Неоправданная ставка

Артур Саянов, 2023

"Неоправданная ставка" – это роман о мистических взаимосвязях нашей реальности с миром сновидений, действительности и давно прошедших времен великолепных замков. Ожившие карточные фигуры, наделенные разными характерами, оказываются героями увлекательной истории, в которой поиски магического кристалла монахами таинственного ордена переплетаются с дворцовыми интригами, пиратскими баталиями, любовью и приключениями в станах Востока.

Homo propоnit, sed deus disponit.

Человек предполагает, а Господь

располагает.

Сердце человека располагает его

путь, но только от Господа зависит

направить стопы его.

Фома Кемпийский

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I

АМУЛЕТ

Тёплое апрельское солнце клонилось к закату, когда к каменистому морскому берегу пристала маленькая лодка, из которой выпрыгнул мальчик лет тринадцати. Он тщательно намотал верёвку на торчащий из камней металлический крюк, дабы лодку не утащило отливом, достал холщовую сумку с рыбой и, насвистывая, незамысловатую мелодию, пошёл вдоль берега. Под ногами зашуршала мелкая морская галька. Блеснувший в накатившейся волне лучик привлёк внимание мальчугана, и он зачерпнул ладонью камешки в том месте, где заметил блеск. Необычный фиолетовый камень был исчерчен золотистыми полосками, которые таинственно поблескивали на солнце. Внимательно приглядевшись, он обнаружил, что полоски и чёрточки на камне напоминают человеческое лицо, причём линия, похожая на губы, изгибается, подобно улыбке.

Бурная фантазия перенесла юного рыбака в мир легенд: «Бог морей дарит мне амулет, который будет указывать места, где есть рыба». Довольный находкой, мальчик вернулся домой, выложил из сумки нехитрый улов из нескольких мелких рыбёшек и, забравшись на чердак, предался размышлениям: «Даже камни умеют улыбаться. Ещё бы, лежал в море пару тысяч лет, а теперь перекочевал в тёплый карман. А почему так ярко блеснул? Не блеснул, а подмигнул своим золотым глазом», — думал мальчуган, разглядывая камень.

— Ричард, хватит бездельничать, — услышал он голос отца. — Завтра в поле, и никаких морских прогулок.

— Но я сделал всё, что ты сказал, — ответил Ричард, провиснув в чердачном проёме.

— Ты хочешь сказать, что привёз двадцать тачек земли?

— Отец, неужели ты не видишь, что дело не в земле: наша земля не хуже, чем та, которую мы возим, просто её необходимо удобрить.

— Ты, плоть от плоти моей, взялся учить меня? Завтра привезёшь двадцать пять тачек, а я посчитаю.

Возражать было бесполезно, и Ричард, покинув любимое убежище, поплёлся в свой маленький чулан, где находилась его кровать. Это было единственное в доме место, где удавалось находиться без пристального внимания глаз отца-благодетеля. На эту тему Эпштейн-старший любил обстоятельно потолковать холодными зимними вечерами, опорожняя очередную бутылку дурно пахнущей жидкости. Этот дешёвый спиртной напиток в больших количествах производил ближайший сосед Эпштейнов, Леопольд Порацкий. Когда и откуда приехал этот предприимчивый человек, никто в округе не знал, зато все знали, где в любое время суток можно за гроши получить гарантированное состояние глубокой задумчивости.

— Для вас, я благодетель, — говорил Эпштейн, поднимая тяжёлые веки. Я вас кормлю и одеваю. Вы выглядите не хуже других, и не давитесь дурной пищей. — А ты почему молчишь? — при этих словах Эпштейн хлопнул по бедру проходящую мимо жену Марту. Он не рассчитал силу своей руки, способной вязать металлические прутья в узел, и Марта, выронив тарелки, упала. Эпштейн громко расхохотался. — Что, уже ноги не носят? В поле я тебя не отправляю, бездельничаешь целыми днями.

— Не смей трогать маму — с боязнью в голосе, но достаточно громко сказал Ричард.

— Ишь ты, щенок, — рассвирепел Эпштейн-старший, — ты отцу правила устанавливать будешь, что можно, а что нет? А ну, пошёл спать, чтобы я тебя не видел. Завтра будешь возить землю, и пока не привезёшь сорок тачек, с поля ни ногой. Лично прослежу.

До рукоприкладства никогда не доходило, и обычно всё заканчивалось через полчаса затяжным храпом отца, имевшим множественные оттенки, и переливы.

Пристрастие к алкоголю возникло у грозного родителя после неудачной попытки вложить заработанные на скачках деньги. Эпштейн в молодости был хорошим жокеем и получал от коне-заводчика, неплохие деньги. Он сумел купить участок земли и в последующем рассчитывал развить фермерское хозяйство, но купленная земля оказалась настолько бесплодной, что любые из засеваемых культур давали небольшой урожай или, как это часто бывало, пересыхали в стадии роста. Единственным дорогим приобретением стал молодой жеребец, участвовавший в скачках, подаренный Эпштейну за его жокейские заслуги хозяином конюшни.

Утром как правило неразговорчивый и хмурый Эпштейн, уезжал в поле и возвращался только на закате солнца. Он много работал прекрасно понимая, что его труды не приносят желаемых результатов, и всё больше налегал на спиртное, стараясь погасить ощущения безвыходного положения, но помощь пришла приятно-неожиданно.

Хозяин соседних плантаций Сандерс, приехал к отцу с предложением. Фермер решил заняться разведением племенных жеребцов и лучшей кандидатуры, чем когда-то знаменитый жокей Эпштейн, знающий истинную цену скаковых лошадей. Во всей округе вряд ли можно было отыскать более опытного знатока.

Лошадь, на которой приехал Сандерс, была настолько красива, что Ричард не мог отвести от нее восхищённого взгляда. Чёрная, отливающая на солнце серебром, она била копытом, покачивала головой, словно приглашая к знакомству, и мальчик не смог удержаться от соблазна. Пока Сандерс и отец за стаканом вина разговаривали, укрывшись от зноя в прохладном доме, Ричард отвязал лошадь и отвел ее в дальнюю часть загона, не просматриваемую из окон дома. Ловко вскочив в седло, он и не думал уезжать — единственным непреодолимым желанием было посидеть верхом и почувствовать стать этой вороной красавицы. Именно в этот момент раздался раскат грома такой силы, что испуганная лошадь, сломав, как спичку, жердь загона, понеслась в поле.

Неизвестно, что могло произойти, если бы отец, услышав топот копыт не выбежал на крыльцо дома. Он вскочил в седло своего коня, и нагнал испуганную громом лошадь Сандерса. На ходу схватив за уздцы и остановившись, он отвесил Ричарду тяжёлую оплеуху, и ссадив его на землю, поскакал в сторону дома. Ричард шёл пешком, загодя зная, что сейчас наказание неминуемо. После такого удачного предложения, Эпштеин находился в приподнятом настроении, и увидев сына, подозвал его.

— Ты вырос Ричард, и если я никогда не трогал тебя раньше, то только потому, что ты был ещё мал, и не мог отдавать полный отчёт своим поступкам. Сегодня ты мог испортить всё, и лишь благодаря благодушному прощению Сандерса, этого не случилось. Пришла пора объяснять более внушительными мерами. На этот раз я тебя прощаю, но сразу предупреждаю, в следующий раз накажу, жёстко. Твой дед, порол меня систематически, за самые малые провинности, я же не разу не трогал тебя. Бери тачку, и продолжай возить землю, на дальний откос. Завтра я помогу тебе, а сейчас я еду обед к нашему благодетелю.

Ричирад весь день возил землю и вернулся домой, на закате солнца. Отца ещё не было дома и когда окончательно стемнело, мальчик прихватив керосиновый фонарь, пошёл в сарай служивший, стойлом и дровяным складом. Здесь стоял сундук, в котором отец держал, что-то очень драгоценное, и никогда не показывал Ричарду содержимое это сундука. Любопытство было неимоверным, и мальчуган затаив дыхание, приоткрыл крышку. К своему разочарованию, в сундуке он обнаружил старое, потёртое седло с цифрой семь, уздечку усеянную металлическими кнопками, черные сапоги с низкой голяшкой и красную атласную рубаху. Чтобы было удобнее рассматривать содержимое сундука, Ричард поставил лампу на край, и в самый неподходящий момент, она упала внутрь. Пробка закрывавшая топливный бак выскочила, а вытекающий керосин занялся пламенем.

Ричард бросился к ведру с водой, стоящему в трёх метрах от лошадиного стойла, и вылил содержимое в сундук. Огонь погас, но все вещи находящиеся в сундуке имели непригодный вид. Рубашка, на которую пролился керосин, и попало пламя, было безвозвратно испорчена, и годилась разве что на хозяйственные тряпки. Меньше всего мальчик хотел в этот момент встречи с отцом, но она произошла, так же неожиданно.

После этого случая, спина мальчика еще долго кровоточила, а рубцы остались на всю жизнь. Ричард несколько дней не мог ходить, а потом отрабатывал свою провинность на самом дальнем поле, сплошь усыпанном камнями, которые он складывал на тачку, и вывозил на морской берег. На седьмой день тяжелой физической работы, отец сказал, что со следующего дня, он будет работать на конюшнях мистера Сандерса, чему Ричард невероятно обрадовался.

Мистер Сандерс, в отличие от отца, был человеком мягким, и относился к своим многочисленным работникам, заботливо. Когда он, поблагодарив мальчика за хорошую работу, вложил в его руку несколько монет, Ричард принял его в круг своих тайных друзей, с которыми мысленно разговаривал по ночам, глядя в таинственную бесконечность звёздного неба. Пока в его тайных друзьях числились Мэри — его тайная любовь, дочь фермера Сандерса; сам мистер Сандерс и амулет, которому он дал имя Жуз, или Жузи — если разговаривал с амулетом о чём-нибудь весёлом. Например, о месте, откуда он любит подсматривать, когда на озере купаются девушки, и о том, что у Мэри такое тело, с которого, по его мнению, можно вылепить красивую статую. Девушка часто ездила верхом, и как-то раз, когда Ричард работал на дальнем поле, приехала туда и привезла корзинку с продуктами. Чтобы Ричард не стеснялся, она сама постелила на траву припасённую скатерть, и разложив продукты пригласила стеснительного соседа. Они весело болтали, и много смеялись, вспоминая разные случаи из детства, а потом решили, что он будет тайно называть её Эм, а он отныне будет зваться Рич. Когда Мэри уехала, он вдруг подумал, что очень хочет встретится с ней ещё раз.

Периодически он работал на конюшнях Сандерса, и виделся с Мэри, но она была очень сдержанной, и после нескольких приветственных слов, как правило уходила. Лишь спустя несколько месяцев, Ричард, понял почему она так строго себя вела. Набожность её матери, не позволяла открытого общения в таком возрасте, и любой невинный разговор вызывал раздражение. Мэри была на три года старше своего избранника, и в первые дни осени отмечала свой шестнадцатый день рождения.

Ричард всегда хотел совершить поступок, за который его будет уважать отец, мистер Сандерс, и конечно Мэри, но в повседневной рабочей рутине, всё было обычно-размеренно, и не представлялось удобного случая.

В один из дней, когда отец с раннего утра уехал в город и должен был вернуться только поздним вечером, Ричард, несмотря на то что получил строгий наказ привезти ещё пятнадцать тачек земли на дальнее поле, решил отправиться на рыбалку. Землю, перемешанную с лесным перегноем, можно навозить после обеда, вернувшись с рыбалки. Даже если привезёт пять, вряд ли будет проверять. Если удастся хороший улов, то отец ещё и похвалит.

Придя на берег, и с немалым удовольствием отметив мертвый штиль, когда морская гладь напоминает огромное зеркало, Ричард стащил лодку на воду и налёг на вёсла. Отойдя на несколько десятков метров от берега, он достал из кармана амулет, и удобно устроившись на дне лодки, завёл разговор.

— Что вменялось в твои обязанности друг мой Жус? — глядя на амулет говорил он, — Ты не отмалчивайся, как обычно, так вот в твои обязанности входит подать мне знак, где лучше всего порыбачить. Я грею тебя под подушкой каждой ночью, а ты немой лентяй, не хочешь мне помогать. Может ты вовсе и не амулет, и Жусом я тебя зря назвал?

Разговаривая с камнем, он задремал, и уснул. Проснувшись от чувствительных покачиваний, незадачливый рыбак к своему ужасу обнаружил, что пока он спал, лодку отнесло от берега на приличное расстояние. Очертания прибрежной полосы окутало дымкой тумана, а ветер становился всё сильнее, и стал слышаться какой-то мистический вой, то усиливающийся, то затихающий. Ричард вглядывался в окутавшую пелену, когда почувствовал удар лодки о камни, от которого он чуть не вылетел за борт. Здесь туман разрывался, обнажая скалистый берег. Ричард знал о существовании этого острова, прозванного мореходами за несколько веков Островом семи ветров. Ветер, продувающий многочисленные гроты, так громко завывал, что моряки безошибочно определяли направление ветра по его характерному и разнообразному звучанию. Вероятнее всего, раньше это был вулкан. На каменистой почве острова ничего не росло, потому что земля была насыщена едкой породой, поднятой из недр, и любое случайно принесённое птицами семя, попадая в такую почву, сгорало. Зато это был настоящий рай для морских птиц, крики которых были слышны по всей округе.

Мальчик решил, что гораздо лучше будет переждать непогоду в одной из пещер острова. Он несколько раз бывал здесь раньше в надежде раздобыть птичьи яйца, но гнёзда находились так высоко, что попытки добраться до них, кроме шишек и ссадин, ничего не приносили. Потребовалось немало усилий, чтобы как следует закрепить лодку, затащив её в жерло грота. Взяв с собой нехитрые съестные припасы, он полез в расщелину, которая уходила в глубь острова. Аппетит так разыгрался, что хлеб и варёная кукуруза были съедены незаметно. В карманах у Ричарда всегда были пшеничные зёрна, которые хорошо утоляли голод, но он решил пока их не трогать.

Ветер жутко завывал, а молнии сверкали так близко, словно хотели расколоть остров пополам. Пока не начало смеркаться, Ричард пробрался к лодке, но волны с такой силой бились о скалы, что при первой попытке лодку отплытия, разобьёт в щепки. Он решил не рисковать и, достав большой кусок плотной материи, которой обычно прикрывал рыбу от солнца, вернулся обратно, раздосадованный тем, что другого выхода у него нет, и ночевать придётся на острове. Ветер то и дело менял направление, а небольшой скальный выступ уже не мог прикрывать его от секущих капель. Ричард решил укрыться в пещере и осторожно полез по скользкому склону к виднеющемуся тёмному зеву пещерного хода. Внутри было темно и холодно, найти подходящее место для ночлега не представлялось возможным. Так он просидел до темноты.

