Жестянщики

Антон Сергеев, 2021

Современный мир с вездесущими соцсетями и культом успеха зачастую заставляет обычных людей чувствовать себя неполноценными. Артём – серийный неудачник 32 лет – реализует свой очередной гениальный проект, всеми силами пытаясь добиться в жизни чего-то значимого, наперекор словам своего отца. Это стремление заводит Артёма и его компаньонов – лучшего друга и богатенького сынка его начальника – далеко за рамки общепринятых норм морали и права. К чему условности, устаревшие законы и замшелые нравственные устои, когда на кону стоят признание и мировая слава? Ослепленный жаждой собственного величия, Артём не понимает, что на выбранном им пути не может быть счастливого конца. Как далеко его заведет дорожка хайпа?

Локация: Новая Москва, Саларьево

Дата на камере: 17 мая 2020 года, воскресенье. Время включения записи: 17 часов 36 минут

— Не знаю, зачем я вообще включил эту чертову запись… — медленно произнес хриплый голос.

Камера была направлена на глухо зашторенное окно, через которое проникали лишь самые настырные лучики яркого весеннего солнца. Картинка постоянно сотрясалась мелкой дрожью и была слегка расфокусирована. После такого своеобразного вступления наступило продолжительное молчание, прерываемое тяжелым дыханием оператора.

— Что ж, наверное, мне все-таки надо рассказать свою историю, раз уж я взялся за эту тему… — надтреснутым голосом сказал мужчина и поставил камеру на небольшую круглую тумбочку на высоких изогнутых ножках, по соседству с цветочным горшком, из которого жалко торчал засохший стебелек какого-то несчастного растения.

В заросшем щетиной, измятом, обрюзгшем и изможденном лице сложно было узнать человека, который еще каких-то три месяца назад всем своим видом излучал уверенность и оптимизм.

— Да-да, друзья мои, картина не из приятных, — скривил губы Артём и виновато опустил глаза. Еще несколько минут он нарочито внимательно рассматривал засохшие пятна на своей рубашке.

— Могло ли все выйти по-другому? — прервал он свое молчание и протянул к камере руки с растопыренными пальцами, которые заметно подрагивали. — Возможно. Чего уж тут теперь теоретизировать… Однако все вышло именно так. Как вы помните, зимой я показывал вам сайт проекта и рассказывал о нашем скором триумфе. Блин. Кажется, это было в прошлой жизни… — Артём провел ладонью по лицу, словно стирая паутину. — Да уж. Похоже, я оказался оптимистичным идиотом, опьяненным собственной идеей и верой в ее, и свою, непогрешимость… Когда в базе данных появились первые отзывы о людях, у меня, признаться, тупо сорвало башню! «Вот оно! Сейчас-то нам попрет!» — думал я и вваливал деньги в рекламу на фейсбуке, Яндексе и ВКонтакте…

Артём тяжело сглотнул и посмотрел по сторонам, видимо, в поисках какой-нибудь жидкости. Не найдя искомого, он гулко вздохнул:

— Я даже не счел необходимым сообщить о своих тратах Димону. В его банке в это время возникли какие-то проблемы, и он с головой погрузился в их решение, оставив меня один на один со всем нашим хозяйством. Я был не против. Еще бы, ведь моя уверенность в том, что я — русский Цукерберг, была тверда, как алмаз! Пятнадцать тысяч туда, тридцать сюда — я клепал завлекающие слоганы и заряжал рекламные кампании пачками, не дожидаясь отдачи, ослепленный сияющими перспективами… Недели три я ходил как в тумане, полный грез о радужном будущем. В это время меня даже не смущали эти убогие подколки тестя, который все жаждал узнать, когда же наконец я обеспечу свою родню виллами на Мальдивах и парой-тройкой частных джетов. Старой мегере я пообещал что-то вроде собственной фермы, а Олегычу — автосалон, то ли ремонтную мастерскую… — Артём усмехнулся про себя, вспомнив какую-то подробность. — По-моему, я даже сказал, что куплю ему футбольный клуб «Торпедо»! Маразматик когда-то работал на ЗИЛе и с тех пор был преданным болельщиком этих никчемных ублюдков, пинающих мячик в семейных трусах… Да… это были странные дни… Извините, сейчас вернусь.

Симыкин медленно, по-стариковски, встал с табурета и прошаркал из комнаты. Когда он вернулся, в его руке была зажата пол-литровая бутылка водки «Беленькая», заполненная примерно на четверть.

— Извините, — еще раз сказал он и коротко приложился к бутылке. — У-ух, дьявол… о чем это я?

