Ещё слышны их крики

Артем Римский, 2018

В одном маленьком городе жил один незаметный человек. Тот, которому нравилось жить, но не нравилась жизнь. Тот, который страстно желал любви, но не умел дарить ее в ответ. Тот, который бесконечно ловил призраков, утопая в самообмане. А еще у этого человека были мечты, ради которых он был готов пойти на многое. Он даже был готов прожить в мечтах всю свою жизнь, терпеливо дожидаясь их чудесного исполнения. И что же вы думаете? Он дождался. Содержит нецензурную брань.

Глава IV. День второй

26 марта 2017

Свен, конечно же, преувеличил степень своего негативного отношения к алкоголю. То, что его отец откровенно спился, не мешало парню периодически самому предаваться обильным возлияниям, будь то с немногочисленными приятелями или наедине с собой. Последний вариант работал немного лучше, поскольку Свен имел полное право пустить слезу и отправиться в мир своих фантазий, в котором он был едва ли ни гением, которому стерва жизнь беспощадно подрезала крылья. И рассматривая обшарпанную утварь своей крохотной квартиры в первом этаже двухэтажного дома, купленной на деньги, доставшиеся Свену после развода родителей, представлять, как все могло быть, если бы судьба была к нему немного более благосклонной. Находить объяснения отсутствия этой благосклонности Свен не любил. Он был уверен в том, что он несчастен, что удача прошла его стороной. В этом вопросе он был блажен, поскольку уверовал слепо. И иногда, с помощью водки или коньяка, эта вера заставляла Свена реально взывать к небесам — к Господу в которого он и не верил, — и требовать ответ на вопрос: «Почему? Почему я должен так жить?»

Свен вовсе не был расположен к алкоголизму, скорее даже наоборот. Идея выпить могла прийти ему в голову спонтанно, после чего хоть целый месяц он мог даже не вспоминать о существовании алкоголя. Но после знакомства с Кристиной, выпивка особо полюбилась парню, поскольку неплохо раскрепощала воображение, в котором не раз Свен вел очень уж чувственную беседу с Кристиной, разумеется, в ее магазине. Беседу за бутылкой вина, беседу, в которой слова играют второстепенную роль, а на первый план выходят едва заметные улыбки, жесты и периоды молчания; взгляды, в которых оба угадывают то, о чем уже давно должно быть сказано, то, что уже давно должно быть сделано.

И вот, пожалуйста: он сидит за тем самым столом, за которым когда-то пил ароматный чай, она сидит напротив, их разделяет бутылка превосходного вина и блюдо с фруктами, за окнами сгущается тьма, а в закрытом раньше времени магазине царит уютный полумрак. То, что Свен так часто представлял себе, теперь было преподнесено ему на блюдце. А он едва мог усидеть на месте, изнемогая от внутреннего дискомфорта и желая залить в себя эту бутылку одним махом, чтобы хоть немного выровнять свой эмоциональный фон. Он ведь и подумать не мог, что небольшой личный праздник окажется днем рождения. Если честно, он вообще не особо думал о том, что именно это мог быть за праздник, расценивая его как предлог, к которому девушка прибегла, чтобы побыть с ним вдвоем. А тут такое. Мало того, что день рождения, так он еще и единственный гость, из чего следует уже явная избранность его личности. А он даже букет цветов не догадался купить. Он даже не подумал о том, что стоит прийти с каким-нибудь подарком, поскольку Свен терпеть не мог подарки. Но вот теперь он сгорал от стыда за непродуманность своего визита и был уверен, что выглядит в глазах Кристины самоуверенным и скупым выскочкой. Разговор не клеился уже полчаса. А кроме того, ранее не интересовавшийся ее возрастом, он был крайне удивлен тем, что девушке исполнилось двадцать девять лет, хотя он и не предполагал, что она старше двадцати пяти. Он даже пожалел, что в свое время признался Кристине, что ему двадцать пять, и не накинул себе пару лет. Разница в четыре года добавляла неуверенности, выделявшейся на фоне утешительного принципа о подвластности любви всех возрастов.

— Кристина, ну почему же ты не сказала, что сегодня твой день рождения? Ты просто не представляешь, как мне неловко, — стонал Свен, с мольбой глядя в ее лицо.

