Жена Громовержца

Атуна Койдергем (2023)

КНИГА 5. IX век нашей эры. Русь раздроблена на множество княжеств, в каждом из которых свой собственный правитель. Несмотря на кажущуюся обособленность, уделы связаны между собой. Внезапная смена княжеской династии в Новгороде несет перемены и для его соседей. Изгнанная княжна возвращается домой, где ее тепло встречают, и кажется, будто все наконец пошло на лад. Однако враги не собираются отступать, они намерены разрушить ее хрупкое счастье. К тому же не все ладно и в княжестве, где назревает бунт против нового правителя. Древнерусская сага не оставит равнодушным читателя, привыкшего к эпическим жанрам литературы. Множество героев, городов и событий захватывает внимание и держит в напряжении на протяжении всего прочтения.

Глава 2

Время полуденное, еще не позднее. Однако уже как будто начинает смеркаться. День зимний всегда короток и часто сер. И тих. Но только не сегодняшний. Пусть не слышно пения птиц и шелеста листвы, но зато пронзительные вопли оглашают торговую площадь Изборска. Зевак уйма, хотя не видать ни лавок, ни купцов. Сегодня тут воздают тем жителям, которые провинились в чем-либо перед общиной.

— За навет и лжесвидетельство приговорен к опалению языка! — объявлял бирюч на площади наказание очередному преступнику.

— О, боги, не слишком ли это, — усмехнулся Орм, глядя на выдирающегося из рук палачей клеветника. Удивительным было то, что, в отличие от предыдущих, этот осужденный не кричал, а держал рот плотно закрытым. Но даже сия мера не помогла ему остановить неотвратимое: кто-то зажал его нос, и он был вынужден распахнуть нечестные уста.

— Справедливость должна быть строгой и безжалостной, — пожал плечами Барма. — Иначе преступления будут повторяться…

Сегодня Барма и Орм, как и многие другие, присутствовали на площади. Но их сюда пригнал не праздный интерес, а обязанность — они сопровождали наместника. И хоть не слишком он сегодня в них нуждался, да и стоял далеко, но того требовал сей день.

— Посмотри, это же твоя племянница, — Орм кивнул куда-то в сторону.

Барма проследовал взглядом туда, куда направил его тиун. В самом деле, Услада. Он легко узнал ее. Она все так же красива. Стройная, плавная в движениях. Однако от былого влечения не осталось и следа; теперь она вызывает только неприятные чувства. То, что прежде казалось достоинством, теперь видится недостатком. В его глазах из скромной девы она превратилась в расчетливую шлюху, успешно пользующуюся своими временными преимуществами, связанными с юным возрастом. Вот и сейчас она ластится к Трувору, явно добиваясь его внимания. Как это мерзко. Кстати, разве с Велемирой они не дружны? Кажется, княжна помогала ей захватить князя Рюрика.

— Ты бы ей посоветовал отлепиться от наместника. Знаешь ведь, что делает княжна Велемира с соперницами… — метко подметил Орм.

— Да уж, да уж, — Барма был осведомлен о мстительности жены наместника вполне. — А кстати, где Велемира?! — Барма уже забыл о племяннице, потому как поднятый вопрос заинтересовал его больше. Ведь обычно дочь Гостомысла не оставляла своего возвысившегося до небес супруга одного, особенно если он отправлялся на пир или на прогулку по городу. В таких местах он мог подвергнуться атаке охотниц, выслеживающих, когда он окажется без жены.

— А и правда… — Орм покрутил головой в поисках дочери Гостомысла. Он тоже давно заметил, что Трувор обычно не появляется на людях без своей смотрительницы.

Пока Орм озирался по сторонам в поисках жены наместника, Барма задумчиво закусил губу. Его что-то беспокоило, он ждал чего-то. И когда почувствовал толчок в бок, то встрепенулся, вздрогнув.

— Не нашли мы его, хозяин, — мужчина в заячьем тулупе протянул Барме деревянную рейку с узором на одной стороне и с зарубками на другой, вырезанными в древесине.

— Как не нашли?.. — ошеломленный Барма уставился на человека, отдавшего ему бирку.

— Нету его там, где он жительствовал. Раньше надо было, говорил же я, хозяин, — ответил мужчина, сунув Барме в руку хитрую деревяшку. — А сейчас как сквозь землю провалился.

— Да раньше нельзя было… — убрав в широкий карман деревяшку, Барма потер переносицу. На миг он даже потерялся, забыв, где он есть.

