Ведьма

Антонина Глушко

Настя не подозревает, что она ведьма. Лишь став взрослой осознает свое необычное состояние, когда ей лишь одним желанием удается вернуть несчастной матери ее свихнувшего сына. А желание заиметь собственное с мужем жилье, превращается в реальность. Колдовство ей, совсем ребенку, передала ее бабка, считавшаяся в деревне ведьмой, накануне своей смерти. Обладая колдовством, Настя жестоко мстит негодяю, хитростью завладевшему планом захоронения золота, принадлежащему их семье, и погубившему ее мужа. Бабка не только передает Насте свое ведьмачество, но и лишает внучку возможности стать матерью, чем делает женщину глубоко несчастной. Обладая колдовством, Настя вызывает тень бабки, и пробует с ней договориться.

АГРАФЕНА

Двадцатидвухлетний Фрол Прокопьевич Пепеляев прислушался к советам умирающего Гданьского. Не стал возвращаться на Родину в Омскую губернию, а решил отправиться на Восток.

Сплавщики накормили парня, и, пошарив по мошнам, снабдили его деньгами, которых едва хватило, чтобы добраться до Губерово. На перроне хозяйничал 1922 год. Хаос, не приведи Господи. Пачками шныряли какие-то военные, бегали люди с мешками. Охрипшими голосами кричали командиры: «Стройся».

Однако Фрол уже наслушался подобных команд. Юркнул в толпу то ли нанайцев, то ли якутов, грузивших на подводы пузатые мешки, набитые чем-то легким и объемным. Схватив мешок, понес его к телеге, тут же вернулся назад, взял второй. Он нагружал одну подводу за другой вместе с нанайцами, пока ни единого мешка не осталось на платформе.

— Однако, молодец, умеешь работать, — похлопал по плечу кривоногий абориген, улыбаясь щербатым ртом. — Айда с нами, — предложил нанаец.

— А можно?

— Почему нельзя? Забирайся на мешки, и айда. Умеешь править лошадью?

— Еще как! — обрадовался Фрол. Он не надеялся, на такую удачу. В лучшем случае его мог замести военный патруль. А это снова война неизвестно с кем.

Обоз двигался медленно, передние подводы въехали в какое-то селение, когда солнце уже клонилось к горизонту. Потом Фрол узнает, что поселок называется Таежное урочище, и что живут в нем в основном аборигены, сейчас называют их малой народностью. Кто из них кто, Фрол не задавался исследовательской целью. Попервости аборигены для него были все до единого на одно лицо. Это потом он станет различать их, а пока…

— Хочешь у меня работать? — спросил тот, кто предложил ему управлять лошадью.

— Хочу. А что делать?

— Я хозяин поселка, дел много, однако. Пасти скот, убирать в сараях, доить коров.

Фрол удивился тогда, надо же якут, или, кто он нанаец, а содержит двор и скотину. Но не стал высказывать своего удивления, согласился. Урочище жило своей таежной жизнью, словно на луне. Война его не касалась. Красные, белые не шныряли по дворам, выгоняя народ на митинги. Здесь время, словно остановилось.

Фрол работал, отдыхая душой и телом. Его никто не обижал. Работа у «хозяина» на его взгляд нетяжелая. Не сравнима с тасканием неподъемных ящиков с золотом. Постепенно стали забываться охранная служба в армии Колчака, и почти двухгодичный, кошмарный путь по непролазной тайге с Деникинским золотом, закончившийся гибелью людей.

В поселке Фрол прожил почти шесть лет. За это время успел жениться на русской девушке Аграфене, хмурой и неулыбчивой девке, на восемь лет старше его. Да о чем рассуждать? Выбора невест в поселке не было. Зато была выгода. Батька невесты в то время работал в Губерово председателем сельсовета, где к тому времени установилась советская власть.

Тесть выправил для него документы на Фрола Прокопьевича Пепеляева, хотя его истинная фамилия была Зародько. Малый запомнил наставление Гдальского. С новоявленными родственниками держал язык за зубами, не стал откровенничать и о смене фамилии, как и о своей принадлежности к Деникинской армии.

А вот имя и отчество Фрол оставил подлинные. Не решился отрекаться от родного тятьки, и собственного наречения. С помощью все того же Аграфенового родителя, молодые перебрались из захудалого нанайского поселения в русскую деревню Новопокровка. Где посей день и проживает его семья, его супружница Аграфена, да внучка Настя, правда уже без него.

— Подойди, Настёна, — повторила Аграфена более приветливым голосом, видя, что та не решается приблизиться к ней. — Ты не бойся меня. Я хочу, чтобы ты была не такой, как все, а умела управлять людьми, как тебе заблагорассудится, — говорила старуха девочке, не понимавшей ни единого ее слова. — Иди, иди поближе, — подзывала она Настю, когда та, было, двинулась к ней, да не доходя до бабки, остановилась.

Аграфена привстала с лавки, на которой сидела, притянула к себе внучку, и, зажав ее между колен, принялась ладонями сдавливать девчонке голову.

Уставясь в Настины глаза, старуха бормотала непонятные слова. Девочку охватила слабость, ей захотелось спать. Настена едва держалась на ногах. И только сжатые бабкины коленки, не позволяли свалиться ей на пол. Аграфена, круговыми движениями продолжала массировать голову внучки, словно втирая в нее свой бубнеж.

Настя очнулась, вернее, проснулась, когда за окном уже было светло.

— Вставай, — сказала ей Аграфена, входя в комнату. — Иди встречай родителей, вон, пришел автобус.

Настя молнией схватилась с кровати, оделась и пулей выскочила на крыльцо. От автобусной остановки навстречу ей шли улыбаясь, ее родненькие: мамка с тятькой. Девочка кинулась к родителям. Воспоминания от вчерашнего бабкиного шептания у Насти не осталось и следа. Не помнила она и того, как очутилась в кровати раздетой, и укрытой одеялом. Родители вернулись навсегда.

После радостных приветствий, и вкусной еды, лежа в постели, Настя вслушивалась в тихие голоса родителей и бабушки Аграфены. Оттого, что наконец-то тятька с мамкой вернулись домой, Настя уснула счастливой.

— Ну что же, вот я вас и дождалась, — начала разговор Аграфена, когда стол был убран, а посуда перемыта, вытерта и поставлена на место. — Завтра я умру. Не перебивайте, — на протесты сына с невесткой, строго сказала старуха. — Дарья, мое смертное будет лежать на табуретке, рядом с моей кроватью. Остальное, что делать, сами знаете, не маленькие, — как всегда сурово, подытожила Аграфена.

Сын с невесткой сидели, будто пришибленные. У Дарьи вовсе некстати мелькнула мысль: «Ведьмы умирают трудно», — об этом она слышала от деревенских баб. Когда те меж собою шептались, будто ее свекровь ведьма. Однако, Даша только посмеивалась. Она не верила бабьим сказкам. Но когда в ночь под Рождество зашла на кухню, чтобы попить воды, увидела такое, отчего решила, что у нее поехала крыша. У печи, спиной к ней стояла ее свекровь.

Конец ознакомительного фрагмента.