— Да хватит уже, — весело ответила девушка. — Брось. Я не переношу лишней торжественности и всяких подарков.

— Правда? — с надеждой спросил Свен. — Я тоже не люблю подарки. Не дарить, не принимать.

— Ага. По себе зная, каково это — подобрать что-то не совсем уж бесполезное, но и не чересчур амбициозное, не хочу доставлять людям похожие хлопоты.

— Это точно, — усмехнулся Свен. — Да и лишние церемонии мне тоже не особо приятны.

— Это мой праздник, не так ли? Имею ведь я право провести день своего прибытия в этот мир так, как я хочу.

— Совершенно верно. Но… — Свен замялся и на несколько секунд опустил взгляд в пол. — Почему именно так?

Он вновь посмотрел ей в глаза и на фоне милой приятной улыбки увидел бушующий всеми возможными эмоциями огонь в ее глазах. «Точно ведьма» — подумал Свен и едва сдержался, чтобы не поежиться.

— У меня такая традиция, — ответила девушка. — Каждый свой день рождения я отмечаю с новым человеком. С человеком, с которым познакомилась как раз в течение последнего года, и знакомство с которым… произвело на меня положительное впечатление, скажем так, — она широко улыбнулась и сделала глоток вина из своего бокала. — Ты если не хочешь, то не пей. Не стоит себя пересиливать. Хочешь, я тебе чаю или кофе сделаю?

— Нет-нет, что ты, все в порядке, — поспешил ответить Свен и потянулся за своим бокалом. — Как тут не выпить? К тому же вино действительно превосходное.

— Да, это как раз подарок, — засмеялась девушка.

— С прошлого дня рождения? — усмехнулся и Свен.

— Ага.

— А кто был на моем месте в прошлом году? — спросил Свен, чувствуя ревность.

— Кстати, в буквальном смысле, — ответила Кристина, и лицо ее стало серьезным. — Это была удивительной красоты девушка, которая смогла заставить меня задуматься над многими вещами, которых мой взгляд ранее не замечал.

— Неужто красивее тебя? — Свен почувствовал, что краснеет от первого комплимента, сделанного в адрес Кристины, и поспешил отвлечься на поедание кусочка апельсина.

— Думаю, да, — ответила девушка, отреагировав на банальные слова легкой улыбкой. — Это был тот редкий случай, когда неземная красота уживается с глубоким интеллектом, с чувственной натурой. И с очень, — Кристина сделала ударение на этом слове, — с очень тяжелой судьбой.

Свен хотел было сказать, что не такая уж это и редкость, когда красота уживается с интеллектом, но не рискнул, посчитав, что не стоит засыпать девушку похвалами.

— Видимо, ты притягиваешь людей с тяжелой судьбой, — сказал он более подходящие для себя слова.

— Видимо, так, — прошептала Кристина и устремила в потолок грустный взгляд.

Свену показалось, что ею овладели воспоминания о той самой девушке, и он не смел прервать затянувшееся молчание. Он и не хотел. Ему вообще хотелось помолчать как можно дольше. Хотелось, чтобы Кристина как можно дольше рассматривала потолок, не обращая на него внимания. Хотелось использовать эту паузу, чтобы набраться сил и уверенности, чтобы стать неуязвимым для той интимной обстановки в которой он находился и которая так его пугала. Хотелось попробовать сделать настоящую ситуацию плодом своего воображения, представить, что все происходит только в его голове, где он полновластный король своих выдумок. Свен вспоминал, как весь вчерашний вечер и весь сегодняшний день трясся от волнения, и никак не мог сообразить, как ему стоит вести себя, и самое страшное — где найти сил на случай, если дело вдруг дойдет до секса. Он вполне допускал такой вариант развития событий, и понимал, что он совершенно к нему не готов. Ему казалось, что переспать с Кристиной — это взгромоздить себе на плечи непосильный груз ответственности, а ответственность была самым страшным сюрпризом, которым его могла наградить жизнь. И ощущение возможности этой незапланированной ответственности вгоняло его в невыразимую тревогу. А кроме того, страх упасть в грязь лицом и опозориться, поскольку Свен хоть и не был девственником, но вовсе и не был избалован женскими ласками. Весь день он настраивал себя на то, что попробует отстраниться от девушки и сможет продемонстрировать ей свою незаинтересованность в ее чувствах, сможет позиционировать себя не более, как приятель. И вот, пожалуйста. Как он не пытался сопротивляться, он чувствовал, что в плену. А еще это чувство, которое и раньше так часто настигало его в ее присутствии, и которое в этот вечер никак не отпускало. Чувство, которого он так стыдился, которое заставляло его чувствовать себя слабаком. Чувство нежности.