— Что опять тебя гнетет? — Орм заметил, что Барма напряжен.

— Да понимаешь…Сборен куда-то делся, — огорченно вздохнул Барма, провожая взглядом своего поверенного, вернувшего ему документ за ненадобностью. — Отправил я людей найти его да забрать мою бирку у него. Так он сквозь землю провалился будто.

— Не понял я ничего, — Орм отвлекся от зрелища и обратил взор на Барму.

— Когда деньги в долг берешь, то одного честного слова ведь недостаточно, — взялся пояснить глава вече чужеземцу. — Полагается бирку смастерить…Сейчас покажу, — Барма достал из кармана деревянный брусок, который только что получил от мужчины в заячьем тулупе. — Видишь эти резы и черты? Это величина моего долга, — пояснил Барма, ткнув перстом в зарубки. — Но это не вся бирка целиком: изначально она больше. Когда мы ее сладили, то раскололи потом на две части. Одна осталась мне, другая волхву. С биркой волхва и прибыл Сборен ко мне, чтоб долг взыскать. То есть если сложить две половинки вместе, то получится единая бирка, где резьба сойдется. Понял?

— Да понял я. Погоди ты, не про то спрашивал, — отмахнулся Орм, который знал о бирках и расчетах с ними между должниками и займодателями достаточно, но задумался по другому вопросу. — Слушай, так Сборен этот как снова появится, то ты и заполучишь ее тогда. Не?

— А он появится? — вырвавшийся из груди Бармы глубокий вздох символизировал сомнение. — Если с Трувором что-то случится в ближайшие дни…То Сборену зачем сюда в Изборск являться? Они с волхвом Ягилой смогут сразу к Рюрику обратиться и ту половинку моей бирки предъявить…И тогда… — ужаснулся Барма, не договорив. Его отвлекли крики на площади и речь бирюча.

— За злостное нарушение договоренностей о возврате долга, — объявлял бирюч наказание очередному нарушителю, — преступный подлежит правежу, сиречь приговорен к ударам палкой! Начиная с сего момента, каждодневно и до конца луны, кроме праздников! — произносил бирюч громко и строго. — Наказание может быть снято, если ты вернешь долг или кто-то погасит его за тебя! — на сей раз слова бирюча были обращены к обвиняемому. — Ты готов заплатить тотчас?

— Нет у меня! Нету столько! — заорал связанный должник.

— Раньше надо было думать! — взвизгнул кто-то в толпе.

— Ворюга и плут! — послышались возмущенные голоса зевак.

— Он не ворюга. А должник, — поправил бирюч. После чего дал отмашку приставам, помогающим ему в осуществлении правосудия, — начинайте!

Связанного неплательщика на глазах у толпы принялись бить батогами по икрам и спине. Для достижения целей с него сдернули тулуп, чтобы удары палок не теряли своей мощи. Было неясно, вопит наказанный от боли или от холода. В одном сомнений не оставалось: в его непритворных криках слышалось страдание.

— А что будет, если он выстоит до конца луны и так и не заплатит? — задался вопросом Орм, все еще не сводя глаз с приговоренного, истошно орущего.

— Если выстоит и так и не оплатит, то его отдадут головой до искупу. Будет служить займодателю, покуда трудом не вернет долг… — сокрушенно ответил Барма.

— Палки вроде нетолстые…Неужто так больно, что вопит во все горло? — засомневался Орм.

— Ну как…Вообще, сказывают, зело болезненно…Некоторых изувечивали столь сильно, что даже увозили на телегах бесчувственными, — сокрушался Барма над печальной участью, которая может постичь каждого, у кого есть непогашенный долг. — Хотя иногда злостные неплательщики вопят во весь окрест, преувеличивая свои страданья в надежде, что кто-то из знакомых или родни сжалится и поможет оплатить займ… — вздохнул Барма, понимая, что его долг слишком велик, такую сумму никакой друг не заплатит за него.

— А можно заранее подкупить того пристава, чтобы не слишком сильно бил? — придумал ловкий Орм, глядя на человека, безжалостно наносящего осужденному удары палкой.

— Ну как… — задумался Барма, копошась в дальних кладовых памяти. — Было дело давненько, одному разрешили ноги толстой кожей обмотать под портами, чтоб не видать только. А после всего он встал да пошел как ни в чем не бывало… — вспомнил Барма. — И так месяц стоял.

— А потом что с ним содеялось? Рабом сделался али заплатил?

