Операция «Хануман»

Ар Елав, 2022

В номере одного из баров Ломе – столицы Республики Того – планируется сделка по незаконной продаже оружия. Рядовой Паркер становится случайным свидетелем разговора и получает смертельное ранение ножом – увы, сержант Дефендер не успевает его спасти. Очнувшись в камере, он просит дежурного полицейского передать сообщение в посольство США: вместе с советником посольства и по совместительству агентом ЦРУ Дугласом они придумывают свой план по освобождению. Однако и без того опасное дело усложняется непредвиденными обстоятельствами, в которых свою роль играет бывший алмазный прииск под названием «Хануман»… Комментарий Редакции: «Операция "Хануман"» – отличный пример качественной остросюжетной литературы, иллюстрирующий особенную динамику сюжета, сложность нетипичных героев и продуманный финал, до которого читатель успевает привязаться буквально к каждому персонажу этой увлекательной эпопеи.

Глава II. Большой начальник

6°10’16.9″N 1°13’25.1″E

Так происходит везде — моряки не ограничиваются припортовой зоной, а разбредаются в поисках приключений на свою пятую точку по всему городу. Но в этот раз обычный для 14 полицейского участка распорядок дня был нарушен. Сержант Алессандро Бийянгма заступил на дежурство по участку в восемь ноль-ноль и, как обычно, взялся за чтение рапортов ночных патрулей. Среди них попался один, заслуживающий особого внимания своей необычностью: перечисление «подвигов», совершенных задержанным, заняло в рапорте целых две страницы, что для местных полицейских, не очень-то хорошо владеющих грамотой, и уж, тем более, не любящих писать, было случаем, из ряда вон выходящим. И все эти подвиги — нанесение тяжких телесных повреждений, причинение вреда собственности и сопротивление при аресте на месте убийства. Прочитав еще пару раз этот рапорт, Бийянгма принял самое правильное решение в этой ситуации — он просто положил его в самый низ этой, нельзя сказать, что такой уж большой стопки рапортов, и занялся более простыми делами, среди которых были рапорта о мелком хулиганстве и нарушениях общественного порядка. Суть этих рапортов состояла в том, что кто-то не добежал до туалета и, помочившись на фонарный столб, попался на глаза полиции, кто-то послал по известному адресу сделавшего ему замечание патрульного, кто-то разбил окно, кто-то не захотел заплатить за пиво, а кто-то устроил драку в баре и сам же за это поплатился, оказавшись выброшенным на улицу, избитым, униженным и вдребезги пьяным. Подобные проступки повторялись день ото дня с завидной постоянностью, изменяясь лишь в деталях, не меняющих общего фона рабочей обстановки, давно ставшей уже обыденной и привычной. С такими задержанными поступали просто: иностранных моряков и местных жителей штрафовали на месте и отпускали, а, ставших уже завсегдатаями местных тоже штрафовали, если у них были еще деньги для оплаты штрафа, или просто выгоняли пинками под зад, обещая в следующий раз отправить на корм крокодилам. Такая мера убеждения на какое-то время срабатывала, но через пару дней этот хулиган попадался снова и с ним обращались по давно заведенной практике: есть деньги — плати штраф, нет — пинок и очередное предупреждение.

Наконец, распустив всех «посетителей», Бийянгма снова натолкнулся на рапорт о задержании на месте убийства. Снова перечитав его, дежурный задумался: «Что же с ним делать? Никаких документов у задержанного не обнаружили. Доставлен в участок в бессознательном состоянии. Допросить его возможности нет — он еще не пришел в себя. Да и зачем с ним возиться? Придет следователь и допросит». Но так как заняться ему, в общем-то, было уже больше нечем, он сидел и снова перечитывал рапорт, разбирая каракули полуграмотных коллег. «На месте происшествия обнаружен труп, двое пострадавших без сознания доставлены в госпиталь Сан-Мишель, а парень, который стал причиной всей этой истории, при задержании выбил одному из патрульных челюсть, а другому разукрасил физиономию и расквасил нос так, как и на боксерском ринге редко увидишь. Третьему сломал руку и умудрился сломать кобчик. И, как назло, документов ни у кого нет», — анализировал подробности дежурный. Представив себя Шерлоком Холмсом, Бийянгма решил применить «индуктивный» метод, о котором имел весьма смутное представление на основе когда-то давным-давно прочитанного рассказа Артура Конан Дойла. Перебирая в уме факты и пытаясь сложить из них логическую картину, дежурный пришел к совершенно неожиданному выводу, к которому его подтолкнуло описание одного из пострадавших: «Белый. Особые приметы: большой горбатый нос». «Француз! Только у француза может быть такой нос, — удовлетворенный Бийянгма радостно хлопнул в ладоши. — А я очень неплох, если сумел из этих обрывков определить его национальность! Может быть, мне стоит в следователи перейти?».