Артём хотел было поставить бутылку на тумбочку, но передумал и теперь маял ее в руках.

— Деньги, — продолжил он через несколько секунд. — Как всегда, все дело в этих чертовых деньгах! В общем… так вышло, что я залез в семейную кубышку… Мы ведь с Маринкой откладывали на машину. Ну как откладывали… Начали-то вроде бойко, но потом этот гребаный кризис, все дела… Саша еще тогда приболела. В итоге, тема с машиной на время встряла, но где-то триста тысяч у нас лежало… Лежало, — медленно повторил Артём, словно пробуя это слово на вкус, и снова замолк, едва заметно покачивая головой и глядя куда-то сквозь камеру. — Надо было сразу сказать Димону, — протяжно вздохнул Симыкин и сделал еще один глоток «Беленькой». — Всего на рекламу ушло что-то около трехсот пятидесяти тысяч. За эти деньги мы получили порядка ста с чем-то отзывов, из которых добрая половина состояла из односложных фраз типа: «Просто козел!» или «Клевая телка», ну и прочее в таком же духе… Стартовая эйфория постепенно покидала меня. Я начал понимать, что чересчур оптимистично смотрел как на проект в целом, так и на свои возможности по его раскрутке. Оказалось, что недостаточно прочитать пару-тройку книжек по маркетингу, чтобы стать гуру продаж…

Артём механическим движением поднес бутылку ко рту и с некоторым удивлением обнаружил, что та уже опустела. Он скорбно скривился и поставил ее на пол.

— Вдобавок ко всему Маринка собралась купить Сашке велосипед и обнаружила, что деньги, которые до этого всегда лежали в нашей специальной сберегательной шкатулке, исчезли.

Артём непроизвольно поежился, как от озноба, обхватил себя руками и стал раскачиваться на стуле взад-вперед. По его виду чувствовалось, что воспоминания о тех днях причиняют ему довольно серьезный дискомфорт.

— Сцена, доложу я вам, получилась совсем неприглядная, — пожаловался он камере, отводя глаза в сторону. — Не хотел бы останавливаться на описании всех фраз и эпитетов, которыми меня наградила моя ненаглядная супруга и прибежавшие на ее крики гребаные тесть с тещей. Особенно они! Тогда я, разумеется, тоже вспылил. Но, признаться, им всем было за что сказать мне пару ласковых… В общем, кончилось все тем, что я собрал вещички и свалил по-бырику из этого осиного гнезда… Теперь вот, как видите, обретаюсь в этих хоромах.

Артём развел руки в стороны и невесело ухмыльнулся.

— С Димоном тоже все вышло не слишком красиво. Когда он наконец одолел тот финансовый шторм, которому подвергся «КрасБанк», и соизволил вернуться к нашим, так сказать, баранам, по сути, было уже все кончено. Я был полностью опустошен произошедшими событиями и не способен к продолжению борьбы за будущее проекта. У меня не было даже сил встретиться с Димкой лично. Все, о чем я его просил в нашем единственном за все это время телефонном разговоре — вернуть хотя бы половину того, что я потратил на рекламу, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед Маринкой… Димона, естественно, интересовали немного другие ориентиры. Он звонил мне еще несколько дней, после того как я бросил трубку, но я сначала малодушно не отвечал на звонки, а потом и вовсе добавил его номер в список нежелательных.

Артём спрятал лицо в ладонях и невнятно промямлил:

— Честно говоря, я и на сайт-то не заходил с тех пор. Просто не было сил… С работой тоже все не сахар, — Симыкин с видимым усилием вновь поднял голову и посмотрел в камеру. — Не знаю как, но я умудрился даже не быть уволенным. Повезло, что к тому времени, как случилась вся эта хрень, у меня накопилось что-то около полутора месяцев отпуска. После того как он кончился, я пару недель ходил на работу, как зомби. Если бы Ганюшкин… ну, Игорь Андреевич, шеф мой, не упилил в тот момент в командировку в Норильск, я бы точно погорел! — закончив эту фразу, Артём вновь поник. — А вообще, конечно, надо с этим кончать… Я не…

С чем надо было кончать Артём объяснить не успел, потому что в этот момент раздалась резкая трель звонка. Симыкин от неожиданности аж подскочил на своей табуретке.

— Твою ж мать! — с чувством выругался он и согнулся в три погибели, выуживая с пола нещадно орущий телефон. — Кого там… — начал было он, глядя на запыленный, покрытый мелкой сетью трещин экран, но разу же осекся и, округлив глаза, поморщился. — Бли-и-и-н, — протяжно выругался он. — Маринка.

