобы мы закрыли свои пасти. Коул исчезает из моего поля зрения, и мне хочется думать, что старушка напугала его. Но через минуту-другую он уже спускается по лестнице и выходит за дверь, слегка запыхавшись, как будто бежал. Он идет ко мне, и я чувствую потребность исчезнуть под гигантским капюшоном.

— Теперь, когда мы с этим разобрались, — он проводит рукой по волосам, словно нервничая, — я бы хотел стать друзьями. То, что я только что сделал там, с водой, это было глупо. Так как насчет того, чтобы попробовать другой путь?

Он протягивает мне руку, и я смотрю на нее так, будто она заражена зомби-вирусом, заразным зомби-вирусом. Должно быть, он увидел выражение моего лица, потому что рассмеялся.

— У меня нет никаких опасных для жизни болезней, Тесси. Это просто рукопожатие.

— Извини, но, учитывая нашу историю, ты, наверное, понимаешь, почему я немного скептически отношусь к твоему внезапному желанию дружить.

Он кивает, и по его лицу пробегает эмоция, которую я не могу расшифровать. Это не может быть обида, верно? Он убирает руку, и мы неловко стоим. Я отказываюсь чувствовать себя виноватой в том, что только что сделала, поэтому поворачиваюсь, чтобы идти домой.

— До завтра, кексик, — говорит он моей удаляющейся фигуре, и я вздрагиваю. Еще один год с ним, всего один год, и я точно смогу это пережить. Ведь так?