Солнце уже давно вышло на свою немилосердную орбиту и снова стало прожаривать Землю. «Хорошо бы сейчас холодного пива», — подумал Бийянгма, протягивая руку за стаканом с водой, и чертыхнулся: правила есть правила — за пиво на дежурстве можно и по шее получить. С ненавистью опрокинув в себя стакан теплой воды, Бийянгма поморщился: вода уже нагрелась, а он ведь только недавно достал бутылку из холодильника. «Вот бы уехать на север», — стал мечтать Алессандро. Он бредил Италией. Италия была источником его постоянной депрессии. Появившийся в Ломе четверть века назад итальянский коммерсант, через некоторое время вернулся в свою родную Италию, а через девять месяцев в грязных кварталах Старого города появился на свет маленький чернокожий мальчик, во всю глотку заявивший о своем праве на жизнь. Да так громко, что местные мудрецы заявили в один голос: «Быть ему большим начальником!». «Что ж, — криво усмехнулся Бийянгма, — дежурный сержант в полицейском участке действительно большой начальник. Ночью. Какой же подлец папаша», — в очередной раз решил он, злясь на то, что родился не в том месте, где ему было бы жить лучше. По его мнению, в Италии, находящейся севернее Того, должно было быть значительно прохладнее. Человеку, в жилах которого смешалась кровь его предков, бывших нигер-конголезцами и французами, немцами и итальянцами, было жарко и неуютно на Родине. Его манила, его звала Италия — страна его отца, которого он никогда не видел. Страна, в мечтах его, так отличающаяся от той, в которой он жил и гражданином которой являлся. Даже в его внешности были детали, отличающие Алессандро от большинства своих сограждан — папаша постарался и подарил ему прямой нос и тонкие губы, а итальянские гены со временем слегка отбелили негритянскую кожу. Но волосы его кучерявились, так же, как и у всех, и он рос среди таких же детей бедняков, впитывая в себя обычаи и традиции своего народа, пока не заинтересовался своим, таким нетипичным для тоголезцев, именем. После рассказов матери и стариков о своем происхождении, он стал интересоваться Италией, да и не только ей, а и остальным миром, и постепенно, с осознанием происходящих в столице событий, в нем сформировалось чувство неприятия несправедливости, царящей вокруг культа Эйадемы.

Но Бийянгма никому не говорил о своей мечте. Он лелеял и взращивал ее, холил ее и нежил так, чтобы, когда все-таки настанет подходящее время, эта мечта стала реальностью. Чтобы собраться с духом и хотя бы одним глазком взглянуть на ту чудесную страну, которая являлась пределом его мечтаний. Взглянуть одним глазком и остаться — на меньшее он не был согласен. Эти мысли наполняли его и бурлили в нем, но он никогда не позволял себе хоть намеком, хоть даже неосторожным словом показать, что готов бросить все и отправиться на край света, чтобы достичь самого главного в своей жизни — осуществления своей мечты. С кем он мог поделиться, чтобы собеседник мог понять его мечту? С сослуживцами, которые интересовались только тем, чтобы кроме вполне достойной, по местным меркам, зарплаты, которая, уже позволила Бийянгме скопить достаточную сумму для его побега от обыденности, получить еще где-нибудь хоть небольшую взятку? С родственниками, интересы которых не простирались дальше рынка в Ломе, и для которых эта Италия была так же далека, как и Луна? С начальником, который за такие мысли мог не только вышвырнуть его на улицу и оставить без работы, но и обозвать подлым демократом и объявить в предательстве интересов страны? Нет, стать личным врагом Эйадемы не желал никто. Судьба таких людей оставляла желать лучшего. Все помнили о событиях девяносто первого года, когда Эйадема подчинил себе Коффиго, закончив противостояние с премьер-министром, длившееся около трех месяцев.

