Иероглиф смерти

Антон Грановский, 2012

Следователь Маша Любимова ко многому привыкла, но место этого преступления заставило ее ужаснуться. Сотворить такое с девушкой мог только сумасшедший! Стремясь расшифровать знаки, оставленные убийцей, Маша узнала легенду о жутком обычае древних китайцев – если бедный человек не мог отомстить своему обидчику, он совершал самоубийство на пороге его дома и обращался в дух мщения… Журналист Глеб Корсак привык получать странные письма и посылки. Но бумажный сверток без подписи привлек его особенное внимание, а содержимое просто повергло в шок. Он счел бы все глупой шуткой, если бы вскоре не обнаружил в почтовом ящике новый «подарок»… Поняв, что неведомый преступник сделал его партнером своей жуткой игры, Глеб обратился в полицию и выяснил: некто жестоко убил двух девушек и, похоже, на этом не остановится…

Глава 3

1

Профессия журналиста хороша тем, что помогает приобретать не только проблемы (Глеб испытывал это на собственной шкуре практически каждый день), но и полезные знакомства в самых разных сферах жизни.

Биолог, кандидат наук и ведущий сотрудник лаборатории Осип Бриль посмотрел на вошедшего Глеба поверх очков, улыбнулся и воскликнул:

— Кого я вижу! Глеб Корсак собственной персоной! Голова цела, зубы вроде тоже все на месте. Только чуть прихрамывает, но это, надеюсь, поправимо. Ну, здравствуй, панславист!

— Привет и тебе, сионский мудрец!

Бриль встал из-за стола, и приятели пожали друг другу руки.

— Как поживаешь, борзописец?

— Жив пока. Я к тебе по делу.

— Само собой. — Бриль поправил пальцем очки, сдвинув их на переносицу, посмотрел на пакет, который Глеб уже достал из сумки, и поинтересовался: — О, да ты с дарами! Что ты мне принес?

Глеб брякнул сверток на стол и ответил:

— Кость.

Бриль усмехнулся:

— Мозговая, для борща? Беру не глядя!

— Сначала расскажи мне про эту кость все, что думаешь, а потом делай с ней, что хочешь — хоть вари, хоть так грызи.

— Грубый ты человек, Корсак. Впрочем, как все русские. Что ж, посмотрим, что ты мне приволок.

Бриль сунул руку в пакет, достал из него обломок кости и поднес его к лицу.

— Se, — прочел он. Поднял взгляд на Корсака и уточнил: — Где ты взял эту гадость, Глеб?

— Купил на распродаже.

— Что ж, это вполне в твоем духе. Ну а если серьезно?

— Подарок от неизвестного поклонника. Нашел в своем почтовом ящике.

— О! — усмехнулся биолог. — Тебе хоть кости дарят, мне совсем ничего. И что же ты хочешь узнать про эту вещицу?

— Мне надо знать, какому животному принадлежит… то есть принадлежала эта кость. Ну а в благодарность…

Глеб достал из своей неизменной холщовой сумки бутылку коньяка. Бриль поморщился:

— Глеб, ты что? Оставь это!

— Не хочешь — как хочешь.

Корсак сделал вид, что убирает бутылку, но Бриль взял его за запястье и удержал.

— Глеб, когда я говорю «оставь», это значит — оставь, — назидательно произнес он. — То есть оставь в этом кабинете. Кстати, не хочешь пропустить по стаканчику?

— Я спешу, — сказал Глеб.

Бриль хмыкнул:

— Как всегда. Ладно. Позвони мне часа через три. К тому времени я буду знать о твоем подарке все или почти все.

— Спасибо, дружище, я знал, что могу на тебя положиться.

— Э-э… Глеб, одну минуточку. — Биолог явно смутился. Кашлянул в кулак и негромко проговорил: — Мне неудобно к тебе обращаться, но… ты не мог бы мне одолжить немного денег? Я тут намедни сильно проигрался в «Красном доме».

Глеб открыл от удивления рот.

— Ты играл?

Бриль отвел глаза и ответил:

— Да.

— Я же предупреждал тебя, чтобы ты туда не совался!

