Глава 2. Скандал в доме Романцевых
Одной из странностей Данилы Соколика было чрезмерное употребление кофе. В дни высокого умственного напряжения он мог выпить до 10 кружек!
— Ничто так не заставляет мозг работать, как отлично сваренный кофе, — говорил он.
Впрочем, пил он не всякий кофе. Если мы были в городе, он всегда заходил только в одну кофейню — «Кофе и кава». Она располагалась в тихом оазисе посреди шумной толкучки Сенного рынка. Туда мы и пришли после злосчастного дела Сергея Япончика.
Это было полутемное помещение, находившееся в подвале. Свет попадал внутрь из узких окон на уровне потолка, а также от круглых ламп, развешанных в середине зала. Струившийся от них теплый свет создавал атмосферу уюта над деревянными столами. Рядом с каждым из них стоял большой фикус, благодаря чему воздух в кофейне чувствовался свежим. Растения также были приятным контрастом с красными кирпичными стенами, которые наверняка достались хозяевам этого заведения от оригинальной постройки. Почти половину кофейни занимала огромная высокая стойка, за которой на многочисленных полках, уходивших до потолка, лежали нераскрытые пачки кофе. «Мадагаскар», «Бразилия», «Эфиопия» и другие названия были написано простым мелом на черной стене. Под ними на импровизированной кухне стояли всевозможные агрегаты по приготовлению кофе. Один из них, с завитой стеклянной трубкой, ведущей к колбе над горелкой, напоминал больше древние приспособления алхимиков. Другие выглядели менее внушительно, но не менее загадочно для меня.
— Это что? Разве кофе не готовят просто в турке на плите? Или там заваривают в кофемашине? — спросил я Данилу.
Он посмотрел на меня словно на дикаря.
— Мой друг, кофе — это поэзия, выраженная в химических процессах. Малейшая оплошность в процессе создании напитка, и весь стих кажется насквозь фальшивым. Впрочем, кофемашина здесь тоже имеется.
Пока Данила просвещал меня, из погруженной в полутьму части стойки вышла девушка. Она была одета весьма импозантно: короткие волосы были спрятаны под элегантной маленькой шляпкой, а наряд из белой рубашки и черного жилета венчала аккуратная бабочка.
— Привет, Данила, — сказала она с улыбкой. Причем не была эта улыбка той искусственной, какой встречают тебя в любых подобных заведениях. Это был знак приветствия старого друга.
— Здравствуй, Катенька, — сказал Данила и показал на меня, — Я привел к тебе неофита. Представь себе, он до сих пор не пил твой кофе!
Я представился. Катенька приветственно кивнула, потом спросила Данилу:
— Чего не пришел с утра? Новое расследование?
— Можно и так сказать, — ответил он. — Распутывал дело в нашем доме. И теперь нас с Иваном свела судьба на неопределенное время.
Девушка не стала выспрашивать у Данилы подробности — я отметил, что у нее есть чувство такта. Вместо этого она хлопнула в ладоши и сказала:
— У меня сегодня свежезаваренная Кения. Налью вам по чашечке, что скажете?
Данила энергично закивал, мне оставалось только вторить ему. Мы сели за стойку, Данила снял фуражку и положил ее перед собой. Он посмотрел на меня, ожидая вопросов. Я же не знал, с чего начать и прямо сказал:
— У меня слишком много вопросов!
— Понятно, ты же художник — творческая личность. Всегда сомневаешься. Ничего, подумай, потом спроси. Мы не спешим.
— Нет, дело не в этом. Я скорее пытаюсь сформулировать… Ладно, сначала я спрошу, кто был тот человек, который меня сегодня подставил? Марат Суслов, кто он?
— Он был экскурсовод вроде. Ты ведь и сам это знаешь.
— Но ведь он был не просто экскурсовод? Иначе зачем ему убивать Япончика и подставлять меня?
— А вот этого, мой друг, не знаю даже я. Я представил логичную теорию, как он совершил убийство, но его мотив остался для меня загадкой.
Я пристально посмотрел на Данилу.
— Знаешь, я прежде всего ценю в людях честность, — сказал я, — И у меня ощущение, что ты мне не договариваешь. Если нам с тобой жить вместе бог знает сколько времени, стоит хотя бы раскрыть карты.
— А что я не договариваю? — удивился он.
— Ты увидел его татуировку, эту, с человеком-псом, и сразу весь переменился. Что она значила? Только не говори, что ничего!
Краем глаза я увидел, как после моих слов Катенька быстро посмотрела в нашу сторону. Я повернулся к ней, но успел заметить лишь встревоженное выражение на лице перед тем, как она вернулась к приготовлению кофе. Данила рассмеялся.
— Ты мне нравишься, Иван, — сказал он, — У нас с тобой схожие принципы: я тоже ценю в людях честность. Но помимо этого на мне есть ответственность.
— Ответственность за что?
— За тебя, конечно. И поэтому я не могу сказать тебе, что значила эта татуировка.
— Но почему?! — взвился я. — Меня чуть не посадили на десять лет. Я имею право знать, кто был этот человек!
— Если ты узнаешь это, твоя жизнь станет гораздо более опасной. Ты этого хочешь?
— А разве сейчас я в комфорте и безопасности?
— Справедливо, — признал он. Подумал и добавил, — Давай условимся так: если по истечении срока следствия Суслов будет признан виновным, ты просто вернешься к себе и будешь жить счастливой жизнью, будто всего этого никогда не было.
Я горько усмехнулся. Счастливой жизнью он называл нищее прозябание без каких-либо просветов? Что тогда было альтернативой?
— Но если Суслову удастся выкрутиться, — продолжал Данила, — Тогда тебе придется окунуться в мрачную бездну истории этого города. Ты узнаешь истинное значение символа человека-пса. Договорились?
Он протянул мне ладонь.
— У меня ведь и выбора нет? — спросил я.
— Поверь мне, так будет лучше для нас обоих, — ответил он.
Я пожал руку, совершенно безо всякого желания ее пожимать. Перед нами приземлились два белых блюдца с чашечками кофе на них. Данила сразу нагнулся над своей чашкой, закрыл глаза и с блаженным видом втянул носом кофейный аромат. Я потянулся было к своей чашке, но Данила как раз в тот момент открыл глаза, увидел это и схватил меня за руку.
— Подожди! Если выпьешь сейчас, не почувствуешь ничего, кроме горечи. Дай чашке раскрыть себя.
— Чего? — нахмурился я, но руку убрал, — Ладно, пока мы ждем, я хотел бы задать еще вопрос. Что это за титул такой — искатель истины?
Катенька прыснула в кулачок.
— Видишь! — указывая на нее пальцем, сказал я, — Ей тоже смешно. Так кто ты такой?
— Искатель истины. Что тут непонятного? — ответил Данила.
— Это я так Данилу назвала в шутку, — объяснила бариста, — Он постоянно приходил ко мне, рассказывал про свои расследования. И ты знаешь его главный принцип, да?
Судя по тому, как наморщился мой лоб, она поняла, что не знаю.
— В любом расследовании его интересует только поиск истины. И вот он как-то спрашивает меня: «Катенька, люди не понимают, кто я. Детективом быть не хочу — тоска. Сыщиком противно». Вот я в шутку и сказала ему как-то: «Почему бы тебе не называть себя «искателем истины»? Он как загорелся!
— Это была прекрасная подсказка! — сказал Данила.
— Знаешь, как в аниме или фильмах про супергероев герой перед встречей со злодеем всегда проговаривает свой титул, — сказала Катенька, — Вот так я и посоветовала Даниле делать.
— Серьезно? — спросил я.
— Да, это наша с ней шутка, которая потихоньку стала моим титулом, — подтвердил Данила.
— Так ты супергерой, получается?
— Нет, заблуждений насчет своей значимости у меня нет. Немного самоиронии никому в жизни не помешает. Однако я уверяю тебя, расследования для меня — вовсе не шутка. Я всегда стараюсь помочь людям по мере сил, кем бы они ни были. И главный принцип для меня — стремление в любых обстоятельствах следовать правде. А теперь настало время насладиться чудесным кофе.
Он указал на чашки с остывшим напитком. Я отпил из чашки, пытаясь разобрать, что же такого он находит в этом кофе. А Данила смотрел на меня с нескрываемым любопытством, словно я был подопытным кроликом в эксперименте. Я только пожал плечами: кофе как кофе. Моя реакция его страшно оскорбила.
— Как! — вскричал он, едва не рушась на пол со стула, — Как можно не чувствовать все богатство вкуса в этой чашке!
— Нет, нет, хороший кофе… — сказал я. Нужно было как минимум не оскорбить хозяйку заведения.
— Ты разве не чувствуешь всего многобразия цветов, красок и оттенков, что есть этот кофе?
И он повернулся к баристе, ожидая ее реакции. Катенька только пожала плечами, смеясь. Ей, похоже, было все равно, понравился мне ее кофе или нет.
Закончив с напитком, мы расплатились и вышли из кофейни. Уже было темно, и Данила предложил вернуться в Толстовский дом.
— Посмотришь свои новые апартаменты, — сказал он.
Мы поднялись теперь уже по парадной лестнице на третий этаж. Дверь в его квартиру — под номером 451 — была обычной деревянной и, в целом, ничем не отличавшейся от остальных на этаже. Сам не знаю почему, но я ожидал увидеть нечто экстравагантное. Данила отпер дверь, и мы вошли в темноту, разгоняемую только светом белой ночи из окна.
Щелкнул выключатель, и я увидел перед собой нечто, от чего захотелось резко развернуться и двинуться в обратную сторону. Прихожей здесь не было, ее роль играла комната, в которой мы с порога и оказались. И посреди нее на паркетном полу стоял человеческий манекен, словно повторявший позу какой-то известной античной статуи. Само по себе это не было так страшно. Пугал тот факт, что в грудь пластиковой модели был глубоко всажен клинок длинной сабли.
— Практикуешь? — спросил я, сам не понимая, к чему относился мой вопрос.
— О! Черт побери, забыл совсем убрать, — сказал Данила.
Он обхватил манекен, и осторожно неся его перед собой, убрал в соседнюю комнату. Я заглянул было туда, но Данила сразу вышел обратно, закрыв за собой дверь. Я успел только заметить шкафы, уставленные до потолка книгами и часть какого-то портрета.
— Там моя комната, — сказал он, — А ты будешь жить здесь.
И он обхватил руками комнату, в которой произошло убийство манекена. Назвать эту комнату аскетичной было бы преувеличением: это были буквально четыре стены, пол и потолок. А в центре этой жилой коробки располагалось окно. Сквозь пыльное стекло блистала огнями Фонтанка. Что ж, хотя бы вид скрашивал уныние антуража.
