Исчезающая в бездне

Астрид Шольте, 2020

Остров Полиндромен. До запуска счетчика двадцать восемь часов. Темпеста родилась в мире, который затопило пятьсот лет назад. Теперь руины городов покоятся под водой, а жители Полиндромена регулярно исследуют их в надежде получить вознаграждение. Темпеста погружается каждый день, чтобы однажды, ровно на сутки, оживить свою сестру Элизию. Девушка умерла и унесла с собой страшную тайну о роковом дне, когда их родители погибли. Темпеста знает – именно Элизия была ответственна за их смерть. Счетчик запущен. Осталось 24 часа. Но у Элизии другие планы. Она не желает проводить свой последний день в заточении. Вместе с сестрой они отправляются в опасное путешествие, чтобы узнать правду о смерти родителей. Но смотрители Полиндромена отчаянно пытаются найти их до того, как время Элизии истечет и девушка узнает истинную цену своего воскрешения.

Глава шестая

Темпеста

Счетчик еще не запущен

Понедельник, 11:30

За полчаса до оживления

Я сидела, покачивая ногой в такт тикающим на стене часам. Прошло всего несколько минут с тех пор, как директор вышла, и я осталась в комнате дожидаться смотрителя.

Я сжимала и разжимала пальцы, пытаясь сбросить напряжение. Казалось бы, я столько лет слышала про Палиндромену, но тем не менее я чувствовала себя не в своей тарелке и не могла представить своих родителей идущими по этим коридорам. Я даже не могла воскресить в памяти их лица и боялась, что наступит тот день, когда я окончательно их забуду. Время стирает все, включая воспоминания.

Наконец дверь в коридор открылась, и в комнату вошел высокий молодой человек. Я почувствовала себя свежепойманной рыбой, которая перешла от одного рыбака к другому.

Судя по его виду, он был на несколько лет старше меня. Его лицо наполовину было закрыто маской. Он был таким же светлокожим, что и директор, с той разницей, что у него на носу красовались веснушки.

Я поймала взгляд его ярко-голубых глаз. Целую минуту мы смотрели друг на друга.

— Привет, — наконец сказал он, протягивая мне руку. Было видно, что она слегка дрожит. — Я Ло… люблю свою работу смотрителя.

Я поджала губы. Любит? Что-то не верится. Он не выглядел радостным. Несмотря на то, что почти все его лицо скрывала маска, было видно, что у него плотно сжаты зубы.

Он был намного младше, чем я ожидала. По моему мнению, все смотрители должны были выглядеть, как мой отец: высокий худощавый мужчина с веселой улыбкой. Он умел успокаивать, невзирая на возраст, и давать советы, не читая нотаций. Рядом с ним людям начинало казаться, что они знают его всю жизнь. Я восхищалась его умением находить общий язык с незнакомцами, тогда как я не могла сохранить дружбу даже до конца учебного года.

Слишком скромная. Слишком серьезная. Слишком ранимая.

Я никогда не соответствовала людским ожиданиям.

Моими единственными друзьями были Элизия и ее лучший друг Даон, который проводил со мной время лишь потому, что был без ума от моей сестры. Иногда по ночам я лежала, уставившись в потолок, и думала: вот бы мне стать другой, более дружелюбной, лучше, чем сейчас, — а еще я размышляла, можно ли считать Элизию моей подругой, или же она была вынуждена общаться со мной потому, что мы сестры.

Была ли я обузой для нее?

— Рэйлан, — представился смотритель, нарушив тишину. — Рэйлан Бассан, а ты Темпеста?

— Темпе, — поправила я его и наконец-то согласилась пожать ему руку. Я знала за собой привычку ставить людей в неловкое положение, но при этом я также заметила, что, если помолчать чуть дольше, чем принято, люди покажут больше, чем им хотелось бы. Иногда мне нужно было это время, чтобы собраться с мыслями.

Когда наши руки соприкоснулись, Рэйлан посмотрел на мои загорелые, темные пальцы, сравнивая их со своей бледной рукой. На его запястье я заметила красивый браслет с круглым черным экраном. На нем ничего не было, кроме синей полосы по краю. Я отпустила его руку, и из моей груди вырвался вздох.

Это же эхопорт.

В последний раз я видела его, когда отец еще был жив. Такие эхопорты носили только смотрители, чтобы следить за оживлением мертвых. Когда мы были маленькими, он одновременно завораживал и пугал нас с Элизией. Отец запрещал нам к нему прикасаться.