— Да, но сам-то ты играешь. И выигрываешь. Вот я и решил: почему бы мне тоже не попробовать.

Несколько секунд Корсак в упор смотрел на друга, не в силах поверить в то, что услышал, а затем разомкнул губы и сухо произнес:

— Бриль, ты кретин.

Биолог вздохнул:

— Знаю. Но в этом случае мы с тобой оба кретины. И ты даже больший кретин, потому что рассказал мне про свои выигрыши. Неужели ты думал, что озвученные суммы не возбудят во мне азарта?

Корсак молчал. Тогда Бриль заговорил снова:

— Так ты одолжишь мне денег?

— Сколько?

— Пять тысяч долларов.

Глеб помрачнел еще больше. В голове его замелькали нули, длинной цепочкой пристроившиеся к единице.

— Вернуть сможешь? — хрипло спросил он у Бриля.

— Обижаешь.

— И когда?

— Не раньше чем через полтора месяца.

— Ладно… Но тебе придется проводить меня до банкомата.

— Я с удовольствием это сделаю, дружище.

— И пообещать мне, что больше не будешь играть.

— Вот с этим проблемы.

— Бриль!

— Хорошо, хорошо. — Биолог примирительно поднял ладони. — Смиренно принимаю все твои условия, Глеб. Клянусь — больше рука моя не коснется игрального стола. Если хочешь, составим договор, и я подпишу его кровью.

— При условии, что я сам тебе ее пущу.

— Договорились.

* * *

Никто не умеет как следует делать горячие бутерброды. А ведь это тонкий процесс, в котором важна очередность. Берем белый хлеб. На него выкладываем колечки лука и кружки помидора. Поливаем сверху майонезом, тонким слоем, чтобы сохранить идеальную форму, после чего кладем пару ломтиков ветчины, толщина которых не должна превышать пяти миллиметров. Пять миллиметров — это идеал, но без сноровки и должного опыта этот идеал малодостижим. Довершаем дело двумя аккуратными кусочками сыра.

После того как бутерброд сооружен, кладем его в микроволновую печь и включаем подогрев. Греть нужно секунд тридцать-сорок, в общем, пока сыр не растает.

Все, идеальный бутерброд готов!

Достав из микроволновки тарелку с бутербродом, Глеб занялся приготовлением напитка. Плеснул в широкий стакан немного водки, добавил тоника и выжал сок из половинки лимона. Затем бросил в коктейль несколько кусков льда.

Сделав все это, Корсак поднял стакан, посмотрел сквозь него на лампу и проговорил:

— Когда-нибудь, когда я брошу пить, я буду скучать не по водке, и не по вину, и даже не по пиву. Я буду скучать по тебе, мой холодный, пролимоненный друг.

Он поднес стакан к губам, и тут из прихожей донесся перезвон мобильного телефона. «Nikkfurie». Танец Черного Лиса из «Тринадцати друзей Оушена». Отличная тема для рингтона; впрочем, Глебу она уже успела надоесть, а в этот момент он и вовсе был не рад ее услышать.

Глеб с ненавистью посмотрел в сторону прихожей. Перевел взгляд на стакан с водкой-тоником и лежавший на тарелке горячий бутерброд.

Все-таки у жизни скверное чувство юмора.

Пришлось отложить удовольствие на несколько минут и дотащиться до прихожей. Взглянув на экран телефона, Глеб увидел имя собеседника. Звонил Бриль.

«Ну, сейчас завертится», — подумал Глеб и поднес трубку к уху.

— Слушаю тебя, моя радость.

— Глеб, ты что мне приволок?! — завопил в ответ Бриль.

— О чем ты?

— О кости, которую ты притащил! Она человеческая! Человеческая, Глеб! Причем еще совсем недавно она находилась в теле живого человека. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Успокойся, Бриль. Не гони волну.

— Успокоиться? Как я могу успокоиться? Это ж подсудное дело!

— Спокойнее, Бриль, спокойнее. Ты уверен в правильности своего заключения?

— Типун тебе на язык, Корсак! Не произноси при мне слово «заключение», от него попахивает цугундером!