Кристина молчала примерно минуту, а затем на ее губах мелькнула едва заметная улыбка, в которой было что-то невероятно злорадное, и даже жестокое. От неожиданности даже на долю секунды увидеть такое пугающее выражение на столь прекрасном лице, Свен вздрогнул. Кристина это заметила и в глазах ее вспыхнул страх, словно ее подловили на том, чего никому нельзя видеть. Она поспешила улыбнуться, однако гнетущее впечатление, которое произвела на Свена эта короткая сцена, еще сильнее усилило его нервозность.

— Нет, ты другой, — произнесла Кристина и медленным движением поднесла к губам бокал с вином.

— Почему же? — спросил парень и кашлянул.

Кристина пожала плечами и устремила взгляд в темноту за окном.

— Просто. Ты… как бы это сказать… ты хочешь быть счастливым, Свен?

— Разумеется, — ответил парень, не сомневаясь в правдивости своего ответа.

— Нет, — ответила девушка, все еще не глядя на него.

— Что ты имеешь в виду? — Свен нервно засмеялся.

— Ты относишься к тем людям, которые не хотят быть счастливыми.

— Ты преувеличиваешь…

— Подожди, — Кристина резко повернулась и вонзила в него пылающий взгляд, от которого парню сразу же перехотелось смеяться. — Ты готов к откровенному разговору?

— Ну… да, — протянул Свен, чувствуя опасность.

— Я же не говорю, что ты живешь неправильно. Просто противоречие, в которое ты вступаешь с жизнью, не дает тебе полностью раскрыться, понимаешь? Отсутствие счастья — это осознанный выбор многих людей, и выбор вполне оправданный. Несчастливый человек и несчастный человек — это совершенно разные вещи. Не надо путать отсутствие счастья с несчастьем. Первое — это обширное поле с плодородной почвой, и на поле этом можно вырастить очень богатый урожай. Второе — это выжженное поле. Несчастье — оно всегда одинаковое, оно всегда черное, горькое, густое и безнадежное. Оно безжизненное. А вот отсутствие счастья бывает двух видов — осознанное и неосознанное. В первом случае, человек просто не может быть счастливым, в широком и общепринятом смысле. А во втором случае — просто не хочет. Ты понимаешь, к чему я веду?

Свен совершенно не понимал, но быстро кивнул.

— Если понимаешь, значит, додумаешь сам, — сказала девушка, внимательно глядя в его лицо.

— Скорее всего, я просто несчастный.

— Нет, Свен, вот та девушка была действительно несчастной. А ты неосознанный несчастливец.

— Но я хочу быть счастливым, черт возьми, — воскликнул Свен, чувствуя себя значительно уверенней — как всегда, когда был повод давить на жалость.

— Какого же счастья ты хочешь?! — воскликнула в ответ Кристина и придвинулась ближе. — Просто скажи, чего ты хочешь?

Свен хотел было сказать откровенно, что хочет именно ее, но вместо этого залился краской и просто смотрел ей в лицо. Он действительно не знал, чего же он еще хочет. Он действительно не знал, что ответить, чтобы у Кристины пропала охота к дальнейшим вопросам. Не знал, как ответить, чтобы отрезать. Он не мог сказать, что хочет славы, потому что не обладал никакими умениями для нее. Он не мог сказать, что хочет денег, потому что понятия не имел, где их взять. Он не мог сказать, что хочет любви, потому что ему было просто стыдно это сказать.

— Славы хочешь? — спросила девушка, словно читала его мысли.

— Нет, — ответил Свен, чувствуя себя раздавленным. — Мне не нужно чужое поклонение.

— Денег хочешь? — голос Кристины не был издевательским или провокационным. Напротив, она выглядела заинтересованной, и словно просто хотела понять то, что понять никак не могла.