— Это не игрушка, — говорил он нам.

— Для чего он нужен? — интересовалась я.

Каждый раз он многозначительно смотрел на маму, прежде чем ответить:

— Не вашего ума дело.

Мы с Элизией думали, что в нем заключена власть над жизнью и смертью, и если до него дотронуться, то сердце станет черным, как круглый экран, а в груди образуется глубокая дыра. В детстве мы на спор подбивали друг друга пробраться в комнату родителей, пока папа спит, и дотронуться до экрана. Но убегали, так и не добравшись до него.

Рэйлан несколько раз кашлянул, и мне пришлось отвести глаза от его руки.

— Я буду рядом с тобой на протяжении всей процедуры оживления твоей сестры.

Что этот мальчик знает о горе и смерти? Держа его за руку, я почувствовала, какая она мягкая и слабая. Обойдусь без него.

Я подняла брови, ожидая, что будет дальше.

— Тебе выдали таблетки на случай, если тебе станет плохо? — Из-за маски его голос звучал приглушенно.

— Да, — решила я ему помочь. — Когда я приплыла на остров.

— Отлично, — односложно ответил он. Кажется, он такой же немногословный, как и я. Как же тогда он собирается меня успокаивать? Я снова вспомнила, что рядом с папой каждый человек чувствовал себя важным и услышанным.

Я уже не помню, сколько ночей отец сидел у моей постели после одного неудачного дня в школе. Я пожаловалась ему на детей, которые меня обзывали и говорили, что на мне отметина мертвых, потому что мои родители работают на Палиндромене, тогда как почти все другие родители работали на затонувших объектах — мореходами или рыболовами. В каком-то году мои одноклассники распустили слух о том, что я родилась в резервуаре и являюсь плодом одного неудачного научного эксперимента.

Папа сказал, что они высмеивают то, чего не понимают, и людей, непохожих на них. Особенных. Что они нападают от страха. Он называл меня своей огненной рыбкой, освещающей самые темные воды. Сейчас он вряд ли бы это сказал.

Я прогнала воспоминания и сосредоточилась на Рэйлане.

— За нами находится зал оживления, — он указал на дверь за моей спиной. — Здесь твоя сестра будет находиться сутки после воскрешения.

Я бы хотела хоть на мгновение увидеть папу, чтобы сказать, как сильно я его люблю. Но Элизия отняла у меня эту возможность.

— Я уже это проходил, — сказал он, показывая вокруг себя. — И знаю, как это непросто.

— Ты тоже кого-то потерял? — спросила я и заметила, как его лицо исказилось от боли. Неужели на Палиндромене требуют, чтобы смотрители сами прошли процедуру оживления со своими близкими? Наверное, это помогает им почувствовать сострадание к клиентам. Возможно, он на собственном опыте понял, что горе накладывает отпечаток на каждое пробуждение, и после благословенных часов сна, когда ты наконец забываешь обо всем, оно делает часы бодрствования невыносимыми.

Неужели папа тоже прошел эту процедуру с кем-то из своих близких, будучи смотрителем? Он никогда не говорил об этом, а его родители и старшая сестра умерли от соли в легких и не могли быть оживлены.

Рэйлан кивнул.

— Эта процедура позволила мне провести еще немного времени с моим другом.

Я увидела, а точнее, почувствовала печаль в его голосе.

— Ты был рад снова его увидеть?

Из его груди вырвался тяжелый вздох, задержавшийся в маске.

— Да.

Звучало не слишком убедительно.

Он дрожащими пальцами поправил бандану, как будто нервничал.

— Сколько оживлений ты провел? — спросила я. Он вел себя так, будто ему предстояло прожить эти двадцать четыре часа. Хотя, с другой стороны, возможно, это я так на него действовала. Ведь только папа считал меня огненной рыбкой, а остальные говорили, что я слишком пристально смотрю в глаза или, напротив, слишком быстро отвожу взгляд. Дети считали меня странной из-за того, что я была тихой, серьезной и спокойной. Они не понимали, что у меня на уме и полагали, что я замышляю недоброе.

Они часто окружали меня, бросали песок мне в волосы, крича: «Водная ведьма, водная ведьма, водная ведьма». И скакали вокруг меня. Так они хотели защититься от Подводных богов, защититься от меня.

Но я никогда не желала им ничего плохого. Зачастую я вообще о них не думала, а была погружена в свои мысли о том, как общаться с этими детьми, которые сразу меня возненавидели. Как показать им, что я такая же, как они. Пока я молчала, они пришли к выводу, что я странная и отталкивающая, а значит, со мной лучше не иметь никаких дел.

