Найди меня в следующей жизни

Аскольд Де Герсо

В данной книге собраны произведения, написанные в последние два-три года и несут в себе черты, характерные времени: это налёт мистики и криминалитета. Но ни в первом случае, ни во втором нет романтизации этих сфер. Последнее произведение – поэма «Дева-волк» – дань увлечению автора легендами.

Марина-значит морская

В нашей жизни вполне суверенной

Мы не сами себе господа.

И взрываются в чёрной Вселенной

Звёзды, люди, миры, города

Е. Ананьева

Маре… Марине… Марина… Сходное сочетание букв, хотя и взятые из самых разных языков, но объединяет их нечто большее, нежели просто похожесть слов, как в правописании, так и в разговорной речи, называемое — море. Услышав имя Марина, подсознательно, ещё не до конца осознавая истинного смысла, слышишь гул величавого моря, бросающего корабли с волны на волну, как лёгкую щепку в весеннем звенящем ручье, угрожая ежеминутно пустить на дно, как бывало в истории человечества не раз, чему свидетели останки кораблей, покоящихся на морском дне или наоборот — тихий плеск волн, мирно набегающих на прибрежный песок. Нетерпеливый читатель, пройдясь по первым строчкам, вполне резонно может задать свой каверзный вопрос: причём здесь море. Пространное суждение. Ответ же прост и очевиден: характер любого человека, подвластен имени, коим нарекли его родители при рождении или крестинах.

…Так вот, Марина, — о ком и пойдёт речь ниже, то бишь наш рассказ, — дочь морского офицера, подрастала в дружной и не ко времени, дорожащей такими высокими понятиями, — многими из современников давно вычеркнутыми из своей жизни, как пережиток прошлого, как атавизм, — уважение, честь, достоинство и верность данному слову. Со стороны эта приверженность к условностям многим казалась нелепой и граничащей с безумием, но только не для их семьи.

Становясь старше, Марина стала подмечать, что преуспевают не те, кто живёт честным трудом, а даже наоборот. А ведь ещё будучи в детском саду, Марина уже начала проявлять свой характер, унаследованный генами. Она могла спокойно играть в куклы, не обращая никакого внимания на окружающих, но стоило ей заметить, что кого-либо обижают, она незамедлительно вставала на защиту. Мальчика или девочку, роли не играло, важно было защитить слабого. Когда всё успокаивалось, Марина никому не напоминала о произошедшем. Для неё всё это казалось естественным, словно так и должно быть.

Но уже тогда, она дала понять окружающим, что есть черта, за которую нельзя переходить, за что не раз доставалось родителям от воспитательниц, когда они приходили забирать её вечерами. И вот эта модель поведения жила в ней, утверждаясь всё сильнее год от года. В один из вечеров, когда к отцу пришёл бывший сослуживец, она невольно подслушала фразу, произнесённую гостем: «Мы не в Эпоху Рыцарей Круглого Стола живём. Оглянись вокруг», но в силу своего малого возраста не стала расспрашивать, и пытаясь распутать клубок противоречивых вопросов, сложных даже для взрослого ума, она впоследствии обратилась к отцу:

— Папа, а что такое эпоха рыцарей круглого стола? И причём здесь мы?

Вопрос не в бровь, а в глаз и как объяснить в двух словах, он не нашёлся что ответить. Объяснить про эпоху, он естественно смог, а вот остальное. Кадровый морской офицер, за верную службу, награждённый именным кортиком-гордостью семьи, оказался в затруднении. Он не стал рассказывать про Карибский кризис, к чему имел непосредственное отношение, участвуя командиром атомной подлодки. Там ведь тоже, большей частью награды, звания или повышения по службе получили не те, кто предотвратил. А те, кто был ближе к власти. Но… пусть это останется на их совести, а дочери про эту грязь слышать ещё рановато. Много чего мог бы вспомнить капитан третьего ранга, за время службы всякого довелось повидать. В одном он не сомневался: за свою жизнь ему не стыдиться нечего. А вот остальное как донести до пытливого ума подростка, не травмируя ещё не до конца сформировавшуюся психику, не оскорбляя его чувств — он не знал.

Простая бытовуха оказалась сложнее боевой задачи. В тот вечер они долго просидели с дочкой за разговором, но многое так и осталось невысказанным. С того вечера минуло четыре года, когда Марина объявила родителям, что собирается замуж выходить.

Её отец, пользующийся немалым уважением в городе, что в денежном эквиваленте никак не выражалось, знал о качествах жениха. В малых городах, как известно, все друг друга знают, как и в деревнях, чем они не особо далеко отстоят друг от друга. Информация хоть и была однобокая, но и этого было достаточно, чтобы отсеять как претендента на руку и сердце дочери.