— Ну а потом отпустили его, — ответил Барма. — Он же дружинник был. Их сам князь Изяслав еще приказал не выдавать головой, а токмо палками наказывать. Но стоять им на правеже не луну, а две. То есть дольше обычного, зато свободным останется…И будет воевать за своего князя если что.

— А ты, часом, в дружине не служивал? Может, по молодости… — выразил надежду Орм.

— Нет, — мрачно ответил Барма. — Меня наукам обучали.

— Ну ты уважаемый человек, до такого, может, и не дойдет… — Орм угадал опасения Бармы, который не сводил глаз с площади, где секли виновника под улюлюканье толпы.

— До такого, может, и не дойдет, — понадеялся Барма. — Хотя тот, первый, которому язык прокололи, он ведь тоже не последний человек, боярин, — вспомнил глава вече приговоренного, с которого начались сегодняшние пытки. — А за ложь и обман вон как ответил. Не спасло его высокое положение, а даже наоборот усугубило участь. Ведь он, как никто, слово свое должен держать. Ему люди внемлют все-таки…Вот его и проучили сполна.

— Да, но в твоем случае все не столь однозначно, — утешил Орм. — Долг, может, и не твой, а Годфреда…

— Ну да. Только должности через это все я, точно, лишусь, если выплывет. Однако боюсь, и этим не ограничится, — огорченно вздохнул Барма, опустив плечи.

— Да куда уж больше? — тиуну, целью которого было продвижение по службе, невозвратная потеря должности казалась самым ужасным наказанием.

— Понимаешь, у нас тут к купцам, которые долги свои не уплачивают, относятся зело строго… — объяснил Барма. — Намного строже, чем к этому, которого сейчас палкой били…Ведь они с чужого добра прибыток получают, выходит.

И не успел Барма закончить мысли, как вновь загрохотал голос бирюча. Внимание толпы было приковано уже к новому осужденному, стоящему посреди площади. Он выглядел жалким и сокрушенным, кто-то даже швырнул в него огрызок яблока в знак презрения.

— Отныне ты называешься изгоем! — провозгласил бирюч. — Ибо изгоняешься из родного города! С завтрашнего дня тебе запрещено появляться на изборской земле честных людей и заговаривать с ними!

— Кто это? — спросил Орм у Бармы, глядя на очередного осужденного. — Изгонять насовсем?!

— Ну так ведь купец…Вот он как раз долг кому-то там не вернул и пытался обмануть с этим… — сглотнул Барма. Самым худшим наказанием считалось изгнание и навечная разлука с родиной.

— Ну их всех, — махнул рукой Орм на осужденных и судилище, устремив свои желтые глаза на главу вече. — Так что ты там говорил про волхва?

— Нужно понять о Ягиле… — приглушенным тоном начал Барма, пытаясь отрешиться от удручающей сцены на площади, которая сегодня ранила его пуще обычного. — Ведь как только волхв узнает, что наместник Изборска…Ну ты понял… — Барма не решился озвучить мысль, но этого и не требовалось. Тиун лучше кого бы то ни было знал, что должно произойти с Трувором в скором времени. — То сразу приспеет к Рюрику. Станет просить, чтоб на сей раз тот заставил меня вернуть проклятый долг Годфреда…

— Конечно, сразу же приспеет, — согласился Орм. — Если Трувора не будет, то к кому еще обращаться…Только к Рюрику.

— Кабы я вернул себе вторую половинку бирки, удостоверяющей мой долг, то Ягиле стало бы намного труднее что-то доказать, — прошептал Барма, потирая в кармане половинку заветной дощечки.

— Думаешь, вторая деревяшка уже у жреца? Или все еще у Сборена?

— Не знаю. Я же говорю, Сборена найти не можем, — повторил расстроенный Барма.

— Слушай, да свали ты все на Годфреда. Скажи, свою часть долга вернул, а эта осталась уже та, что на племяннике Рюрика… — придумал Орм.

— Лукавый волхв настоял ведь не только на том, чтоб мы бирку смастерили, — повесил нос Барма.

— А на чем еще?! — не понял Орм.

— Пожелал он такожде отпечаток моей руки на глине заиметь. А я по глупости-то и прижал ладошкой. Там те же суммы вывели и вроде как я их удостоверил.