— А как… — попытался я сформулировать хотя бы базовую потребность в комфорте.
— Спать? Хм, это интересный вопрос. Видишь ли, до тебя здесь снимал комнату немецкий студент по обмену, и, когда он уезжал, то увез с собой все.
— Даже кровать?!
— Что тут сказать — немцы народ педантичный. Но у меня есть решение.
Он снова ушел в свою комнату. Раздался невообразимый грохот, за которым последовали скрипящие звуки. Данила вернулся, тужась и пыхтя. Он тащил за собой огромную раскладушку с торчавшими в разные стороны пружинами.
— Фух, наконец-то ты пригодилась, — сказал он, обрушив ее на пол у моих ног. В ответ на мой взгляд он объяснил, — Держал ее на балконе.
Раскладывать скрипучую старушку пришлось нам обоим — до того проржавели механизмы. Если бы кто-то попросил сравнить, на что это было похоже, то на ум бы пришел изощренный цирковой номер. К счастью, матрас и белье у Данилы тоже нашлись и, к счастью, в неплохом состоянии.
— Спокойной ночи, Иван! — пожелал он, уже дверь прикрывая в свою комнату. Но вдруг спохватился, — Ты обычно встаешь в 7 или в 8?
Я честно сказал, что в 12. Данила что-то прокрутил в уме, кивнул и захлопнул дверь. Когда я выключил свет и упал на матрас, мне было далеко не до сна. В голове крутился ворох мыслей, они толкались и перебивали друг друга. Яркий свет из окна отражался белым квадратом на стене и тоже мешал заснуть. Я смотрел на него и думал: «Кто он такой, Данила Соколик? Можно ли ему доверять?» Он явно не хотел, чтобы я видел его комнату, он почти ничего не рассказал о себе, он занимался странными делами. Но все же он спас меня сегодня по какой-то причине. Хотел он спасти меня или дом, в котором живет? Вот главный вопрос.
Вскоре я понял, что на все эти вопросы у меня нет ответа и я по-просту трачу время. Повернулся на бок и заснул. Утро наступило почти мгновенно: мне ничего не снилось. В квартире было тихо, только из открытого настежь окна доносился смех и разговоры прохожих да гудки проплывавших по каналу теплоходов. На часах было 12:30. Решив, что Данилы нет, я решил пока позавтракать.
Кухня была полной противоположностью комнате, в которой я провел ночь. Такое нагромождение вещей, наверно, бывает только у завзятых клептоманов. Здесь было большое окно, только свет задыхался в нагромождении самых разных штук, для описания которых у меня иногда не хватало слов.
На столе рядом с окном стояла деревянная доска, похожая на шахматную, на которой стояли белые и черные камушки. К стене над ней был кнопкой приколот лист бумаги с надписями: «Данила — 52, Поля — 40». На подоконнике лежал армейский бинокль, рядом с которым соседствовали не то африканские, не то южноамериканские погребальные маски. Рядом с холодильником стоял настоящий комплект из доспехов средневекового рыцаря. Я потянул ручку холодильника: на меня налетел едкий, почти тошнотворный запах от стоявших в ряд на дверце пробирок. Жидкость в них была красного цвета. Помимо этого, в холодильнике на полке стояли пластиковые контейнеры с прилепленным на них бумажным скотчем. На них стояли подписи черным маркером. Я пригляделся к одной: она гласила «Печень, 1 месяц». Дверца с грохотом закрылась.
Единственное, чего здесь не было — и я обнаружил это с большим разочарованием после получаса тщетных поисков — это еды. Часть стола занимали косые башни из коробок пиццы, в которых я нашел только недоеденные корки. Приколотые на стену флаеры с объявлениями о бесплатной доставке и разными промокодами от пиццерий и суши-ресторанов открывали для меня печальную правду: Данила ничего не готовил.
Со стороны моей комнаты донесся щелчок поворачивавшегося замка. Хлопнула дверь, и вскоре на кухне появился Данила. Он быстро дышал, вид у него был запыхавшимся, лицо — красным от прилившей крови. Я спросил его, куда он ходил с утра.
— Пробежка. Ничего так не бодрит и не придает сил, как бег по набережной в такое прекрасное утро. Не хочешь ко мне как-нибудь присоединиться? Только тебе придется изменить свой график и тоже вставать в 8 утра, как я.
— Не то, чтобы у меня был прямо график… — протянул я, — В целом, я не против.
— Отлично! Здоровый образ жизни обязателен для ясного мышления. Я рад, что в этом мы с тобой схожи.
Состояние кухни он никак не прокомментировал и ушел в свою комнату. Я решил, что просить у него еды будет унизительно — в конце концов, мы с ним даже не обсудили, на каких основаниях будет происходить наше совместное проживание. Я решил, что задам ему прямой вопрос, когда он снова появится из своего убежища. В этот момент мне на телефон пришло уведомление. Я пролистал его и тут же огласил на всю квартиру:
— Данила, нам Артемида пишет!
Щелчок — его дверь распахнулась. Заинтересованный взгляд.
— Артемида мне что-то написала, — повторил я, проглядывая уведомление на смартфоне. — Помнишь, девушка с экскурсии?
— Конечно. Ее трудно забыть. У тебя есть смартфон?
— Ну да, а что в этом удивительного? У тебя разве нет смартфона?
— Нет. А зачем он мне?
— Ты чего? Современная жизнь невозможна без приложений, без переписок. Как же «Инстаграм», «ТикТок», «Телеграм»?
Он нырнул обратно за дверь, а потом вернулся и показал мне черную кнопочную «Нокиа», выщербленную по краям за годы использования. Сказал, пожав плечами:
— Мне этого хватает. Я считаю лишним тратиться на смартфон. Но ты лучше скажи, что написала Артемида. Она хочет, чтобы мы помогли ей или это личное дело к тебе? Если последнее, я не буду вмешиваться.
Я быстро проглядел переписку.
— «Здравствуйте, Иван» — я принялся зачитывать вслух, — «Прошу извинить за то, что подозревала вас во вчерашнем убийстве. На меня нашла минутная слабость, вызванная всеобщим смущением. Но, как вы помните, я с самого начала верила в вашу невиновность. Надеюсь, вы на меня не злитесь за этот инцидент. Также я хотела бы вас попросить об одолжении. Точнее не вас, а человека по имени Данила, который раскрыл убийцу вчера. Насколько я понимаю, вы сейчас с ним живете вместе. У меня нет его контакта, поэтому я пишу вам. Так вот, я хотела бы, чтобы вы попросили его помочь мне в одном деле. Его детективные навыки очень впечатлили меня, и я надеюсь, он сможет разрешить мою ситуацию, которая, признаюсь, стала сейчас почти невыносимой. За его — и вашу, если вы придете — помощь я готова вас щедро отблагодарить. Не знаю, какие сейчас расценки у подобного рода услуг, но надеюсь, что сумма в пятьдесят тысяч рублей не будет скромной в отношении того дела, что я прошу. К сожалению, я не могу разгласить подробности — видите ли, оно слишком личное, чтобы доверять его переписке. Если Данила согласится, то я жду сегодня во второй половине дня в своей квартире на Петроградке». И дальше она пишет свой адрес.
Я закончил читать и взглянул на Данилу. На лице его читалось легкое раздражение.
— Сколько раз людям говорить, я не детектив! — взорвался он.
— Да ладно это! — сказал я, — Она хочет, чтобы мы что-то расследовали для нее! И она готова нам заплатить!
— Это определенно удачный поворот событий, — признал Данила, — Мне как раз скоро оплачивать аренду квартиры.
Он опять исчез в своей комнате и вскоре вернулся в мундире и фуражке, в которых я видел его вчера во дворе. Подойдя к входной двери, он обернулся на меня, словно что-то забыл.
— Можешь сказать номер Артемиды? Я позвоню ей, как буду подходить.
— Ты что, один пойдешь? — спросил я. — А как же я?
— Ты хочешь тоже пойти? Но зачем?
Не успел я ответить, как он сделал широкий кивок головой и картинно выставил вперед правую руку с отставленным вверх указательным пальцем.
— Я понял, в чем суть дела, — сказал он, — Ты думаешь, что тебе нужно тоже присутствовать, чтобы отработать аренду этой квартиры со своей стороны. И ты будешь пытаться помочь так, как посчитаешь нужным. Верно я говорю?
— Если ты не против…
— Мой друг, давай сразу проясним, что я не требую от тебя ни участвовать в моих расследованиях, ни как-то помогать финансово в оплате этих апартаментов. Ты волен делать в течение дня все, что тебе заблагорассудится. Я даже дам тебе копию ключей, чтобы ты мог сам приходить и уходить когда хочешь. Единственное — покупать еду и банные принадлежности для себя прошу тебя самого. Как я понимаю, ты уже видел, насколько пустынна в плане еды моя кухня.
— И с чего такая щедрость?
— Ведь мы так условились вчера. Пока идет дело над Сусловым, ты можешь жить у меня в квартире. Я взял на себя эту ответственность. Своего рода, я выполняю обещание, данное капитану Будко.
— Получается, я пленник.
— Можно и так сказать, — задумавшись, сказал Данила.
— Ну раз так, я хочу тебе помогать, а не сидеть тут сиднем, — сказал я, — Разве мои расспросы вчера не помогли нам докопаться до сути дела?
— Не особенно, — покачал головой Данила, — Ты скорее бегал за мной весь вечер, умоляя тебя спасти.
Как ни обидно было это признавать, он был прав. Я был для него практически бесполезен во вчерашнем расследовании. Тем не менее, во мне проснулась странная решимость и отступать я был не намерен.
— Возьми меня с собой, — сказал я, — Я буду стараться лучше. Я хочу помогать людям тоже.
Что-то изменилось в его взгляде после этих последних слов. Если до этого он выжидательно смотрел, когда же я закончу говорить, то теперь глаза его вспыхнули живым интересом.
— Ты хочешь помогать людям, — повторил он мои слова, — Я думал, ты был заинтересован в оплате жилья.
— И это тоже. Слушай, я не знаю твоей работы, но я хочу помогать, вот. Бесполезным не буду!
Уголки его губ слегка приподнялись.
— Хорошо, — сказал он, — Только предупреждаю, эта работа может быть опасной. Ты точно хочешь пойти со мной?
— Да и пусть опасная! Я ко всему готов.
Честно сказать, его слова меня только распалили. Данила открыл дверь, и мы вместе вышли в коридор. Вроде обычный коридор, а для меня это была самая настоящая неизвестность. Я еще сам не знал, на что подписывался, и куда меня заведет этот человек. Но почему-то мне хотелось пройти вместе с ним этот путь. Мы пошли к метро и сели на поезд к «Горьковской».