С наступлением сумерек дождь прекратился, но сильный порывистый ветер продолжал страшно завывать в пещерных коридорах и с силой бросать волны на скалы. Ричард выбрался из пещеры и, укутавшись, устроился под тем же валуном, который днём служил ему укрытием. В небе засверкали звёзды, что предвещало ясную погоду утром. Зёрна оказались очень кстати. Ричард забрасывал по нескольку зёрнышек в рот и, тщательно разжёвывая, размышлял. Самое плохое во всём произошедшем было то, что родители будут переживать, куда он пропал. По приезде домой его ждёт хорошая трёпка. Вряд ли плохая погода спасёт его от отцовского гнева. На зубах что-то хрустнуло. Он совсем забыл о том, что в карман с зернами он в спешке положил амулет. Со злостью мальчик выплюнул его вместе с зёрнами и схватился за щеку рукой. Некоторое время зуб еще болел, но постепенно сознание затуманилось, и мальчик уснул.

Его разбудила утренняя прохлада, солнечные лучи и гомон птиц. Пробравшись к лодке и спустив её на воду, Ричард что есть сил налёг на вёсла. Метров за пятьдесят до берега уже можно было различить фигуру отца. Лодка ещё не причалила, а отец с бранью набросился на мальчика. Оправдываться было бесполезно, поэтому сын молча сносил подзатыльники, сопровождавшиеся отцовскими наставлениями.

К вечеру у Ричарда начался сильный жар. Мать настояла, чтобы он остался дома, и отец, чернее тучи из-за того, что Ричард не выполнил наказа, уехал в поле один. Благодаря мазям и отварам мальчику стало гораздо лучше. Лёжа в постели, Ричард думал об Острове семи ветров, на котором он оставил свой амулет. «Ничего, пусть полежит, послушает завывание ветра и подумает, как ломать друзьям зубы. Зато потом обрадуется, когда я за ним вернусь».

Любовь к морю была настолько велика, что мальчик долго не мог заснуть, если не слышал размеренного дыхания прибоя. Ричард любил дышать вместе с прибоем: делал глубокий вдох, когда волна накатывала на берег, и выдыхал, когда отходила. Потом делал выдох, пропуская одну волну, две волны, и так дошёл до десяти. Возникало ощущение, словно он дышит вместе с морем. Когда-нибудь он научится держаться под водой больше двух минут.

Всю следующую неделю Ричард возил землю и разбрасывал в поле, подготавливая к посеву, и всё это время не переставая думал про амулет. Наконец настал день, когда отец уехал в город и должен был вернуться только к вечеру следующего дня. Другого более удобного случая могло не представиться, и Ричард решил съездить на остров. Погода стояла ясная, на море был полный штиль, он быстро добрался до острова, привязал лодку и пошел искать своего каменного друга. На месте памятной ночёвки Ричард с удивлением обнаружил несколько пробившихся пшеничных ростков, среди которых лежал амулет. «Ах, друг мой! Да ты так соскучился по мне, что решил подсказать, где тебя искать», — подумал мальчик, с нежностью поднимая талисман. Мордочка, за тысячи лет нарисованная на камне песком и золотом, излучала довольную улыбку. Ричард бережно очистил амулет и, завернув в небольшую тряпицу, положил в нагрудный карман.

Рисунок № 1

Если пшеница смогла прорасти в таких условиях, значит, что-то этому благоприятствовало. А что это может быть, как не почва, в которую попали зёрна. Аккуратно выкопав растения, Ричард начал нагребать островной грунт, густо перемешанный с птичьим помётом, на принесённую из лодки парусину. За несколько раз он принес столько земли, что лодка заметно просела. Прихватив с собой лопату и пару больших холщовых сумок, он трижды ездил он на остров, а привезённый грунт равномерно разбросал на небольшом участке. Через месяц мальчик ликовал. Колоски на участке, засыпанном островным грунтом, появились раньше положенного срока. О своём открытии Ричард рассказал отцу. Несколько недель они ездили на остров и мешками возили грунт, который перемалывали и разбрасывали в поле. Урожай Эпштейнов удивил видавших виды фермеров. Пшеница была крупная и вызревала раньше положенного срока.

Опасаясь, что потеряет амулет, который так хорошо помог ему, Ричард решил просверлить в камне отверстие. Сидя вечерами у огня, изрядно исколов руки, он упорно старался пробуравить камень иглой. Лишь спустя месяц появилось заветное отверстие. Нить он сплёл из шёлка и чёрного конского волоса и, повесив на неё амулет, стал носить его на шее.

Через пять лет хозяйство Эпштейнов стало самым крупным в округе. Они купили несколько породистых лошадей, а ещё через три года уже имели свой конезавод. Когда Ричарду исполнилось двадцать пять лет, состояние семьи исчислялось суммой с многими нулями, а купленные земли протянулись на несколько десятков километров. Амулет занял достойное место среди ценных вещей и хранился в шкатулке с семейными документами.

Ричард Эпштейн строил дома для людей, работающих на его плантациях, фермах и самом большом в округе заводе по изготовлению кирпича. Глина в этих местах отличалась особым ярко-красным оттенком. Многие покупатели достойно оценили привлекательный вид домов, выстроенных из кирпича Эпштейна. На побережье вырос целый городок с двумя улицами, украшенными яркими цветочными клумбами и густой зеленью. Дорога между домами была вымощена камнем, с глубокими канализационными стоками по бокам. Те из жильцов, кто не работал на плантациях, занимались домашним хозяйством, а в один из дней недели занимались благоустройством любимого городка. Каждому было чем заняться, и праздношатающихся здесь не встречалось. Это было маленькое государство, где существовали свои устоявшиеся правила и законы.

Добропорядочные отношения соседей создали атмосферу размеренности и спокойствия. Порядок в этом маленьком городке поддерживался совместно всеми его жителями. Если кто-то начинал проявлять склонность к вину, Эпштейн отправлял его на работу в кузницу, и бедняга выгонял похмелье с молотом в руках, проклиная свое пристрастие к зелёному змию. Каждый начинающий работник империи Эпштейна получал подъёмные деньги на обустройство своего дома, и все живущие здесь были обязаны хозяину своим благополучием.

От Эпштейна почти никогда не слышали слов похвалы. Он считал, что хвалить за хорошо сделанную работу необходимо деньгами, и тогда у человека появляется стимул к труду, а слова существуют для развлекательной болтовни.

Ричард целиком перенял манеру управления у мистера Сандерса и никогда не пренебрегал его советами.

После смерти отца он женился на дочери Сандерса, Мэри, а годом позже у них родился первенец, которого в честь покойного деда назвали Эдвардом. В течение следующих четырёх лет на свет появились Рэм и Майкл. Беда пришла, жестоко и неожиданно, когда случился лесной пожар и спасающиеся от огня змеи нашли убежище в доме Эпштейнов. Мэри, спасая детей, получила пару укусов, и без посторонней помощи, выжит не могла.. Ричарда в это время не было дома, а вернувшись вечером, он нашёл свою жену мёртвой. Она лежала, закрыв своим телом дверь комнаты, в которой находились дети. С тех пор о них заботилась бабушка, мать Ричарда. Он после смерти жены стал ещё более замкнутым. Мало кто видел его улыбающимся.

Ричард держал детей в строгости, которую перенял от отца. Привыкший вставать с первыми лучами солнца, он приучил к этому и своих детей. Помимо учёбы, каждый выполнял возложенные на него обязанности и старался не вынуждать отца напоминать о них дважды. Наказание было неминуемо.

Но дети есть дети, и порой детская наивность заставляет совершать непоправимые глупости. То, что произошло по вине старшего сына Эдварда, на всю жизнь врезалось в память его самого и двух младших братьев. Стояла холодная осень, отец уехал в город по делам, и Эдвард решил растопить камин. Бабушка, присматривавшая за детьми в отсутствие сына, уехала на несколько дней ухаживать за своей болеющей сестрой, и ответственность легла на плечи тринадцатилетнего мальчика. Сырые дрова никак не хотели разгораться, и тогда Эдвард плеснул в камин керосина, но не рассчитал количество, и моментально вспыхнувший огонь охватил канистру. Когда канистра загорелась, Эдвард пытался оттащить её от камина, обжёгся и уронил пылавшую факелом канистру на пол.

Растекающийся керосин разбудил адское пламя. Подоспевшие на помощь соседи сделать уже ничего не смогли. Двухэтажный дом, построенный дедом, полностью выгорел изнутри и к приезду отца зиял чёрными дырами оконных проёмов.

Как отец наказал Эдварда, младшие братья не видели, но поняли, что наказание было суровым. Эдварда не было больше недели, а когда он появился, на теле ещё просматривались синеватые полосы от кнута.

Пока отстраивался новый дом, Эпштейны жили в доме для работников конезавода. Эдвард всё чаще пропадал после работы в гараже, Рэм больше общался со своими друзьями, а Майкл был предоставлен самому себе. Он познакомился с Энтони — сыном ветеринара Хендли. Мистер Хендли, тучный рыжеволосый весельчак, был любимцем городка за глубокие ветеринарные познания и веселый добродушный характер. Его сын Энтони был маленькой копией своего отца. Ярко-рыжие волосы, обильно рассыпанные по носу и щекам веснушки и светло-голубые глаза в дополнение к шкодливо-озорной усмешке сделали этого ребёнка не меньшим любимцем в городке, чем его весёлый отец. Сорванец поднимал своим видом настроение любому встречающемуся жителю, и Энтони можно было встретить в гостях у любой семьи городка. Мистер Хендли часто сокрушался, отправляясь на поиски своего общительного ребёнка, но никогда не ругал последнего, когда находил его в одном из домов. Энтони научил Майкла одной карточной игре, и они, скрывшись от посторонних глаз, частенько предавались этому увлекательному занятию. Друг друга они звали Эн, и Мак.

События, перевернувшие в дальнейшем жизнь Майкла, определил случай. Как-то Майкл и Энтони, играя в карты, поспорили.

— Почему у тебя одна карта? — возмущённо спросил Майкл. — Ты схитрил и, пока я не видел, сбросил карты. Я должен был выиграть, у меня на руках козыри.

— Ты просто не знаешь правил, — оправдывался Энтони. Он действительно сбросил две карты в бой, но не хотел признавать жульничества, и был готов отстаивать свою правоту. — Хочешь, я тебе принесу правила, чтобы не спорить.

— Какие правила, Эн? Ты жульничаешь, я внимательно следил за картами.

— Ладно, сейчас я принесу книгу, и мы вместе посмотрим, кто из нас прав.

Энтони спустился с чердака и через несколько минут вернулся с толстой потрёпанной книгой под мышкой.

— Вот смотри, здесь описаны все карточные игры, — сказал Энтони, победно вскинув голову.

Майкл взял книгу в руки. Мир карточных игр — прочитал он на обложке. В книге было подробное описание всех когда-либо существовавших игр с использованием карт. Майкл настолько увлёкся, что совсем забыл про спор, а Энтони молча сидел рядом, полагая, что к спору не стоит возвращаться.

— Эн! — произнёс Майкл, заглянув в глаза другу. — Ты можешь подарить мне эту книгу?

— Это книга отца, — замялся Энтони, — но я могу у него спросить.

Книга действительно принадлежала ветеринару Хендли, но он никогда не брал её в руки из-за абсолютного отсутствия интереса к карточным играм.

Майкл получил заветную книгу в подарок ко дню рождения. С тех пор она стала его самоучителем. Через год не существовало такой игры, в которую Майкл не умел бы играть. В какой-то момент ему стало казаться, что мир карт хочет открыть ему какие-то свои секреты, но для этого необходимо понять особенные тонкости карточной игры. Иногда ему казалось, что он видит не просто карты, а словно общается с кем-то доселе незнакомым. Каждый вечер перед сном, сидя в своей комнате, Майкл предавался любимому занятию.

Среди карт у него появились любимцы, и одной из них была бубновая двойка. Бубновая масть нравилась ему больше остальных, а двойка, казалось бы, самая слабенькая карта, иногда могла создавать сильную выигрышную комбинацию. Второй картой был бубновый валет. Майклу нравилось его нарисованное лицо. Он представлял себе, что, если перенестись во времена королей, изображённый на этой карте человек окажется каким-нибудь герцогом или графом.

Лёжа в постели и раздумывая над этим, он не заметил, как сознание перестало подчиняться ему и плавно перенеслось за границы реальности.

Глава II

ПЕРВЫЙ ГЕРОЙ ИЗ СНА. ДЖОЗЕФ-БУБНОВАЯ ДВОЙКА.

На берегу живописного озера веселилась компания молодых людей. У королевского пажа Джозефа был день рождения, и по случаю его шестнадцатилетия Жюстин, юная фрейлина королевы, влюблённая в этого щеголеватого юношу, устроила вечеринку. В числе приглашённых были: королевский курьер по имени Жак, житель соседнего государства, прибывший накануне с посланием к королю Людвигу, помощник королевского повара Крис с подругой Жанной и молодая фрейлина королевы-матери, приглашённая Джозефом, дабы составить весёлую компанию гостю. Жак довольно часто посещал эту страну, и за время своего пребывания подружился с королевским пажом. Джозеф опаздывал, но это никого не удивляло. Юноша не отличался пунктуальностью и находил тысячу причин, оправдывающих его опоздания. Чтобы скоротать время, молодые люди играли в карты. Пока Жюстин, Жак и Каролина предавались праздной лени, Крис раскладывал приготовленные им накануне блюда. Здесь был запечённый фазан, карпы из королевского пруда, много фруктов и несколько бутылок молодого вина. Не хватало только виновника торжества, который в это время сидел со скучающим видом в покоях королевы-матери и ждал, когда ему передадут письмо, адресованное сестре королевы, проживающей в другом городе. Джозеф должен был организовать отправку послания с курьером. Из королевской спальни вышла девушка и, кокетливо посматривая на юношу, предложила лимонада.

— Вы просто богиня, дарующая спасение умирающему от жажды, — вкрадчиво произнёс паж.

— Вы меня не помните, Джозеф, но месяц тому назад вы назначили мне свидание на берегу озера. Я прождала вас целый час. Вы, конечно, можете сказать, что не видели моего лица под вуалью, но моя фигура должна была подсказать вам. — Девушка качнула бёдрами и выставила вперёд свой внушительный бюст. — Две очаровательные подружки всё ещё ждут вас.

— Созерцание ваших пленительных форм, достойных восхищения, и прикосновение к вашей бархатной коже, покрывающей божественные формы, доставит моему неискушённому телу неземное наслаждение.