Глеб вернулся на кухню и положил трубку на стол. Взял стакан, поднес его к губам и сделал пару глотков. Затем поставил стакан обратно и снова взял трубку.

Бриль все еще разорялся.

–…Говорю тебе со всей ответственностью, Глеб, если ты еще раз притащишь ко мне что-нибудь подобное…

Корсак снова положил трубку на стол. Поднял стакан и допил коктейль.

Итак, какой-то ублюдок бросил ему в почтовый ящик фрагмент человеческой кости. Возможно, это просто дурная шутка какого-нибудь мстительного идиота. Достать человеческую кость можно в любом морге за бутылку водки. Видимо, так оно и произошло. Но можно ли считать этот «подарок» шуткой или следует отнестись к нему как к предупреждению или угрозе?

Скорей всего, «подарок» ему прислала какая-нибудь сумасшедшая из его бывших. Глеб припомнил давний разговор за кружкой пива. Один из его друзей вещал:

— У нашего Корсака удивительный талант связываться с неадекватными женщинами! С красивыми и сумасшедшими! Ох, помяни мое слово, Глебушка, тяга к порочным и сумасшедшим дамам не доведет тебя до добра. Однажды ты проснешься и обнаружишь, что у тебя перерезано горло. И знаешь, чем оно будет перерезано? Пилкой для ногтей!

Последняя реплика вызвала смех сидящих за столом. Помнится, сам Глеб в ту минуту тоже улыбался. Но сейчас ему было не до смеха. Интуиция подсказывала, что история с костью будет иметь свое продолжение. И свой финал — скорей всего, не слишком радужный.

Глеб снова поднял трубку.

— Корсак, ты вообще меня слушаешь?

— Да, Ося. Конечно. Прости за то, что я тебя расстроил. И спасибо, что позвонил и все разъяснил.

— Не надо меня благодарить, Глеб. Знаешь… я, пожалуй, погорячился, наговорил тебе лишнего. Но ты должен меня понять.

— Я понимаю. Через час я буду у тебя. Заберу эту штуковину, и ты больше никогда о ней не услышишь.

Глеб отключил связь.

Пять минут спустя он был готов к выходу. Выглядел он так же, как всегда, доказывая всем своим обликом, что существуют люди, не желающие тратить время на выбор одежды, а потому покупающие во время каждого (впрочем, чрезвычайно редкого) похода в магазин по два одинаковых плаща, по две пары одинаковых пиджаков и туфель и признающие разнообразие только в расцветках рубашек.

Одевшись и закинув на плечо свою неизменную холщовую сумку, Корсак посмотрел на себя в зеркало. Лицо все еще выглядело немного помятым после недавней схватки с мордоворотами из «Тойоты». И, пожалуй, он еще сильнее похудел за последние дни. Впрочем, взгляд был ясным и спокойным, а рот — ироничным и твердым. Галстук, как обычно, съехал набок, но, как обычно, Глеб не обратил на это внимания. Во всей его поджарой, подвижной фигуре было что-то небрежное, наплевательское — то самое, что безотказно отличало его, несмотря на дорогую одежду, от бесчисленной армии российских топ-менеджеров. А седая прядь в густых взлохмаченных волосах придавала его облику еще более романтический вид.

Выходя из подъезда, Глеб снова увидел белую собаку. На этот раз она была привязана к дереву и при виде Глеба вскочила на ноги и громко зарычала. Пока Корсак шел к своей видавшей виды «Мазде», псина медленно поворачивала голову, не сводя с него пристальных, внимательных, холодных глаз.

2

Вечером состоялась внеплановая оперативка у полковника Жука. Полковник уютно сидел в кресле, смотрел в окно и постукивал по столу своим неизменным красным карандашом.

Полковник Жук — рослый пожилой мужчина с седыми усами, младенчески-розовым лицом и в очках без оправы — выглядел душевным и мягким стариком, однако все, кто с ним работал, знали, каков он на самом деле. Стас Данилов шутил, что душевности в нем — как в топоре палача. Тридцать пять лет сыскной работы высосали из Жука все эмоции и чувства, оставив лишь улыбчато-вежливую «кожуру», которая намертво приросла к его лицу, навсегда придав ему выражение этакого участливого безразличия.