— В разумных пределах. Но это не главное, разумеется, — ответил Свен и выпил до дна свой бокал.

— Любви?

Он усмехнулся и наконец уверенно посмотрел ей в глаза.

— Так ведь ее нет.

— Ну, вот мы и приехали, — выдохнула Кристина и откинулась на спинку своего кресла. Несколько секунд она молча смотрела ему в глаза, затем с нотой возмущения спросила: — Как же так нет?

— Да это сказки для восторженных глупцов, — поморщился Свен. — Все эти любовные порывы преследуют исключительно корыстные цели, в той или иной мере. Любая любовь в итоге сводится к купле-продаже. Как мне кажется, если человек должен чем-то жертвовать ради другого человека — это уже античеловеческие взаимоотношения. Я не против того, чтобы люди заводили семьи и играли в эту романтику, но не стоит обожествлять эти игры, называть их смыслом жизни и основой всего мироздания. Это глупо. Но ты, как я вижу, со мной не согласна?

— Тут дело не в согласии, — покачала головой девушка. — Тут дело… — она замерла, наградила Свена пристальным взглядом, а затем широко улыбнулась и, взмахнув волосами, весело сказала: — Какой у нас увлекательный разговор намечается. Наливай еще.

Просиявший и приободренный Свен поспешил выполнить эту просьбу. Ему сразу стало несравнимо легче и комфортнее. Во-первых, самолюбие его было поощрено тем, что у него получилось заинтересовать Кристину своим взглядом на мир, во-вторых, он был практически уверен, что в данном вопросе у девушки очень мало шансов пошатнуть его позиции.

— Тут дело в том, чего каждый отдельный человек ждет от любви, какой смысл находит в этом слове, — продолжила Кристина, упершись локтями в стол и спрятав ладони в рукавах широкого серого свитера. — И так не только с любовью, но и с верой, с дружбой, с честью и так далее. То есть мне реально странно слышать от людей, что не существует любви или дружбы, что вера — это глупость и пережиток прошлого, — внимательно проследив за тем, как парень наливал вино, она перевела взгляд в окно. — Такое ощущение сразу, что подобный человек где-то не дожил. Я, правда, не могу понять, как можно прийти к выводу, что не существует любви. Я согласна, что ее можно обесценить, но… за отсутствием любви скрывается внутренняя пустота, понимаешь меня? Я бы не хотела думать, что ты пуст, Свен.

Ему стало не по себе от таких слов. Возможность показаться пустым напугала его. Напугала настолько, что он не посмел даже попробовать отстоять свою точку зрения, да он и не знал, как это сделать, потому что точка зрения была поверхностной и не продуманной до корней.

— Ну, скорее, я просто обесценил любовь, как ты сказала. То есть смысл, который я вкладываю в этого слово достаточно примитивен и мелочен, — промямлил Свен.

— Сначала ты сказал, что любви именно не существует, — усмехнулась Кристина, по-прежнему глядя в окно.

— Ну, нет, это я погорячился, наверное.

— В таком случае, ты настроен на никчемную любовь. На любовь, в которой есть место предательству, изменам, может быть и насилию, не так ли? Если ты считаешь это чем-то примитивным и мелочным?

Тут парня вдруг одолело раздражение, поскольку данный разговор показался ему достаточно глупым. Кристина вдруг превратилась из интеллектуальной женщины в замечтавшуюся девочку, которая все еще верит в сказки.

— Знаешь, Кристина, — ответил он уверенно, — ты должна понимать, что мужчины и женщины по-разному смотрят на такие вещи. И, разумеется, ждут от них совершенно разных плодов. То, что я считаю любовь примитивной штукой, вовсе не означает, что я способен на насилие или на измену.

Она резко повернулась к нему, и посмотрела в его глаза с тоской, как показалось Свену, даже с большой долей наигранной тоски.

— Означает, — тихо сказала она. — Именно это и означает. Извини, мне нужно отойти на минутку.