Девушка жила в двух шагах от Большого проспекта. Как и бывает обычно в домах в центре города, парадная и лестницы были в печальном состоянии, со следами настенной живописи проходимцев самого разного пошиба, однако стоило нам ступить за порог квартиры, мы словно перенеслись в другое место.
Это была классическая коммуналка-«расческа», с комнатами, отходившими в сторону от основного коридора. Ремонт в ней был просто роскошный: идеально выбеленные стены упирались в обрамленный лепниной потолок. В проходах стояли античные статуи, изображавшие известных персонажей греческой мифологии. Артемида радушно нас встретила, предложив еду и напитки. Мы вежливо отказались, однако она все равно принесла нам по стакану воды.
Девушка пригласила нас в одну из комнат, пожалуй, самую просторную в квартире. В углу возвышалась старинная печь, так характерная для доходных домов того времени. Люстра распустившимся цветком из хрусталя занимала большую часть пространства потолка. У просторного окна с деревянными рамами (скорее всего, даже родными!) стоял невысокий стол с ножками-пиками. На столе были гипсовые бюсты в разной стадии готовности. На некоторых проявлялись черты лица, другие были бесформенными заготовками. Рядом с бюстами лежали инструменты. Из учебы в «вышке» я знал некоторые из них — например, стеки и штихели. Остальные выглядели для меня чуждо, но я понимал — передо мной набор настоящего скульптора.
— Это вы сами… — начал было я вопрос, но меня вдруг перебил Данила:
— Нет, ее жених — скульптор.
Он тоже склонился над столом, внимательно рассматривая инструменты.
— Откуда вы знаете? — удивилась Артемида.
— Ваши руки, — пожал плечами Данила, словно описывал какую-то банальность, — Одного взгляда на нежную кожу ваших ладоней достаточно, чтобы понять — вы ни разу даже не касались этих инструментов. Кольца у вас на пальце нет, но вы бы не позволили кому попало расставлять здесь античные бюсты. Из чего можно заключить, что их сделал, скорее всего, ваш жених.
— Действительно, — кивнула Артемида.
Вид ее был чуть ошеломленный, но также заинтересованный. Изящным движением руки она указала на два венских стула, что стояли посередине комнаты.
— Прошу, садитесь, — сказала девушка.
Сама она села напротив нас. Сегодня на ней было розовое платье с изображениями цветков астр. Волосы были убраны в хвостик, скромно лежавший на плече. Она начала было говорить, но ей помешал собачий лай, раздавшийся из входа в комнату.
— Орфик! — воскликнула Артемида, выбрасывая вперед руки, словно встречала только начинавшего идти младенца, — Ну как же, забыли о тебе!
Перебирая короткими лапами, к девушке подбежал маленький пятнистый бигль. Внезапно он остановился в метре от хозяйки, повернул к нам мордочку и громко залаял, сопровождая каждый «ваф-ваф!» протяжным воем. Артемида подхватила собаку на ручки и стала ласкать, приговаривая:
— Ну чего ты? Это друзья — Данила и Иван. Невежливо на них лаять.
Успокоенный поглаживаниями девушки, пес присмирел.
— Извините за это вторжение, — сказала она, — Орф боится оставаться один, но тут он увидел незнакомых людей. Боится чужаков, вот и залаял.
— Ничего страшного. Зато у вас есть защитник, — улыбнулся Данила.
— Это точно, — посмеялась девушка. — Но давайте перейдем к делу. Не хочу отнимать у вас много времени.
Она вдруг замялась, рука ее скользнула к краешку платья, она быстро стала перебирать его пальцами. Это продолжалось практически минуту. Данила за это время и бровью не повел: сидел, сложив руки на коленях, словно школьник на своем любимом предмете.
— Вы верно заметили, Данила, — наконец, сказала она, — У меня есть жених. Его зовут Аполлон. Мы должны были пожениться неделю назад. Но в день свадьбы он… он не пришел.
Край платья сжался в комок, оказавшись в плену ее кулачка.
— В течение дня от него не было никаких вестей. Он не отвечал на телефон, от него не было сообщений. Он словно исчез с лица земли. Я чуть с ума не сошла от безумных мыслей. Я обзвонила его знакомых и родных. Их у него было немного, да и большинство — в других городах. Однако никто ничего не знал о его исчезновении.
Уголок ее одеяния натянулся, грозя вот-вот надорвать изысканную ткань.
— Почему я не обратилась в полицию, а к вам… Несколько дней назад в почтовом ящике в конверте я обнаружила вот это.
Она встала со стула, заставив Орфа спрыгнуть на пол, подошла к нам и показала смятый листок. Данила взял его в руки, разгладил, и перед нашими глазами предстала размашистая надпись от руки:
«ТЫ БУДЕШЬ СЛЕДУЮЩАЯ»
Надпись была алого цвета, причем кляксы от букв достигали краев небольшого листка. По ширине вся надпись была усеяна крошечными красными пятнами. Над текстом также был нарисован от руки символ, все теми же алыми чернилами. Это был треугольник, из которого смотрел человеческий глаз.
— Как это жутко, не правда ли? — спросила Артемида.
— Что именно? — спросил Данила.
— Ну как же! Это… это кровь! И эта фраза… она явно предназначена для меня. Эта следующая — я!
Я вгляделся в надпись. Действительно, расплывчатая надпись производила впечатление, что она сделана кровью. Это осознание заставило вздрогнуть и меня.
— И если это кровь, — стала отчаянно заламывать руки Артемида, — То чья же?! Не может быть, чтобы… чтобы… Ах, нет, я не хочу об этом думать!
Данила тем временем игнорировал девушку. Он некоторое время пристально смотрел на листок, затем приблизил его к лицу и принюхался. Словно недовольный результатом, он высунул язык, опустил его на надпись и тщательно провел им от начала до конца фразы.
— Что, что вы делаете?! — заголосила Артемида.
И упала в обморок. Я вскочил со стула и успел ее подхватить, до того, как голова девушки встретилась с полом.
— Данила, у нас жертва! — вскричал я, — Неси нашатырь!
Бигль яростно вился возле меня и отчаянно лаял, думая, что хозяйка попала в беду. Данила быстро отыскал нашатырный спирт, и вскоре девушка пришла в чувство.
— Прошу меня извинить, — сказал он, — Я совсем не подумал, какое впечатление на вас это может произвести. Тем более, если вы думали, что там кровь Аполлона.
— А разве нет?! — вскричала она.
— Отнюдь. Это даже не кровь. Подобную жидкость может приготовить каждый, у кого есть сахарный сироп, красители и крахмал. Правду сказать, я сам подобным баловался в детстве.
— Я не понимаю… Если это шутка, то кто мог так жестоко со мной поступить?
Ее глаза устремились к окну, словно она что-то увидела в нем. Словно не хотела принять тот ответ, что неожиданно пришел к ней в мыслях.
— Дорогая Артемида, прошу вас не спешить с выводами, — сказал Данила.
Он предложил ей стакан воды, который девушка наливала для нас. После нескольких глотков она успокоилась и Данила продолжил разговор.
— Давайте по порядку, — сказал он, — Суть дела, насколько я понял, в том, что вы хотите, чтобы я отыскал вашего жениха, верно?
Слабый кивок головы.
— В его квартире вы обнаружили этот листок, — он показал на бумажку с надписью. — Это всего одна улика, на ее основе я бы не стал делать никаких выводов. Хотя она уже многое говорит. Но чтобы добраться до истины, мне нужно знать больше. Расскажите о том, как вы познакомились с Аполлоном.
— Познакомились? — приятное удивление в ее голосе. Она была рада, что ее об этом спросили, — Мы познакомились два года назад в «Эрмитаже». Я гуляла по античному залу, а он сидел в кружке с другими студентами из «Мухи». Я подошла посмотреть, что же такого они делают — мне всегда было страшно любопытно, чем же занимаются творческие люди вот на таких «вылазках».
— Скука смертная, — вставил я.
— Вот он мне что-то такое и сказал в первый раз, — рассмеялась Артемида, — Только в более вежливой форме. Их группа изучала статуи античности и делала зарисовки. Я подошла, мы разговорились. Оказалось, между нами было много общего. Из «Эрмитажа» мы выходили вместе, а спустя год он стал жить у меня. Вот в этой самой комнате, где вы сейчас сидите.
— Если не секрет, как давно вы здесь живете? — спросил Данила, — Эта квартира ваша?
— Да, моя, — с некоторой заминкой сказала девушка. — Видите ли, я переехала сюда три года назад из родного города. Название его значения не имеет, скажу лишь только, что это далеко на Урале. Папа оставил мне большое наследство, и я купила здесь квартиру. Он очень любил античность, и я обставила все в стиле классицизма. Первое время одной было очень страшно, хотя Петербург я люблю всей душой. Но сами понимаете, когда ты один в чужом городе, нужен хотя бы комфорт собственного жилья.
Орф, лежавший у нее в ногах, протяжно завыл.
— И любящий пес, конечно, — сказала Артемида, поднимая собаку к себе на колени. — Ты меня тоже утешал в первые дни, помню-помню.
— Ваш отец тоже переехал? Или остался в родном городе? — спросил Данила.
— Нет. Папы уже нет в живых, — ответила Артемида, — Сердечный приступ.
— Соболезную.
— Благодарю вас. Папа всегда очень много работал, но его некому было поддержать.
— А как же ваша мать?
— Они развелись, когда мне было четыре года. Мама уехала жить отдельно и забрала с собой сестру. Я помогала отцу по мере сил, но он всегда старался оградить меня от тяжелой работы. Он всю жизнь пахал как проклятый, чтобы нам… — она запнулась, а потом немного виновато продолжила, — мне потом было легче.
— Нам? — зацепился Данила за ее оговорку. — Вы имеете в виду себя и сестру?
Артемида слабо кивнула и принялась гладить собачку у себя на руках. Этот разговор явно вызывал у нее беспокойство, вороша старые раны, и она искала способ отвлечься.
— А ваша сестра? Что вы о ней можете рассказать?
— Дафна? — Артемида на секунду задумалась, а потом покачала головой, — Я о ней почти ничего не знаю. Как я сказала, мама уехала с ней в другой город, когда мне было четыре. Родители очень сильно поссорились, и мы не поддерживали контактов. По правде говоря, я даже не знаю, как она выглядит сейчас и где живет.
— А все наследство отца после смерти досталось вам?
— Да. В своем завещании папа передал все деньги и имущество мне.
Из прихожей раздался мелодичный звонок.
— О, это наверно горничная пришла, — сказала Артемида. Она бережно сняла Орфа с колен, — Извините, мне надо открыть.