За глаза оперативники называли своего начальника просто Старик или же Ледяной Старик — за холодновато-вежливую улыбку, с которой он посылал своих подчиненных на опасные задания. Впрочем, втайне опера гордились его хладнокровием и с удовольствием пересказывали друг другу мифические истории из боевого прошлого полковника Жука.

Полковник начал с того, что описал в деталях свой разговор с Генпрокурором, который склонялся к тому, чтобы взять «дело Ирины Романенко» под свой жесткий контроль.

— Сами понимаете, преступление экстраординарное, — сказал полковник, по привычке строго глядя на Толю Волохова, который заметно (и тоже по привычке) нервничал под его пристальным взглядом.

— Андрей Сергеевич, я говорила с отцом Ирины Романенко, — вступила в разговор Маша Любимова. — Также я встретилась с бойфрендом Ирины. Но ничего полезного они сообщить не смогли.

— Плохо, что не смогли, — вынес суровый вердикт полковник Жук.

— Быть может, судмедэксперт прольет какой-нибудь свет на эту ситуацию, — сказала Маша.

Все посмотрели на Лаврененкова.

— Семен Иванович, — обратился к нему полковник Жук, — что вы можете нам сообщить?

Лаврененков вздохнул и произнес грустным голосом пожилого меланхолика:

— Как и предполагалось с самого начала, смерть девушки наступила в результате удушения. Отпечатков пальцев нет — это значит, что убийца действовал в перчатках. Ни спермы, ни крови, ни эпителия убийцы мы на месте также не нашли. В руке жертвы была зажата прядь волос, эти волосы направлены на ДНК-экспертизу. Из физических следов насилия — ссадины на лице, следы от удушения на шее, искусанное запястье и послеоперационные шрамы на ноге.

— Интересно, — протянула Мария. И на грустный вопрос Лаврененкова, что же тут интересного, пояснила: — Сперма на месте преступления не обнаружена. Следовательно, убийца не испытывал сексуального влечения к жертве.

— Не уверен, что сексуальных мотивов не было, — сказал Толя Волохов. — Может, этот гад из тех, кто кайфует, глядя на то, как мучается жертва? Тогда ему вовсе не обязательно прикасаться к ней, а можно просто отойти на несколько шагов, расстегнуть ширинку и…

— Да, такое тоже возможно, — согласилась Маша. — Ему не обязательно оставлять семя на месте преступления. И все же мне кажется, что мы имеем дело не с сексуальным насилием и что мотивы у убийцы были совсем другие. Семен Иванович, что вы скажете про вырезанную кость?

— Большеберцовая кость у девушки была вырезана при жизни. После этого она прожила еще около двадцати часов. Убийца оперировал профессионально. Думаю, он вполне может быть хирургом или патологоанатомом.

— Или судмедэкспертом, — иронично заметил Стас.

Лаврененков одарил его уничижительным взглядом.

— А что насчет следов укуса на запястье? — спросила Маша.

— Кусала собака. Большая собака. Возможно, бойцовской породы.

Старик выслушивал своих подчиненных с обычной вежливой внимательностью. Лицо его было, как всегда, спокойным и доброжелательным, улыбка — вежливой и заинтересованной. Время от времени он переводил глаза с лица собеседника на красный карандаш, который вечно вертел в пальцах.

— Собака бойцовской породы… — повторил полковник Жук. — А конкретней?

На грустном лице Лаврененкова появилось легкое ироническое выражение.

— Андрей Сергеевич, если вы думаете, что я могу определить породу и масть собаки, а также ее кличку и место жительства, то вы сильно переоцениваете мои возможности. Что до остального, то есть один факт, который показался мне очень любопытным.

— Что за факт?

— Рот жертвы зашит плетеной лавсановой нитью с фторполимерным покрытием АР-87. Чаще всего эту нить используют патологоанатомы для зашивания рассеченных тканей.

На лицах присутствующих появилось выражение мрачного удивления.