Эта война началось с создания Национальной конференции, которая должна была подготовить страну к демократическим выборам и оставить в прошлом авторитарный режим. Такие процессы в то время, происходили во многих странах Африки. Выборы премьер-министра, казалось, положили конец власти Гнассингбе, которой он безгранично владел уже двадцать четыре года. А это целых четыре шестилетних срока. Или почти пять пятилетних. Или шесть четырехлетних. Эйадема при этом остался президентом, но президентом, лишенным всякой власти — ведь вся исполнительная власть перешла в руки премьер-министра. И это совсем не устроило Гнассингбе, тем более, что в его руках был самый главный козырь — верная ему армия. Но что его разозлило больше всего, так это запрет на участие в выборах президента, назначенных на девяносто второй год. Жозефу Коффиго тоже было запрещено участвовать в них, но это ничего не значило для Эйадемы — он пришел к власти в результате военного переворота в шестьдесят седьмом году и не собирался отказываться от нее без боя.

Противостояние президента и премьер-министра сопровождалось вооруженными стычками, захватом радиостанции и закончилось штурмом резиденции Коффиго. Результатом этого противостояния стала гибель более двухсот человек, захват Жозефа Коффиго и конец начавшихся было демократических преобразований. Слухи о расправе президента со своими политическими противниками уходили в массы и пугали людей, которые, в большинстве своем, заботились только о выживании в стране, которую в восьмидесятых называли «маленькой африканской Швейцарией». Сосредоточенные в ее столице Ломе прибыльный порт, банки и бутики, зарубежные кредиты и крупные вложения иностранных компаний в развитие промышленности, позволяли так называть это маленькое, но гордое государство. Республика Того, в отличие от своих соседей не стала строить социализм, благосклонно принимала иностранные инвестиции и спокойно продавала все товары капиталистического мира своим соседям. Впрочем, все эти вложения, так же, как и оплата алмазами крупных закупок оружия повстанцами Анголы, никак не влияли на благосостояние народа, а лишь набивали и без того тугой кошелек богатеющей элиты.

После победы над Коффиго, в девяносто третьем Гнассингбе Эйадема победил и на выборах президента. Теперь даже слепые увидели, насколько всесилен действующий властитель. Оппозиция бойкотировала выборы, но это не помешало объявить победу действующего президента с результатом в девяносто шесть процентов голосов. Демократическая Европа обвинила Эйадему в нарушении прав человека, подтасовке результатов подсчета голосов и отказалась оказывать стране финансовую помощь. И теперь Гнассингбе размышлял, как вернуть себе благосклонность европейских партнеров, не ослабляя, впрочем, нажима на своих подданных.

Неудивительно, что Бийянгма, имевший достаточно мозгов для того, чтобы понимать в какой стране он живет, всей душой, всем сердцем стремился вырваться из нее. Нельзя сказать, что он был беден, или угнетен — работа в полиции позволяла ему не только сводить концы с концами, но и быть уважаемым человеком в своем районе. Но, читая газеты или слушая новости об очередном внезапно умершем или посаженном в тюрьму политике, он все больше и больше ощущал, что в нем рождается и крепнет чувство отвращения к этой власти, к системе подавления инакомыслия, где все проблемы управления страной решались только с применением силы.

Бийянгма не был революционером и не собирался вступать в их ряды, чтобы свергнуть ненавистного диктатора. Он, не был демократом и не участвовал в их секретных собраниях. Он, как и многие тысячи других недовольных, скрывая свое возмущение, ходил на службу и тщательно следил за собой, чтобы ненароком не выплеснулась наружу та переполнявшая его тоска по переменам, которые он может достичь сам, без революций и митингов. Нужно только решиться на эти перемены. Но решимость эта никак не приходила.