Когда Артемида отошла, Данила встал со стула и подошел к окну. Отодвинув кружевную занавеску в сторону, он стал смотреть куда-то вниз. Мне стало любопытно, что же он там высмотрел, и я подошел к нему. Проследил за его взглядом и посмотрел в ту же сторону. На другой стороне дороге, рядом с углом соседнего здания стояла высокая фигура, вся в темном. У него (это был, насколько я мог разглядеть, мужчина) были длинные черные волосы, спадавшие на плечи, черный кожаный плащ, закрывавший всю его фигуру, а в дополнение к тому большие черные очки. По направлению его головы можно было судить, что смотрит он именно в нашу сторону, хотя очки и мешали сказать это наверняка.
— Кто это, по-твоему? — спросил я Данилу.
— Элементарно. Это глава масонского культа, который угрожал Артемиде в записке.
— Масонского? А, вот к чему относился глаз!
— Именно, — кивнул Данила, — Если мы прямо сейчас не сбежим по лестнице и не повяжем его, девушке грозит смертельная опасность.
— Ну давай, чего мы ждем? — всполошился я.
Адреналин уже дал моему сердцу приказ усиленно качать кровь в приготовлении к будущей схватке, но Данила рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
— Это шутка, мой друг.
— Шутка? — озадачился я, — Мне казалось, ты никогда не шутишь.
— Да, это шутка, — повторил Данила, но потом посерьезнел, — Однако, хотя это и не член масонской ложи, но выглядит весьма подозрительно. Нам стоит за ним проследить.
В комнату вернулась Артемида. За ней вошла горничная. Это была молодая девушка, ростом пониже Артемиды. Во внешности ее не было ничего примечательного: широкий лоб, маленькие губы, серые глаза. Длиные коричневые волосы завязаны в пучок на затылке.
— Как вас зовут? Еще раз? Извините, не запомнила, — обратилась Артемида к ней.
— А я и не сказала еще, — ответила девушка, — Меня зовут Елена.
— Елена? — удивилась Артемида, — Мою маму тоже звали Елена.
— Это хорошо, — засмеялась горничная тем смехом, когда человек не знает, что сказать, но должен произвести приятное впечатление.
— Просто ко мне всегда приходила Лора. Я сегодня не ожидала увидеть вас. Но постараюсь запомнить.
— Лоре нужны были выходные. Я у вас буду пару раз всего, можете не запоминать, — махнула рукой Елена.
Орф подошел к горничной, осторожно повел носом возле ее туфлей и завилял хвостом.
— Ну надо же, признал! — воскликнула Артемида, — Он всегда на новых лает, а вас сразу признал.
— Тогда это хороший знак.
Артемида подошла к нам и спросила:
— Вам нужна еще какая-нибудь информация? К сожалению, мне сейчас нужно покинуть дом. Я специально позвала горничную на уборку, пока меня не будет. Я не думала, что она придет раньше.
— Ничего страшного, — сказал Данила, — Осталась всего пара моментов. Первый вопрос — как вы думаете, куда и почему мог пропасть Аполлон?
Артемида только покачала головой, смахивая каштановые локоны по очереди с обоих плечей.
— Я даже представить не могу, почему он пропал. Куда? Загадка еще больше. У него ведь все было. Я дала ему комфорт, предоставила возможность свободно творить, не волнуясь о выживании…
— Не волнуясь о выживании? Дорогая Артемида, нет ничего более разрушительного для мужчины, чем комфорт. Тем более, для художника.
— Вы думаете, он бросил меня из-за того, что я слишком о нем заботилась? — спросила Артемида. Взгляд ее нахмурился, — Но я все равно не понимаю. Даже если так, он бы сказал.
— Я ничего не думаю. Это лишь догадки. Я слишком мало знаю о характере Аполлона, чтобы сказать наверняка. И напоследок — у вас есть его фотография? Нам нужно его опознать, если найдем.
Девушка вручила нам полароидный снимок. На нем был запечатлен долговязый парень в выцветших синих джинсах и мятой белой футболке. Из под вороха сальных волос на голове выглядывал огромный нос и водруженные на него очки. Парень стоял, крепко обняв за плечи Артемиду, которая тоже была на снимке. Широко улыбаясь, оба смотрели прямо в камеру.
Данила взял снимок и мы направились к выходу. Проходя мимо горничной, Данила вдруг замедлил шаг, а затем повернулся в ее сторону.
— Простите, я хотел узнать, из какой вы компании? — спросил он, — В будущем я, возможно, тоже закажу услуги горничной. Как вижу, горничные у вас отлично справляются со своей работой.
— Моя компания? — переспросила она. — «Лесные нимфы».
— Неужели? Это не та, где девушки во время работы переодеваются в короткие белые платья с цветочными узорами, а не в халат горничной?
— Да, именно они, — сказала она безо всякого энтузиазма.
— Я никогда не заставляла Лору переодеваться в это, — отмахнулась Артемида, — Убирайтесь, в чем вам будет удобно, Елена.
Разговор был окончен, но у меня осталось смутное впечатление недосказанности. Когда она говорила о месте своей работе, во взгляде ее на миг промелькнул то ли страх, то ли волнение. Данила тоже это заметил, но виду не подал. Обсудили мы это уже на лестнице, когда спускались к выходу.
— Может быть, просто стеснительная была, — объяснил ее поведение он, — Артемида ведь нас не представила. Не во всем есть скрытый смысл.
— Тогда зачем ты вообще ее спрашивал про уборку? Даже мне было понятно, что это невсерьез. Ты хотел выудить у нее какую-то информацию.
Он нажал кнопку, открывавшую магнитный замок входной двери в парадную, прижал к металлу руку и застыл.
— Честно говоря, сам не знаю, зачем я это спросил, — сказал он, — Я проходил мимо нее, и в голове будто что-то щелкнуло. «Спроси ее, где она работает» — сказал мне голос.
— Ты слышишь голоса? Так ты раскрываешь преступления?
— В основном, да, — ответил он.
— Но это же…
— Безумие? Друг мой, кажется, ты находишься в большом заблуждении относительно того, как работает человеческий разум. Но если ты хочешь обсудить мой метод, давай сделаем это позже. Снаружи нас ждет джентльмен в черном, как помнишь. Не думаю, что он намерен ждать.
Увлеченный беседой с Данилой, я и совсем забыл про того подозрительного типа. Впрочем, когда мы вышли, он все так же стоял через дорогу, не сводя взгляда с окна квартиры Артемиды.
Данила не стал прятаться или скрываться, он пошел к нему напрямую.
— Добрый день, — поздоровался он, касаясь фуражки.
Тип в черном вздрогнул так, словно через него прошел разряд электричества. Поправляя съехавшие очки, он вперился в Данилу.
— Да, добрый и вам, — пробормотал он.
— Я хотел поинтересоваться, чем вызван ваш интерес к этой квартире? — Данила показал пальцем в сторону окна.
— Вы меня заметили, да? — вздохнул он, — Я просто турист… Здесь очень интересная архитектура.
Вдруг он низко пригнулся, словно по нам стреляли. Я инстинктивно нагнулся тоже. Данила обернулся по сторонам, ища угрозу. Человек в черном сорвался с места и, все так же согнувшись в три погибели, исчез во дворе ближайшего здания.
— Куда это он? — спросил я.
— У него аллергия на нашего клиента, — ответил Данила.
Я повернул голову и увидел, что у парадной, откуда мы недавно вышли, стояла Артемида. Она только что закончила говорить что-то Орфу, который радостно вилял хвостом. Девушка пошла с собачкой по улице в сторону Большого проспекта. Нас она не заметила.
— Ты думаешь… — начал было я, повернувшись к Даниле, но он уже исчез.
Я забежал во двор — наверняка он отправился за человеком в черном! В колодце из желтых щербатых стен было пусто. Я услышал справа от себя, в темноте свода одной из арок, голоса и побежал на звук. Данила и неудавшийся глава масонов стояли там.
— А ты кто такой? — спрашивал тип.
— Данила Соколик, искатель истины. Артемида Романцева попросила нас расследовать исчезновение ее жениха. Вам что-нибудь об этом известно?
— Наняла?! — казалось, его это очень удивило. Или испугало, — Вы его никогда не найдете!
— Почему же?
— Потому что его уже нет. Все! Артемида может о нем забыть!
В ответ на это Данила не стал ничего говорить, а вдруг потянулся к его волосам. Только он коснулся одного из кончиков длинных черных волос, как человек рванул с места. Был он, надо сказать, огромного роста и телосложения, и когда я встал у него на пути, он просто смел меня в сторону. Я ударился о стену и сполз на асфальт. Из лежачего положения наблюдал, как эта громадина в два прыжка оказался у низкого заграждения, что вело обратно на улицу, и попытался через него перемахнуть. Именно попытался — в процессе полета, из-за широко расставленных в воздухе ног, полы плаща разметались в стороны и вцепились в острые пики ограды. Здоровяк потерял равновесие прямо в полете и, нелепо размахивая руками, грузно рухнул на мостовую. Впрочем, он тут же вскочил на ноги и исчез из виду. Надо мной навис Данила.
— Ты как, цел? — спросил он, протягивая руку.
— Да ерунда, — отмахнулся я. Руку не взял. Мне было досадно, что со мной так просто расправились. Я поднялся и отряхнул пыль с одежды, — В следующий раз обязательно бери меня с собой на пробежку. И что еще ты там делаешь утром. А то я как мешок картошки, совсем толку нет.
— Договорились.
— А он все-таки удрал, — с досадой сказал я, — Наверно, тебе надо было драпать за ним, а не обо мне волноваться.
Данила подошел к ограде, на которой висели клочья плаща, и медленно опустился на корточки. Отодвинул траву и что-то поднял.
— Не все так плохо, мой друг, — обернулся он ко мне, держа в поднятой руке свою находку, — Я думаю, это он обронил.
Я подошел поближе, чтобы ее рассмотреть. Это был тощий бумажник с потертыми краями, откуда уже вылезали нитки. На лицевой стороне его был изображен Казанский собор.
— Тогда что, подтверждается все-таки теория с масонами? — спросил я.
Данила вопросительно посмотрел на меня.
— Ты разве не знаешь? Там всевидящее око над входом.
Но он только состроил гримасу, говорившую «Ой, пожалуйста, какая ерунда». Впрочем, я и сказал это шутки ради.
Данила раскрыл бумажник. В прозрачный кармашек одной из складывающихся сторон его была вставлена фотография Артемиды. Девушка стояла на фоне петербургских крыш, на лице у нее была спокойная улыбка. Волосы ее развевались за спиной, а над головой висело затянутое сиреневыми облаками небо. Данила отогнул края бумажника. Внутри оказались засаленная купюра в 50 рублей, потертая карта «Подорожник» и сложенная вчетверо фотография. Больше ничего внутри не было. Он осторожно достал фотографию, разогнул края и распрямил. Увиденное на снимке ошеломило нас обоих.