Девушка засмеялась.

— Не зря говорят, что ваши речи туманят женские головки. Что же будет, когда вам исполнится восемнадцать?

— Своё восемнадцатилетие я хочу встретить в чине министра одухотворения, а вы можете стать моей музой, — заговорщически произнёс юноша, притягивая девушку.

Отложенное любовное свидание пажа и фрейлины состоялось за тяжелой портьерой. Через полчаса королевский паж уже давал указания курьеру, после чего появился на озере. Приветствуя Джозефа, компания подняла такой шум, что подъехали два стражника, охранявшие королевский дворец.

— Не пора ли вам погасить огонь и убираться отсюда, — грозно сказал один из них.

Джозеф посмотрел на своих друзей, весело подмигнул и, повернувшись к всадникам, произнёс:

— Вы, видно, ещё не успели проснуться, что позволяете себе разговаривать в таком тоне с членом королевской семьи.

Стражники смущенно переглянулись:

— Простите нас, господин, но начальник охраны дворца очень строг.

— Ничего, — смягчился Джозеф. — Слезайте с коней и выпейте с нами вина за моё здоровье. Сегодня Джозеф Воливер отмечает своё шестнадцатилетие. Позвольте мне воспользоваться вашей лошадью. Я ненадолго покину вас, друзья мои.

Стражник кивнул, а Джозеф, вскочив на лошадь, растаял в ночи.

* * *

Майкл проснулся с необычным чувством. Он пытался продлить улетающий сон, но понял, что это невозможно. Несколько минут юноша лежал, глядя в потолок, и заново переживал любовную встречу Джозефа и фрейлины. «Интересно, чем закончился его день рождения, и вернулся ли он к своим друзьям?»

В комнату вошёл Эдвард.

— Почему ты такой хмурый, Эд?

— Майкл! — заговорил брат, присаживаясь на край кровати. — Ты осуждаешь меня за то, что произошло с нашим старым домом? Только ответь мне честно.

После пожара прошло больше года, но Эдвард по-прежнему был угрюм и нелюдим. Он мало разговаривал и редко радовался.

— Конечно, нет. Ты мой брат, я люблю тебя и не осуждаю, — ответил Майкл, с тревогой глядя на брата.

— И я тебя люблю, — сказал Эдвард, глядя перед собой.

— Эд, — Майкл выдержал паузу, — ты мой старший брат и знаешь намного больше, но за последний год ты так сильно изменился. Я помню, раньше мы могли подурачиться, подшутить над кем-нибудь, а сейчас видимся только за столом в тех редких случаях, когда ты остаёшься на завтрак. Ты уходишь из дома так рано, что я тебя не вижу, а возвращаешься, когда я уже сплю. Может быть, у тебя появилась девушка, тебе неинтересно со мной, или ты до сих пор винишь себя в этом злосчастном пожаре?

Этой больной темы они старались не касаться, потому что пожар перечеркнул главенствующую роль Эдварда среди братьев.

Раньше в отсутствие отца он вёл все дела, и ему никто не прекословил. Теперь, чувствуя свою вину, Эдвард отдалился от своих близких, ушел в себя и старался работать вдали от дома. В огне сгорело то, что было дорого семье: бесценная библиотека, которой так гордился отец; семейные фотографии, заботливо развешанные по стенам бабушкой. Для отца фотографии значили многое: на них были запечатлены этапы становления его маленькой империи. Эпштейн-старший подолгу рассматривал их, вспоминая тяжёлые дни молодости.

Слёзы навернулись на глаза старшего брата.

— Когда сгорел наш дом, отец многое мне сказал. Я сжёг не просто дом, я сжег историю нашей семьи. Этот дом построил наш дед. Он хотел, чтобы в этом доме выросли внуки наших внуков. Он завещал отцу: «Только когда десятый мальчик огласит этот дом криком своего рождения, можете строить другой». А я просто взял и сжег прошлое и настоящее нашей семьи. Как такое могло случиться? Отец был суров и говорил обидные слова: «Ты имеешь право жить в этом мире и пользоваться всеми его благами. Почему ты отнял моё право на эти блага? Завтра утром привезут скакунов, а Эпштейн сошлётся на пожар, в котором сгорели все его деловые бумаги. Люди, конечно, посочувствуют, но я тебе скажу другое: они будут считать меня идиотом, хранящим деловые бумаги в стенах дома, меж тем как уже несколько раз предлагали мне открыть в городе контору и хранить ценные бумаги в банке. Ты мой сын, Эдвард, но ты причинил семье такой убыток, что даже когда нам приходилось на кого-то работать, чтобы прокормить себя, положение моё было гораздо лучше».

Эдвард замолчал, не в силах говорить из-за нахлынувших чувств.

— Он думал, я не понимаю, какую беду сотворил, но ведь я не хотел этого. Ты помнишь, каким холодным был день. Я думал, мы вместе будем греться у камина. Отец порол меня так, словно выбивал пыль из слежавшегося ковра.

Сказанное старшим братом настолько расстроило Майкла, что у него тоже потекли слезы. Неужели отец мог так жестоко поступить? Майкл крепко обнял брата. С этой минуты кровное родство подкрепилось родством глубоко душевным.

Из братьев Эдвард любил Майкла больше, чем Рэма, Рэм сильно походил на отца, но не унаследовал его деловых качеств, лишь перенял непримиримую натуру и жёсткость старшего Эпштейна. Рэм частенько подшучивал над старшим братом, называя его неудавшимся пожарником.

Какое-то время Майкл переживал сказанное братом, и в один из дней произошло событие, за которое Эдвард считал себя обязанным младшему брату всю оставшуюся жизнь. Майкл во время очередной прогулки забрёл на пустырь, где жители посёлка хранили разного рода ненужный хлам. Сюда привозили разносортный строительный мусор, и между тем здесь можно было отыскать необходимые материалы для мелких нужд. На краю пустыря чернела куча обгоревшей мебели и прочего строительного хлама, образовавшегося после пожара в доме Эпштейнов. Внимание мальчика привлекло что-то похожее на шкатулку с металлическими уголками. Майкл разворошил золу и извлёк небольшую, но достаточно вместительную, деревянную шкатулку. В некоторых местах дерево почти прогорело, но при этом шкатулка осталась целой. Открыв её, он обнаружил, что огонь абсолютно не коснулся содержимого. Здесь находились несколько бумаг, обёрнутых в плотную ткань, множество фотографий и камень с дырочкой по краю, в которую был продёрнут тонкий волосяной шнурок. Майкл бежал, сломя голову, и несколько раз, спотыкаясь, падал, но продолжал держать сокровенную находку. С разодранными коленями он вбежал во двор как раз в тот момент, когда отец, оседлав жеребца, собирался отправиться на плантацию. Ричард увидел в руках сына до боли знакомый предмет, соскочил с коня, и подбежал к Майклу.

— Где ты это нашёл? — воскликнул он и трясущимися от волнения руками открыл шкатулку. На глаза Эпштейна-старшего навернулись слёзы. Он не был сентиментальным, и никто никогда не видел его плачущим, но этот момент был настолько особенным, что Ричарду потребовалось несколько минут, прежде чем он смог вновь овладеть собой. Это была та самая шкатулка, безвозвратно потерянная во время пожара, но чудесным образом обретённая вновь. Отец обнял Майкла, и с волнением в голосе произнёс:

— Ты даже представить себе не можешь, что ты нашёл. Эти фотографии очень дороги, Майкл, потому что семья едина, пока в ней живёт память. Я думал, что пожар сожрал нашу память, но, как вижу теперь, есть чудеса на этом свете.

Ричард извлёк из шкатулки амулет и несколько минут молча разглядывал камень. Рожица из золотых прожилок продолжала улыбаться, как когда-то много лет тому назад. Это был его амулет, его молчаливый друг, принесший семье все баснословные возможности много лет назад. Когда о находке узнал Эдвард, он пришёл в комнату Майкла и, расплакавшись, обнял брата.

— Майкл! — сказал он, растирая слёзы счастья по щекам, — своей находкой ты устроил мне праздник, который не сравним даже с днём моего рождения. С этого дня я буду считать этот день праздничным, и всегда буду звать на этот праздник тебя.

Братья спустились во двор, где в это время бездельно прогуливался Рэм.

Увидев счастливо улыбающихся Эда и Майкла, он зло ухмыльнулся и сказал:

— Подумаешь, герой дня! Нашёл какие-то замусоленные бумажки, а разговоров на полгода.

— И в кого ты такой противный? — ответил на колкость Эдвард. — Лучше бы ты не был моим братом, потому что братского у тебя только наша фамилия.

— Да сильно мне надо, твоим братом называться, — огрызнулся Рэм, — я и без вас прекрасно себя чувствую, тоже мне братья. Нужны вы мне, как телеге пятое колесо.

Меж тем как отношения Эдварда и Майкла с каждым последующим месяцем становились всё теснее, между Рэмом и братьями все глубже разрасталась непреодолимая пропасть.

Как-то раз, сидя у себя в комнате, Майкл внезапно обнаружил, что в голове не в первый раз появляется интересная мысль. «А почему бы не дать имена, которые я услышал во сне, картам мелкого достоинства?» Майкл расчертил картонный лист на пятьдесят два квадрата, в каждом квадрате аккуратно написал масть и достоинство карты. Затем стал вносить туда имена своих ночных героев. Первым, в квадрат бубновой двойки, он вписал имя Джозефа. Королеву представил бубновой дамой. Король остался королём.

Затем поместил к червонной двойке поваренка Криса, а к двойке пик — писаря Жака. В достоинстве других героев Майкл сомневался, потому заносить их в квадратики пока не стал, а записал с другой стороны листа на месте предполагаемой карты. Услышав голос отца, мальчик поспешно свернул таблицу и засунул её под матрац.

— Майкл, мы давно ждём тебя к завтраку. Если ты думаешь, что ты младше всех, и мы должны тебя ждать, ты глубоко ошибаешься. Я знаю, на что способен мальчик в тринадцать лет. В твоём возрасте я уже занимался конезаводом, и вполне успешно.

Когда Майкл спустился, отец, Эдвард и Рэм уже сидели за столом.

— Привет книжным червям! — выкрикнул Рэм и получил подзатыльник от отца.

Майкл сел за стол и, взяв кружку обеими руками, стал потягивать горячее молоко.

— Ты почему не ешь? — спросил отец.

— Я не голоден, — не поднимая головы, ответил Майкл.

— От еды ты волен отказаться, а вот от работы нет. Сегодня мы будем заниматься тем же, чем занимались вчера. Эдвард будет сортировать корма на конезаводе, Рэм поедет на плантацию, а Майкл будет заниматься книгами в библиотеке, — произнёс Ричард Эпштейн, оглядывая по очереди своих сыновей. — Иногда у меня складывается впечатление, что вы, как и все наши работники, работаете за плату, а не стараетесь на благо семьи. Никто из вас не проявляет интереса к семейным делам. Всё делается из-под палки. Сделал то, что я сказал, и на этом всё закончилось. Вы должны сами находить себе занятие, потому что у нас много дел, и один я не в состоянии за всем уследить. Бог дал мне троих сыновей для того, чтобы к старости у меня были продолжатели, а не прожигатели жизни. Если сегодня со мной что-то случится, завтра некому будет управлять: никто из вас не проявляет рвения к познанию всех тонкостей управления капиталом. Начиная с завтрашнего дня, один из вас по очереди будет ездить в банк, присутствовать со мной на деловых встречах и в некоторых ситуациях принимать самостоятельные решения. Если вы не знаете, как поступить, это ещё не значит, что за советом необходимо обращаться ко мне.

Думайте сами и делайте так, чтобы я увидел вашу самостоятельность и деловую хватку. Окружающий мир не терпит слюнтяев, и немного найдется желающих протянуть руку помощи. Я не лишаю вас права на ошибку, но каждая ошибка будет учтена. Капитал неделим, и управлять им будет один.

— А если достойными будут все? — спросил Рэм.

— Боюсь, это нам не грозит, — пристально глядя на сына, ответил Эпштейн.

— Вы поедете со мной, — добавил он, обращаясь к Эдварду и Рэму, — а ты продолжай заниматься библиотекой. Поменьше спи над каждой книгой, иначе просидишь там ещё месяц.

Про себя Эпштейн отметил пристрастие Майкла к литературе и в глубине души гордился сыном. Как он завидовал в детстве дочке мистера Сандерса, у которой была большая библиотека, и весь мир был открыт перед ней. Один раз он набрался смелости и попросил одну из книг. Когда Ричард получил вожделенный томик, его радости не было предела. Отец долго искал его и грозился побить, а Ричард с упоением читал книгу, спрятавшись на чердаке. Самое страшное произошло вечером, когда мальчик решил тайком попасть на кухню. Там он столкнулся с отцом. Узнав причину отсутствия, отец бросил томик в камин, а Ричард, обжигая руки, вытащил книгу из огня. Вернуть её он уже не мог и с тех пор не обращался к Мэри Сандерс с подобными просьбами, но поклялся себе, что, когда вырастет, соберёт огромную библиотеку. Он никогда не жалел денег на книги, но на чтение не хватало времени.

Тайком просматривая те книги, которые читает Майкл, Ричард был немало удивлён, что у них с сыном общие литературные вкусы: их интересуют одни и те же книги. Он как бы случайно оставлял на видном месте приключенческие романы или исторические хроники, которые, по его мнению, должны были привлечь внимание сына.

Свою первую, заветную, ту самую, с обгоревшей обложкой, Ричард отдал мастеру, и через несколько дней в доме появилась книга с позолоченным кожаным переплётом, которая с момента своего появления заняла место на его прикроватной тумбе.

Работа в библиотеке не мешала Майклу размышлять. Его работа заключалась в составлении тематического каталога. В специальные карточки следовало записать, на каком стеллаже, в каком ряду и на какой полке находится та или иная книга.

Не так давно отец купил большую библиотеку у разорившегося аристократа, проигравшего в казино всё своё состояние. Работники сложили книги в контейнер, особо не задумываясь о тематике, и теперь это собрание большого количества авторов находилось в хаотичном состоянии. Приходилось пролистывать каждую книгу, читать оглавление, просматривать иллюстрации, чтобы сообразить, в какой раздел ее поместить.

Однажды в руках Майкла оказалась толстая потрёпанная книга без обложки. С порванным переплётом, и потрепанными первыми страницами, она представляла собой жалкое зрелище. На тёмно-зелёном, чудом оставшемся корешке, едва просматривалась некогда красивая золоченая надпись — «Жизнь вдвойне, или невероятные приключения Сэмуила Хэмпфила». Майкл прочитал несколько первых страниц и забыл о работе — события, описываемые в приключенческом романе, полностью поглотили его…

Глава III.