Подозвав Марину в кабинет, отец решил поговорить с дочкой, желая ей только добра и счастья. Но возможно ли это, когда сердце, объятое любовью трепетно, бьётся в ожидании любимого и видит окружающий мир сквозь розовые очки. Разумеется, нет. Марина ни словом не стала перечить отцу, выслушивая его предостережения, хотя желание такое возникало не единожды, но она стерпела многое, лишь в конце заметив, что решения своего не изменит…

Отец внимательно проницательными глазами следил за её взглядом. За движениями губ, а видел себя в этом же возрасте и неудивительно, что она отстаивает свои убеждения.

…Ему было столько же лет, сколько сейчас дочери, когда он с одной сменой белья и денег в одну сторону, покинув родные места, уехал в Ленинград, в ВВМУ им. М. В. Фрунзе, куда поступить со стороны было практически нереально. А он прошёл и по экзаменам, и по конкурсу…

«Да, упорства ей не занимать, но вот жаль, иногда упорство сильно подводит, а винить кроме себя самого некого», — читалось в его усталых глазах. Но вслух:

— Добро, Марина. Будь по твоему, я не стану чинить препятствия, напротив, желаю самого хорошего, но хочу заметить одно: в нашем роду никто и никогда не разводился. Это не принято, — его голос, ровный и тихий и от этого пугающий, долетел до её слуха, подобно речению оракула.

— Папа, я не для этого выхожу замуж, — категорично возразила она.

— Я знаю, и даже это возражение, что ты так скажешь, я предвидел. Но жизнь, жизнь — это не поле перейти, что не столь и сложно, и не тихая речушка, несущая свои воды по равнине. Жизнь — это стремнина, где есть и подводные камни, и резкие обрывы и достаточно много всего, и едва ли можно предсказать когда это случится…

— Но папа… я ведь уже не маленькая, — единственное, на что хватило смелости, что смогла ответить она, не найдя более весомых аргументов.

А уже на следующей неделе она расписалась с Артуром, связав себя и его неразрывными брачными узами или как говорят в подобных ситуациях, узами Гименея. На свадьбу родители Марины преподнесли молодожёнам ключи от, пусть однокомнатной, но квартиры. Все родители желают своим детям только счастья. Да вот только можно ли сделать человека счастливым, если само счастье уголёк, что ярко горит пока идёшь к нему, но стоит схватить его в руки, он гаснет. Месяцев семь, а может быть чуть дольше длилась счастливая семейная жизнь, как в один вечер, придя домой навеселе, Артур поднял на неё руку. В первый раз от неожиданности, да и любовь к нему тоже сыграла свою роль, она стерпела, не возразила, не упрекнула.

Наутро, протрезвев он просил у неё прощения, говорил, что в первый и последний раз, вечером же сцена повторилась. И каждый раз, напившись, безо всякого повода затевал скандалы, заканчивающиеся рукоприкладством. Марина, зная характер отца, и, помня пего предостережения, никому не жаловалась. Когда же становилось невмоготу терпеть обиды, она советовалась с мамой, на что мать предлагала развестись, пока мол, детьми не обзавелись, после тяжеловато будет разбегаться, тем паче жильё по праву твоё.

Но разве могла она знать, что дочери и с ним трудно, и без него никак, любит она его. Любит! Любит и ничего нельзя поделать против выбора своего сердца, а через год первенец, ещё больше привязал Марину к мужу. Но и этот факт никак не отразился на нём, он продолжал скатываться дальше и глубже, всё больше погружаясь в засасывающее болото зелёного змия. Марина нет-нет, да подумывала отправить его в КПЗ, но вот толку от этого. Продержат сутки, наложат штраф, а дальше как с ним жить. Возможно это продолжалось бы бесконечно долго, если…

Ещё не вполне сформировавшееся, призрачное ощущение не возобладало в ней, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации.

Как обычно по вечерам, налив себе чашку чая, присела за стол, и уткнувшись в ладони, от скопившихся на душе обид, заплакала. Заплакала по-детски: слезами, слезами отчаяния, безысходности, от всего, что её окружает. Дочь, милое голубоглазое дитя, ещё не ведающее ничего, что заботами обкладывает взрослую жизнь, словно волка красными флажками, в соседней комнате спала безмятежным сном, и плач матери едва ли могла расслышать. Душа Марины явственно почувствовала нависшую беду, что как свора охотничьих собак, учуявших дикого зверя, сжимает кольцо. И кольцо сжималось всё сильнее и жёстче. Безысходность принимала самые разные черты, улыбаясь грубой насмешкой судьбы.» За что ты так судьба? В чём я провинилась пред тобою? Разве за любовь наказывают», — вопрошала она, глубже погружаясь в сомкнутые ладони, влажные и солёные от слёз, как если бы они могли защитить её от ударов судьбы.

Конец ознакомительного фрагмента.