— Но это еще не самое странное, — продолжил судмедэксперт, явно наслаждаясь реакцией коллег. — Самое странное, что нить, которой был зашит рот нашей жертвы, не новая.

— Как не новая?

— Да так. Ее уже когда-то использовали. По назначению.

Полковник Жук сдвинул брови.

— Семен Иванович, вы хотите сказать, что эту нить…

— Уже пускали в дело, — повторил судмедэксперт. — А потом вынули из зашитой плоти покойника и использовали снова.

— Ужас, — тихо проговорил молчавший до сих пор Стас Данилов. — Кто мог такое сделать? Какой-нибудь бывший патологоанатом?

— Почему обязательно бывший? Да и совсем не обязательно, что патологоанатом. Нить мог вынуть любой, кто имел доступ к телу. Вот только тело это мы, боюсь, найти не сможем.

— Когда, примерно, эту нить использовали в первый раз? — спросил Волохов.

— Думаю, не меньше года назад, — ответил Лаврененков.

— Чем дальше в лес, тем злее комары, — проворчал Волохов.

Полковник взглянул на Любимову.

— Мария Александровна, а вы что скажете?

Кроткие и любезные интонации голоса, выражение лица и глаз, которыми он прикрывал свое бессердечие, — все было на месте.

— Думаю, это не случайность, Андрей Сергеевич, — сказала Маша.

— Ясен перец, не случайность, — горячо проговорил Волохов. — Этот гад не только маньяк-убийца, но еще и некрофил.

— Думаю, делать такие выводы преждевременно.

— Тогда предложи другой вариант, раз такая умная.

— Возможно, мы столкнулись с ритуальным убийством. А если так, то каждая мелочь тут имеет символическое значение. Нить, которая была использована вторично, может служить символическим мостом между смертью одного человека и смертью другого. К тому же эта нить может иметь сакральный смысл. В глазах убийцы она как бы «освящена» смертью, поскольку прибыла к нам из загробного царства.

— Маш, по-моему, ты увлеклась, — сказал Волохов. — Мы тут говорим об убийстве девушки, а не обсуждаем суеверия наших предков.

Полковник Жук вздохнул, отвел взгляд от Марии и сказал:

— Да уж. Давайте-ка обсудим процедурные вопросы. Как вы уже знаете, следователем по этому делу назначен присутствующий здесь Юрий Михайлович Пожидаев…

Двадцать минут спустя, когда Мария шагала по коридору, потирая на ходу покалеченное плечо, Пожидаев нагнал ее и пошел рядом.

— Мария Александровна, — заговорил он недовольным голосом, — я еще раз хочу тебя попросить: не мудри.

— Что вы имеете в виду? — холодно уточнила Мария, не поворачивая в его сторону головы.

— Ты знаешь что. — Пожидаев сделал страдальческое лицо. — Маш, у меня на шее восемь дел. По двум из них я должен отчитаться через три дня. Работы — невпроворот. Поэтому прошу тебя: ищи простые решения и не усложняй.

— Мир сложен, — возразила Любимова. — Люди — сложны. Я привыкла строить свои версии исходя из этого правила. И для вас, как приверженца простых решений и методов, я не собираюсь делать исключение. Всего доброго, Юрий Михайлович.

Мария ускорила шаг. Следователь остановился, посмотрел ей в спину и тихо обронил:

— Ну и зря.

3

Стас Данилов взял чашку Марии, отхлебнул глоток и сморщился:

— Ну и гадость. Марусь, у тебя глаза от такого крепкого кофе не вылезают?

— Сам скажи, тебе со стороны виднее. — Маша забрала у него чашку.

— Переходи на зеленый чай, — посоветовал Стас. — Он прекрасно тонизирует и не портит цвет лица. И кофеина в нем мало.

— Помешался ты на своем зеленом чае, — проворчал Волохов. — Скоро у тебя от этих восточных дел разрез глаз изменится.

— Наш мир — всего лишь иллюзия, Толя, — философски изрек Данилов. — Когда-нибудь ты тоже это осознаешь.