Одетая в короткие шорты красного цвета, по-домашнему гармонировавшие с теплым серым свитером, она обогнула край стола, при этом круто вильнув загорелыми бедрами перед самым лицом Свена. Он обернулся и проводил ее взглядом до дальнего стеллажа, за которым была дверь в туалет. И вновь во всей полноте он ощутил это чувство, которое заставляло его раздражаться. Назойливое чувство нежности. Он вновь попытался представить, как срывает с нее этот свитер, как зубами разрывает эти шорты, как покрывает ее тело звериными поцелуями, а потом со зверской яростью трахает ее до изнеможения на этом самом столе. Он прекрасно знал, что женщинам это нравится. Знал, что в этом нет ничего позорного или унизительного. Но ничего не получалось. Вернее, получалось, но в душе оставался какой-то грязный осадок, словно он еще далек до этого уровня доверия. Вместо этого он понимал, что сейчас ему куда приятнее просто обнять ее и сказать что-то доброе, ласковое. Понимал и гнал эти мысли прочь, поскольку в его нетвердом разуме нежность представлялась исключительно проявлением слабости, и никак иначе. Нет, сильный мужчина ни в коем случае не должен доходить до такой степени сентиментальности! При этом Свен отказывался понимать, что его манера поведения никак не вяжется с понятием силы. Он не хотел понимать, что его бесконечное нытье компрометирует его куда больше, чем невозможность проявить нежность. Он не хотел понимать (и действительно не понимал), что ведет себя совершенно абсурдно, заставляя девушку выслушивать его проблемы — проблемы подростка, но никак не мужчины — и при этом, совершенно не интересуясь ее внутренним миром, ее проблемами. Свен не понимал, что происходить все должно именно противоположно тому, как происходит. Это он должен был быть на месте Кристины, а она на его месте.

Он встал, расправил плечи, быстро прошелся по магазину и вернулся на место. Он не знал, что делать дальше, не знал, как себя вести и на самом деле хотел поскорее убраться отсюда. И хотел, искренне хотел, чтобы ситуация каким-то магическим образом оказалась ему подвластной, чтобы все шло так, как он и представлял. Чтобы он врал, а она слушала, чтобы в ее глазах он видел восхищение и сострадание, чтобы потом, в конце концов, она взяла и поставила точку. Какую точку, и каким именно образом, он не представлял, но поставить хоть какую-нибудь точку сам, он просто не мог.

Когда Кристина вернулась и села на прежнее место, Свену показалось, что она огорчена и словно не настроена на продолжение беседы.

— Все в порядке? — спросил парень.

— Разумеется, — ответила Кристина, улыбнулась и взяла свой бокал. — Я выпью за высокую любовь, а ты как хочешь, — сказала она без усмешки. — Можешь выпить за свою никчемную и мелочную любовь. Можешь пить за что угодно.

— Я не хотел тебя оскорбить своими суждениями, — дрогнувшим голосом ответил парень. — Я даже не знаю…

Кристина сделала два больших глотка и поморщилась.

— О каком оскорблении ты говоришь? Все в порядке. Мы же просто болтаем, делимся размышлениями, вот и все.

— Ты сама хотела откровенного разговора.

— Да, откровения могут действовать по-разному.

Свен торжествовал на фоне страха. Он понимал, что его рассказы оскорбили девушку тем, что он просто не оправдывал ее надежд. Он полагал, что нынешнее огорчение Кристины кроется именно в понимании, что Свен не сможет дать ей то, что она ищет. И вместе с радостью от подтверждения своих догадок насчет ее влюбленности, он испытывал тревогу от возможности ее мгновенного отчуждения. Он вдруг представил, как прямо сейчас она просит его встать и навсегда уйти, и впервые тот самый приступ паники начал подступать к нему в непосредственном обществе этой девушки. Нет, он не мог потерять ее, просто не мог. Она должна быть в его жизни, любой ценой. Творческий участок мозга получил сигнал тревоги и подсказал Свену идею, которая показалась ему весьма подходящей.

— Кристина, пойми, я своими глазами видел во что превратилась эта горячая и возвышенная любовь. Я видел на примере своих родителей, чем обернулась любовь, которой многие завидовали.

Он произнес эту речь с таким трагизмом, что вполне справедливо рассчитывал увидеть слезы на глазах девушки. Однако Кристина не проявила заметного участия. Напротив, она повела головой с оттенком недоверия, поджала губы, а затем устремила на Свена бескомпромиссный взгляд, не суливший ему ничего хорошего.

