Парковая зона

Аркадий Макаров, 2013

Действие романа охватывает период от шестидесятых годов прошлого века по настоящее время. Центральный герой произведения – Иван Захарович Метёлкин, прошедший тяжёлую и не всегда однозначную жизнь. После окончания сельской школы судьба его связала с ребятами городских окраин со всеми характерными чертами той среды – частые попойки, тяжёлая физическая работа. Мечта стать инженером, кажется, рухнула навсегда, но здравый смысл и желание побороть в себе маргинальные начала заставили Ивана окончить технический институт и стать руководителем на монтажных площадках строящегося города. Но вот грянула, так называемая перестройка, и всё кардинально поменялось: не стало любимой работы. В маленьком городе устроиться на другую невозможно, и вот используя старые связи, Иван Захарович устраивается охранником в санаторий, в эту парковую зону, где и происходят основные события…

1

На вневедомственную службу охраны Иван Захарович Метелкин попал хотя и по «блату», но совершенно случайно.

Один весьма удачливый товарищ Метелкина, подполковник милиции в отставке и аппаратный работник областной администрации, используя свои связи, устроил Ивана на дефицитное место санаторного сторожа, и стал Метелкин вхож и во дворец братьев Евсеевых, и в принадлежащий санаторию парк, который все еще служил зеленым заслоном от городского гомона и гари.

Место сторожа из-за скудности жалования спасти Метелкина от безденежья, конечно, не могло, но на проезд в два конца — на работу и обратно домой — хватало, даже оставалась некоторая сумма на сигареты, поэтому Иван Захарович с энтузиазмом написал заявление и принял пост у широкого, как шкаф, мужика, неосмотрительно сунув в тиски его кулака свою не то чтобы изнеженную, но далеко не мозолистую ладонь.

Предвкушение уединенности свободных вечеров, которых Метелкину так не хватало в житейской круговерти, стушевало боль от рукопожатия.

Мужик, к которому Иван был поставлен сменщиком, помимо охраны объекта занимался еще и сапожным делом: и уснуть не уснешь, и приработок надежный.

Хорошо бы и Метелкину такое ремесло в руки, но он был дипломированным инженером и к дратве не имел никакого отношения…

Смахнув со служебного стола обрезки резины и кожи и спрятав в потаенное место свой инструмент, сменщик строгим взглядом дал понять, что к этим вещам у Метелкина не должно быть никакого интереса. Занимайся и ты, чем хочешь: железо куй или веники вяжи, если способный и ловкий.

— Ты вот эту кнопку не тронь, — сказал «шкаф», показывая Ивану на маленькую пуговку красного цвета распределительного щита у тихо гудящего аппарата с несколькими зелеными глазками в застекленном узком окошечке, — это аварийная кнопка связи с милицией. Заденешь невзначай, со спанья, — группа захвата с автоматами приедет. Потом замучаешься объяснительные писать за холостой прогон ментовской машины. Усёк? — почему-то подмигнул «шкаф». — А вот эти зеленые пиповки показывают номера охраняемых объектов. Если пиповка станет мигать, тогда как раз жми красную кнопку и на улицу не высовывай носа — грабеж со взломом! Гопники шутковать не умеют, а черепок проломят. Пусть воруют. Не мешай им. Для этого ментяры есть, у них зарплата хорошая. А ты на рожон не лезь, не наше с тобой это дело. Главное — через каждые два часа делай обход точек — складов, значит. Там тоже возле дверей и ворот кнопки, вот их надо нажимать обязательно при каждом обходе. Если через два часа сигнала от тебя на центральном пункте не будет, менты тоже примчатся. Могут и по шее дать, если проспишь свое время. Ты мне закурить дай, а то свои жалко докуривать, всего пара штук осталась, — сказал сменщик и хлопнул Ивана по плечу так, что тот прогнулся.

— Ну и лапа у тебя, как лопата совковая! — Метелкин миролюбиво протянул мужику сигарету, которая тоже была предпоследней. — Ключицу обломил…

— Не ссы! — сказал мужик. — Все — путем! — и, отшвырнув от себя дверь сторожки, нырнул в набухший влагой серый войлок начинающего вечереть дня.

«Шкаф» был ловок и силён, и после его ухода Иван Захарович Метелкин стал немного сомневаться в правильности своего решения поработать сторожем.

В самом деле, какие барыши сулила ему эта служба? Если вычислить стоимость проезда сюда и обратно, как накладные транспортные расходы, выражаясь языком счетовода, в активе остается только сумма для поддержания никотиновой зависимости, то есть деньги, конвертированные в ядовитый дым. Проще бросить курить. И здоровье поправишь, и на такую работу ходить не надо, чтобы просиживать бессонные ночи в собачьей будке, отведенной под сторожку, охранять, как цепной пес, кладовые очередного общества с ограниченной ответственностью — «ООО», козырной процент акций которого ухитрился переписать на себя ушлый проходимец, присвоив право первой руки при дележе.

— Трезор, фас! Фас, Трезор!

— Гав! Гав! Гав!

У Ивана действительно из горла чуть не вырвался хриплый собачий лай. С ума сойти! Вот куда могут завести критические размышлизмы, если поддаваться их влиянию.

Иван Захарович осмотрелся по сторонам — маленькая, в два шага по периметру, коморка, продымленная насквозь никотиновой смолкой, дощатый стол в черных несмываемых пятнах сапожного вара, два вихлястых стула, выброшенных за ненадобностью из конторы и подобранных Божьей милостью, какое-то самодельное подобие вешалки и — все!

Единственной приметной вещью здесь была настольная лампа экзотического вида, представляющая собой гипсовую фигуру голой бабы во всем своем естестве, широкобедрой и задастой, натуралистическая красота которой могла бы поспорить с каменными изваяниями скифов.

Белотелая эта соблазнительница держала в вытянутой руке розовый шелковый зонтик, под которым ровным призывным светом горела электрическая лампочка. В самом интересном месте у барышни был впаян крохотный тумблер выключателя, так и зовущий к себе, чтобы им поманипулироватъ.

Неизвестный самодеятельный скульптор был гениален в своей скабрезности, вызывающей чувства не только эстетические.

Пощелкав несколько раз выключателем и убедившись в его полной исправности, Метелкин, расслаблено вытянув ноги, закурил сигарету.

Подлая эта привычка — дым глотать! Думаешь, что всегда можешь от неё отказаться, но этот отказ всегда откладываешь на будущие времена. Похоже на привязанность к развратной женщине, после близости с которой идешь домой, отплевываясь, с клятвенным убеждением не опускаться до животных прихотей, но потом, махнув рукой — а-а, это в последний раз! — снова покупаешь бутылку водки с куском дешевой колбасы и униженно скребешься в ее двери в предвкушении сладостного чувства…

Так часто бывало в молодости у нынешнего сторожа и инженерно-технического работника эпохи развитого социализма, Ивана Захаровича Метелкина.

«У, блудница вавилонская!» — вспомнив приключения юности, Иван Захарович благостно заулыбался.

Затянувшись поглубже куревом, он стал лениво выпускать кольца дыма в направлении белотелой красавицы под розовым абажуром. Кольца затягивало под зонтик, где в перегретом воздухе они взлохмачивались и горячим потоком выносились вверх уже сиреневым от подсвета дымом, как из благовонной курильницы. Фимиам разврату!

Иван улыбался, вспоминая «разврат» подросткового времени, в который неожиданно окунулся, как муравьи в белесоватую жижу умирающего тополя…