— Ничего себе! — изумился тиун. — Какой опасливый жрец! Я впервые слышу о подобных предосторожностях, — признался Орм. — О дощечках-то расколотых я знаю. А вот об отпечатках ладони — нет. Он бы еще настоял, чтоб ты на воске оставил слепок своих зубов! Ну и ну! Вот затейник! — подивился Орм осмотрительности жреца. — Видать, кто-то ему долг уже не вернул однажды, коли он так мастерски все на этот раз обстряпал.

— Вот за слепок-то на воске я б не переживал как раз. Недавно у меня один зуб выпал, — усмехнулся Барма, прищелкнув языком, который ощущал недостаток одного резца как целую пропасть во рту.

— Слушай, чтоб не узнали наверняка, мы могли б еще пару зубов тебе выбить! — пошутил Орм. Но Барме было не смешно. — А что сумма? — продолжил тиун уже серьезнее. — Целиком отображена?

— Целиком. Еще и с добавкой, которую надобно уплатить за время пользования его погаными средствами, — совсем сник Барма. — Если гнусный Ягила или его скверный посланник Сборен покажут бирку Рюрику…Я боюсь представить, что будет. Знаешь, о глине я не очень волнуюсь. Потому что такое тут не в ходу, могут и не принять как доказательство эту его придумку. Но бирка…Там все зело четко. Вот где беда.

— Худо тебе придется, если бирку не забрать. Да и срок уплаты по долгу уже прошел, — завершил Орм мысль Бармы. — Значит, ты хочешь вернуть дощечку обратно…Однако Ягила может из без этого долговика пожаловать к князю. Ведь вашей договоренности имеются свидетели, удостоверившие ту сделку…

— Я говорю, что первым делом надобно возвратить бирку, а уж потом я что-нибудь измыслю, — понадеялся Барма.

— Чтобы получить твою злополучную рейку, нужно знать точно, где она находится, — подчеркнул Орм. — Она может быть у самого Ягилы, а может и у его посланца Сборена. Хуже всего, если она вообще где-то припрятана, например, зарыта.

— Нет, не зарыта она. Сборен ко мне с ней являлся, потому как думал, что я сразу заплачу. И вот если б я заплатил, он бы мне ее отдал. Может, ладонь глиняная тоже была при нем, кто знает…

— Слушай, а почему Годфред свою ладонь на глину не поклал?!

— Ну, понеже ему такое не к лицу, — усмехнулся Барма, вспомнив несостоявшегося зятя, который во всем вел себя по-княжески: был щедр, бесстрашен и доволен собой. Невозможно вообразить, чтобы Годфред унижался, прося в долг у кого-либо, тем более участвуя в оскорбительных ритуалах вроде прикладывания ладони к глине или откусывания воска! Нет, Годфред был не таков. — Он только поручился на словах и при свидетелях как раз. Ты же сам понимаешь, слово племянника Рюрика бесценно.

— А, ну да…

— Знаешь, что я думаю… — оживился Барма. — Сборен, надо полагать, сейчас в Новгороде. Он же сам оттуда родом. Сюда приходил токмо за мною. Долг не получил и обратно ушел. Понимаешь?

— А он точно из Новгорода? Может, у жреца в каждом городе по взыскальщику долгов имеется, — шутливо предположил Орм.

— Ну так Сборен мне сам сказал, что он из Новгорода, когда мы у меня дома трапезничали, — объяснил Барма.

— Ну да, тогда там его всегда можно отыскать, — согласился Орм.

— После Коляд они будут ждать от меня выплаты: так обещал им Трувор, — зашептал Барма нетерпеливо. — То есть после Коляд Сборен отбудет из Новгорода снова сюда с тем, чтоб взыскать долг. Бирка и глина, точно, будут при нем… — уверил Барма.

— Зачем ему приходить в Изборск, если к тому времени Трувор уже не сможет повлиять на тебя и заставить выплатить долг? — Орм даже не сомневался в успехе покушения на наместника.

— О том, что Трувор не сможет повлиять на меня, станет известно после торжеств. И даже намного позже. К тому моменту Сборен уже должен быть на пути в Изборск так-то, — растолковывал Барма. — Посланец Ягилы, скорее всего, отметит праздник вместе с семьей и после двинется сюда…

— Пожалуй, ты прав, — согласился Орм. — Видать, много размышлял об этом? Ну так и в какой миг предполагаешь остановить злодея?

— Как только прибудет сюда. Либо на обратном пути в Новгород, когда отошью его, — пояснил Барма.