— Мне правда очень жаль, что так вышло с твоими родителями, — сказала она. — Но ты ведь уже большой мальчик, Свен. Одно дело, если бы такая неприятность открылась, когда ты был в малых, незрелых годах, но она открылась, когда тебе было уже двадцать лет. Неужели к двадцати годам твоя система ценностей была настолько ветхой, что ее разрушили перипетии чужих судеб? Матери и отца — да! Но все же — это чужие судьбы. Они касаются тебя вплотную — да. Но все же! Это чужие судьбы. И если в двадцать лет ты еще не умеешь отделять свою судьбу от чужих судеб, если не умеешь верить в свои идеалы, если готов отдать свою жизнь во власть других людей, это… — она покачала головой. — Это не очень хорошо, Свен. Не хорошо. Ты выглядишь возмущенным, и это твое право, но все же я считаю именно так: пример твоих родителей не может дать ответы на те вопросы, которые как человек умный… ты ведь умен, не так ли? — спросила она прищурившись, и тут же продолжила: — Вопросы, которые, как человек умный, ты просто обязан задавать этой жизни.

Свен действительно был возмущен. Ему хотелось высказаться по полной программе, хотелось назвать Кристину глупой, хотелось обвинить ее в том, что она позволяет себе размышлять о сути вещей, с которыми никогда не сталкивалась.

— Ты ведь считаешь, что я не имею права так рассуждать, потому что не сталкивалась с подобными реалиями? — спросила она.

— Да, я действительно так считаю, — ответил побледневший парень, не найдя в себе смелости для более пылкого ответа. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

Кристина нагнулась ближе и с загадочным видом поманила Свена указательным пальцем. Все еще чувствуя злость, он все же придвинулся к девушке, чувствуя, что не может ей сопротивляться.

— Знаешь, что я сделаю со своим будущим мужем, если он изменит мне? — прошептала она и расплылась в очаровательной улыбке. Выдержав небольшую паузу, она объяснила: — Я просто убью его.

Свен прищурился, словно старался рассмотреть что-то в ее глазах, и, похоже, рассмотрев это «что-то» нервно сглотнул. Кристина тут же рассмеялась звонким смехом и откинулась на спинку кресла.

— Шучу! — воскликнула она сквозь смех. — Ты бы видел свое лицо!

— Ты так не шути, — неловко улыбаясь проговорил Свен. — У тебя был жуткий взгляд.

— Хаха! Я просто попыталась прочувствовать эту сцену. Смотрела на тебя и представляла, что ты мой муж, который посмел так поступить со мной.

— И что? Убила бы? — спросил Свен, ощущая приятный холодок, пробежавший по спине.

Кристина склонила голову, поддерживая ее открытой ладонью и сохраняя на лице красивую улыбку.

— А изменил бы? — спросила она, глядя ему в лицо.

Он хотел засмеяться, хотел сказать что-нибудь неопределенное, хотел скрыться за напускной эмоцией, но не смог. Вместо этого он прошептал:

— Никогда.

— Ох, как мило, — протянула Кристина и медленно погасила улыбку.

— Так убила бы? — вновь спросил Свен. и по виду его можно было подумать, что он действительно опасается девушки.

— Да ладно тебе, — успокаивающе сказала она и выпрямила спину. — Я просто хотела разрядить обстановку, потому что разговор о твоих родителях пошел нам не на пользу.

— Да уж, — усмехнулся парень и тоже выпрямился. — Хотя… мне кажется, что ты говорила всерьез. Думаю, ты действительно могла бы убить. Даже не так… довести до смерти.

— Чего это ты? — Кристина нахмурилась.

— Есть в тебе что-то… колдовское. Прямо демоническое. Тебя бы точно на костре сожгли в средние века.

— Вот спасибо, — с некоторым возмущением сказала девушка и жестом попросила налить ей еще.

Свен поспешил опустошить свой бокал и разлил остатки вина. В окно забарабанил вновь возобновившийся дождь.

— Я ведь не хотел тебя оскорбить этими словами, — смущенно сказал он, чувствуя, что вновь сплоховал.

— Я знаю, — Кристина махнула рукой. — Я тебя поняла.

— А вот представить тебя на скамье подсудимых после убийства не могу.