— Вот интересно: если я тебя сейчас кулаком по лбу стукну — это тоже будет иллюзия?

— Не будь здесь дамы, я бы тебе ответил.

— Не будь здесь дамы, я бы тебе стукнул.

— Мальчики, я не дама, я мент, — возразила Маша, поднося к губам чашку. — А мент — всегда мент, какую форму на него ни натяни.

— Глубокомысленное изречение, — заметил Стас. — И что за мудрец тебе такое сказал?

— Один продавец бутербродов, который стал художником.

Данилов ухмыльнулся:

— Ну, продавцу бутербродов сам бог велел. Сколько труда и таланта надо вложить в то, чтобы украсить бутерброд. Намазать на него творожный сыр, выложить сверху мозаику из рубленой зелени. А потом еще разложить розочки из соленой семги.

— Точно, — подтвердил Волохов. — Шекспир отдыхает!

Данилов посмотрел на него насмешливым взглядом и сказал:

— Толя, Шекспир был поэтом, а не художником.

— Да ну? А поэт — это, по-твоему, кто?

— Кто?

Волохов задрал указательный палец и назидательно произнес:

— Художник слова — вот кто!

Мария глянула на циферблат наручных часов.

— Толя, опроси, пожалуйста, коллег Ирины Романенко по ее последнему месту работы.

Волохов посмотрел на нее серьезным взглядом и кивнул:

— Сделаю.

— И на прежней работе тоже.

— Это уже смахивает на безжалостную эксплуатацию. Пусть Стасик этим займется.

— Я не могу, — сказал Данилов. — У меня через два дня истекает срок предварительного следствия по делу о поджигателях автомобилей. Работы невпроворот.

Волохов вздохнул:

— Так я и думал, что отмажется. Буддисты все хитрые. Потому что они совесть вместе с реальностью отменили. Ладно, так и быть, съезжу. Надеюсь, вуз, в котором она училась, ты на меня не повесишь?

— Нет, этим я займусь сама.

У Стаса пискнул мобильник. Он взял трубку со стола, посмотрел на дисплей и вздохнул:

— Мне пора.

— Я тоже поеду, — сказал Толя Волохов. — Маш, ты с нами?

Любимова покачала головой:

— Нет, я выпью еще чашку.

— Как знаешь. Удачи, истребительница кофеина!

Распрощавшись с мужчинами и дождавшись, пока они выйдут из кофейни, Маша достала из сумочки мобильный телефон. Нашла номер дилера Макса и нажала на кнопку вызова.

Гудок… Второй… А затем:

— Добрый вечер, Мария Александровна!

— Здравствуй, Макс. Я сейчас в кафе «Асторикс». Это на Бульварном кольце. Мы можем встретиться здесь?

— Да. Я бывал в этом месте.

— Когда тебя ждать?

— Минут через двадцать — двадцать пять.

— Хорошо. Мой столик в нише, за стеной.

Маша убрала телефон в сумку. Затем подозвала официантку и заказала еще одну чашку кофе, а к ней — два эклера с шоколадной начинкой. Иногда вкусная еда помогала отвлечься от боли в плече. Маша надеялась, что это сработает и сейчас.

Поедая эклер и запивая его кофе, Мария размышляла о мужчинах, с которыми сводила ее судьба. Первый был самовлюбленным и хвастливым кретином, который, едва выпрыгнув из постели, тут же рассказал всему курсу про их связь. Со всеми красноречивыми подробностями. Мария тогда прилюдно влепила болтуну пощечину и с удовольствием наблюдала, как его физиономия сделалась малиновой, губы затряслись, а в глазах появились боль, страх и испуг вперемешку.

Второй парень Маши променял ее на студентку театрального института.

Третий изматывал ее своей ревностью, а сам, считая себя, по-видимому, настоящим мачо, беспрерывно крутил романы на стороне. Четвертый был слишком влюбчив, трижды уходил от Маши, но все три раза возвращался к ней, становился на колени и вымаливал прощение. В четвертый раз привычный сценарий не сработал. Маше надоела эта комедия, и она положила ей конец.

