Голубые дали

Анте Наудис

Приличный семьянин, работающий на фирме отца жены, обожает своего единственного сына, но страдает от одиночества и чувствует себя несчастным. Какая печаль поселилась в его сердце уже больше 10 лет? Однажды происходит судьбоносная встреча с молодым человеком, чтобы исправить то, что когда-то было упущено. Счастье кажется таким далёким, голубой дымкой призрачных надежд, но, если решительно настроиться, то становишься вершителем своей собственной судьбы.

Глава 1

Саша разбудил меня, когда я ещё валялся в кровати. Я поднял сонные веки и, посмотрев на него, неожиданно схватил, прижав к себе. Его большие карие глаза — глаза Даши, смотрели на меня с удивлением.

— Что с тобой, папа?

— Наплыв чувств, — сказал я, говоря это каждое воскресенье, когда он заходил к нам в спальню.

Сын часто не понимал меня, ведь в 10 лет понять взрослого мужчину очень сложно. Я встал, запахнулся в большой махровый халат и подошел к трюмо, что стояло в спальне. Взглянув на своё отражение, почувствовал себя безмерно счастливым.

Даша ещё спала. Между нами уже давно не было близости, но это нисколько меня не волновало, я был спокоен, думая о предстоящих делах. В отражении зеркала я увидел, как она вылезла из-под одеяла и потянулась.

— Папа, куда мы сегодня пойдем? — спросил Саша.

— Дедушка устраивает Мотто-выставку, там будет показ интересных мотоциклов и скутеров, — ответил я. — Так что сегодня будет хороший день.

Светлый ковер, где нога утопала по щиколотку, разноцветные фото-обои, мебель из красного дуба, все это окружавшее теперь меня, радовало глаз и поднимало моё настроение. Мы с Дашей всё время покупали что-то новое, чтобы радость не переставала бить из наших глаз, а рождение Саши послужило тому, чтобы тесть подарил нам этот дом на Рублёвке. Я сам выбирал тогда понравившейся коттедж, и он по праву принадлежал мне, когда я внёс за него пол стоимости, а потом за несколько лет выплатил остальное.

Я вспомнил, как мы были у нотариуса, когда заключали эту сделку, и его странный взгляд, когда он понял на чьи деньги я приобретаю недвижимость. Во взгляде нотариуса было еле уловимое презрение. Когда он посмотрел на меня, а потом перевёл взгляд на Дашу, мою жену, презрение сменилось похотью. Этого всего никто никогда и не заметил бы, но всегда замечал такие детали, так как женился на дочери богатого человека в Москве.

Саша притронулся к рукаву моего халата, который я купил в французском бутике. Это был мой любимый домашний халат, мягко располагающий и дарящий уют моему упитанному телу.

— Ты обещал, что мы будем каждое воскресенья развлекаться. Когда мы пойдем на Мотто-выставку?

— Знаешь, нам надо это обсудить за чашечкой кофе, — сказал я и отправился с сыном на кухню.

Центральное отопление и полы с подогревом делали своё дело, в доме было жарко, отчего я сбросил махровый халат и облачился в шёлковый, тоже купленный в этом же бутике.

— Маме тоже кофе сделаем, она уже встаёт! — крикнул я, спускаясь по широкой лестнице, ведущей вниз.

Саша смотрел, как я наполняю электро-чайник водой из графина. Его задумчивые карие глаза впивались в мои движения. Я всегда чувствовал какую-то вину по отношению к сыну. Каждое воскресенье он остро нуждался во мне, а я не знал, что для этого нужно сделать.

Дубовый стол с четырьмя красными стульями, больше напоминал бар, а не обычную кухню, мне всегда было здесь не уютно.

Сделав три кружки кофе, я присел на стул и закурил. Саша посмотрел на меня с укором.

— Курить натощак, папа?

— Я могу и похуже…

— Что?

— Выпить натощак.

Сын молча поднялся и, достав из холодильника сливки, принялся лить их себе в чашку. Я подумал о том, что, наверное, выгляжу в его глазах полным дураком. Разве можно так разговаривать с 10-летним сыном, который берёт с меня пример?

Но, вдруг, я поднялся и, вопреки всему, сделал нечто невероятное. Открыв холодильник, достал оттуда бутылку коньяка и, налив рюмку, выпил залпом. Мне захотелось, чтобы эта неуютная кухня, похожая на бар, вдруг превратилась в мою родительскую кухню в Белоруссии, где я жил много лет назад. Прошлое не вернуть, мне уже 37 лет, у меня жена и сын, а также избыточный вес, с которым я никак не могу справиться.

— Я позавтракал, — сказал Саша и встал из-за стола. — Пойду на улицу, да?

— Удачи, — почему-то сказал я и посмотрел на бутылку коньяка, почувствовав угрызение совести. В душе я жалел Сашу, ведь ему предстояла нелегкая жизнь, которую он только начинает.

Неожиданно я вспомнил, что Даша пила только зелёный чай, да еще с лимоном, а потому принялся наспех заваривать «Ахмат» и нарезать ломтиками лимон. Теперь мы и навещавшие нас родители Даши пили чай и кофе без сахара, и даже не держали его дома, так как всё это было направлено на то, чтобы заставить меня похудеть. Но в маленьком шкафчике я всегда прятал коробку рафинада и пару плиток шоколада.