— Я бы там не оказалась, — уверенно сказала девушка. — Я знаю стопроцентный способ избавиться от тела и от всех следов преступления.

— Какой же? — спросил Свен, вновь уловив в оранжевом взгляде что-то совершенно непонятное.

— Не в этот раз.

— Кислота?

— Да ну, придумал. Где бы я взяла столько кислоты? Расскажу тебе в другой раз.

— Я как-то хоронил собаку. Это было единственное тело, от которого мне нужно было избавиться, — Свен засмеялся.

— И как? Весело, что ли? — удивленно спросила Кристина и парень осекся.

— Да я ее и не любил, если честно. Нет, не весело, конечно. Но…

— Ты ее убил?

— Нет, что ты?! — Свен вздрогнул и поежился. — Она старая была. Просто… в самом процессе закапывания было что-то торжественное. Даже не могу объяснить что именно.

— Не пугай меня, пожалуйста, — Кристина потерла ладонями плечи. — Не надо мне про восторги похорон рассказывать.

— Да, извини. Хотя, как мне кажется, в такие моменты люди просто касаются чего-то потустороннего.

— Нет, просто всем без исключения нравится копать ямы для чужих могил.

Свена такой приговор смутил, и в который раз он понял, что его клонит не туда, куда нужно.

— Знаешь, мне правда жаль, что мое мрачное состояние портит тебе праздник. Я пытаюсь отвлечься, но голова все равно болит о собственных проблемах, — попытался оправдаться он.

— Если бы ты портил мне праздник, я бы тебе сказала. Но, поскольку ты тут сидишь, знай, что ты и создаешь этот праздник. Во всяком случае, в немалой степени.

— Приятно это слышать, — сказал польщенный Свен, с облегчением отмечая, что все казавшееся ему неправильным, вполне возможно в глазах Кристины выглядело правильным. — За что выпьем?

— За что бы ты хотел?

— За светлое будущее, — пожал плечами парень.

— Отлично, — подтвердила Кристина, несколько раз утвердительно кивнула и, отпив вина, сказала: — Я уверена в твоем светлом будущем.

— Почему это? — усмехнулся Свен, не разделяя такой уверенности.

— Просто так. Вот знаю и все. Знаю, что ты обретешь многое из того, что еще сейчас тебе кажется недосягаемым. Знаю, что тебе суждено сыграть важную и ответственную роль. И знаешь что? Я хочу, чтобы ты мне поверил. Потому что я в таких вещах не ошибаюсь.

Вознесенный такими речами на вершины блаженства, парень чувствовал, что хочет броситься ей в ноги и покрыть их поцелуями. Хотел молить у нее продолжения этих словесных ласк, которыми она так тешила его неразвитое сознание. Был готов на любую жертву в ее честь, только бы она не переставала говорить ему такие вещи. Только бы это имело продолжение — завтра, послезавтра, через неделю…

О том, каким же образом он сможет добиться обещанных успехов он и не собирался думать.

— Нет, серьезно, — продолжала Кристина, возможно расценив его восторженную улыбку как недоверие. — Взять хотя бы ту девушку. Я видела в ней… как бы это сказать… во всей ее реакции на мир, во всем ее мироощущении видела, что она на пороге рубежа, за которым ее ждет желаемая перемена.

— И что? Твое предсказание сбылось?

— Да какое предсказание, — поморщилась Кристина. — Это не связано с предсказаниями, гаданиями и так далее. Это видимость. Видимость того, что человек на грани срыва, стоит из последних сил, дрожит от самого легкого ветерка, понимаешь? И вот если в этот период времени человек найдет в себе силы выстоять, дальше обязательно все изменится. К лучшему. Обязательно.

— И чего она хотела?

— Что хотела, то и получила, — уклончиво ответила Кристина.

— То есть я тоже на грани?

— Похоже на то.

Свена просто заколотило от восторга. О да! Он страдалец на грани безумия. Он смог внушить ей это. Смог! Ему хотелось просто кричать от восторга! Кричать, что у него уже нет сил, и что он определенно не выстоит, и слышать ее теплые слова поддержки, ее уверения в том, что все получится, что не нужно отчаиваться.

И вот он глядит ей в лицо и тяжело вздыхает.