— А если к тому моменту будет назначен новый наместник? Или, еще хуже, вдруг тут будет гостить сам Рюрик? Великий князь собирался навестить нас по осени, вспомни. Так что запросто может нагрянуть. Он нам о своих замыслах не докладывает. Тогда Сборену не потребуется возвращаться в Новгород. Он сразу же прямиком пойдет в нашу гридницу… — нарисованная Ормом картина была крайне неблагоприятной. — Нужно не позволить Сборену покинуть Новгородские земли вообще, я так мыслю. Либо устранить его по дороге сюда…Но в пути его застать будет сложно. Мало ли где он затеряется. Вдруг еще в какой городишко свернет к должникам волхва…

— Что же делать? Туда в Новгород мчать его искать? Так, небось, он тоже не новичок и не глупец в таких историях. И найти его там не так просто…Я б на его месте очень скрытно жил. Дабы ижно соседи не знали, чем я занимаюсь.

— Нужно найти его, предварительно изъяв твою доску…Это непростое дело… — Орм закусил губу. — Знаешь, в Новгороде у меня имеются некоторые связи… — загадочно изрек тиун.

— Правда? И можешь помочь? — Барма озарился светом надежды.

— Я могу попробовать столковаться, — расплывчато пообещал Орм. — Одначе сам разумеешь, выполнение столь опасного действа повлечет за собой расходы.

— Конечно, разумею. Скажи, сколько нужно, я не поскуплюсь, — охотно согласился Барма.

— Так я же не знаю, надо потолковать сперва. Но думаю, немало это будет, готовься к тратам, — обозначил Орм. В действительности, он собирался забрать всю сумму себе. Раз он возится здесь с Трувором, не затрудняя Арви издержками, значит, в Новгороде Арви должен сам поквитаться со Сбореном. В благодарность оказать ответную милость, даже не пикнув о расходах! Устранить наместника — задача во много раз более сложная, чем шлепнуть обычного гонца, выбивающего долги.

— Но останется еще Ягила, — напомнил Барма. — Гонец и бирка — это важно. Но сие лишь оттянет миг сведения счетов. Однако не избавит меня от долга.

— Почему не избавит? Избавит. Жрец уже ничего не сможет доказать, — рассудил Орм.

— Если волхв заговорит, то мне несдобровать, — опасался Барма. — А как насчет твоих связей? Могли бы они помочь мне освободиться и от волхва? — насторожился Барма.

Повисла тишина. Орм призадумался. Избавиться от жреца, надо думать, сложнее, чем порешить какого-то посланца. Хотя ведун — это и не князь с дружиной, но все же не совсем обычный человек. По большому счету, жрец не помеха. Без доказательств он не опасен. Но если Барма волнуется по этому вопросу, то его нужно просто утешить.

— Что ж, ты сам понимаешь, что это еще тяжче, — задумчиво изрек Орм.

— Я готов заплатить, только бы все закончилось поскорее. Помоги, — попросил глава вече прямо. — Ведь в Новгороде я никого не знаю. А ты там пробыл хоть какое-то время. И твои знакомства вдобавок…

— Старый он этот твой жрец? Али как? Может, сам загнется? — выразил надежду Орм.

— Да нет, не такой уж старый. Наверное, как ты да я, — вздохнул Барма. — Вот бы хворь его какая поразила…

— Может, и поразит. Думаю, десятой части твоего долга должно хватить на устройство этого дела. Десятина. Как в церквах. Не меньше… — наконец озвучил Орм сумму. — Слыхал о таких поборах? Вы своим богам не платите? Что ж. Десятина, да, — подытожил тиун.

— За всех вместе? — Барма огорчился. Дороговато выходит. С другой стороны, это лучше, чем потерять должность и в итоге быть обязанным вернуть весь заем целиком. Еще и получив палками при всем честном народе! Издержки и позор в одном сосуде!

— Да погоди ты, не гони. Сперва надобно о гонце и бирке позаботиться, — напомнил Орм. — Потом, может, и волхв не посмеет пикнуть без доказательств-то. Ладно, постараюсь на десятину сговориться, не больше, — пообещал Орм.

— Благодарю тебя, — обрадовался Барма. Сумма немалая. Однако не будет ни гонца, ни договора, ни займодателя. А главное, самому Барме не придется ломать голову, как все это устроить. — Только б не обманули эти твои связи. Всякие же случаи бывают.

— Если обманут, то мы им язык проткнем, как тому лгуну, — пошутил Орм, кивнув в сторону площади с осужденными. Он сейчас был уже вполне доволен собой и своей находчивостью: ничего не делая, наторговать изрядные прибыли!