— Я присутствовал при десяти оживлениях, — сказал Рэйлан, когда я уже забыла о своем вопросе.

— Это много? — Я никогда не спрашивала у папы, сколько он видел оживлений за свою жизнь. Я же не знала, что потом будет уже поздно. Мне казалось, что, когда я повзрослею, родители по-прежнему будут рядом и я буду наслаждаться общением с ними, а также смогу задать вопросы, которые не успела задать в детстве. Для меня они были теми, кто меня любит и воспитывает. Я не знала, какими были Минда и Дерен, встретившиеся на Палиндромене и полюбившие друг друга. А сейчас было уже поздно.

— Да, — ответил Рэйлан, отвлекая меня от моих мыслей. — Я работаю здесь всего полгода.

— Ты с Эквинокса? — Я вспомнила, что мне сказала Нессандра, сама я никогда не видела Рэйлана. Подойдя поближе, я разглядела под маской щетину, а значит, он учился на несколько классов старше меня. Но я перестала ходить в школу в двенадцать лет, после смерти родителей. Поскольку у нас больше не было родителей, зарабатывающих деньги, нам с Элизией пришлось нырять, чтобы было, чем платить налоги. Благодаря им тело Элизии могло храниться в резервуаре последние два года.

— Да, — ответил он.

Я в замешательстве посмотрела на его светлую кожу. Большинство из тех, кто жил на рифе, не смогли сохранить столь бледную кожу, поскольку все время пребывали на солнце.

— Я знаю, о чем ты думаешь — что я бледнее костной рыбы, верно? — Он вытянул обе руки, и я слегка улыбнулась в ответ. — Вот что бывает, когда проводишь все свободное время в помещении, учась на смотрителя.

— Ясно, — сказала я, а сама подумала, что я ни разу не видела человека с такой светлой кожей. Даже в классах на Эквиноксе мы были подвержены воздействию разных природных явлений.

— Уже почти полдень, — отметил Рэйлан, указывая на дверь за нами. Казалось, что он хочет поскорее от меня избавиться. — Каждый день в это время на Палиндромене выполняют заказ на оживление пациентов, — объяснил он. — Мы шутим, что само слово заказ тоже является палиндромом.

Мне это вовсе не показалось смешным, но я кивнула.

— Палиндром — это слово или фраза, которые одинаково читаются слева направо и справа налево, — пояснил он. — Наша станция называется Палиндромена, поскольку мы поворачиваем смерть вспять, чтобы она уступила место жизни, но затем пациент вновь умирает.

Я вздохнула, не в силах скрыть своего раздражения.

— Я знаю, почему она так называется.

Он пожал плечами и откашлялся. Теперь я точно поставила его в неловкое положение, но мне было все равно.

— Значит, твою сестру привезут в палату, — и он снова указал на дверь. — А я буду в комнате ожидания. — Он жестом показал на комнату, в которой мы находились. — На случай, если я тебе понадоблюсь.

— Все двадцать четыре часа? — спросила я. — Разве ты не будешь спать, есть? — Увидев, что он и бровью не повел, я добавила: — Ходить в туалет?

Он нехотя засмеялся:

— Если я тебе понадоблюсь, то нет.

Хорошо. Мне показалось, что это перебор, но откуда мне знать? Возможно, людям требуется постоянная поддержка. В ознакомительном фильме сказали, что я могу впасть в состояние шока, когда увижу свою сестру. Но это не входило в мои планы, ничто не должно было меня отвлекать.

— Ты готова войти туда? — спросил он, водя большим пальцем по экрану эхопорта. Интересно, он подал ученым сигнал, чтобы они оживили Элизию? Жаль, что папа не объяснил мне все подробности процедуры.

Я представила, как моя сестра спокойно лежит на кровати, с синими губами и невидящими глазами, обращенными на потолок, а ее кожа покрыта ракушками, как сыпью. Что шевельнется первым? Глаза? Пальцы?

У меня внутри все сжалось. Страх. Это всего лишь страх.

Когда я наконец смогла кивнуть в знак согласия, у меня пересохло во рту. Рэйлан дотронулся до экрана эхопорта, и на нем появился второй синий круг. Он закрыл глаза, будто задумавшись о чем-то, и опустил плечи, а затем открыл глаза и произнес:

— Совсем скоро она будет здесь.