На снимке был изображен высокий человек в белой футболке, синих джинсах и очках — пары секунд хватило мне на то, чтобы опознать в них Аполлона. Он держал в объятиях девушку, и их губы сливались в страстном поцелуе. Только девушкой этой была не Артемида. Это была, без сомнений, горничная, которую мы видели сегодня в ее квартире. Всего 10 минут назад!
— Ты понимаешь что-нибудь? — спросил я Данилу.
Он не отвечал. Он смотрел в сторону окна квартиры Артемиды. Так же пристально и внимательно, как до этого смотрел тип в черном.
— Не хватает, — проговорил он, — Еще не хватает.
— Чего не хватает-то? Пойдем к ней с этой фотографией. Расспросим.
Данила посмотрел на меня с разочарованием. Будто ему было лень даже объяснять, почему нам не следует этого делать.
— Аполлон напортачил, тут все ясно, — сказал я, — У него была такая красивая женщина, но нет — ему надо было пойти налево. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что эти люди — эта горничная Елена и этот фокусник в черном — мошенники. Она его соблазнила, он сделал снимки и теперь намерен шантажировать ими Артемиду. Они наживаются на таких, как она. Ясно как день, по-моему.
— Прекрасная теория, — сказал он будто похлопал маленького щеночка по голове, когда тот принес палку в первый раз.
— Ну видишь! Я тебе все-таки небесполезен.
— Вот только одна маленькая деталь меня смущает. Зачем этой Елене идти туда горничной, если можно просто прислать снимки и потребовать деньги? И зачем угрожать псевдомасонскими посланиями?
— Может, она хочет подзаработать. И у нее мрачное чувство юмора, — стал я хвататься за соломинки. Мне так нравилась моя теория, что я готов был латать в ней дыры любыми удобными объяснениями.
— Нет, — покачал головой Данила, — Тут никак не вяжется одно с другим. Кроме того, ты забываешь о главном — куда пропал Аполлон? Мы расследуем именно это. Даже если это аферисты, наша главная задача — не они, а поиск жениха.
Он задумался на минуту, а потом спросил меня:
— Поищи телефон этой компании, где работает Елена. «Лесные нимфы», если не ошибаюсь?
Я нашел номер в интернете и сказал Даниле. Он позвонил, но потом, разочарованный, сбросил номер.
— Роботы отвечают, — сказал мне, — Нам придется туда ехать.
— Зачем? Эта Елена здесь, можно пойти ее допросить.
— Опять ты за свое? Ты что думаешь, она все нам так и расскажет? «Здравствуйте, мы расследуем исчезновение Аполлона и думаем, что вы пришли шантажировать Артемиду». Нам вот так начать разговор?
— Нет, — сконфузился я.
— Чтобы узнать правду о ней, нам нужно отправиться к тем, кто ее нанял — именно тогда, когда ее там нет.
Он был прав. Мы снова сели в метро и поехали — теперь уже на «Звездную». В поездке я смотрел как мой спутник коротает время между станциями.
Пока пассажиры доставали смартфоны и книги, Данила просто недвижимо сидел, устремив взгляд куда-то за стекло, где по стенам метро бежали жилы поводов. Несколько станций он просто сидел и смотрел. Впрочем, а что ему еще было делать: смартфона у него и так не было, а книг, насколько я знаю, он не брал.
— Ты просто сидишь и ничего не делаешь в поездках? — спросил я, стараясь перекричать грохот состава. — Это же скучно!
Его искренне удивил мой вопрос.
— Друг мой, такие поездки не просто не скучны, они необходимы мне порой для решения дел. Пока я сижу, моя голова думает и налаживает связи между установленными фактами и событиями. А стоит мне выйти на станции, как — раз! — меня озаряет новое понимание.
— То есть, как это? Ты сидишь и думаешь о той горничной, той фотографии, том человеке?
— Нет, я сознательно ни о чем не думаю. Думает моя голова. Точнее, та ее часть, куда я забраться не могу.
— Теперь я совсем ничего не понимаю. Мозгом думаем мы, как может он думать сам?
— Ну хорошо. Я тебе расскажу про такой опыт, — сказал Данила, — Один человек однажды ослеп после инсульта, и ему нужна была трость, чтобы ходить. Ученые, изучавшие работу мозга, решили проверить, насколько хорошо он сможет ориентироваться в непривычной для него ситуации. Они отобрали у него трость и попросили пройти через коридор, где были разбросаны разные предметы. И что, ты думаешь, случилось?
— Он споткнулся.
— Как раз наоборот. Он обошел все препятствия.
— Тогда он и не был слепой, — проворчал я. Мне что-то не верилось его рассказу.
— Нет, он совершенно точно был слепой. Просто картинка, до того, как дойти до сознания, проходит в мозгу через множество этапов. Еще до того, как ты сознательно различишь все, что видишь вокруг себя, твоя голова уже примет важные решения насчет этой картинки. Иначе как ты объяснишь, что мы отпрыгиваем от змей еще до того, как поймем, что это именно змея, а не кусок шланга?
Я не нашелся, что ответить. Честно говоря, таких рассказов от него я не ожидал. Я готов был услышать, какой он гений дедукции и как прекрасно все внутри его головы разложено по полочкам. А тут он говорил, что мозг думает за него.
— Считать, что мы распоряжаемся нашим мозгом сами — огромное заблуждение, — продолжал Данила, — В мозгу человека огромное количество частей, которые работают автономно. А если бы даже ты ими управлял, то делал бы это, скорее всего, настолько плохо, что умер через пару минут. Например, представь, если бы ты мог контролировать свое сердце?
— Я бы, скорее всего забыл это делать.
— Именно.
— Но ведь это совсем другое! Одно дело — автоматизация жизненно важных органов, а другое — логическое мышление, речь.
— Хорошо. Но логика должна оперировать фактами из опыта. А мы их получаем из органов чувств. И у этих органов есть свой разум, который скрыт за кулисами. Вспомни, что я тебе только что сказал по зрение.
— Ну хорошо, — сдался я, — А как это помогает тебе в расследованиях?
— Да никак, — пожал он плечами, — Я просто понимаю эту особенность своей головы и никуда не тороплюсь. Не извожу свою голову постоянными мыслями и догадками. Я просто внимательно наблюдаю, даю голове, как можно больше информации, чтобы решение в конце концов пришло ко мне само.
— Правда? — его ответ меня разочаровал. Не так я себе представлял деятельность «искателя истины».
— Именно так, мой друг. Я бы даже сказал, что внимательность гораздо важнее интеллекта, ибо интеллект очень любит создавать химер и влюбляться в эти свои творения. Внимательность же разбивает химер вдребезги. Но это тема для другого разговора. Давай вернемся к нашему расследованию. Ты спрашивал, почему я решил расспросить горничную, где она работает. Так вот — я наконец понял. Мне показались странными два обстоятельства. Первое — она назвалась по имени матери Артемиды.
— Так это может быть простое совпадение.
— Может быть. Второе — собака не залаяла на нее, когда та вошла. Это значит, что она ее уже знала. Хотя Артемида видела ее первый раз в жизни. Как такое может быть?
— И как же? Горничная до этого уже была в доме?
— На данный момент я не имею ни малейшего понятия. Визит к «Лесным нимфам» должен многое прояснит.
Голос из динамика в вагоне как раз объявил нашу станцию.
«Лесные нимфы» располагались в нескольких кварталах от метро. Компания снимала небольшой офис внутри стеклянной коробки торгового центра. За идеально чистой пластиковой дверью с опущенными жалюзи нас встретила стойка для посетителей. Справа в углу стоял белоснежный диван, рядом с ним — кофемашина. С левой стороны на стене висела большая карта Петербурга. Квадратные часы над стойкой мерно отсчитывали секунды.
Только мы вошли, из-за стойки появилась голова девушки. Наверно, она была администратор.
— Добро пожаловать! — поприветствовала она, — Чем могу помочь?
Перед девушкой лежал раскрытый журнал. По страницам и формату я узнал «Пинакотеку» — сам читал ее, когда учился на втором курсе в университете. Это был журнал об искусстве, который освещал современные направления живописи. Увидев его, я даже обрадовался: раз девушка это читает, у нее хороший вкус в искусстве.
Данила представил нас, хотя на девушку его имя не произвело никакого впечатления. Видимо, за пределы Толстовского дома слава Данилы еще не распространялась.
— Мы хотели бы получить информацию о вашей сотруднице по имени Елена, — сказал он, — Сегодня она ездила на этот адрес.
И он назвал дом, в котором жила Артемида. Девушка сомкнула ресницы в долгом прищуре и спросила:
— А что именно вы хотите узнать? Она что-то наделала?
«Наделала»? Я отметил интересный выбор слов.
— Скажем так, есть основания подозревать, что она не та, за кого себя выдает. Вы брали данные ее паспорта при приеме на работу? Мы бы хотели узнать ее реальные имя и фамилию.
Девушка нахмурилась:
— Простите, но такую информацию я не могу разглашать. Наши сотрудники имеют право брать псевдонимы, это не запрещено. Чем-то еще могу вам помочь?
Я понял, что из нее ничего выудить не удастся. Если бы она, как еж, могла свернуться клубком и выпустить иголки, наверно, уже бы так сделала. Данила надвинул фуражку на лоб и почесал затылок. Я тихонько спросил его, что нам теперь делать.
— Теперь мы вернемся к Артемиде и все-таки допросим Елену сами, — сказал он, — Как видишь, не всегда расследования идут как по маслу.
Я был разочарован тем, что Данила так легко сдался. Он уже развернулся обратно к двери, как мне в голову пришла отчаянная идея. Я повернулся к девушке-администратору, развалил локоть на стойке и на грани фамильярности заговорил:
— А как вам последнее собрание в «Эрарте»? По-моему, достаточно смелая выставка, хотя некоторые работы там на любителя.
Она осторожно посмотрела на меня. Так выглядывает ежик, пряча иголки, высматривает, ушла ли угроза. Я ожидал хоть какой-то фразы в ответ на мою наживку. И она последовала.
— Я не была в «Эрарте», — ответила она. Потом ее тон стал заинтересованным, — А что за выставка такая?
— О, это Зарубин, современный авангардист. Любит играть с публикой. Вот, например, там есть картина «Натюрморт». Что обычно изображают на натюрмортах? Еду и различные предметы на столе, верно?
Девушка кивнула. Ее внимание я точно поймал — она с интересом ждала, что я скажу дальше.
— Так вот, этот «Натюрморт» — никакой не натюрморт. Представьте простые геометрические формы, которые накладываются друг на друга. Они лишь отдаленно напоминают композицию натюрморта. Конечно, это скорее абстракционизм. Неважно, что изображено на картине, важен метод ее создания. Я не большой любитель абстрактного искусства, но автор в данном случае идет немного дальше и играет с ожиданиями классического зрителя. Назвать смешение простых геометрических фигур натюрмортом — это удачная игра с названием.