КНИГА. «ЖИЗНЬ ВДВОЙНЕ ИЛИ НЕВЕРОЯТНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ СЭМУИЛА ХЭМПФИЛА»

В год рождения будущего короля Уильяма, в небольшом портовом городке на юге страны в семье священника отца Доминика, слущившего в местном соборе, родился мальчик. Отец назвал его Сэмуил, в честь свого деда, посвятившего жизнь служению церкви. Священнослужителями были все мужчины рода Хэмпфилов на протяжении полутора веков, и как предполагалось, отец прочил мальчику духовную карьеру.

Однако с ранних лет мальчуган начал проявлять бунтарский характер, что абсолютно не соответствовало намерениям его родителя. Наказания на какое-то время исправляли ситуацию, но через три-четыре дня, малыш опять брался за старое, не задумываясь о наказании. Стоило упустить его из виду, как он тут же исчезал в неизвестном направлении, а появляясь категорически отказывался рассказывать, где находился.

Как-то раз отец Доминик решил проследить за сыном и, сделав вид, что уходит на службу, решил подождать, спрятавшись в одной из дворовых построек. Спустя десять минут на пороге дома появился малолетний путешественник, и весело насвистывая, что категорически запрещалось отцом, вприпрыжку направился в сторону порта. Священник, стараясь не выдавать своего присутствия, последовал за ним. Мальчик пришёл на пристань к одному из пришвартованных кораблей под названием «Аполло», проворно взбежал по трапу и исчез из поля зрения.

Отец Доминик хотел уже подняться на борт, но услышал окрик.

— Что вы хотели, святой отец? Я капитан этого корабля, — сказал бородатый моряк, подошедший со стороны пристани.

— Прекрасно, вы то мне и нужны господин капитан. Только что к вам на борт забежал мой сын, и мне очень бы хотелось узнать, что он там делает?

— А, Сэмуил! — добродушно рассмеялся бородачь, — Да, святой отец, к вашему большому несчастью, из этого мальчика не вырастет добрый прихожанин, он болен морем. Я первое время прогонял его, боясь навлечь на себя неприятности, но он приходил снова. И когда я понял, что ему нужно, разрешил находиться на борту. Вы знаете, — восторженно произнёс он, — да простите святой отец, я не прдставился, капитан Брю. Так вот ловкости этого ребёнка, может позавидовать бывалый матрос. Он взбирается на верхнюю мачту со сноровкой обезьяны быстрее чем любой из членов моей команды. Уже умеет вязать все морские узлы и абсолютно точно знает название каждой снасти корабля. Мои ребята искренне полюбили его, и каждый готов научить тому, что умеет сам. Я видел на своём веку немало юнг, но ваш сын, поразил меня своим неуёмным желанием знать каждую мелкую деталь корабля, и для чего она служит. Вам не стоит противиться его желанию, потому что из него вырастет настоящий моряк, и, бьюсь об заклад, он станет капитаном.

— Он должен учиться, и искать божественное благословение господин Брю, а не слушать брань разбитных матросов, лазая подобно обезьяне по снастям вашего корабля — возразил священник.

— Боюсь, святой отец, что такую напористую натуру и неукротимое упрямство наставить на путь истинный вам не удастся. Для примера расскажу вам один случай, произошедший недавно с Сэмуилом. За то, что он с усердием и старанием помогал матросам драить палубу, я дал ему три монеты. Он подбросил одну из них щелчком, как это делают бывалые моряки, но не рассчитал силу броска, и уронил монету за борт. Что вы думаете? Он тут же прыгнул за монетой в воду. За ним следом попрыгали мои матросы, но через минуту он вынырнул сам, держа монету в зубах, а ведь здесь достаточная глубина. У этого ребёнка сильная волевая натура, святой отец. Его жизнь — море. Думаю, через год он попросится ко мне юнгой, и вам придётся дать своё благословение, иначе он уйдёт в море без вашего ведома. Команда очень полюбила Маленького Сэма, как зовут его матросы, и примет в свои ряды с распростёртыми объятиями.

В этот момент показался Сэмуил. Увидев отца, он не подал виду и стал взбираться по канатам на мачту, демонстрируя свою ловкость.

— Сэмуил! — закричал священник. — Что ты делаешь? Спускайся немедленно.

Но Сэмуил, делая вид, что не слышит окриков отца, полез ещё выше, пока не добрался до самого верха, где, одной рукой обхватив мачту, а другой прикрывая глаза от солнца на манер вперёдсмотрящего вахтенного, закричал: «Земля! Впереди земля!» — и разразился звонким смехом. Матросы, находящиеся на палубе, начали хлопать и кричать:

— Кружку вина увидевшему землю! Молодец, Маленький Сэм!

По возвращении священник выпорол отпрыска за непослушание, и это было его последним наказанием, потому что ночью он сбежал из дома, и забрался в канатный ящик на палубе «Аполло». Утром корабль вышел в открытое море и взял курс на юго-восток.

Мальчик вылез только тогда, когда корабль был уже далеко от берега, и порт, в котором полгода стоял на ремонте корабль капитана Брю, уже скрылся за линией горизонта. Следующий приход в этот маленький городок, расположенный в стороне от основных морских путей, мог быть вызван лишь необходимостью. Капитан запретил сокращать имя нового юнги, и команда стала называть его полным именем — Сэмуил.

Капитан Брю, полюбивший мальчика как собственного сына, много занимался его образованием. Он научил Сэмуила читать и писать, а при заходах в порты назначения покупал ему книги самого разного содержания. За несколько месяцев капитан обучил юного мореплавателя, многим тонкостям навигации, управлению корабельной стастью, и чтению морских карт. Находясь долгое время в море, Сэмуил пристрастился к чтению, проявляя невероятную тягу к знаниям. Его ум формировался хаотично, и всецело зависел от того, что он читал. По счастливой случайности в одном из небольших портов, куда «Аполло» зашел за пополнением пресной водой, капитан Брю приобрёл у местного торговца три книги, о математике, фортификации, и архитектуре, торжественно врученные юнге по возвращении на борт. По прошествии нескольких месяцев, за изучением этих неимоверно-значимых наук, Семуил решал сложные математические задачи, умело чертил, и уверенно прокладывал маршруты на морской карте. За обучением юный моряк не забывал и о своих обязанностях, порученных ему капитаном, и каждую вахту обходил членов команды, занятых обслуживанием судна, в поисках различных поручений. Изучая предметы досконально Сэмуил Хэпфил, добился результата, когда точное знание чего-либо открывает иные горизонты, и даёт право выбора между ответами. Занимаясь изучением трудов одного из древних философов, он поймал себя на мысли, что уже видел сказанное в своей судьбе, и продолжив изучение, переключился на поиски трудов других философов древности. Через пять лет, которые он провёл юнгой на «Аполло» число книг в его библиотеке исчислялось тысячей. Члены команды зная о увлечении Сэмуила, при любом удобном случае, покупали книги и с благодарностью дарили ему. Юнга бывая на палубе, рассказывал членам команды о разных странах, и обычаях. О подвигах мореплавателей, и завоевании неведанных ранее земель. Это уже превратилось в традицию, и многие моряки с нетерпением ждали очередного рассказа. Были и такие, кто начал читать книги сам. Капитан Брю гордился происходящим, часто вступая со многими матросами в интересующие их разговоры. Дисциплинированности его команды, могли только завидовать. Команда работала слаженным организмом, исключая разные случайности, и небрежность.

В одном из походов «Аполло», вышел в зону кораблекрушения, и команда начала спасение моряков с терпящего бедствие судна.

Корабль шедший дрём ранее, во время шторма попал на подводные скалы, и большей частью погрузился в океан. Выжившие после шторма, привязали себя верёвками к мачте, и лишь благодаря этому остались живы. Один из терпящих бедствие был привязан очень близко к воде, и волна периодически накрывала его с головой. От усталости он уже не мог кричать, и захлебнулся бы, но Сэмуил увидев его, первым бросился на помощь. Он обмотал спасательный круг верёвкой, и закрепив другой стороной за бортовой такелаж, бросился в воду. Сэмуил перерезал верёвки, перед тем, как волна в очередной раз накрыла несчастного с головой. Он натянул на него спасательный круг и поплыл рядом подтаскивая верёвку. Спасённым оказался человек, сыгравший в дальнейшем огромную роль в жизни Сэмуила. Маркиз Лотти заметил в юноше необычайную жажду знаний и уговорил его оставить на время морское ремесло, чтобы продолжить обучение.

Сэмуил поселился в родовом замке маркиза, находящемся на северо-востоке страны короля Людвига, а Лотти стал на несколько лет его попечителем и главным преподавателем.

***

Майкл был настолько захвачен событиями происходящими в книги, что не заметил, как в библиотеку зашёл отец.

— Я вижу ты не торопишься Майкл, — протянул Ричард, оглядывая неубывающие стопки книг, — если так пойдёт и дальше, то не управишься и за пол года. Я привёз ещё кое-какие книги, пойди и забери их из машины.

Майкл вышел во двор, где несколько человек разгружали большой грузовой фургон. Книги о которых сказал Ричард, были перевязаны бечёвкой, по десять книг каждая, и таких упаковок было пять. Майклу пришлось сделать три захода, прежде чем он вернулся в библиотеку. События происходящие в книге, настолько волновали его, что он сбегал на кухню, запасся хлебом и сыром, забравшись в самый дальний угол библиотеки, предался захватившему созерцанию происходящего в романе «Жизнь вдвойне, или невероятные приключения Сэмуила Хэмпфила».

***

Маркиз привлек Сэмуила к работе в своей лаборатории, находившейся в самом дальнем углу замка, в его подземной части. Лотти препарировал трупы умерших, внимательно изучая стадии возникновения и последствия множественных болезней. Когда кто-то умирал, его, как правило, отвозили в замок маркиза, и среди крестьян об этом месте ходили разные мистические слухи. Ещё одной отличительной особенностью замка было его отражение в водах озера, на берегу которого замок был построен двести лет назад. Если человек находился по другую сторону озера, замок, отражаемый на водной глади, напоминал большой корабль. В отражении прорисовывались паруса и мачты, но при взгляде на само здание таких контуров не просматривалось. Предок маркиза Лотти, был умелым строителем, и создал целую систему переходов и подземных сооружений замка.

Здесь было множество складов, и больших помещений выходящих под землёй за территорию замка. В одной из таких подземных комнат располагалась лаборатория маркиза, где он занимался изучением медицины.

— Ты видишь этот орган, он называется печень. — рассказывал маркиз, — Это фильтр человеческой крови. В печень сбегаются все кровеносные сосуды, а вот эти дырки, говорят о том, что покойный злоупотреблял алкоголем. Благодаря долгому изучению, мой дорогой Сэмуил, я знаю лекарственные средства, приводящие этот орган в полный порядок, и могу продлить жизнь человека, приговорённого местными эскулапами.

Лотти достал травы, и познакомил ученика с их запахами, и свойствами.

— Этот орган называется почкой и отвечает за всю жидкость, потребляемую человеческим организмом. Малый ел очень солёную пищу, которую запивал большим количеством вина.

За год подобных занятий, помогая маркизу Сэмуил хорошо изучил строение человеческого организма, и способы лечения известных на то время болезней лекарственными, травяными отварами, и настойками. Маркиз Лотти, как человек разносторонне образованный, поражался жажде знаний своего воспитанника и с некоторым сожалением думал о дне, когда почувствует, что передал Сэмуилу все свои знания, накопленные за долгие годы жизни. Основным доходом маркиза являлись судовая верфь, на которой по заказу строились разнообразные суда, и несколько кораблей выполняющих рейсы по всем морям и континентам. Лотти, был пожалуй главным разработчиком морских карт, и посетил этому немало лет. По его картам ходили многие капитаны того времени, так как они отличались особой точностью, и своевременным поправками. Всё же основным занятие маркиза была медицина.

Однажды в ворота замка постучались крестьяне из прилегающей к замку деревни и попросили маркиза помочь роженице. Ему уже доводилось лечить нескольких крестьян, и те с трепетом и страхом относились к его колдовскому, как они считали, умению. Лотти распорядился провести женщину в смотровую комнату расположенную в одном из флигелей замка, и позвал Сэмуила.

— Мальчик мой, то, что я собираюсь сделать, я буду делать впервые, и тебе придётся мне помогать. У бедняжки слишком узкие тазовые кости, и она не сможет естественным путём родить этого ребёнка. Нам придётся разрезать ей живот и вытащить плод.

Сэмуил покрылся испариной и впервые в жизни испытал страх. Он ещё не встречался с женщинами, а здесь предстояло увидеть рождение человека. Когда после тяжелой процедуры маленькое тельце извлекли из утробы матери, Сэмуил почувствовал неожиданное отвращение, но, когда ребёнок издал первый крик, в его душе проснулось умиление. На всю операцию ушло не больше часа, но маркиз настолько устал от перенесённого напряжения, что буквально валился с ног.

— Вот так, мальчик мой, на свет может появиться человек, которому было не суждено родиться. Бедняжка могла умереть, но она справилась, — по-отечески поглаживая голову женщины, сказал Лотти. — Смазывайте рану вот этим настоем, и у вас быстро всё заживёт. А за обволакивающий дурман в вашей голове не переживайте, он пройдёт через несколько часов.

Сэмуил продолжал усиленно учиться и целыми днями проводил за книгами в библиотеке маркиза, насчитывающей несколько тысяч книг. Казалось здесь есть ответы на все вопросы, но как говорил маркиз Лотти: «Ответы безусловно есть, но их надо найти». Среди множества древних рукописей юноша выделил несколько трактатов, посредством которых образовал свою аналитическую стратегию, с глубоким философским подтекстом. Постепенно в поведении Хэмпфила стало проявляться желание выражать свою точку зрения, зачастую рачительно отличающуюся от мнение окружающих его людей, в том числе и самого Лотти. Маркиз с тщательно скрываемым восхищением смотрел на своего воспитанника, осознавая, что не ошибся в выборе последователя его научных изысканий.

В беседах с гостями посещавшими замок маркиза, Сэмуил демонстрировал глубокие познания в разнообразных научных сферах, и философских трактовках того или иного вопроса. Это были не просто слова человека, желающего привлечь к себе внимание окружающих своим красноречием. Это были хорошо продуманные и чётко сформулированные мысли человека, тонко чувствующего направление разговора, и возможности его альтернативного развития.