— Ты не понял меня. Я в том смысле, что мы заплатим, а они дело не сделают, — Барма не мог позволить себе потерять суммы.

— Мы не будем им платить сразу. По частям, — заверил Орм деловито.

— Да, так лучше. Если выручишь меня, то вовек не забуду, — пообещал Барма, у которого полегчало на сердце. Даже самые темные будущности светлеют, если кто-то поддерживает в пути.

— Правда? И помогать мне станешь? — поинтересовался Орм, блеснув лукавыми очами.

— Вестимо, ты токмо скажи как… — заверил Барма с готовностью.

— Я ж не знаю. Жизнь длинная… — задумался Орм. — А вдруг меня, скажем, наместником тут заместо Трувора назначат…Поддержишь такое?

— Да я счастливее всех буду, если ты возвысишься, — с улыбкой хлопнул Барма по плечу Орма.

— Отрадно слышать, — кивнул Орм, расплывшись в довольной ухмылке. Простодушные славяне нравились ему, хотя и поражали иногда своей доверчивостью.

— Только осторожен будь уж тогда. Видишь, что-то не ладится здесь у чужеземцев… — вздохнул Барма. — Сначала Годфред…Теперь, возможно, Трувор…Чужие боги, чужие имена. Не любят в народе такого…

— Ну, может, возьму себе новое имя в духе славян… — оскалился Орм. — Остромысл, допустим…

— Орел? Кажись, лучше звучит, — предложил Барма со своей стороны.

— Ну, Орел — это уж лишнее, — рассмеялся Орм. Его собственное имя было созвучно на родном языке названию змеи.

— Остромысл такожде сгодится, звучит торжественно и величественно, — поддержал Барма.

****

Велемира нетерпеливо расхаживала по пустующей гриднице, словно ожидая чего-то. Ее шаги разносились эхом по просторному помещению, в котором никого не было сегодня. Это и понятно. Все в городе, где на площади наказывают преступников. Всем надлежит там быть в качестве зрителей, дабы не повторять чужих ошибок и не оказаться в положении осужденных. Сказавшись нездоровой, Велемира осталась в детинце. И теперь судорожно раздумывала над чем-то. В перерывах между ходками от окна к двери и обратно она подходила к столу, на котором лежал серебряный поднос. Глядя в него вновь и вновь, она осматривала свое отражение, поправляла убор или украшения, затем продолжала путь.

И вот на крыльце послышались шаги. Кто-то отряхивается от снега. Вскоре дверь отворилась. В гридницу проследовал какой-то гридь.

Изначально мужчина даже не заметил притаившейся в углу княжны. Растерянно осмотрелся по сторонам, будто ища чего-то. И наконец, обнаружил Велемиру. Она стояла и молчала, сцепив руки в замок. Едва пришелец и княжна столкнулись взглядами, как на ее лице тут же образовалась игривая улыбка.

— Нашел? — спросила Велемира. И в ее взоре будто крылось кокетство.

— Нет… — рассеянно ответил гридь, даже не успевая обдумать происхождение вопроса. — Мне нужно…

— Что же тебе нужно, любимец богов, могучий Добромир? — перебила Велемира, улыбаясь будто как-то двусмысленно. То есть не столько приветливо, сколько стараясь понравиться и привлечь к себе внимание. — Почему ты не на празднике?

— Ну, я бы не назвал это праздником, — усмехнулся гридь.

— Я имела в виду…Почему ты не на площади с остальными? — Велемира назвала взыскания праздником не от того, что была кровожадна. А от волнения и просто потому, что голова ее сейчас была забита личными переживаниями, очень далекими от площадей, людей и вообще привычной суматохи.

— Так мне сказали, что наместник забыл тут вещь одну, нужно забрать.

— Так и есть, — Велемира не была удивлена. Еще бы. Ведь поручение гридю было дано через слугу, который вроде как прислуживал Трувору, но на деле был всецело верен старшей дочери Гостомысла. Он выполнял ее приказ, когда якобы по поручению Трувора отправил Добромира в детинец за ценным предметом, который нельзя было доверить обычному слуге. — Следуй за мной… — поправив подолы, Велемира двинулась в дальние горницы. Пройдя через сени, остановилась на пороге таинственных внутренних покоев. И пропуская Добромира вперед себя, указала изящной десницей на массивную дверь, — зайди.