А потом случился муж…

При мысли о муже Мария тяжело вздохнула. Затем доела последний кусочек пирожного и тут заметила высокую, крепкую фигуру дилера. Этот парень был настоящим красавчиком.

Подойдя к столику, дилер улыбнулся и сказал:

— А вы, я вижу, сластена. Приятного аппетита, Мария Александровна!

Маша отодвинула от себя блюдце с шоколадными крошками. Макс, не дожидаясь приглашения, сел напротив, затем сунул руку в карман модной синей куртки, достал флакон, туго завернутый в плотную бумагу, и поставил его на стол перед Марией.

«Даже не посмотрел по сторонам, — подумала она. — Уверен в себе. Совсем не похож на других поставщиков. Настоящий король улиц».

Любимова хмыкнула.

— Ваш заказ, — сказал Макс, глядя на нее спокойными, ироничными глазами.

Мария, не отвечая, достала из сумочки конверт и протянула его дилеру. Тот взял, свернул конверт пополам и опустил в карман куртки.

Сделка была совершена, но дилер продолжал сидеть.

— Что-то еще? — спросила Мария.

— Хочу предложить вам новый товар — на основе оксикодона. Он гораздо сильнее, чем прежний, и стоит всего на двадцать процентов дороже.

— Меня это не интересует.

— Уверены? С каждым месяцем вы покупаете все больше. Стоит ли переплачивать?

— Вам лучше уйти, — сказала Мария.

Макс молчал, выжидательно глядя на нее своими спокойными, лукавыми глазами. Аккуратно выбритый, вкусно пахнущий, красиво причесанный шатен в модной, дорогой одежде.

— Вы уйдете или нет? — поинтересовалась Маша, начиная терять терпение.

— Я был бы не прочь выпить чашку кофе и что-нибудь съесть, — сказал дилер.

— Что ж, это ваше право. А мне пора.

Маша Любимова окликнула официанта и полезла в сумочку за бумажником, чтобы расплатиться по счету.

— А вы красивая женщина, — сказал вдруг Макс, с легкой полуулыбкой разглядывая Марию.

Она бросила на него быстрый, удивленный взгляд и снова перевела его на сумочку.

— Как вы стали полицейским? — спросил Макс.

— Много будешь знать — скоро состаришься.

Дилер усмехнулся.

— Ну, разумеется. Послушайте, Мария, а почему бы нам с вами, вместе…

Он наткнулся на ее взгляд и осекся. Пожал плечом:

— Ладно, проехали. Какой кофе вы посоветуете? Я не любитель этого напитка, но сейчас что-то захотелось.

Маша смерила парня долгим, пристальным взглядом.

Наглый, самоуверенный, спокойный. Никаких бегающих глазок, никакого жаргона. Пожалуй, слишком привлекательный и вежливый для распространителя «дури». Любимова с удивлением осознала, что почти восхищается этим человеком, как можно восхищаться хищником, который идеально приспособлен для выживания.

На этот раз дилер не смутился под ее взглядом. Мария чуть прищурила карие глаза.

— Сколько тебе лет? — спросила она.

— Двадцать четыре, — ответил парень.

— Почему ты этим занимаешься?

— Чем «этим»?

— Толкаешь «дурь».

Он улыбнулся:

— Это приносит немалый доход. Глупо отказываться от того, что само идет тебе в руки, правда?

— Когда-нибудь ты попадешься. Тебя возьмут за шиворот и бросят в тюремную камеру.

— Надеюсь, это будете не вы.

— Как знать.

Макс чуть склонил набок свою красивую, ухоженную голову и сказал:

— То, чем занимаетесь вы, ничуть не менее рискованно. К тому же рано или поздно всем нам придет конец. Стоит ли трястись заранее?

Маша продолжала внимательно разглядывать парня. И с каждой секундой он вызывал у нее все больше любопытства. Доктор Козинцев (врач, занимающийся ее психологической реабилитацией) был прав: у нее и впрямь слишком давно не было мужчины. С чисто физиологической точки зрения это, конечно, не катастрофа. Но что, если все ее беды и тревоги последних месяцев, весь страх, который тяжелой взвесью клубился в ее душе, — что, если все это обусловлено простым сексуальным голодом или, как остроумно выразился доктор, «телесною тоскою»?