— Я бы хотела посмотреть, — сказала она. Кажется, мой энтузиазм передался и ей.
И я продолжил рассказывать о картинах Зарубина, а она все слушала. В то же время я лихорадочно думал, как же перевести этот диалог в нужное нам русло. Переводить тему нужно было деликатно, чтобы она вновь не закрылась. Но как это сделать? Я не нашел ничего лучше, как соврать.
— Я буду честен. Наша общая подруга, у которой проводит сейчас уборку ваша горничная, очень переживает за свою коллекцию картин и скульптур. Она тоже большой любитель искусства. Сегодня не пришла Лора, ее обычная горничная, вот она и волнуется, что из-за новенькой в квартире что-то может пропасть. Понимаете?
— Вы считаете, что наши горничные — воры?
— Нет, конечно. Но на всякий случай хотелось бы знать, есть ли у вас их реальные паспортные данные.
Администратор задумалась. Похоже, мои слова все-таки оказали на нее влияние. Она подвинула к себе папку с документами и стала быстро их перебирать. Наконец, нашла то, что искала в россыпи бумаг.
— Вот новенькая, что заменила Лору, — сказала она, показывая на копию страниц паспорта. Посмотрела имя, — Диана Холмогорова ее зовут. Можете не волноваться.
— Спасибо!
— Можете не волноваться, — с улыбкой сказала девушка, — Хотя она у нас первый день работает, но я в ней уверена. У вашей подруги лакшери-тариф, там хорошая горничная нужна. Хотя мне казалась, Артемида должна знать Елену. По крайней мере, эта горничная по какой-то причине очень рвалась убираться именно на ее адресе. Мне пришлось даже подвинуть Лору.
— Вот как?
— Ну ладно, — вздохнула девушка и попросила, — А расскажите еще про выставки, на которые ходили!
Мне на плечо легла ладонь. Я обернулся и увидел Данилу. Всем своим видом он показывал, что нам пора идти и разговоры об искусстве закончены. Мы попрощались и покинули офис «Лесных нимф».
— Как я ее разговорил, а?! — вскричал я, когда мы вышли из торгового центра на улицу. Меня прямо распирало от гордости. Я довольствовался сознанием того, что все-таки пригодился Даниле в этом деле.
— Это было здорово, — признал он, — Только зачем обманывал?
От этой фразы я поник. Данила кольнул по больному: с одной стороны, я сам злился на себя, что врал, с другой — я злился на него, что он не может закрыть на это глаза. Ведь мы получили, что нам нужно! Именно так я и сказал.
— Да, мы узнали ее имя, — сказал он, — Но то, что ты сделал, не вяжется с принципами расследования.
— Какими такими принципами? — спросил я.
— Мы не обманываем людей.
— Но…
— Но ты получил имя, — закончил он, — Хорошо, как исключение, я закрою на это глаза. Однако вранье не в моих принципах. А если ты вызвался помогать мне, значит и в твоих тоже. Нам нужно больше поговорить о моих принципах.
— Ого, он у тебя не один!
— Да, и ты их услышишь, но не сейчас. Сейчас нам нужно отправиться на Васильевский остров.
Он показал мне 50-рублевую купюру — ту самую, что сидела в бумажнике типа в черном. Я не понял, почему он мне снова ее показывает, а потом пригляделся. На обратной стороне, в белом поле справа от изображения биржи и ростральных коллон была нарисована ручкой схематическая карта. Кварталы и улицы были подписаны небрежным мелким почерком, а между ними пробегала линия со стрелочкой, указывавшей на один из домов.
— Пока ты забалтывал нашу любительницу искусства, я сверил это изображение с картой Петербурга на стене в офисе. Мне удалось точно определить его местоположение на Васильевском острове.
— И кто там живет, по-твоему?
— Аполлон, конечно.
— Но купюра же принадлежала… — начал я.
Данила коротко кивнул. Похоже, для него в этом деле все было уже ясно.
— Ты не хочешь рассказать, как пришел к такому выводу?
— Пойдем, и сам все увидишь, — сказал он.
Ориентируясь по нарисованной на купюре карте, мы в конце концов пришли к пересечению Среднего проспекта и 16 линии. Стрелка упиралась в то, что в реальности было невзрачным доходным домом. Он был выполнен в классицистическом стиле, без особых изысков на фасаде. Дай Бог, что время над ним смилостивилось, а может проводили реставрацию. На первом этаже располагались продуктовый магазин и рюмочная. Вход к парадным был, очевидно, со двора, куда вела просторная арка.
— Там указана квартира? — спросил я, кивая на банкноту.
— Не указана. Давай поспрашиваем. Ты загляни в рюмочную, а я в продукты.
Мы разделились, но наши расспросы оказались бесплодными. В рюмочной лежали три тела, у которых спрашивать что-то было бесполезно. Человек за стойкой курил «электронку» и при вопросе, видел ли он здесь высокого блондина, только пожал плечами. Данила тоже вышел без наводок, зато с яблоками. Мы зашли через арку во внутренний двор, сели на скамейку и стали молча жевать яблоки. Наверно, мы ждали, когда из одной из парадных появится Аполлон. Или пока Данилу не озарит одно из его «пониманий», как он выразился тогда в метро.
От яблок захотелось есть еще сильнее. А от теплой погоды, которая даже летом в Петербурге редкость — спать. Я распахнул рубашку, опустил локти на спинку скамьи и, откинув назад голову, стал смотреть в небо. От круга полуденного солнца вдаль тянулась вереница облаков, словно ветром сдуло лепестки с ярко-желтого цветка. Такого узора на питерском небе я еще не видел. Именно питерское небо — такое разное и изменчивое, капризное и непостоянное — вдохновляло меня все эти годы. Стоило мне отчаяться в чем-то — например, что я не найду работу — я выходил на улицу и смотрел на небо. Да и когда я писал картины с натуры, я всегда старался как можно интереснее изобразить питерскую вышину.
Предаваясь ленивой неге, я постепенно задремал. Во сне я почему-то перенесся в квартиру Данилы и сидел на стуле в его комнате. Он сидел передо мной в своем полном облачении — мундире и фуражке — а я писал его портрет. Притом оказалось, что в его комнате уже и так было много портретов. «Почему ты не показываешь их никому?» — спрашиваю я его. Он молчит и продолжает просто позировать. Меня это почему-то злит, я встаю, подхожу к нему. Вблизи понимаю, что это не Данила, а капитан Будко. Он встает, подходит к моей работе и говорит: «Никто еще не написал портрета современного героя». А я говорю: «Я обязательно напишу».
Из этих бессвязных грез меня вывели толчки и шепот Данилы.
— Просыпайся, — раздался голос у самого уха, — Аполлон здесь.
Пары мгновений мне хватило, чтобы вернуться во двор на Васильевском острове. Данила кивнул на парадную напротив нас. Около нее стоял тип в черном, которого мы видели у Артемиды. Правая рука его судорожно шарила по карманам брюк, вероятно, в поисках магнитного ключа от домофона. Судя по всему, добирался сюда он пешком — пола плаща была изорвана в клочья в том месте, где он зацепился за ограду. Он стоял спиной к нам и не замечал нашего присутствия.
— Откуда ты узнал, что это Аполлон? — шепотом спросил я.
Но тут незнакомец сам дал мне ответ на этот вопрос. Он запустил руки в густую черную шевелюру на голове и резко стянул с себя весь огромный ворох волос. Под массивным париком обнаружились густые локоны золотых волос. Точь-в-точь, как у Аполлона! Тем временем, он запустил руку в парик и выудил оттуда связку звенящих ключей. Пропищал входной замок, и он скрылся за дверью.
Данила сорвался с места и через секунду уже схватился за ручку — в считанных миллиметрах от встречи двери с магнитным замком. Мы нырнули внутрь и оказались в сумраке парадной. После залитого светом двора глаза еще не привыкли к темноте, и внутри ничего не было видно. Только в нос ударял запах плесени, старых камней и чего-то гнилого. Когда глаза начали различать покрытые трещинами ступени перед нами, мы поднялись наверх.
Чуть выше, на ступеньках лестницы, сидел мужчина с животом размера перезрелого арбуза. Одной рукой мужчина прислонял к губам сигарету, другой — периодически подхватывал со ступеньки пиво и с шумом опорожнял в глотку.
— К кому? — спросил он, завидев нас еще внизу лестничного пролета. Но сам и ответил, — А, к Завулону этому. Ну идите.
— Аполлону, — поправил я, — А как вы узнали?
— Да к нему такие только и шастают, — процедил он. Проводил нас мутным взглядом, выражавшим презрение, — Выпендрежники.
Мы проглотили оскорбление и прошли мимо этого Цербера комуналки. Внутри было совсем иное зрелище, чем в квартире Артемиды. Честно говоря, то, где мы оказались, трудно было назвать даже квартирой. В полутьме единственной лампы, светившей с потолка противным желтым цветом, я различил щербатые стены, которые пестрели пятнами сколов, словно кто-то удовольствия ради бил по ним огромным молотом. На стенах и по потолку протянулись сплетенные жилы проводов. Никакой системы и замысла в этих переплетениях не было — часть проводов вела к черным от грязи выключателям, другая оканчивалась веером рассыпанных голых контактов.
На полу были постелены куски картона. В некоторых местах картон истерся и порвался, обнажив раздробленную плитку. По бокам весь коридор был уставлен разнообразной утварью жильцов и просто мусором. Старый велосипед, пустые пятилитровые бутылки из под воды, стеклянные бутылки из-под пива, деревянный мольберт, гладильная доска — все это и многое другое словно на авангардистской выставке тянулось вдаль. Ряд вещей продолжался, уходя в темноту. Из этой темноты раздавались шипящие звуки, будто что-то жарили на сковородке. Доносился и характерный запах — не то сало, не то кусок башмака обжигали на максимальном огне.
К такому виду мне было не привыкать, потому что я часто навещал друзей из школы искусств, которые жили в подобных условиях. Но все равно каждый раз при взгляде на эту житейскую нищету, полуразрушенные стены и неустроенный быт я чувствовал тоску и отчаяние. Хотелось побыстрее уйти из подобной обстановки и никогда больше не приходить. Данилу, впрочем, вид коммуналки нисколько не смутил. Он без всяких стеснений ходил и стучался в двери, окликая Аполлона по имени. Из одной двери выглянула женщина с осунувшимся лицом, вся его голова была покрыта бигудями, из которых торчали жесткие темные волосы. Она что-то прокричала в лицо Даниле, тот приложился к фуражке и отошел.