Гридь оказался там, куда дорога была открыта не каждому. В этих горницах, отдаленных от остальных помещений гридницы, не было ни трона, ни множества лавок, ни пиршественных столов. Тут не проводилось заседаний, тут не выступали бояре и не накрывали пиры. А убранство было самое благородное. Несколько сундуков, отличных по размеру, но массивных, схваченных широкими коваными петлями. Небольшой столик с парой глубоких деревянных кресел и огромное ложе, устеленное мехами. Оружие и рога животных украшали стены. На полках стояла серебряная утварь. Это были покои Годфреда. Когда он почил вечным сном, они так и остались пустовать. Впрочем, иногда Трувор мог расположиться здесь, но ненадолго, ведь княжна не позволяла мужу ночевать вне ее терема.

— Вещь зело ценная, любому ее не доверить, — зайдя следом за гридем во внутренние покои, Велемира заперла дверь на засов. Это действие могло бы показаться странным. Но затем она подошла к подоконнику и взяла с него шапку — очень нарядную, украшенную драгоценными камнями. Сразу ясно, что это дорогой предмет одежды, под стать наместнику. Может, такую бесценную вещь следует передавать при закрытых дверях, чтоб не похитили? — Забыл верх. А нынче же не жарко, — объяснила Велемира, закладывая шапку наместника в просторную котомку.

Казалось, княжна должна вот-вот отдать мешок гридю с тем, чтобы последний поскорее доставил ценную кладь своему правителю. Но жена наместника медлила. А затем вдруг заговорила снова.

— Так что, Добромир, понравился ли тебе убор правителя? — спросила Велемира немотствующего гридя.

— Да, красиво, — подтвердил Добромир.

— Это красиво? — спросила Велемира, указав на мешок. — Или ты кого-то другого подразумеваешь? — Велемира вновь кокетливо улыбнулась, убрав катомку с шапкой за спину.

Озадаченный Добромир внимательно оглядел жену наместника. Последний ее жест явно указывал на то, что разговор не близится к завершению. Ведь она должна была отдать ему, гридю Трувора, котомку и выпроводить его вон, наверное. Или что?

— Все у правителя красиво и славно, — ответил Добромир после недолгих раздумий.

— В самом деле, так и есть, — согласилась Велемира. — Хотел бы ты стать наместником?

— Я?! — Добромир не понимал к чему эти расспросы. — Нет.

— Даже на день не пожелал бы? — изумилась Велемира. — А я бы хотела стать наместником на день. Может, при помощи какого-нибудь волшебства… — мечтательно заметила Велемира, предлагая собеседнику пофантазировать совместно.

— Ну, если только на день, — ради приличия поддержал странную беседу с женой наместника Добромир.

— И, кажется, для тебя этот день неожиданно настал сегодня, — вдруг изрекла Велемира. — Ты вдруг завладел всем тем, что принадлежит наместнику. Вот ты уже в его горницах…У тебя его убор… — Велемира подняла вверх мешок, подкрепляя свое заявление. Затем шагнула, оказавшись неприемлемо близко к Добромиру. Взяла его широкую ладонь и медленно вложила в нее котомку, при этом не убирая своей руки. — Ты с его женой. Это ли не волшебство?

— Ага, — подтвердил гридь сдержанно. Ее поведение вызвало недоумение. Потому что обычно она держала себя с подданными высокомерно, горделиво задирая нос. Но сейчас она не просто дружелюбна, а даже навязчива и как-то чересчур говорлива. Вот зачем она взяла его за руку? Ведь могла бы попросту протянуть ему котомку. Он не столь уж неловок, чтоб не суметь удержать предмет. Да и к чему все эти дурацкие рассуждения? Разве он и она есмь какие-то задушевные други, чтобы тут лясы точить?!

В глазах Велемиры важнейшим достоинством Добромира была его внешность. Он удивительным образом походил на Трувора. Они были схожи, словно родные братья. Хотя между ними не имелось никакой родственной связи. Однако для достижения задуманной цели нужен именно такой человек. «И я думаю, что ребенка нет, потому что у твоего уважаемого супруга вообще нет детей», — эти слова бабки не шли у Велемиры из головы. Она часто вспоминала их и задавалась вопросом, насколько они справедливы. Ведь пришла же новость из Полоцка, что Желана в тягости. Но если вспомнить эту мутноглазую мавку, ее недозволительное поведение в гостях — можно допустить, что отец чада вовсе не Трувор! А почему нет? Разве племянница Ярополка блюла себя, аки неприступная дева?! Как бы там ни было, повитуха говорила про спасительный грех, который иногда необходим, если семье нужны дети. Она сама, упорная в своих намерениях Велемира, не желала подобных грехопадений, поскольку надеялась, что однажды положение исправится. Но вот теперь времени уже не осталось. Узнать, кто есмь отец ребенка половчанки, невозможно. Поэтому у Трувора должен быть законный сын от жены. Это необходимо. И приходится идти на то, что прежде казалось немыслимым.

