Графиня поневоле. Ссылка

Аскольд Де Герсо

Графиня Лизавета Апраксина, благодаря провидению ставшая одной из блистательных особ, не успев познать тихой радости семейной жизни, остаётся в Санкт-Петербурге одна. Граф Апраксин отправлен в Сибирь…

Глава 8

На следующий же день, Апраксин после обеда закрылся в кабинете и, надев плотную сорочку, пристроил нагрудник, закрепив на ремнях, и лишь затем облачился в привычную сорочку. К его радости. Нагрудник ничем не проявлял себя. Воодушевлённый он натянул на ноги ботфорты, стачанные для зимних прогулок, и только после всего этого, когда оставалось накинуть на плечи шубу, вышел из кабинета.

— Александр, ты куда-то собрался? — живо поинтересовалась Лизавета, что спускалась со второго этажа и столкнулась с ним в парадной зале.

— Да, возникли непредвиденные обстоятельства, требующие моего вмешательства, — не раскрывая истинной цели, ответил Александр супруге. — Это совсем ненадолго, — поспешил он успокоить её, увидев в её глазах замешательство. Лизавета никак не могла привыкнуть к этим внезапным отлучениям супруга, что происходили периодически, но была уверена, что они не таят никакой опасности.

Относительно Зиневича она тоже не один раз предупреждала, быть осторожным в высказываниях, также как пару раз высказал свои сомнения в этом господине Ефремушка, но Александр тогда просто отшутился: — ну, моё Солнышко, нашла тоже из-за чего переполох устраивать. Детские забавы, да и только, на большее они едва ли способны, — он-то наслышан был о бомбистах, что периодически объявлялись в городе.

Однажды довелось оказаться случайным свидетелем, как непредусмотрительный бомбист, не рассчитав силы или что также вероятно: совершив ошибку в сборке бомбы, да и уверенность подвела видимо, лишился руки до самого локтя, попутно легко поранив случайного прохожего.

Ротозеи, обступив парня, стояли не зная, что предпринимать в этой ситуации, но нашёлся Ефремушка, что, не пожалев своей рубахи, распустил на полосы и затянул жгутом повыше раны, а после вдвоём, несмотря на протесты парня, отвезли его в лечебницу. Выжил он, нет ли — о том Апраксин не интересовался. Зиневич, по его складу ума, едва ли способен на такой поступок, жёсткости в нём не хватало.

Сейчас ситуация была несколько иная. Уже накинув шубу, Александр увидел у порога Ефремушку.

— Доброго дня, барин. Ваше Сиятельство, я готов, — Ефремушка был в долгополом тулупе, доставшемся от Александра. Поскольку граф был высокого роста, то и тулупы, и шубы будучи на Ефремушке доставали до пола, чем и объяснялось, что он всегда носил долгополые тулупы в зимний период или плащи в дождливую погоду. Укорачивать же полы, ни в какую не желал.

— Похвально, Ефремушка, похвально, — отозвался Александр полушутя, — уже выезжаем.

— Прошку звать, Ваше Сиятельство?

— Нет, сам править будешь.

«Не иначе что-то тайное затеял барин», — только и подумал Ефремушка, выходя на улицу. Карета уже была подана и стояла практически у самого парадного входа. Вскоре вышел граф и, приказав править к Чёрной речке, сел в карету. Ефремушка устроился на козлах и, взяв в руки вожжи, прикрикнул на лошадей: — Н-ну, поехали, родимые!