И он даже не понимает, что он творит.

А она выпивает свой бокал вина и откидывается на спинку кресла, раскидывая по плечам волосы и устремляя в него свой огненный взгляд, преисполненный чем-то, что Свен никак не может распознать. И это «что-то» продолжает его пугать и, тем не менее, заставляет лезть руками в этот огонь.

— Ты мне нравишься, Свен, — спокойно говорит она.

И он чувствует эрекцию. И не может произнести ни слова в ответ. Он боится. Боится, потому что перед ним самое страшное в его жизни искушение. Боится как самый последний трус. И в голове его звучит голос персонажа из одного знаменитого фильма: «Если ты ждал подходящий момент, это был он». Да, Свен ждал. Но он понятия не имел, что делать, когда этот момент наступит. И вот он наступил. И все, чем Свен смог встретить этот момент — это страх.

И он чувствовал, как земля уходит у него из-под ног, как демон в его голове начинает хохотать и кричать: «Ничтожество! Посмотри, какое же ты непутевое ничтожество! Молчи и сгорай от стыда!» И к этому демону подключается отец и рычит ему в лицо: «Ты не Свен Оффер. Ты Жак Простак». И он молил, чтобы она сказала что-нибудь еще, чтобы освободила его от этой пытки. Чтобы сказала что-нибудь так, как умеет только она. Чтобы он вознесся с глубины своей никчемности на вершины своего величия. Скажи же, милая Кристина! Скажи что-нибудь.

— Свен, — прошептала она и усмехнулась.

— Что? — с облегчением прохрипел он.

— Я пьяная, Свен.

— Уже?

— Мне много не надо, я быстро пьянею. И знаешь, я совершенно не умею себя контролировать в этом состоянии.

Все его тело как будто превратилось в горящий шар, стремящийся сжаться в одну точку в своем центре. «О нет, пожалуйста!» — взмолился он.

— Я этим не воспользуюсь, — прошептал парень сухими губами, не помня себя от страха и наслаждения.

— А кто ж тебя будет спрашивать? — засмеялась она и тут же добавила: — Уходи.

О нет. Только не это. Как же он теперь уйдет? Нет, этот страх так привлекателен. Он так зовет. Нет, нужно пережить этот пьянящий страх. Нужно прочувствовать его до конца. Он уже просто не мог представить, как он уйдет, не получив самого главного.

— Не могу, — сказал он.

— Уходи, — повторила Кристина с самой обольстительной улыбкой на губах.

— Там дождь, — усмехнулся Свен.

— Не сахарный, не растаешь.

Еще долгих десять секунд он молча сидел за столом, с отчаянием глядя в окно. Затем допил свое вино и встал, чувствуя стыд и — куда сильнее — безмерное счастье. И наконец совершил действительно правильный поступок — ушел.

Ох, блаженный глупец. Какой же счастливый он в тот вечер шагал домой. Какие же лучистые мечты бередили его слабый ум, преисполнявшийся в такие моменты презрением ко всему сущему. Нет, этот слабый и мелкий человек был неспособен разделить чью-то радость, и был неспособен поделиться с кем-то своей радостью. Он забирал ее себе полностью, и со злорадством посматривал на тех, у кого такой радости не было. С каким же наслаждением он кричал своему отцу: «Смотри, чертов сукин сын! Смотри! Кто тут у нас Жак Простак? А?! Это Жак Простак будет скоро трахать эту бабу?! Это Жак Простак смог свести ее с ума?! Что ты запоешь, когда увидишь меня рядом с ней?! Кто из нас будет ничтожеством?!»

Безумный слепец, одаренный зрячими глазами и не научившийся ими пользоваться. Он не допускал никаких иных мыслей о том, что же происходило в течение этого вечера, кроме тех, которые устраивали его. Кроме тех, которые дарили ему иллюзию победы. Победы, которая при здравом размышлении не давала ему ничего, кроме стыда за собственную трусость. Пожираемый собственными страхами и не научившийся смотреть им в глаза. Убегающий от страхов и бесконечно ими настигаемый. Неспособный выйти за пределы своего придуманного «Я», неспособный жить своим истинным «Я». Каким же счастливым этот горемычный человек засыпал в ту ночь.