— Кто-то в этот день заслужил наказание, а кто-то вознаграждение. Такова воля богов, — произнесла Велемира загадочно. В свою очередь гридь стоял без движения, то есть ничего не предпринимая. Велемира списала это на мужскую медлительность ума. — Что ж…Если говорить о тебе, то ты заслужил вознаграждение… — Велемира решила оживотворить этого детину, безмолвного и непоколебимого, словно камень. Свободной рукой она сначала дотронулась до его живота. Затем беззастенчиво повела длань ниже, полагая прибегнуть к таким мерам, которые, уж точно, не подведут. Отпустив мешок с шапкой, который бесшумно повалился на пол, Велемира прижалась к молодцу, уложив свободную ладонь на его грудь.

Изначально она думала взбодрить избранника при помощи поцелуя — средства простого и действенного. Но это оказалось несподручно. Потому как гридь был намного выше ростом. И у нее бы не получилось легко дотянуться до его губ, если б только он сам не захотел опустить головы. А тем временем действовать надо было наверняка и без проволочек, выказывая уверенность и нужный настрой.

— Ты зашел далеко. Но недостаточно, — Велемира дотронулась носом до шеи своего избранника, очевидно, намекая на поцелуи. Без них по первости все-таки как-то неловко. — Проникни же в самые тайные покои, отведенные только для наместника…

Велемира не являлась редкой красавицей, но была очень ухоженной. Она холила свое тело, и это чувствовалось в ароматах ее кожи, мягкости волос, белизне зубов. Пряность заморских масел могла вскружить голову любому, кто не вдыхал ничего любопытнее полевых цветов. Ткань платьев всегда была свежа, тверда и разглажена, словно только что выстиранная и принесенная с мороза. Торжественные головные уборы сияли в любое время суток, украшенные самоцветами и драгоценными нитями. Словом, Велемира была отнюдь не дурна собой и могла быть вполне уверена в успехе своего начинания. По крайней мере, женщины куда более незамысловатые оказывались предметом вожделения многих мужчин.

Хотя вот в этом-то, может, и трудность. Простая горожанка, бредущая пешком к рынку, бывает чаще оделена вниманием молодцев, чем благородная особа, путешествующая в роскошной тройке. Чем проще женщина, тем меньше она вызывает опасений в том, что может презрительно отвергнуть поклонника. И Велемира вполне осознавала эти истины. Но ведь сейчас совсем другое дело, она сама предложила.

Гридь отстранился от жены наместника. И, не проронив ни слова, вышел из горницы.

А доселе предприимчивая Велемира теперь стояла словно вкопанная. И все же его отказ не ошеломил ее: в глубине души она была готова к подобному развитию действа и понимала, что причин такому поведению может иметься немало. Хотя бы даже ее высокое положение. Не всякий захочет затевать любовь с женой правителя. Это, самое меньшее, небезопасно. Не всякому нравится наличие соперника, даже в лице законного супруга. Не у всякого свободно сердце. Ну и, в конце концов, не всякий ищет внезапной и безответственной близости. Что на уме у Добромира теперь уже не понять.

— Убор! — крикнула Велемира вслед гридю, желая напомнить о цели его посещения, пока он окончательно не скрылся. Подняв с пола котомку, она вытянула руку в сторону, на сей раз даже не глядя на мужчину, который был вынужден вернуться за ценной посылкой. Он так удивительно мало значил для Велемиры, что она почти не чувствовала ни обиды, ни досады. Единственное, что ее беспокоило — это то, где ей в короткие сроки найти похожего на Трувора человека. Похожего и достойного. Разумеется, обычный слуга или невольник не подойдут. Но и писарь из гридницы не годится. Нужен не просто свободный мужчина, а лучше всего воинственный, как Трувор. Похожий на мужа не только наружностью, но и внутренним складом. И желательно, чтоб он был ей хоть как-то знаком заранее. Жаль, с этим гридем не вышло. Это был самый простой путь. Вот что теперь делать? — Если скажешь ему хоть слово, то тебя казнят, — напоследок предупредила Велемира своего неуступчивого гостя.