Наконец, искомая дверь была найдена. После очередного вопроса «Аполлон?» старая, вся в изломах, деревянная дверь со скрипом медленно отворилась. К нам выглянуло пытливое лицо в очках. Тут же заинтересованный вид его сменился досадой. Но закрывать дверь он не стал. Напротив, открыл пошире, приглашая внутрь.
— Все-таки нашли меня, — сказал он, — Ну что ж, заходите.
Комната была узкая и длинная, с большим окном напротив двери, выходившим на улицу. У стены притулился покосившийся шкаф, который, наверно, пережил еще революцию. Кроме него, в комнате стояла кровать, стул и небольшой стол. На кровати лежали черный плащ, парик и темные очки. На столе я заметил те же инструменты, что видел тогда у Артемиды. Рядом со столом высилась какая-то скульптура, скратя под белой простыней. Наверно, одна из его работ.
— Прошу, присаживайтесь, — Аполлон указал на кровать.
Он убрал предметы маскировки, освобождая для нас место. Сам сел на стул напротив. Данила достал из кармана потертый бумажник и протянул ему.
— Возвращаю потерянное.
— А, вот как вы меня нашли! — воскликнул Аполлон, — А я думал, где же я его посеял.
— С картой на купюре это ты интересно придумал, — отметил Данила
— А зачем вообще рисовать карту на деньгах? — спросил я, — Любой смартфон тебе сегодня дорогу покажет.
— Это да, — согласился Аполлон, — Только нет у меня смартфона больше. Я его продал, чтобы оплатить здесь квартиру. А Ваську я знаю не очень хорошо. Вот и решил нарисовать маршрут на купюре, чтобы не забыть.
Он сунул бумажник в карман. На миг повисла неловкая пауза.
— Так Артемида вас наняла меня искать? — спросил он.
Только он это сказал, как сразу поник. Уперев ладонь в широкий лоб, он бросил:
— Сколько я ей уже хлопот доставил. Так страдает из-за меня, что позвала вас!
— То есть, ты берешь на себя всю ответственность за исчезновение? — поинтересовался Данила.
— Конечно, — он поднял голову, — Смалодушничал я.
У Данилы в руке появилась сложенная вчетверо фотография — та самая, на которой Аполлон и горничная сливались в поцелуе. Только бросив на нее взгляд, Аполлон сразу ощетинился — так оскаливается пес на опасного незнакомца.
— Думаю нет нужды пояснять, что это за снимок. И показывать тоже. Также прошу простить, что я вытащил это из бумажника, до того как вернуть. Но это фото — ключевое в этом деле.
— Деле? — усмехнулся Аполлон, — Нет тут никакого дела. Я вам могу все рассказать, а после этого вы посмеетесь, какой я дурак.
— Это едва ли. Хотя мне не дает покоя один момент… — задумался Данила, — Но прошу. Как все было?
Аполлон вздохнул. По его лицу читалось, что вспоминать об этом он совсем не хочет, как не хотят люди вспоминать о несчастном случае — только ворошить плохие воспоминания. Наконец, он стал рассказывать:
— Нам с Тимой оставалось два дня до свадьбы. Я этого дня больше жизни ждал.
Он вдруг осекся. Словно распробовал слова на вкус, и они показались ему неправильными. Однако смущение его быстро рассеялось, и он продолжил рассказ, как ни в чем ни бывало. Данила никак не обратил внимания на эту его паузу.
— Были большие приготовления, мы все репетировали. А потом меня в середине дня вызывает курьер к парадной. Знаете, такие от «Яндекса», на велосипедах ездят. Он передал мне простой белый конверт, безо всяких опознавательных знаков. Отправитель был анонимный. Я вскрыл конверт, думал, что там какое-то тайное поздравление от близких друзей или что-то в этом роде. И представьте мои удивление, ужас и гнев, когда я обнаружил в конверте этот проклятый снимок.
Я никогда в своей жизни не видел этой женщины. Но вот мы стояли и целовались вместе с ней! Снимок был явно сфабрикован. Я подумал: кому это понадобилось? А потом пришла мысль просто разорвать его, кинуть в мусорку и пойти. Но вместе с фотографией была записка. Там было написано — «Позвони на этот номер», и был указан номер. И приписка: «Иначе Артемида все узнает».
— И ты позвонил? — спросил Данила.
— Конечно, я позвонил. Я не хотел, чтобы Тима видела эти провокационные кадры. Я думал припугнуть их полицией или на худой конец просто заплатить, чтобы отстали…
Данила кивнул и просил продолжать. Я вдруг почувствовал, что он нисколько не удовлетворен ответом Аполлона. Что он хочет спросить больше. Но почему-то не стал. Видимо, он ждал полного рассказа, чтобы потом коснуться частностей. Не стал допытываться и я, хотя эта часть рассказа Аполлона вызвала вопросы и у меня.
— Лучше бы я не звонил, — продолжал он, — На том конце ответила женщина. Я сказал, что эти снимки явная фальшивка, и она может не трудиться шантажировать нас. Тогда она сказала, что старая подруга Артемиды, и что мы с девушкой не пара. Говорила, что ей пришлось прибегнуть к такому обману, чтобы мы не сошлись, иначе нас двоих ждет впереди катастрофа. Так и сказала: «Ничего у вас не выйдет. Будет катастрофа».
Меня эти слова почему-то задели за живое. Какой-то страх обуял, что нашему союзу действительно грозит крах. Я спросил ее, что надо сделать, чтобы она не отправляла снимки. И она сказала, что я должен покинуть девушку, ничего ей не объясняя. Эта мысль тоже была страшной.
— Надо признать, ужасный выбор, — сказал Данила, — Но ты склонился ко второму.
— Да, — сказал Аполлон тоном, словно его вели на казнь, — Я просто убежал. Что-то во мне очень сильно не хотело, чтобы Тима видела этот снимок.
— Но почему ты вернулся к дому? Почему следил за ее квартирой?
— Две причины. Первая сентиментальная — я хотел посмотреть, как она справляется без меня. Как перенесла мой поступок. Знаю, это звучит глупо и даже жестоко, но я не могу объяснить лучше. Я сам себя иногда плохо понимаю. Но вторая причина главнее — я хотел увидеть эту подругу, которая так со мной поступила. Спросить ее, почему она решила нас разлучить.
— Поэтому ты носил карточку в кошельке и не избавлялся от нее, — кивнул Данила.
— Поэтому, — повторил он. Вдруг взгляд его сделался грозным, хотя предназначался не для нас, — И я видел ее сегодня! Она заходила к Артемиде за пару минут до того, как вышли вы!
— Это так, но это неважно, — сказал Данила.
Аполлон чуть не упал со стула. Его голос заполнил собой всю комнату и кажется, грозил сорвать с петель дверь и вырваться в коридор коммуналки, когда она прокричал:
— Как неважно?! Она разрушила мою жизнь!
На Данилу его полный боли возглас не произвел никакого впечатления. Напротив, он уселся поудобнее и сказал так:
— Конечно, эта девушка играет центральную роль в этом деле. И мы до нее еще дойдем. Но сейчас я бы хотел поговорить о том, почему ты на самом деле покинул Артемиду. И девушка эта здесь не причем.
Аполлон нахмурил светлые брови.
— Ответь мне вот на что, — сказал Данила, — Почему, после того, как ты получил конверт со снимком, ты позвонил на этот номер?
— Я же сказал — меня шантажировали. Я не хотел, чтобы Тима это видела.
— А что было бы, если она увидела?
— Не знаю… — он запнулся, будто сам впервые задумался об этом.
— Ты боялся, что увидев снимок, она бросит тебя? Поверит фотографии?
— Наверно. Я же говорю, что плохо понимаю себя. Я просто испугался, поддался этому страху. А она будто знала, за какие струнки дернуть во мне. Я сам всегда чувствовал, что Артемида слишком хороша для меня. Я сам не верил, что мне так повезло с ней. Знаете историю про Пигмалиона?
— Конечно, — сказал я, — Скульптор, который влюбился в собственное творение. Он просил богов оживить свою идеальную женщину и те выполнили его просьбу.
— Именно, — улыбнулся он. — Понимаете, я как увидел Артемиду в первый раз, так меня в грудь будто молотом что-то ударило. «Это она», — что-то говорило внутри меня. «Она — твоя идеальная женщина». А я ее даже еще не сваял в то время!
— Почему же ты думал, что она слишком хороша для тебя? — спросил Данила.
— Вы же видели, какая она красавица! — воскликнул в сердцах Аполлон и тут же зарделся, — И какой я. Я даже не понимал, что она во мне нашла, не понимал, почему помогает во всем. Даже пригласила жить к себе. Мне было очень неудобно, ведь у нее такая квартира. Я в таких даже не был никогда. А тут жить!
— И почему, по-твоему, она тебе помогала? — продолжал Данила. — Ты считаешь, у нее был некий корыстный интерес?
— Да какая тут корысть! — воскликнул он, — У меня ничего нет за душой, что она могла у меня взять. Скульпторство мое еще даже денег не приносит, так что на это положить глаз она не могла. Скорее это я пользовался ее благами.
— Тогда если это не корысть, то что?
Аполлон отвел взгляд.
— Если хочешь меня обвинить в трусости или назвать дураком, пожалуйста. Да я и сам в этом признался.
— Я тебя не обвиняю, я хочу, чтобы ты увидел правду, — ответил Данила, — Вместо того, чтобы дать девушке увидеть снимки и дать ей принять собственное решение, ты даже не показывал ей их. Ты уже испугался, что таких слабых доказательств будет достаточно, чтобы разрушить ваш союз. Что Артемида на самом деле не любит тебя. Или что ты недостаточно хорош для нее. При этом я вижу лишь доказательства обратного. Иначе зачем ей просить нас найти тебя?
Аполлон склонил голову, снял очки и погрузился в тоскливое молчание.
— У меня остался один вопрос, прежде чем мы уйдем, — сказал Данила, — И я прошу ответить на него искренне. Искренне не перед нами, а перед самим собой. Ты любишь Артемиду?
Он поднял взгляд, хотел было что-то сказать, но вдруг его будто осенило, он резко поднялся со стула и стремительно прошел в угол комнаты к окну. Стянул простынь со своей работы у стола. Это была гипсовая скульптура в античном стиле. Она изображала девушку в тунике, которая стояла, положив руку на плечо. Длинные волосы, характерные черты лица — я сразу догадался, что он моделировал девушку с Артемиды. Скульптура еще не была закончена, но даже в таком виде она воплощала всю красоту оригинала.
— Талантливо, — похвалил Данила.
— Надеюсь, этого ответа вам достаточно.
— Будем считать так.
Данила поднялся, поправил фуражку и направился к двери.