Как-то один из гостей посетовал на здоровье, после чего внимание присутствующих обратилось к медицине. Знатные вельможи стали наперебой предлагать услуги своих лекарей, на что Сэмуил, улучивший паузу в разговоре, произнёс:

— Мой дорогой учитель в тот день, когда впервые познакомил меня с внутренним устройством человека, говорил: тело, дарованное душе, надо беречь. Что же делает человек со своим телом? Он травит его вином, обжорством, случайным блудом, не соблюдая заповедей Господа. Если ты услышишь, как кто-то жалуется на своё здоровье, скажи ему, что пришло время исповедаться и изменить привычки. Господь прощает и лечит только тех, кто сумел понять гнев Его, через своё тело. Душа, получившая прощение, обретает покой, и лечится тело через душевное спокойствие дланью Господней.

Слова эти произвели должное впечатление, и Сэмуилу зааплодировали

–Подобное высказывание достойно ушей, его слушающих! — воскликнул герцог Лебресси, двоюродный брат правящего короля, являющийся командующим королевскими войсками, — уважаемый маркиз Лотти, я поздравляю вас! Этот прекрасный юноша, демонстрирует нам двенадцать лет вашего воспитания. Браво маркиз! — подытожил Лебресси и ещё раз громко зааплодировал. Герцог считался вторым человеком государства, и основная масса государственных вопросов лежала на его плечах по причине королевского легкомыслия и абсолютного нежелания заниматься политическими процессами как внутри, так и за пределами страны. В свои сорок два года герцог выглядел не старше тридцати пяти. Высокий, стройный, с мужественными чертами лица, ярко дополненными взглядом выразительных серых глаз. Лебресси носил тонкую полоску усов над верхней губой и маленькую аккуратную бородку, что придавало его виду особый шарм. Закончив аплодировать, герцог повернулся к стоящему чуть поодаль барону Круазье и весело произнёс:

— Судя по вашему несколько растерянному виду, барон, я сделал выводы, что вы немало удивлены высказываниями этого молодого дарования?

— Это весьма мудрое высказывание, ваша светлость! Благодаря трудам маркиза и при вашем непосредственном участии этот юноша может многого добиться, — покачивая головой ответил Круазье, наследник старого баронского рода.

Барон Круазье был крупным землевладельцем. Основную часть своего состояния и обширные земельные наделы он унаследовал от отца. Долгое время барон не принимал никакого участия в управлении своим капиталом. Он тратил золото не задумываясь, до тех пор, пока один из банкиров, являющийся хранителем баронской казны, не рассказал ему о чрезмерном оскудении и необходимости срочных действий.

Тридцатисемилетний барон, имеющий неплохое образование благодаря своему почившему отцу, мало интересовался способами заработка, так как рассчитывал на финансовую непоколебимость своего состояния. Основной доход приносили его обширные земли, на которых местные крестьяне выращивали зерновые культуры, и несколько мельниц, построенных его отцом. Процесс был отработан десятилетиями, а занятые в нём люди так же наследственно привлекали к этому детей, продолжая выполнять свою роль в этом сложном механизме. Казна рода Круазье больше ста лет находилась в ведении банкирского дома де Бургов, и именно банкирский дом следил за поступлениями дохода с земель. Два неурожайных года подряд и непомерные баронские расходы заставили банкира категорично уменьшить траты Круазье, и указать ему на необходимость срочного участия в делах. Барон стал бывать на приёмах короля и заводить нужные знакомства. В замок маркиза Лотти он был приглашён герцогом Лебресси, питающим к нему искренние симпатии.

— Ваши высказывания очень приятны, друзья мои, но я лишь давал направления, — заметил маркиз Лотти, — этот юноша двенадцать лет назад, спас мне жизнь, а потом покорил своей любознательностью, после чего я уговорил его поехать со мной. Сегодня, представляя вам своего ученика, я по-отечески горжусь этим! Сэмуил превзошёл все самые скрытые надежды, и именно сегодня я вдруг запаниковал, понимая, что передал этому мальчику все свои знания, и больше мне нечему его научить, — грустно улыбаясь, закончил речь маркиз.

— За такое событие стоит выпить, друзья! — воскликнул Лебресси и поднял наполненный вином кубок.

Многие высказывания юноши о политике, его философские рассуждения свидетельствовали о дипломатических талантах молодого человека, и маркиз прочил ему будущее дипломата.

Когда Сэмуилу исполнилось двадцать пять лет, это был высокий стройный юноша с длинными вьющимися, чёрными, как смоль, волосами, подвязанными прочной тесёмкой, концы которой обрамлялись двумя крупными жемчужинами. Смелый и меж тем открытый взгляд серо-голубых глаз придавал его облику спокойную уверенность. Казалось, что этот человек всегда безошибочно знает, как и куда идти, и что делать.

В один из тёплых июньских вечеров, сидя на берегу озера, Лотти предложил Сэмуилу отправиться с особым поручением на другой континент, где он будет представлять судовую компанию маркиза. Это предложение было настолько неожиданным, что Сэмуил несколько минут боролся с нахлынувшими чувствами.

— Господин маркиз! Так случилось в моей жизни, что отца мне заменил капитан Брю, а потом вы стали мне вместо отца. Ради вас я не пожалею ни крови своей, ни жизни. Вы сформировали мой ум по своему подобию. Без вас я не стал бы тем, кем я стал. Я не знаю, заслужил ли такой великой чести, как представлять компанию, известную всему миру. Буду рад служить вам и на другой, менее ответственной должности.

— Нет, Сэмуил, — ответил маркиз, обнимая ученика, — тебе исполнилось двадцать пять лет, твой разум созрел для серьёзных дел, и именно ты будешь представлять компанию.

Они проговорили до поздней ночи, а рано утром Сэмуил Хэмпфил на каравелле «Северная звезда» отбыл на Восток.

Сэмуил не мог надышаться воздухом океанских просторов. Сила вздымающихся волн завораживала его. Размышляя о величии океана, он уснул прямо на палубе под мерное журчание кильватерной струи и скрип корабельной снасти, а проснулся оттого, что огромная волна, словно песчинку, схватила его и отбросила на несколько метров от корабля. Он пытался кричать, но при таком завывании ветра и грохоте бушующих волн его никто не мог услышать. Огромные волны бросали «Северную звезду», словно щепку, и через несколько минут корабль скрылся из вида. Разбился корабль или вырвался из бушующих объятий шторма, осталось тайной. Не будь Сэмуил моряком с детских лет, он не смог бы выжить в этой всепоглощающей пучине.

По счастливой случайности его вынесло течением в относительно спокойное место океана. Второй счастливой случайностью, спасшей его от неминуемой гибели, был обломок мачты. Сэмуил привязал себя верёвками к мачте и потерял сознание от страшной усталости. Два дня, качаясь на волнах, он находился между жизнью и смертью, и лишь на третий день увидел землю.

***

— А ты не больно-то стараешься: как был завал, так и остался. Я бы тоже согласился сидеть здесь и книжечки листать. — насмешливый голос Рэма вернул Майкла к действительности.

— Ты можешь попросить об этом отца. Я бы с превеликим удовольствием съездил на плантацию.

— Больно надо — копаться в затхлых книгах. Там озеро рядом, а в нём вот такие рыбины, — разводя руки, произнёс Рэм. — А книги мне в школе порядком надоели.

— Тогда поезжай ловить рыбу и не мешай работать.

— Работничек! — ухмыльнулся Рэм и вышел из библиотеки.

Весь остаток дня до самого вечера Майкл усиленно занимался каталогом, зная, что Рэм обязательно наябедничает отцу. Причём сделает это так, чтобы его не смогли упрекнуть в доносительстве.

После ужина Майкл вернулся в библиотеку и собрался почитать, но книги на месте не было.

— Рэм, ты случайно не брал моей книги? — высунувшись в окно, спросил Майкл проезжавшего верхом брата.

— Да на что она мне? Разве только использовать вместо сидения на рыбалке, — съязвил Рэм.

Майкл ещё какое-то время посидел в библиотеке и направился к Энтони, живущему в трехстах метрах от дома Эпштейнов.

Энтони сидел на скамейке у дома и с блаженным видом ел большой кусок арбуза, щедро выплёвывая семечки копошащимся вокруг голубям.

— Рад тебя видеть, Майк, — произнёс он, когда его челюсти устали. — А я думаю, куда ты пропал? Рэм сказал, что ты на книгах помешался и в друзьях не нуждаешься.

— Ты приходи ко мне в библиотеку, посмотришь, сколько у меня дел. Лучше бы помог другу и поменьше слушал Рэма.

— Ты же знаешь, что отец не оставляет меня без работы, и помочь я могу разве что словом.

— В словах нет надобности, Энтони, потому что вокруг меня океан слов и мыслей. Ты помнишь, я говорил, что мне нравится бубновая двойка?

— Помню, а почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Энтони.

— Бубновая двойка — это Джозеф, паж его величества короля Людвига, — загадочно улыбаясь, ответил Майкл.

— Мак, ты случайно не заболел? — ухмыльнулся Эн.

В дверях появился ветеринар.

— Я опять должен ждать тебя? — бросил он с порога.

— Мне пора, Мак. Сам видишь, ни минутки покоя нет, — обречённо вздохнул Энтони и отправился к отцу.

— Пока, Эн!

Майкл пришёл к себе в комнату и достал карты. А что если и в самом деле каждая карта — это какой-то человек, где-то живущий? Если Джозеф — это бубновая двойка, то по возрастающему достоинству следующие карты вполне могут быть окружением короля. Если в колоде пятьдесят две карты — значит, в жизни у короля пятьдесят придворных. Например, бубновый валет. Кто он? Вполне вероятно, что валет — высокопоставленное лицо. А семёрка может быть рангом пониже. Или просто какой-нибудь умный человек, не обязательно из дворян. «Нет, в жизни всё намного сложнее, и одной колодой весь мир не охватишь», — подумалось Майклу. И всё-таки что-то в этом есть. Иначе почему приснился Джозеф? Это придуманное имя, но как оно подходит пажу. Нет, это паж. Если сон повторится — значит, Джозеф действительно есть. Хотя не факт, что каждая карта это фигура, а вдруг одна или две это фигуры, а остальные карты — это действия. Ну вот например бубновая двойка — Джозеф, а если к ней есть ещё несколько карт, допустим шестёрка — дорога, а семёрка допустим встреча, или свидание…….

Мысли постепенно стали протяжными, глаза подёрнулись сонной поволокой, и таинственная сила, способная создавать красочные пейзажи, унесла Майкла на свои сказочно-непредсказуемые просторы.

***

Под покровом ночи к воротам замка барона Круазье подъехали две кареты в сопровождении десяти всадников. Из кареты вышли два человека в плащах, с глубоко натянутыми капюшонами, и вошли в потайную дверь, спрятанную в зеленой ограде густого кустарника.

Через несколько минут ворота отворились, и вся кавалькада въехала во внутренний двор. Человек в плаще вошёл в замок, поддерживаемый под руку бароном Круазье.

Барон провел таинственного посетителя в свой кабинет, воспользовавшись довольно узким, слабо освещенным коридором. После того, как гость, вытянув ноги устроился в удобном кресле у камина, хозяин с готовностью слушать сел в кресло напротив.

— Я хочу предложить выгодную сделку вашему королю, барон Круазье Король Людвиг, проезжая по нашему побережью, проявил интерес к некоторым владениям. Я готов отдать эти земли в обмен на северные, принадлежащие маркизу Лотти. Это горный массив, и вся ценность его заключается в родовом замке Лотти и воспетом художниками живописном озере. В обмен, я предлагаю Лотти равноценный участок на морском побережье. Если вы будете содействовать мне, я позабочусь об увеличении вашего состояния, в несколько раз.

— Почему вас интересует столь бесполезное место?

— В горной гряде обнаружены большие залежи железной руды. Разработка месторождения остановлена, чтобы сберечь ландшафт, так как дальнейшие работы приведут к обрушению. Маркиз помешан на озере, под которым лежат неисчерпаемые запасы руды. В нашем государстве таких месторождений нет, но есть большие кузницы, которые как несложно догадаться, не могут работать без руды.

— Почему вы думаете, что король и маркиз Лотти не согласятся на обмен? Король получит земли, и значительно пополнит казну от этой сделки, а маркиз получит морское побережье вместо гор, и солидную сумму. Вот родовой замок? В конце концов, замок можно построить заново, только с видом на побережье.

— Пусть король и маркиз рассмотрят это предложение. Я рассчитываю на ваш ораторский дар, барон. А эти монеты, — говоривший выложил на стол несколько тугих увесистых мешочков с золотыми монетами, — помогут вам найти убедительные слова.

— Я считаю вас своим другом и покровителем, ваша светлость, и сделаю всё, что в моих силах.

— Вы должны сделать даже то, что вам не под силу, дорогой барон. От этого решения зависит очень многое. Прощайте.

Люди в плащах сели в карету и покинули замок барона Круазье.

Глава IV

ПРОРОЧЕСКИЙ ЗВОНОК КОЛОКОЛЬЧИКА

Луч мягко дотянулся до подушки, скользнул по лицу и наполнил утреннее пробуждение теплом и светом. Майкл открыл глаза, потянулся и, откинув одеяло, подошёл к окну. Пьянящий запах цветущей сирени и птичьи голоса наполняли мир необычайной радостью природного торжества. Раздумывая над увиденным во сне, он спустился на первый этаж дома, где ещё никого не было.

«Пора проверить достоверность снов на картах. Кто знает, а вдруг я действительно вижу жизнь карточной колоды?» — размышлял юноша, поднимаясь на чердак дома. Он достал изрядно потёртую колоду, и устроившись поудобнее, раскинул карты. В первой пятёрке выпали трефовый король, валет пик, трефовая десятка, бубновая семёрка и червонный туз. Майкл некоторое время сидел, плохо соображая, сон это или явь, даже несколько раз тряхнул головой, убеждаясь, что проснулся, но всё происходящее было наяву.

Вдруг его охватил ужас. Да, он рисовал схему, но тогда это была игра, предположение и не больше. Он сидел и боялся пошевельнуться. От карт веяло мистикой, и в какое-то мгновение Майклу показалось, что он видит лица карт. Чем дольше он вглядывался, тем сильнее они притягивали его, безмолвно обещая приоткрыть тайную завесу. Несколько минут Майкл сидел в оцепенении. Получается, он живёт в двух измерениях, раз видит происходящее по ту сторону реальности во всех тонкостях. Руки покрылись гусиной кожей, а на лбу выступила испарина. Это был не просто испуг, это было потрясение.