У Маши всегда были высокие требования к мужчинам, но с точки зрения экстерьера и манер Макс был великолепным образцом. Красивый, высокий, уверенный в себе. Злым он тоже не казался. Ну да, молод, но ведь это хорошо. Зрелость, ум и опыт ценишь лишь в тех мужчинах, к которым испытываешь искренний интерес. Если хочешь найти мужчину для удовлетворения плотских потребностей, то такие, как Макс, — практически идеальный вариант.

— Почему вы на меня так смотрите? — поинтересовался дилер.

Маша насмешливо прищурилась:

— Да вот думаю — не съесть ли мне тебя?

— Лучше съесть, чем арестовать, — засмеялся Макс.

— У тебя есть свое жилье?

— Да.

— Поедем к тебе?

На лице дилера застыло удивление, но, к чести парня, он быстро соображал. Макс широко улыбнулся, блеснув безукоризненно белыми зубами, и произнес голосом, дающим понять, что он вошел в тему:

— Хорошо. Если вы не против, я расплачусь с официантом.

Мария не возражала.

* * *

— Нет! Я не хочу.

Маша оттолкнула его от себя, рывком села на кровати, накинула на себя одеяло и опустила ноги на пол. Потянулась за пачкой коричневых ароматизированных сигарет.

— Я что-то не так сделал? — спросил у нее за спиной Макс.

— Нет. Просто… это не для меня.

— Что не для тебя?

— Обращайся ко мне на «вы».

— Но это глупо.

— Возможно. Но иначе ты рискуешь потерять не только клиентку, но и свободу.

Она щелкнула зажигалкой, и на мгновение пламя отразилось в крошечных капельках пота, выступивших у нее на лбу.

Макс нахмурился.

— Я думал, мы подходим друг другу.

— Как выяснилось, нет.

— Но почему?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Вероятно, потому, что я полицейский, а ты — преступник.

— В этом есть своя изюминка. Разве нет?

Он привстал на кровати и хотел поцеловать Марию в шею. Она отстранилась и сухо произнесла:

— Я сказала: нет.

Сделав несколько затяжек, Мария затушила сигарету в пепельнице. Потом потянулась за сумочкой, лежавшей на стуле, достала флакон с кодеином, вытряхнула таблетку и бросила ее в рот. Запила глотком вина, который остался у нее в бокале.

Дура… О чем она думала? Вообразила себе, что секс с молодым красавцем расцветит ее жизнь яркими красками. Вернет ей уверенность в себе. Ерунда! Пуститься во все тяжкие в тридцать четыре года… Это ж надо до такого додуматься!

Любимова покосилась на Макса, растянувшегося на кровати. Прекрасный мускулистый зверь, получивший от ворот поворот. Можно себе представить, как он сейчас злится.

— Будем считать, что ничего этого не было, — сказала Маша более мягким голосом. — Ты ни в чем не виноват. Все дело во мне.

— Мария, я думал…

— Не продолжай, — сказала Маша. — Я совершила глупость, приехав сюда. Очередную глупость в своей жизни.

Мария встала с кровати и принялась одеваться. Она чувствовала, что Макс смотрит на нее, и от этого взгляда ей было не по себе.

Когда она оделась, Макс протянул ей что-то:

— Держите!

Маша взглянула — это был флакон с таблетками.

— Зачем это? — спросила она.

— Подарок, — объяснил Макс. — Просто так. Все равно я собирался его вам отдать.

Мария внимательно посмотрела парню в глаза, потом пожала плечами и забрала флакон. Макс усмехнулся и качнул головой:

— Не думал, что вы возьмете.

— Глупо отказываться от того, что само идет тебе в руки, правда?

— Запомнили! Интересная вы девушка, Мария Александровна. Неординарная. Жаль, что у нас ничего не получилось.

— Ничего и не могло получиться. Надеюсь, я не сильно испоганила тебе этот вечер.

Конец ознакомительного фрагмента.