Он помедлил еще немного, решая, отвечать на вызов или нет, а, может быть, ожидая, что телефон прекратит трезвонить, но тот и не думал умолкать. Наконец Артём потянулся дрожащим пальцем к иконке зеленой трубочки и сдвинул ее влево, а затем аккуратно поднес аппарат к уху, словно это был не смартфон, а помесь гремучей змеи и драгоценнейшего алмаза.

— Я слушаю, — произнес он внезапно осипшим голосом и повернулся к стенке. — Здравствуй. Нет. Нет. Все нормально. Нет, — его односложные ответы становились все тише, пока не превратились в едва слышный шепот. Костяшки пальцев, сжимающих телефон, побелели от напряжения. — Конечно, я не забыл! — вдруг возвысил он тон. — Как ты могла о таком подумать? У меня что, по-твоему, совсем сердца нет? — Симыкин вдруг бросил резкий взгляд на камеру, отнял телефон от горевшего красным уха и, немного помедлив, нажал клавишу внешнего динамика.

–… постоянно, слышишь?! — раздался в комнате звонкий голос. — И что я ей должна отвечать? Что папа умер или?.. — Марина осеклась: — Ты что, на громкую связь поставил?

— Мне просто надо кое-что сделать, — соврал Артём и нервно забарабанил пальцами по колену, — я тебя слушаю…

— Нет, это я тебя слушаю! — выкрикнула супруга. — Мать с отцом мне все уши прожужжали про развод, а я, дура, все еще на что-то надеюсь, жду, когда ты наконец опомнишься! Ты что, решил себя теперь заживо закопать?!

— Ничего я не решил…

— А как это называется? Из дома ушел, никто не знает, где ты, что ты?!

— Да тут я, тут! — Артём в волнении вскочил с табурета. — На хате у бабули, все у меня нормально! Кому вообще какое до меня дело?

— Что за бред ты несешь, Симыкин?! А как же я? Сашка?

Артём горестно фыркнул:

— Ты. От тебя только и слышно: «Когда в отпуск поедем?» или «Сашеньке нужны новые туфли…» — передразнил он голос жены. — Третьи туфли, третьи! Она их что, одновременно носит?

В трубке воцарилось непродолжительное молчание, а затем Марина неожиданно мягким голосом сказала:

— Тема, какой же ты у меня балбес… Ты же сам зациклен на деньгах, на успехе, которого тебе так необходимо достичь, чтобы доказать всем и каждому, что ты можешь, что ты — крутой чувак, или как там вы, мужики, говорите… Да, у тебя не получается добиться своих целей. Но жизнь — это не только голы, очки и секунды! Кроме денег и славы есть вещи, которые ты не замечаешь и не хочешь замечать! Нужно уметь ценить и простые вещи! Выгляни в окно. Посмотри на голубое небо, на молодую листву! Будто изумруды отражаются в каплях весеннего дождя! — голос Марины едва заметно дрогнул. — У тебя растет замечательная дочь, которой очень нужен любящий папа! И туфельки ей нужны не по моей прихоти, а потому, что у ребенка начальная стадия плоскостопия, и ортопед нам посоветовал купить анатомическую обувь. А еще врачи говорят, что детям для полноценного развития обязательно нужен соленый воздух и морские ванны. Хотя бы раз в год. И мои «шкурные» — она особо выделила это слово — желания тут ни при чем! Пойми ты это, глупенький!

Артём не отвечал. Он подошел к окну и отдернул тяжелую штору. На его лицо тут же прыгнул солнечный зайчик. Симыкин зажмурился, но не отстранился, а медленно поворачивал голову влево и вправо, ощущая, как тепло далекой и в то же время такой близкой звезды деликатно касается его щек и высушивает соленые дорожки.

— Ну что ты молчишь, Тём? — позвала его жена. — Тёма, ты там? Артём!

— Здесь я, — Артём с видимым сожалением отвернулся от окна и взял телефон в руку, чтобы затем отключить громкую связь.

— Возможно, в твоих словах есть доля истины, — сказал он, приложив ладонь правой руки ко лбу и проведя ей вниз до подбородка. — Да. Я… — он слегка запнулся, но все-таки продолжил: — Приеду. Приеду, да. Скоро. Не волнуйся. Ладно, давай. Пока.

Нажав на иконку красной трубки, он шумно выдохнул и опустился на табуретку весь как-то съежившись, словно воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Некоторое время он сидел, бессильно свесив голову меж острых колен, а потом, видимо найдя в себе силы, встрепенулся и подошел к камере, чтобы выключить запись. На его лице застыло выражение человека, испытывающего крайне противоречивые чувства.