Через какое-то время он смог справиться с накатившим страхом и стал обдумывать происходящее. Если верить гаданью, семёрка — состоявшийся разговор, десятка может быть, как действием, так и вторым приезжавшим, а сам тайный посетитель — король треф. О чём говорит туз? Узнаю позже. Майкл достал схему и вписал в клетку с бубновой шестеркой имя барона Круазье, на трефовом короле и десятке поставил знаки вопроса, потом услышал голос отца, оделся и спустился на первый этаж.

— Сегодня ты первый, иди, буди братьев, — сказал отец.

Когда все сели за стол, Эпштейн сказал:

— Я выкупил большой участок земли на Мазаанских озёрах. Мы будем строить там новый посёлок для работников фабрики. Эдвард сегодня поедет вместе со строителями и будет заниматься там постройкой нашего гостевого дома. Проект находится у инженера Дейма. У одного из мастеров есть кое-какие интересные мысли по поводу дополнительных построек, согласуешь с Деймом. Я приеду через пару недель.

Рэм будет работать на речной плотине. Через неделю привезут динамо-машину, и мы перестанем покупать электричество за бешеные деньги, и даже сможем продавать его сами, нашим соседям Я знаю, кто охотно согласится покупать у нас электричество.

Майкл, ты возьмёшь подготовленные документы и отвезёшь их в банк. Познакомишься с мистером Гифордом, нашим банкиром.

Задача есть у каждого — можете приступать к исполнению.

Ричард передал младшему сыну документы в черной папке с тисненым знаком дома Эпштейнов: первая буква фамилии на фоне лошадиной головы, в обрамлении колосьев пшеницы. Во дворе Майкла ожидала машина. Поездка до города занимала не более часа, но на подъезде к пригороду двигатель автомобиля зачихал и заглох. Водитель тщетно пытался его завести, потом вышел из машины и, открыв капот, стал искать причину остановки.

Майклу не хотелось торчать под палящими лучами июньского солнца. Выяснив у водителя по имени Сентин, работающего у отца последние пару лет, что на ремонт понадобится не менее часа, юноша решил прогуляться пешком. Сентин было запротестовал, что отец будет возмущён, но потом, махнув рукой, так как спорить с Майклом было бессмысленно, и условившись о месте встречи, взялся за починку автомобиля.

Сойдя с дороги на тропинку, прикрытую тенью вековых дубов, Майкл предался размышлениям об увиденном во сне. В его памяти всплыло имя маркиза Лотти, и он вдруг с содроганием вспомнил, о том, что это имя упоминается в читаемой книге. Он хорошо помнил, что учителя звали именно так. Куда могла подеваться книга? Кто-то взял её, но кто? Рэм? Но зачем ему это? Из вредности? Да это было похоже на браться, но как теперь узнать, ведь он вряд ли сознается.

Надо приехать домой и во чтобы-то ни стало, отыскать книгу. Майкл опять ощутил холод, пробежавший по спине, но тайна манила — остановиться было невозможно.

Мысли подростка прервались, когда он увидел красочную вывеску у входа в казино. Каким только не представлял себе Майкл этот дом риска и азарта. Он тайком вырезал из газет статьи, в которых рассказывалось о людях, посещающих это злачное заведение, о том, какие суммы они уносят с собой или оставляют на игровых столах. В памяти всплыл образ плачущего бедняги, проигравшего всё своё состояние и вынужденного продать свою библиотеку, о котором рассказывал отец, но ничто не настораживало, а продолжало сладко заманивать в свои азартные сети. За время, которое Майкл провёл с картами, ему казалось, что он знает, как надо играть, какая комбинация приходит за какой, какие карты необходимо сбросить, а какие оставить. Он находился буквально в двух метрах от истины или от величайшего разочарования. Увидеть бы этот мир своими глазами и проверить еще раз, что за жизнь является в снах, и чьи судьбы описывают карты.

Когда Майкл толкнул тяжелую дверь, звон колокольчика оповестил о новом желающем испытать удачу. Стараясь не привлекать к себе внимания, юноша вошёл в прохладный полумрак зала. Если бы только он мог в этот момент знать, что пророчит этот звон, и как скоро он будет проклинать этот звук! Но всё это потом, а сейчас Майклом овладел таинственный трепет вместе с предательски подкупающим интересом.

Над столом, обтянутым зелёным сукном, горела низко подвешенная лампа. За столом сидел джентльмен, пуская клубы сигарного дыма. Ещё один находился по другую сторону стола, перетасовывая карты.

— Что вы хотели, молодой человек? — спросил крупье. — По-моему, вам ещё рано посещать подобные заведения.

— Простите, сэр, я разминулся со своим отцом, но, зная его привычки, подумал, что он зашёл сюда, — соврал Майкл, густо краснея. — Вы не позволите мне посмотреть игру?

–Нет молодой человек, — отрезал крупье, — Если сюда придёт ваш отец, у меня могут быть неприятности из-за того, что я разрешил вам здесь находиться, — ответил крупье.

С каждым словом Майклу все больше казалось, что голос крупье доносится откуда-то сверху, и блеснувшая было надежда посмотреть игру, безнадежно таяла.

— Что же здесь преступного, если этот молодой человек пару минут посидит за игровым столом? Кто знает, быть может, перед нами будущий король покера, — сказал джентльмен с сигарой, сидевший за столом. — Я пожалуй, сделаю за него ставку. Скажи мне своё имя, партнёр?

— Майкл, — ответил юноша своему неожиданному благодетелю.

— Ты знаешь Майкл, я мог в этой жизни стать кем угодно, и поверь был бы достойным, врачом, юристом, или великим писателем, но фортуна приготовила мне многомиллионное состояние, и всё чем я занимаюсь, это игра. Садись вот в это кресло, и будь моим партнёром по игре, — доброжелательно пригласил джентльмен с сигарой.

— Но, сэр, это грубое нарушение, за которое меня могут уволить, — произнёс крупье.

–Я граф Разумовский, и, если вас уволят, я обеспечу пожизненный пенсион, о размере которого вы сейчас не можете и мечтать, либо если вы не пустите этого юного игрока, я лично побеспокоюсь о вашем увольнении. Садись, Майкл, я поставлю на твой бокс пятьсот долларов, посмотрим, насколько ты удачлив. Раздавайте, — выпуская клубы дыма на лампу, сказал Разумовский.

Крупье раздал карты на два бокса.

— Ну, посмотрим, что выкинет нам её величество фортуна, — медленно раздвигая карты, проговорил господин с сигарой. — Две пары! Прекрасно, пусть будет игра.

Майкл сидел, боясь прикоснуться к картам.

— Вскрывайте, или вы предпочитаете играть втёмную?

— Нет, сэр, я, пожалуй, посмотрю, — ответил Майкл и на манер своего неожиданного благодетеля стал тянуть карты.

Сердце бешено колотилось. Тройка треф… Тройка бубен…Тройка пик… Двойка пик… Следующей картой была четвёрка треф.

— Сэр, мне необходимо поменять карту, — хриплым голосом сказал Майкл.

— Да вы, я вижу, разбираетесь в игре. Смените ему карту, — восхищённо воскликнул граф.

Крупье сдал другую карту.

— Двойка бубен… Двойка бубен! Джозеф, мой дорогой Джозеф, ты помнишь о своём друге! У меня Фулл Хаус, сэр! — Майкл ликовал. У крупье была пара валетов.

— Браво, мой друг. Этот юноша — будущий король покера, — похлопывая Майкла по плечу, восторгался Разумовский, искренне обрадовавшийся выпавшей у Майкла комбинации, — Ты только что выиграл три с половиной тысячи долларов, партнёр. О каком Джозефе ты говорил?

— О моём друге, — ответил Майкл.

— Ваш выигрыш сэр, — протянул крупье, пододвигая выигранные фишки к боксу Майкла.

— Ну что же, я отдам тебе, как моему партнёру половину выигрыша, а это немалая сумма Майкл. Тысяча семьсот пятьдесят долларов. Обналичьте эти фишки, — распорядился Разумовский.

— Вот твоя доля партнёр.

С этими словами граф подвинул Майклу пачку купюр. — Кто твои родители? Я позабочусь о них и возьму тебя с собой, ты сама удача.

— Боюсь, это невозможно, сэр. Мой отец богатый человек, если он узнает, что я был в казино, мне не поздоровится. Я отправлен в город по делу.

— Ты очень везучий игрок Майкл. Очень жаль, что ты не сможешь составить мне компанию. Я счастлив нашему знакомству и буду несказанно рад встретить тебя ещё раз. Здесь я проездом, но, если когда-нибудь окажешься в моих краях, обязательно разыщи меня, — джентльмен протянул Майклу маленькую карточку с золотыми буквами. Граф Разумовский всегда будет рад встрече с Майклом. Как твоя фамилия, если, конечно, это не секрет?

— Эпштейн, Майкл Эпштейн, — представился юноша.

— Желаю тебе удачи, Майкл Эпштейн.

— Спасибо, сэр. Я тоже желаю вам удачи, — с этими словами Майкл выбежал из казино.

Внутри всё клокотало. Тысяча семьсот пятьдесят долларов. Такие деньги он видел только в руках отца. Целое состояние. Этот выигрыш окончательно уверил Майкла в магических свойствах карт. Он видел во сне события, происходящие пару сотен лет назад, а может и больше. Никакие совпадения не имели здравого объяснения, и Майкл решил, что это знак судьбы. С такими мыслями он подошёл к банку, где его уже дожидался Сентин.

— Я уже начал волноваться.

— Я заходил в гости к мечте, — загадочно улыбаясь, сказал Майкл и вошел в банк.

Мистер Гифорд, мужчина средних лет, небольшого роста и в больших очках с черной оправой и сильно увеличивающими линзами, отчего глаза казались огромными, а всё остальное в его внешности, уже не имело значения.

— Мистер Эпштейн? — поинтересовался ленивец (так его назвал Майкл из-за внешнего сходства со смешным зверьком). — Звонил ваш отец. Он был удивлен вашим отсутствием и просил срочно связаться с ним по прибытии.

Майкл, предчувствуя бурю, набрал номер своего домашнего телефона.

— Где тебя носит, что за непонятные исчезновения? Отдай документы и поживей возвращайся, — отец повесил трубку.

— Вам придётся подождать ещё полчаса, мистер Эпштейн, я подготовлю необходимые бумаги, — учтиво проговорил банкир, стоявший рядом и, как показалось Майклу, получавший удовольствие от того, как «мистер Эпштейн» покраснел, услышав голос отца.

Юноша устроился в кресле и мысленно вернулся к приятным минутам, пережитым полчаса назад. Он достал визитную карточку, где было написано « Граф Эммануил Разумовский». Замысловатый рисунок высвечивался в глубине лощеной бумаги. По всей видимости, фамильный герб, — подумал юноша, разглядывая зашифрованный вензель, на котором была изображена роза ветров с пятью перекрещенными мечами. В центре был изображено, что-то напоминающее открытый глаз. От этого знака веяло мистикой, но чему удивляться, когда события вокруг него не иначе как мистическими не назовёшь.

Через полчаса мистер Гифорд передал ему документы, и Майкл вышел из банка.

— Почему ты не сказал, что машина сломалась? — хмуро спросил он водителя.

— Прости меня. Честно сказать, я испугался. Ты знаешь, твой отец может меня уволить. Как я буду кормить мою маленькую Луизу? — в голосе Сентина появились тревожные нотки.

— Ладно, старина Сентин, от меня не убудет, а твоя красавица Луиза уже через пару лет выйдет замуж за богатого жениха. Тебе будет ни к чему думать о старости, ибо капитал жениха её обеспечит — дружески хлопая водителя по плечу, смягчился юноша.

Он знал Сентина с малых лет, когда тот работал ещё у его деда Сандерса, и никогда не видел от него ничего плохого, зато видел, как строг к нему отец, отчего водитель его панически боялся. Жена Сентина, родившая ему дочь, умерла вскоре после родов, и уже шестнадцать лет он воспитывал девочку один. «Дам ему сто долларов. Это его наверняка шокирует, зато он сможет купить подарок своей дочери, а если он спросит откуда у меня такие деньги?», — рассуждал про себя Майкл, — «а если скажу, как есть? Не поверит, конечно не поверит, в моём возрасте в казино не то чтобы играть, а даже заходить не дают. Скажу нашёл в одной из книг в библиотеке. А что это неплохой вариант, книги из библиотеки принадлежали богатому человеку, и подобный тайник имеет право на существование. И даже отцу можно преподнести такую версию, появления неожиданного капитала.

— Сентин, ты умеешь хранить тайны? Если я доверю тебе кое-что сокровенное? — спросил он, заглядывая водителю в глаза.

— Вы для меня — вторая семья. Я знаю тебя с самого твоего рождения Майкл. Как можно предать людей, которых любишь, и среди которых живёшь? — с искренней горечью в голосе ответил Сентин.

— Возьми, это для твоей Луизы, — с этими словами Майкл протянул водителю сто долларовую купюру.

— Ты кого-то обворовал? — встревожился Сентин.

— Нет, Сентин это её величество фортуна, — перефразировал юноша слова, услышанные в казино. — я как ты знаешь занимаюсь наведением порядка в библиотеке, и вот в одной из книг, находилось несколько купюр. Хочу поделиться с тобой этой радостью. Одну из них я вручаю тебе, как моему доброму другу. Пусть это будет подарком твоей Луизе, — Майкл сунул деньги в нагрудный карман водителю, не подозревая, какого искренне преданного человека он обрёл в эту минуту.

— Спасибо, мистер Эпштейн. Мне никто и никогда не делал таких подарков, — на глаза водителю навернулись слёзы.

— Спасибо тебе, Сентин, что ты есть у нас, — ответил Майкл, уткнувшись головой ему в плечо.

Всю дорогу они ехали молча. Каждый думал о своём. Сентин удивлялся, как просто мальчик подарил ему сто долларов. Хозяин не терпит незаслуженных щедрот. Он всегда и в одно время платит, но в подобной расточительности замечен не был. Ричард уверенно управлял своей маленькой, но очень прогрессивной империей, и заставлял каждого уважать зарабатываемые деньги. «Капитал, — любил цитировать своего тестя мистера Сандерса Ричард, — не терпит расточительности, и непродуманных вложений. Легче его получить, нежели стабильно сохранять».

«Да, мистер Эпштеин, — размышлял Сэнтин, — очень грамотный хозяин, имеющий такого золотого сердцем ребёнка, хотя и Эдвард добрый малый, а вот Рэм — это копия отца. Доброго слова никогда от него не услышишь. От этого щедрот не дождёшься, скорее отнимет, чем подарит. Хотя по хватке он братьев обскакал, и хозяин не замечает, какого хитреца вырастил. А может и замечает, но пока наблюдает за его действиями?»