— Подождите, — окликнул его Аполлон, — И что теперь будет?
— На твоем месте я бы пришел к ней сам и рассказал все как есть, — сказал Данила, — Я со своей стороны сообщу Артемиде о том, где ты живешь. Придет она или нет — решать ей.
— Но здесь ужасно! — вскричал он, — Она убежит отсюда, как только ступит за порог.
— Ты опять решаешь за нее, — улыбнулся Данила, — Друг мой, оставь эти глупые волнения. Если твои чувства к ней искренни, ты должен верить в нее. Точнее, верить в вас двоих.
Мы вышли за порог. Нас провожала внимательным взглядом женщина с бигудями. Видимо, она все это время подслушивала у двери. Мужик на ступеньках все так же хлестал пиво и курил.
— Ну как там ваш Артемон? — пробасил он, когда мы проходили мимо.
Выйдя во двор, Данила тут же набрал Артемиде. Спросил, не ушла ли еще горничная. Услышав ответ, прокричал, чтобы она ее задержала. Уронил телефон в карман брюк и поторопил меня следовать за ним.
Мы сели на трамвай, который вернул нас к дому, где жила Артемида. Данила даже не шагами, а прыжками взлетел на третий этаж и позвонил в дверь. Открыла взволнованная Артемида.
— Ну как? — спросила с порога, — Нашли?
Данила проигнорировал ее вопрос и вошел за порог. Я последовал за ним. Горничная стояла рядом с девушкой, с сумочкой в руках, по виду, уже готовая уходить.
— Да, и что вы хотели от Елены-то? Я ей сказала задержаться, но она очень спешит.
— Надеюсь, у вас что-то важное ко мне, — нахмурилась горничная.
Я знал, что ее настоящее имя было Диана. Но что это давало нам? Как она была связана с Артемидой? Этого я вовсе не понимал. Глядя на Данилу, я ожидал услышать обличительную речь, но вместо этого мой спутник широким жестом указал вглубь квартиры.
— Покажите, пожалуйста, где вы убирались.
— А это зачем? — спросила она.
Артемида взволнованно посмотрела на нас.
— Причем здесь ее уборка? Она все хорошо сделала, если вас это интересует.
— Это невероятно важно, — обезумевшим голосом сказал Данила, — Вся ваша жизнь зависит от этой уборки. Поверьте мне.
Слова эти звучали донельзя глупо, но Данила сказал их таким тоном, что Артемида сразу бросилась показывать.
— А вас прошу пройти с нами, — сказал он горничной.
И он пропустил ее вперед, всем своим видом показывая, что не спускает с нее глаз. Артемида сначала показала комнату, в которой сидели мы в свой первый визит. Данила, кажется, забрался во все углы и чуть не перевернул стол, когда пытался что-то под ним найти. Выпрямив смятую от ползания лицом к полу фуражку, он покачал головой и просил показывать дальше. Мы прошли в общий зал и обеденную комнату. И здесь Данила чуть не перевернул все вверх дном, распахивая дверцы и вытаскивая до упора полочки. Артемида с ужасом смотрела на это варварство. В конце осмотра последней комнаты мой спутник, видимо, осознал, как неприглядно смотрятся его действия и снял фуражку, отвесив низкий поклон.
— Прошу извинить меня, — сказал он, — Но медлить нельзя ни секунды. Сколько комнат нам осталось?
— Спальня, — со слезами на глазах сказала девушка.
И Данила ворвался в спальню. В сторону полетели одеяла, матрас и подушки. Прикроватный шкафчик был буквально разворочен. Впрочем, Даниле все-таки хватило такта не вламываться в шкаф девушки. Он попросил Артемиду посмотреть, все ли там в порядке. Она посмотрела и сказала, что в порядке.
— А что может быть не так? Данила, вы меня изводите! Скажите, уже, наконец, что мы ищем?! — плакала она, заламывая руки.
Но он по-прежнему молчал. В ванной тоже ничего не оказалось, хотя Данила даже скрутил лейку с шланга и заглянул внутрь. Струя воды залила мундир, но это его не смутило. Из всех комнат оставалась лишь кухня. Только мы вошли, Данила остановился на полушаге и стал смотреть куда-то в пол. Я проследил за его взглядом. Орф что-то мирно ел из миски. Будто почувствовав взгляд Данилы, он развернул к нему морду и стал смотреть в ответ. Потом обтер морду язычком и вернулся к миске.
— Артемида, это вы положили ему еды сейчас?
— Нет, — покачала головой девушка.
— Тогда…
И он посмотрел на горничную. Она стояла у входа на кухню как изваяние из камня, безо всяких движений. Ничего не дрогнуло в ней, когда она говорила:
— Да, я положила.
И поспешила дополнить:
— Это просто еда. Я решила, что собака будет голодной с прогулки.
— Вы молодец! — похвалила Артемида, — Но Данила…
Только она повернулась к нему, чтобы продолжить фразу, а он вдруг нырнул к миске, хватаясь за нее обеими руками. Собака сначала с недоумением посмотрела, как из-под носа уплывает еда, а затем зарычала и попыталась отобрать миску. Данила же запустил в нее ладонь и стал перебирать корм. Внезапно он распрямился и развернулся к нам. Протянул вперед руку с влажным коричневым месивом. Среди кусочков собачьего корма виднелись кусочки чего-то фиолетового, будто обломки длинного стержня. Приглядевшись к ним, Артемида нахмурилась.
— Что это такое? — спросила она, касаясь пальцем одного из кусочков.
— Если это то, что я думаю, то трогать не советую, — предостерег Данила, — Скорее всего, это флокумафен — мощный пестицид. Откуда он у вас?
Вопрос был направлен горничной, которая стояла у нас за спинами. В ответ было молчание. Я развернулся — проход был пустой. Пока мы все смотрели на кульбиты Данилы у миски, Елена-Диана использовала эту возможность, чтобы убежать.
— Звоните ветеринару! — крикнул Данила и рванул за горничной.
Я за ним. От кухни до входной двери расстояние было около трех-четырех метров. В конце коридора я видел, как девушка в отчаянии возится с замками, пытаясь распахнуть дверь и бежать. Вот щелкнул последний замок, дверь подалась и она уже готова была выскользнуть. Но в этот же миг рядом с ней оказался и Данила. Схватил ее за локоть — несильно — завел за спину и аккуратной подсечкой положил девушку на пол. С заведенной за спину рукой, отчаянно дергающая ногами, она выглядела сейчас как рыба, которую выудили зимой из проруби и она стучит хвостом об лед.
— Пусти! На женщин нападает! Помогите! — кричала самозванка.
— Не советую тратить силы, — сказал Данила.
Хватка у него была железная. Захват он тоже сделал грамотно: любая попытка вырваться вела только к тому, что девушка сильнее выла от боли в суставах.
— Иван, глянь ее сумочку, — сказал он.
Поколебавшись, я потянулся к ее сумочке, лежавшей рядом. С некоторым смущением стал шарить там рукой.
— Смелее, — сказал Данила, — Скорее всего, она подмешала средство от крыс. Есть там что?
— Я в полицию заявлю! — рычала тем временем девушка, — Вы не имеете права!
Среди вороха одежды, косметички и еще бог знает чего, моя рука наткнулась на картонную упаковку. Я вытащил ее на свет. Это был пестицид с труднопроизносимым названием. На упаковке была изображена мышь внутри красного перечеркнутого круга. Я осторожно сунул внутрь руку и извлек на свет те самые фиолетовые кусочки, что лежали в миске у собаки.
— Так это правда! — ахнула Артемида.
Девушка подошла к нам, трясущимися руками держа у груди Орфа. Собака облизывалась и с понурым взглядом смотрела по сторонам. Пес вовсе не понимал, от чего вдруг такой шум.
— Позвонили врачу? — спросил Данила, — Собака или еще не успела съесть яд, или он не успел подействовать.
— Конечно, позвонила! — сказала она, не отрывая взгляда от лежавшей на полу девушки. — Зачем вы это сделали?
Та неожиданно засмеялась. От беспрестанной борьбы с Данилы, волосы на ее голове растрепались и попали в рот. Она выплевывала их, слюна падала на ковер, оставляя там пенистые следы. Зрелище было неприятное, как, впрочем, и вся возникшая ситуация.
— Какая ты тупая! — вдруг закричала девушка. В этих грубых словах чувствовалось облегчение, будто она давно хотела выразить эту эмоцию презрения. Я понял, что на полу лежала уже не горничная «Лесных нимф». Будто девушка решила наконец снять с себя эту надоевшую личину, показав истинное лицо.
— Простите, — опешила Артемида, — Разве мы с вами знакомы?
— Верите или нет, но девушка, что сейчас перед вами — ваш кровный родственник, — вступил Данила. — Не так ли, Дафна?
В ответ она противно и высоко рассмеялась. Слюна еще глубже пропитала ковер.
— Дафна? — повторила Артемида, — Моя сестра Дафна?
— Да! — закричала та, вонзив в Артемиду ненавидящий взгляд, — Та Дафна, которую вы с отцом бросили! Дафна, которая жила все это время в бедности и безвестности, пока дорогая Артемида развлекалась в Петербурге на деньги отца!
Она надула щеки и громко сплюнула на пол.
— Знаешь, сколько мне пришлось работать уборщицей, посудомойщицей, кассиром в занюханном ларьке, просто, чтобы прокормить нас с мамой? Ты наверно и не работала нигде никогда. Приехала сюда, расфуфыренная цаца, сразу купила себе хоромы, хотя и жизни настоящей не знаешь!
Мне вдруг захотелось как-то заставить эту девушку замолчать — до того противные и ядовитые слова исходили из нее. Я сказал было ей прекратить, но неожиданно меня остановила сама Артемида. Девушка показывала недюжинное спокойствие в ответ на поток брани и оскорблений. Хотя, когда она заговорила, голос ее звенел от напряжения:
— Дафна, я ничего не знала о вас с мамой. Я не знала, где вы жили. Если бы…
— Ой, прекрати! — перебила сестра, — Тебе было плевать на нас. Ты ни с кем не хотела делиться состоянием отца. Я уверена, что ты даже не пыталась нас найти! Как это так получилось, что ты не знала о нас, но я знала о тебе все? И смотри — приехав в Петербург, я смогла легко тебя найти.
— Я понимаю, — кивнула Артемида. — После своих выводов ты решила, что нужно разрушить мою жизнь. Исчезновение Аполлона — тоже твоих рук дело? Эта записка…
— Ну надо же, сама догадалась? — съязвила Дафна, — Вы друг друга стоите — он такой же тупой как ты! Я даже не думала, что у меня получится вас разлучить, а он будто сам слился! Ха-ха!
Конец ознакомительного фрагмента.
