Ещё слышны их крики

Артем Римский, 2018

В одном маленьком городе жил один незаметный человек. Тот, которому нравилось жить, но не нравилась жизнь. Тот, который страстно желал любви, но не умел дарить ее в ответ. Тот, который бесконечно ловил призраков, утопая в самообмане. А еще у этого человека были мечты, ради которых он был готов пойти на многое. Он даже был готов прожить в мечтах всю свою жизнь, терпеливо дожидаясь их чудесного исполнения. И что же вы думаете? Он дождался. Содержит нецензурную брань.

Глава V. День десятый

3 апреля 2017

Как это часто и бывает, на деле Гильотина оказался весьма приятным парнем. Да, он должен был убить меня, но при этом на свой страх и риск предоставлял мне отсрочку исполнения приговора. Свое великодушие главный санторийский палач объяснял несколькими причинами. Во-первых, как он говорил, мы были приятелями, и я всегда отлично скрашивал его одинокие будни, когда он не был занят очередной казнью. Во-вторых, его, как палача, не слишком радовала перспектива лишить жизни могильщика — мастера, равного ему по рангу. В-третьих, он намекал, что есть способ и вовсе выбить мне помилование, но для этого придется очень хорошо постараться, в первую очередь — мне самому.

Всю ночь мы провели в ресторане «Жарят черти», как к собственному удовольствию, так и к удовольствию его служащих и посетителей, ибо встретить палача и могильщика одновременно считалось редкой удачей. Стоило нам хоть немного повысить голос в процессе своей беседы, как все окружающие тут же замолкали, чтобы услышать мысль или просьбу, озвученную кем-либо из двух столь уважаемых мастеров, после чего неизменно публика разражалась аплодисментами и одобрительными возгласами. Казалось, что даже простая констатация факта — например, что соль имеет соленый вкус — звучала из наших уст, как глубокое философское умозаключение. На улице также все еще царила оживленная атмосфера, в первую очередь, из-за явно захмелевших молодых людей, которые, хоть и не теряли субординации, но весьма утомляли бесконечными просьбами о фотографии на память или об автографе. Особую рьяность в этом деле проявляли молодые девушки, подставлявшие под наши фломастеры полуобнаженную грудь, и недвусмысленно прижимавшиеся ко мне во время позирования для фото (фотографировать Гильотину, как оказалось, было запрещено законом). Возможно, мы бы и воспользовались компанией некоторых из этих девиц, но обилие еды, а главное, питья, щедро предоставлявшееся нам заведением, возбуждало в нас совсем другие инстинкты. В целом, и я, и Гильотина, старались быть максимально вежливыми и никого не обидеть своим равнодушием, или чего еще хуже заносчивостью, но простая невозможность провести спокойно хотя бы пять минут времени немало раздражала. Когда же, вскоре после полуночи (к тому моменту мы допивали четвертую бутылку рома), к ресторану стали стягиваться журналисты, наше терпение было готово лопнуть, и видя это, владелец ресторана предоставил нам на ночь свой кабинет. Уснули мы уже под утро, проснулись в обед, и не став больше злоупотреблять местным гостеприимством, отправились восстанавливать силы поближе к реке, захватив с собой завтрак, состоявший из двух сандвичей и трех бутылок джина. Я с удовольствием отметил, что благодаря своему общественному положению, мне вовсе не обязательно иметь при себе деньги — по сути, мне все доставалось бесплатно. У меня даже мобильного телефона не было, и я не испытывал в нем ни малейшей необходимости.

На протяжении всей предыдущей ночи, я несколько раз делал попытки завести с палачом серьезный разговор о своей судьбе, будучи уверенным в том, что он определенно сможет мне помочь. Однако Гильотина реагировал на эти попытки неохотно, уверял меня, что не стоит омрачать столь приятный вечер тяжелыми разговорами, и большую часть времени развлекал меня комичными, и к слову, действительно, весьма забавными, случаями из своей профессиональной деятельности. Тем не менее, он пообещал мне, что на следующий день расскажет мне всю правду, в том числе, и причину моей скорой кончины, а потому, когда мы шагали к берегу реки (лопата по-прежнему была со мной), я испытывал жгучее нетерпение услышать предстоящий рассказ.

Небо по-прежнему оставалось серым и тяжелым, период дождей пока не спешил отступать, и на всякий случай, мы устроились под раскидистым дубом, в десяти метрах от берега. Тишину, окружавшую нас, нарушал только едва слышный плеск воды и периодически проезжавшие по набережной Караваджо машины. Прежде чем приступить к беседе, Гильотина настоял на завтраке, и я уступил, сочтя его предложение разумным. Выпив залпом около двухсот граммов джина, я передал бутылку товарищу, и, закусив половинкой сандвича, почувствовал себя готовым к новым приключениям.

— Послушай, Гильотина, для начала, я хотел бы узнать, как произошел государственный переворот. Как это возможно, в конце концов? На дворе двадцать первый век, демократия, международные договоренности и прочее.

— О чем ты говоришь, Жак? — Гильотина раздраженно поморщился и вернул мне бутылку. — Что значит, как это возможно? Система претерпевает изменения. Никакого переворота не было, парламент принял решение о реставрации монархии при полной поддержке народа. Договоренности? Все государства поспешили признать нас королевством и завалили поздравлениями короля! Всем нужна формула «Забвения», понимаешь? Возможно, нас бы уже и прижали к стене открытым военным вмешательством, наплевав на все договоренности, но наши дипломаты тоже знают свою работы и прекрасно кормят обещаниями мировую общественность. Пока что «Забвение» принадлежит только народу Сантории, а народ принадлежит нам. Ты можешь представить себе экстаз черни, когда она узнала, что наши ученые изобрели лекарство от всех болезней? Можешь? Пойми, Жак, люди готовы пойти на все, лишь бы быть уверенными в том, что им не угрожает преждевременная кончина от рака или от других смертельных болезней! Представь на секунду реакцию родителей, у которых ребенок при смерти, и тут им сообщают, что появился препарат, который излечит его, да еще и заставит забыть о пережитых страданиях.

Пока Гильотина говорил, сидя на траве у ствола дерева, с вытянутыми вперед ногами, мне показалось, что все мышцы его тела вошли в резонанс. Его колебания в тот момент выглядели очень органично и необычно, и я заметил, что мне доставляет удовольствие за ними наблюдать.

— Представил? — продолжил он, не позволив мне перебить его. — Отлично. Пойми, на волне всеобщей эйфории, никто и не заметил этой смены власти, ее приняли как должное избавление, как бонус к лучшей жизни. Объявление страны королевством, перенос столицы из Санторина в Санта-Селину, как жест означающий разрыв с республикой — все это второстепенные изменения в стране, которая ныне, в глазах народа ее населяющего, обладает самым мощным оружием — лекарством, побеждающим смерть. А теперь добавь к этому первый принятый парламентом и утвержденный королем закон о сокращении рабочего дня до шести часов! Все, приехали. Будущее Сантории предопределено. План, разработанный спецслужбами десять лет назад сработал, и продолжает работать. Через пару поколений все будет доведено до идеала и власти вернут народ в девятнадцатый век! — тут он пристально посмотрел на меня и добавил: — Не вздумай умываться. Тебе сегодня еще пригодиться подобный внешний вид.

Конец ознакомительного фрагмента.