Майкл думал о Джозефе. О неожиданной, но такой желанной раздаче за игровым столом казино. О мистическом пребывании в этом месте графа Разумовского, исполняющего его мечту. Баснословный выигрыш, и всё это они, карты. «Джозеф, мой дорогой друг Джозеф. Как же мне понять, где и когда ты будешь снится?»

По приезду домой он попрощался с Сэнти, взяв с того клятву о молчании, и прибежав на чердак начал раскладывать карты, пытаясь определить, кем бы мог быть маркиз Лотти, описываемый в книге если бы существовал. А ведь если существует маркиз Лотти — значит, существует и Сэмуил Хэмпфил. Он достал схему и вписал их имена со знаком вопроса в клетки схемы. Маркиза Лотти он сделал бубновым валетом, а Сэмуила — бубновой десяткой.

В дверях комнаты показалась голова Рэма.

— Чем занимается мой младший брат? — поинтересовался он, проходя в чердачную комнату.

— Так, карты раскладываю, — пожал плечами Майкл.

— Дались тебе эти карты. Лучше читай глупые пиратские саги, — с этими словами Рэм бросил на кровать книгу.

— Я же спрашивал тебя про нее! — воскликнул Майкл.

— Откуда мне знать, какую книгу ты имеешь в виду? — сделал удивленный вид Рэм.

— Всё ты знал, Рэм, и специально её забрал, и откуда в тебе эти мелко-пакостные желания?

— Это ты кого пакостником называешь? — вскипел средний брат.

— Не надо грудь колесом надувать Рэм, взял бы сознался. Нет ты ещё и права качать пытаешься, не боюсь я тебе понял? — огрызнулся Майкл, — и нечего на моем чердаке делать. Иди в свою мастерскую и командуй там. Отец каждому отдал то что просили.

— Червяк книжный, — брезгливо бросил Рэм, и стал спускаться по лестнице.

— Если выбирать между книгами и братом, я бы выбрал книги, — крикнул ему в след Майкл, но тот уже не слышал.

Майкл немного успокоившись, забрался на мягкий тюфяк, и открыл книгу.

Он помнил каждую мелочь происходящих событий, и с первых слов погрузился в вековые глубины романа.

Глава V

БЕРЕГОВОЕ БРАТСТВО

Измученный, умирая от жажды, Сэмуил после трёх дней морских скитаний, выбрался на берег и упал на песок. Немного передохнув, он пошёл на поиски пресной воды вглубь острова.

Растительность была настолько густой, что пробираться сквозь неё было очень трудно. Лианы, кустарники и ветви деревьев переплетались так, что по ним можно было без труда забраться на вершины высоких пальм, как по канатной лестнице, но пройти в глубь леса было невозможно. После очередной попытки, окончательно выбившись из сил, Сэмуил решил пойти берегом. Пройдя больше двух километров, он услышал шум падающей воды. «Водопад!» — мелькнуло в сознании, и, собрав последние силы, он пошёл на звук. Жадно припав пересохшими губами к потокам живительной влаги, Сэмуил пил и не мог напиться. Потом долго сидел под прохладными струями воды, смывая с себя въевшуюся в кожу морскую соль. На остров медленно надвигались сумерки. Воду он нашёл и это было главное, но найти что-то съестное в темноте невозможно, и пришло время подумать о ночлеге. Пройдя около километра, до него донеслись звуки, похожие на стук топора.

Сэмуил прислушался. Действительно, где-то рубили дерево. С кошачьей осторожностью, дабы не быть услышанным, он стал забираться на пальму, пытаясь рассмотреть то место, откуда доносились звуки топора.

Сквозь листву стала видна поляна, освещённая костром, и несколько человек, сидевших вокруг огня.

— Какое наслаждение не чувствовать качки и провести ночь на земле. Вряд ли это может понять человек, не находившийся в море по нескольку месяцев, — говорил один из сидевших.

— Я в море уже двадцать лет и раньше, сходя на берег, из всех земных наслаждений предпочитал горячее тело портовой шлюхи. А сейчас предпочитаю компанию хорошего рома и хруст поросячьей корочки, — низкий голос принадлежал человеку, выделявшемуся атлетическим телосложением.

— А я бы с великим удовольствием зарылся носом в душистые волосы пышнотелой красотки, — сказал человек маленького роста, но довольно крепкого телосложения.

— Могу предложить твоему носу сиськи местной обезьяны. Волосы там тоже есть, разве что с запахом подкачало, — сказал здоровяк, и все разразились громким хохотом.

— Э-эх! — произнёс невысокий коренастый матрос. — Вам не понять Карамо. Кто из вас знает, сколько по свету бродит ваших детей? А Карамо, каждого своего знает по имени, вот это и есть зачатие рода.

Всем своим видом этот моряк напоминал маленький кряжистый дубок. В нём чувствовалась некая природная сила, и её присутствие прослеживалось в том, как он твёрдо стоял на земле, словно врастая корнями.

— Кончай врать, Карамо, что это все твои дети, когда успеваешь? Если только во сне зачал кого-то? — произнёс здоровяк, и сидящие опять хором захохотали.

Сэмуил, убедившись, что это моряки, решил покинуть своё убежище и вышел к костру. Моряки вскочили и похватав оружие, насторожились.

— Ты кто такой? — спросил здоровяк. — Как сюда попал?

— Мой корабль во время шторма разбило о рифы. Похоже, что в живых остался только я.

— Как назывался твой корабль? — спросил здоровяк.

— «Северная звезда», но раньше я ходил на «Аполло».

— Капитана «Аполло» звали Мэтью Брю?

— Да, — успел ответить Сэмуил, прежде чем силы покинули его.

— Я знал этого капитана, хороший был малый, — сказал здоровяк. — Тащите парнишку поближе к костру.

Несчастного положили на пальмовые листья у костра.

— Хватит болтать, набираем воду — и на корабль, — распорядился здоровяк.

Очнулся Хэмпфил уже лежа на палубе. Ветер раздувал паруса, и корабль нёсся по волнам со скоростью, видеть которую Сэмуилу еще не доводилось. С мостика доносились голоса:

— Кого вы притащили? Этот малый похоже долго не протянет, скажи пусть долговязый его осмотрит, если выживет в команду, а нет на корм акулам.

— Нет капитан, в этом малом сила есть, просто в море три дня болтался. Говорит с «Северной звезды» выпал. Вроде как один из команды выжил, а по нашему кодексу последний выживший счастливчик, так что быть ему достойным членом нашего братства.

Этот голос он помнил, кажется принадлежал тому здоровяку. Зацепившись за снасть он поднялся, и на ватных ногах прошел вдоль борта, остановившись в нескольких метрах от здоровяка.

— Капитан сказал, что не будет тебя кормить, если не будешь работать. Выбирай: или ты забудешь о своей слабости, и найдёшь в себе силы, или пойдёшь кормить акул, они любят свеженькое мясо. И пусть меня разразит гром, если я не Гром, — захохотал здоровяк.

Голод туманил сознание несчастного, но просить еду после сказанного было равносильно тому, что просить палача отряхнуть верёвку от пыли перед казнью. Но тут здоровяк неожиданно крикнул:

— Где эта кухонная крыса? Скажите, чтобы накормил парня, да поживей.

Из дверей камбуза высунулась чёрная голова:

— Кого здесь надо накормить? — и, увидев Сэмуила, кок махнул ему рукой.

После съеденной миски густого овощного рагу с кусками вяленой солонины Сэмуил уснул, на отведённом ему месте, а когда проснулся, была уже глубокая ночь. Поднявшись на палубу он несколько минут наслаждался свежим ветром, и услышал окрик за спиной.

— Ну что, очухался? Поднимайся ко мне.

Здоровяк стоял за штурвалом, и махал ему.

Сэмуил поднялся на мостик.

— Как тебя звать?

— Сэмуил.

— Значит, Сэм. А меня все зовут Гром, — протянул руку здоровяк. — Капитан поставил тебе на паруса, а потом посмотрим, что ты за птица.

— Как называется ваш корабль и куда вы идёте?

— Наш корабль назван в честь бога морей «Посейдон», но мы никуда не идём. Мы ищем встречи с какой-нибудь посудиной, набитой разным барахлом, — разразился смехом здоровяк, а потом громко добавил, посматривая на Карамо, стоящего у пушки:

— Когда у Карамо есть деньги, он покупает пышку, а когда денег у Карамо нет, он теребит шишку. Или во сне ощупывает спящего соседа, рискуя быть убитым, — и все, кто был на палубе, закатились смехом, а Карамо дал залп, который дважды откликнулся эхом в гротах скалистого острова по правому борту судна. В воздух взлетели стаи потревоженных птиц.

— Держись меня, и, клянусь памятью капитана Брю, тебя никто не обидит. Но держи ухо востро, у нас шустрые ребятки. В последнем походе полкоманды выкосила тропическая лихорадка, и капитан идёт набирать новую. Задумаешь бежать — беги, но так, чтобы не поймали: беглецов у нас не любят. Вижу, что тебе не по нраву наша компания. Я в прошлом тоже ходил на торговом судне, пока на нас не взяли на абордаж ребята с «Посейдона». Теперь я здесь, и за мою голову дают много золота, которое Карамо с огромным удовольствием потратил бы на портовую красотку, а то на его руках появились большие мозоли, а раньше я их не замечал. Кто подскажет, отчего они появились? — и опять команда разразилась смехом.

Рисунок № 2

Карамо по непонятным причинам на шутки Грома только улыбался, но отвечал редко. Было видно, что вывести этого малого из себя никому не удавалось.

Разговор прервался с появлением капитана.

— Я вижу, что акулы останутся без завтрака. Умеешь управляться со снастью? — спросил капитан.

— Я моряк, — ответил Сэмуил.

— Тем хуже для тебя. Теперь ты в команде, и кое-кому придётся раскошелиться и за твою голову тоже, но когда это случится, никто не знает.

Капитана звали Акула Пьер из-за его привычки бросать виновных за борт, на справедливый суд Посейдона, вершить который помогали акулы. Это был широкоплечий, высокого роста человек с острым проницательным взглядом, светло-серых глаз. На нём была фланелевая рубаха тёмно-красного цвета, перепоясанная чёрным кушаком, из-за которого торчали пистолеты. Одного взгляда этого сурового человека хватало, чтобы прекратить спор, возникший в команде. Никто не знал, откуда он родом и когда стал пиратом. О его жестокости ходили легенды, но никто никогда не сказал о том, что Акула Пьер обделил кого-то из своей команды или наказал человека незаслуженно. На корабле была жесткая дисциплина, и матросы за спиной у капитана частенько роптали, что он перегибает палку, не позволяет пить ром и редко заходит в порты, но это быстро пресекалось Громом, которого боялись не меньше капитана.

Сэмуил заметил, что Акула мало с кем разговаривает, если не считать приказов да нагоняев за нерасторопность. Его никогда не видели пьяным, потому что если Акула пил, а такое случалось, когда команда сходила на берег, — то пил один в своей каюте. У Сэмуила сложилось впечатление, что капитан мало говорит, но много думает. В любой шторм он сохранял удивительное равновесие, твёрдо ступая по палубе, словно с каждым шагом его ноги прирастали к дубовым доскам. Капитан мог часами неподвижно стоять на корме, глядя в бескрайнюю морскую даль, а порой не выходил из каюты по два-три дня. Тогда «Посейдоном» командовал Гром.

Положение Сэмуила в команде решил случай. Пираты долго скитались в поисках торговых судов, пока однажды в сильный туман чуть не столкнулись с большим кораблём.

Капитан скомандовал: «В погоню!» Рулевой налёг на штурвал, и «Посейдон» стал разворачиваться. Сэмуила удивляла не только быстроходность, но и маневренность пиратского судна. Внезапно туман расступился, и впереди оказался большой военный корабль, на котором заиграла труба и застучали барабаны. Это был охотник за пиратами галеон «Барракуда». Капитан догадался по звукам трубы, к чему там готовятся, и приказал делать резкий разворот, дабы не попасть под пушки левого борта корабля. «Посейдон» сильно накренившись начал забирать в правую сторону, когда раздались залпы пушек галеона. Несколько ядер попали, но не нанесли сильного ущерба, за исключением расщепленной двери камбуза.

Решение пришло в голову Сэмуила мгновенно. Он подошёл к капитану и сказал:

— Можно обойтись малой кровью, если вы доверите мне управление «Посейдоном».

— А почему ты решил, что я буду слушать твой бред, и доверю тебе корабль?

— Я хорошо знаю эти места, капитан. Фарватер имеет свои особенности, которые могут сослужить нам хорошую службу. Я дважды проходил здесь, и могу сделать это сейчас.

— Действуй. Но, если ты ошибёшься и подставишь этих ребят, умрёшь первым.

В миле от места встречи с противником находились островные скалы, на которые Сэмуил и направил «Посейдон». Расчет на то, что за ними погонятся, оправдался. Преимущество было на стороне пиратов: «Посейдон» был меньше и легче галеона, и стал заметно отрываться от преследователей.

Сэмуил скомандовал сбросить паруса, когда «Посейдон» приблизился к проливу, находящемуся между скал. Вход в пролив напоминал широкое основание бутылки, переходящее в узкое и длинное горлышко. По водному коридору мог пройти только опытный шкипер. Вся коварность пролива заключалась в том, что примерно по центру прохода на малой глубине находился острый, как шип выступ скалы, и обойти его можно было только с левой стороны, вплотную к отвесному берегу. Сэмуил осторожно обошёл опасное место и войдя в бухту окружённую скалами, попросил капитана сбросить паруса, и якорь по левому борту. Этот маневр предполагал, что якорь достигнув дна, заставит корабль сделать плавное торможение с разворотом в левую сторону. Стратегически это был очень опасный маневр, так как «Посейдон» стоял внутри скальной гряды развёрнутый бортом ко входу в бухту, но тогда ни капитан, ни члены команды не догадывались, о грандиозном замысле Сэмуила Хэмпфила, для которого это в случае неудачи, могло закончится смертью.

Преследовавший галеон быстро приближался, и уже слышались ликующие звуки команды, загнавшей противника в ловушку, как вдруг раздался треск корабельных снастей, и галеон, резко клюнув носом, стал заваливаться на бок. Старший канонир «Посейдона» Карамо, выставив пушку в нужном направлении, дал первый залп. Ядро, описав видимую дугу, сбило флагшток преследователей. Это был настолько красиво исполненный выстрел, что все члены «Посейдона» разом ликующе взревели. Радостные крики и улюлюканье пиратов подняли стаи птиц с прилегающих скал. Канонир стал переходить от пушки к пушке, делая прицельные залпы. Борта «Барракуды» уже зияли дырами, когда выстрелила пушка галеона, и ядро просвистев над головами пиратов, упало в нескольких метрах от «Посейдона». Галеон не мог стрелять в ответ, так как сильно наклонился на борт, и жерла пушек смотрели на воду, но похоже они смогли настроить одну из них. Карамо решил пресечь слабые попытки сопротивления и настроив одну из пушек дал залп угодивший в нескольких метрах от порохового погреба, после которого на корабле началась паника. Канонир «Посейдона» знал куда стрелять. Несколько ядер пробили переборку за которой находился пороховой отсек, и последующие попадания грозили взрывом. Акула Пьер рассматривая повреждения в подзорную трубу, приказал больше не стрелять. Галеон «Барракуда» медленно погружался в воду, а команда пыталась спустить на воду одну из уцелевших после бомбардировки Карамо лодок.

— Если ты заходил сюда, значит и выход знаешь? — спросил капитан, вплотную подойдя к Сэмуилу спросил Акула.

— Да, капитан, выход так же прост, как и вход сюда. За той скалой, — показывая рукой разъяснял Хэмпфил, — есть проход. На первый взгляд он довольно узкий, но как оказалось, там может пройти целый галеон, а для более узкого «Посейдона», это пара пустяков. Глубины между скал достаточные, на киль не сядем.

— Твои знания полезны Барракуда! — сухо похвалил Акула, и обращаясь к Грому сказал:

–Выводи корабль в открытое море. Твоим помощником будет Барракуда.

Капитан покинул палубу, а здоровяк в сопровождении Хэмпфила поднялись к корабельному штурвалу.

— Считай, что ты зачислен в команду вторым шкипером, и капитан дал тебе новое имя, Барракуда, осталось получить благословление от команды — весело смеялся Гром похлопывая Сэмуила по плечу, когда тот аккуратно выводил «Посейдон» через узкий грот в открытое море. — Наш мудрый капитан назвал тебя в честь корабля, который ты потопил. Отдай штурвал Барракуда, пойдём выпьем по кружке рома, за очередную победу, а потом — к капитану. Акула приказал привести тебя в капитанскую каюту, по выходу в море.

. ***

— Что ты так увлечённо читаешь Майкл? — поинтересовался Ричард, несколько минут наблюдающий за сыном, — ты даже не слышал как я поднимался, да и дверь у тебя скрипит, хотя я тебе уже говорил смазать маслом петли, чтобы не скрипела, когда ты тайком по ночам ходишь на кухню, и таскаешь сладости.

— Я нашёл эту книгу без обложки, и решил почитать. Мне очень нравятся происходящие здесь события, — обрадовавшись интересу отца произнёс Майкл.

— Я не против, чтобы ты читал, но у тебя ещё масса работы, которую кроме тебя никто делать не будет, — наставительно начал Ричард, — Ты днями торчишь в библиотеке, но я не вижу ощутимых результатов, а сейчас понимаю почему. Сегодня разберёшь все книгу от входа, а я вечером проверю.

Майкл нехотя собрался и захватив с собой книгу, отправился в библиотеку.

Перебрать все книги у входа за день, не представлялось возможным, так как они занимали пространство от пола до потолка, и стояли в несколько рядов. Отец пару дней назад, купил их у какого-то торговца недвижимостью, не пожелавшего оставлять своё имя и координаты. Здесь было много книг в дорогих переплётах, кои Майкл за время работы в библиотеке научился отличать, в одной из которых он нашёл карту. Полистав книгу он понял, что карта не имеет к ней никакого отношения, и лежит здесь скорее всего для лучшей сохранности. Развернув карту Майкл немало удивился, так как эта морская карта походила на те о которых он читал в книге. Несмотря на небольшие размеры, она изобиловала разными поправками и названиями мест. Названия некоторых были перечёркнуты, а ниже сделана другая надпись. Маршруты между портами были подписаны с указанием расстояния и времени в пути. В правом нижнем углу стояла расплывчатая подпись. Похоже на этот угол карты попала влага, размазавшая чернила подписи. Майкл озадачено стал изучать названия, но не смог прочитать не одного из них, так как они были написаны на непонятном языке. Даже буквы были какими-то необычными, и скорее напоминали знаки. «Кто знает, а вдруг это какой-то секретный язык прошлых столетий?» — подумал юный изыскатель, «но как и у кого можно узнать это?». Перебирая в памяти некоторые книги он вспомнил, что уже видел одну из них, где рассказывалось о языках других стран. Майкл бросился к каталогу и стал искать, на какой полке и в каком ряду она находится. Найдя нужное название, он перенёс лестницу, и полез к верхней полке.

«Языки. Наречия. Диалекты» прочитал он, найдя нужную книгу, и тут же открыл обложку, и пробежался глазами по оглавлению.

–Это то что мне надо, — довольно вслух протянул Майкл, и спустившись стал искать ответ на интересовавший его вопрос. Не на одной из множества таблиц с буквами и знаками, он не нашёл ничего подобного, что говорило о необычности карты. Майкл взяв большую лупу, положил карту под светом настольной лампы, и начал рассматривать необычные буквы. Это действительно были знаки, так как среди них часто попадался кораблик, только каждый раз чёрточки находились по разные стороны, и в разных направлениях. Это могло обозначать любую букву алфавита, и при умении такой шифр должен был легко читаться знающим человеком. Выписав несколько из них на листок, юноша задумался над тем, чтобы это могло значить. Очнувшись от полного сумбура предположений, Майкл решил поискать ответы в романе, и открыв нужную страницу углубился в происходящее

ГЛАВА VI

Капитан Акула Пьер, старший помощник Гром, и канонир Карамо.

Гром спустившись в свою каюту с новоявленным другом, достал из небольшого шкафчика бутылку, разлил ром по кружкам, и сказал:

— Бьюсь об заклад, что не позднее чем через сутки у нас будет новая команда — из тех, кто за нами охотился. Сейчас они ещё не готовы, а когда утром увидят акул, станут гораздо сговорчивее. Давай выпьем за твою выдумку Барракуда. Сегодня ты прошёл испытание и стал полноправным членом нашего братства. Это тебе говорю я, старший помощник Гром.

Вряд ли кто-нибудь видел Грома более доброжелательным. Ему нравился этот малый, за то, что он поверил в него, и его вера оправдалась с лихвой.

— На этом корабле, у меня есть два друга, которым я полностью доверяю, — неожиданно поведал здоровяк, — это капитан и наш старший канонир. А вот и он, — рассмеялся Гром появившемуся в дверях каюты Карамо.

— Заходи друг мой Карамо, и выпей с нами пару глотков этого замечательного рома.

Сэмуил впервые в жизни видел подобную точность выстрелов, хотя когда-то считал лучшим пушкарём, парня из его прошлой команды на «Аполло» по имени Руди. Он хорошо стрелял из имеющихся для защиты корабля пушек, но подобной точности, какую сегодня показал Карамо, мог позавидовать любой.

— Когда мы планируем вернутся за командой галеона? — спросил канонир.

— Завтра к закату думаю созреют, — деловито потирая большие ладони ответил здоровяк, — я вот и нашему другу рассказываю, что как только утром акулы их пощупают, они станут сговорчивее. Да и с пресной воды там серьёзные проблемы.

— Насколько я понял, ты неплохо знаешь это место? — поинтересовался канонир обращаясь к Сэмуилу.

— Мне дважды приходилось быть здесь. Мой друг капитан Брю, привёл сюда «Аполло», когда ожидался сильный шторм в открытом море. Потом я хорошо запомнил эти глубины и их подводные сюрпризы, а сегодня получилось применить эти знания в реальности.

— Я хочу спросить тебя Барракуда, о чём ты думал и на что рассчитывал, когда просил бросить якорь по левому борту? Мне показалось, или ты на самом деле развернул корабль для стрельбы?

— Я знал, что галеон не пройдёт мимо шипа, и останется в проливе, а разворот делал для твоей работы, — довольно рассмеялся Сэмуил.

— Хороша работа Барракуда, — дружески похлопал Карамо по плечу нового друга. Налей ещё по глотку Гром, и пойдём к капитану, он просил зайти нас троих. Они выпили ещё по кружке рома, после которого Сэмуил почувствовал невероятную тяжесть в ногах.

— Скоро привыкнешь, — смеясь, пробасил Гром, заметив неустойчивость Сэмуила. — А теперь пойдем к капитану.

В каюте Акулы Пьера Сэмуил оказался впервые: много книг, на столе морские карты, большой компас. На другом столе, находящемся в левом углю просторной капитанской каюты, лежали какие-то бумаги и стояли чернила. По всей видимости Акула Пьер что-то писал, и писал много сюда по количеству перьев, торчащих из продолговатого деревянного стакана.

— Где тебя высадить, парень? — неожиданно спросил Акула, глядя на Сэмуила в упор.

— Я не просил вас об этом!

— Честно скажу, мне не нравятся холеные аристократы вроде тебя. Ты думаешь, что завоевал моё доверие, посадив этих идиотов на мель? Ты спасал свою шкуру. Никто не стал бы разбираться, как и при каких обстоятельствах ты попал на корабль. Вздёрнули бы на рее, как пирата, и весь разговор. Таким, как ты, я не верю: слишком избалован роскошной жизнью, чтобы быть пиратом.

Слова капитана были резки, но в пиратском мире, любое послабление являлось крахом. Если этот парень имеет стержень, он даст достойный ответ, а если такового не имеет, за оказанную услугу, сойдёт на берег в ближайшем порту.

— Я не дал повода усомниться в моей смелости, и могу не раз это показать. Что касается моей аристократической жизни, то должен сказать, что с шести лет я ходил юнгой, и только в шестнадцать сошёл на берег стараниями одного хорошего человека, дабы получить необходимые знания. В душе я всегда жил морем и любому готов доказать, что вправе называться моряком. Не скрою, меня посещали мысли, каким образом можно убраться с вашего корабля, но сегодня я понял, что судьба посылает мне испытания, дабы крепче закалить мою волю и разобраться, кто я есть на самом деле: моряк или священник.

Акуле понравился ответ этого худосочного паренька, и для себя он решил понаблюдать за ним, а потом принять необходимое решение.

— Время покажет, кто ты есть на самом деле, — произнёс Акула после некоторой паузы. — Кто обучал тебя управлению кораблём?

— Капитан Брю.

— Твой капитан был хорошим лоцманом. Я слышал твои команды и, признаюсь, был с тобой согласен. Тех, кому я доверяю вести корабль, всего четверо, возможно, ты сможешь стать пятым. У каждого уважаемого пирата есть прозвище, это как пропуск в мир берегового братства. Какое прозвище будет у тебя — решит команда. Пойдём на палубу.

С этими словами Акула направился к выходу. Все его движения говорили о недюжинной силе. Он был похож на сжатую пружину, готовую в любой момент молниеносно разжаться, чтобы сразить противника.

— Капитан, позвольте мне взять у вас одну из книг? — попросил Сэмуил.

Акула остановился и через плечо посмотрел на нового члена команды:

— Возьми, — сухо ответил капитан и вышел из каюты.

Сэмуил подошёл к полке и бережно взял одну из книг. Он прочитал несколько строк, когда в каюту вернулся Гром и пробасил:

— Ты можешь ждать свою команду, но не заставляй команду ждать тебя.

Сэмуил смутился из-за своей беспечности и выскочил на палубу. Не обращая внимания на Сэмуила, Акула продолжал говорить:

— За последние месяцы лихорадка выкосила каждого второго в нашей команде. Мы потеряли много достойных братьев и будем помнить о них до конца наших дней. Нам нужны люди надежные, потому что наша жизнь зависит только от нашего умения. Каждый из вас достоин быть капитаном, но, по законам братства, он сможет им стать только после моей смерти. Во время перестрелки с галеоном одна гнида решила убить меня, чтобы поскорей возглавить команду… — не договорив, Акула подскочил к одному из пиратов и, схватив его за горло, повалил на палубу. — Сколько денег дали тебе, чтобы ты убил меня?

Пират недолго извивался под рукой Акулы, его движения стали замедляться, тогда капитан ослабил руку:

— Пусть команда решит, как с тобой поступить.

— Капитан, — произнёс пират с синим шрамом через всё лицо, — я не оправдываю его, но я называл его братом и не могу молчать, как трюмная крыса. Он заслуживает смерти, но я прошу тебя не убивать его: высади его на каком-нибудь острове.

Команда загудела. Капитан прервал бурное обсуждение, обратившись к обвиняемому:

— Мы высадим тебя на острове и даже дадим заряженный пистолет, чтобы ты мог застрелиться прежде, чем сойдёшь с ума. А теперь уберите эту тварь в трюм и, когда покажется остров, бросьте его за борт. У нас есть другие дела. Вы видели этого малого в действии, — сказал Акула, положив руку на плечо Сэмуила.

Одобрительные возгласы раздались в толпе.

— На корабле он недолго, но уже успел доказать, что достоин называться нашим братом. Не буду скрывать, что я, как и многие, считал его случайным пассажиром «Посейдона», но сегодня на мое предложение покинуть корабль он ответил отказом и выразил твердое желание стать полноправным членом команды. А раз так, мы должны дать ему пиратское имя, с которым он будет жить и когда-нибудь умрёт.

Слово взял канонир Карамо:

— Галеон назывался «Барракуда». Пусть и он носит имя этой хищной рыбы.

«Барракуда!» — закричала команда. Акула поднял руку:

— Отныне твоё имя Сэм Барракуда, носи его с честью, и, быть может, в будущем на океанских просторах появится капитан Барракуда.

Утром, как и предсказывалГром, «Посейдон» вернулся в пролив. Галеон полностью затонул, и лишь кончик фок-мачты торчал из воды, как памятник погибшему кораблю. Из всей команды осталось не более тридцати человек, они держались на плаву благодаря деревянным обломкам и при виде корабля стали взывать о помощи. Предсказание Грома сбылось: все, кто остался в живых, из преследователей превратились в последователей берегового братства.

Их подняли на борт и разбив на группы распределили среди бывалых пиратов, для последующего воспитания.

«Посейдон» взял курс на один из островов, прославившийся, как пиратский порт. Власти ничего не могли поделать с этим пристанищем: пираты там долго не задерживались, а лишь запасались провиантом. Существовал негласный закон, по которому на торговые суда, заходящие в этот порт, пираты не нападали, а капитаны таких судов имели опознавательные знаки и сигналы. Торговый корабль проходил мимо острова с флагом, предупреждающим об опасности, и через полчаса все пиратские корабли выходили в открытое море, где могли не бояться никаких преследователей. Если корабли объединялись, они могли противостоять большой эскадре.

Конец ознакомительного фрагмента.