Когда Саша ушел, я осторожно достал из коробки пять кусков сахара и кинул себе в кофе. Размешав, быстро выпил и, ополоснув чашку, поставил её на место. Настроение заметно поднялось, отчего я решил подать завтрак Даше прямо в постель.

Заходя в спальню, я застал жену, расчесывающую свои каштановые волосы у трюмо.

Мы супружеская пара Андрей Анатольевич и Дарья Савельевна Ханеня, никогда не думали о втором ребенке, так как Саши нам вполне хватало. Но моя теща Алла Дмитриевна и тесть Савелий Маркович Белых всегда убеждали нас, что один ребенок — это очень мало для такой семьи как наша. На этой почве часто происходили разногласия и ссоры.

Даша отхлебнула чаю и, поставив чашку на серебряный поднос, надула губы.

— Мама вчера опять намекала на второго ребёнка.

— Надо подумать, — ответил я.

— Подумать? Чтобы у тебя было лишнее время таскаться с этой шлюхой Анной Кузнецовой?

— Она совершенно не в моем вкусе.

Даша достала сигареты из кармана халата и закурила прямо в спальне.

— Посмотрим, — произнесла сквозь дым тонкой сигареты. — Папа её уволил по моей просьбе, так что она покинула Москву, надеюсь навсегда.

Во мне поднималось что-то похожее на ненависть, Даша всё время держала надо мной верх, и сейчас, сложив свои надутые губы в усмешку, курила проникающие ментоловые сигареты прямо в спальне, зная, что это задевает меня. Посмей я спутаться хоть с одной женщиной, она могла стереть меня в порошок с помощью своего папочки и моего так называемого любимого тестя, но меня это не интересовало.

Я посмотрел сверху на её грудь, торчавшую из халатика, немного улыбнувшись.

— Прекрати пялиться, — она затянулась сигаретой.

— Я в душ.

— Давай.

— У нас впереди много времени, — произнес я и захлопнул за собой дверь.

Шагая по коридору второго этажа, я услышал её звонкий смех.

Прогуливаясь по огромному саду, прилегающему к нашему дому, я улыбался сам себе. Здесь было большое количества цветов и было спокойно и достаточно тихо. Этот сад я создал сам, завозя фургонам землю, чернозём и удобрение. Это был мой собственный сад, которым я дорожил и в тени раскидистых деревьев которого чувствовал себя настоящим. Это было единственное место, где я мог прогуливаться и чувствовать себя просто Андреем. Здесь росли цветы разных видов и сортов, и они были моей гордостью. Я любил цветы и выращивал их из семян и луковиц, записывая в дневник какие и в какой время посадил.

Вот гладиолусы, яркие розово-красные лепестки, ползущие по шершавому стеблю, а это тюльпаны разных цветов — белые, жёлтые, розовые, красные — играют на солнце разноцветьем. А там хризантемы, у них приятный запах, приносящий мне воспоминания из детства, моя мать очень любила садовые розовые астры. А на углу астры, яркие и такие непосредственные. Я поднял глаза к горизонту, соединяющим солнце с краем цветочного сада, чтобы восхититься цветочным великолепием созданным Богом.

Особняк Дашиных родителей был расположен к северу от шоссе и краешек его высокой крыши виднелся на горизонте. Мне доставляло удовольствие смотреть на него, осознавая, что моя тёща из аристократического и благородного рода Белых, и в крови моего сына течёт её кровь. Их древний богатый род начал постепенно вырождаться, после того как 12 лет назад умер их сын. Теперь Даша была единственной наследницей большого состояния.

Я стал рассматривать цветы, чтобы стряхнуть уныние, внезапно навалившееся на меня. Настроение стало заметно портиться, и я решил сжечь старый мусор, устроив костер прямо в саду. Помимо него, мне хотелось сжечь то, что так ужасно давило, всё приобретенное материальное благо, которые накапливалось нами в течение 10 лет. Из года в год вещей у нас становилось все больше и больше, и сегодня мне, вдруг, захотелось начать новую жизнь и сжечь всё барахло.

Ко мне подошел Саша.

— Папа, а когда мы поедем на Мотто-выставку? — спросил он. Волосы у него были взъерошены, а на губах блуждала странная усмешка. Эту усмешку теперь я видел постоянно, это началось с тех пор, как он пошел в 4-ый класс. Усмешку можно было назвать непроницаемой или загадочной, но у меня было своё собственное представление на этот счёт. С такой усмешкой дети манипулируют взрослыми, и он это отлично делал.

— Мне нужно поработать в саду, сжечь старый мусор и сухие ветки, а ещё полить вон те прекрасные хризантемы. Знаешь, как они называются? Это розовая хризантема Амалфи, она так чудесно пахнет.

Сын улыбнулся.

— Ступай к маме, спроси, может, она не занята? — сказал я и слегка толкнул его.

Он вздрогнул и скорчил гримасу, а когда я дотронулся до него, то не сдвинулся с места.

— Я не пойду.

— Почему?

— Потому что мама занята.

И он скрылся в доме, а мне стало немного не по себе. Этот его прямой точёный нос — не мой, а Дашин, и эти длинные ресницы, и карие глаза, скорее бабушкины, вскоре потеряют свою красоту, когда в нём проснутся мои гены. Все утверждают, что он копия меня, если не брать в расчет внешность. Но мне всегда казалось, что в нём совершенно нет ничего моего.

«Ты слишком балуешь своего сына, — говорила Даша, но я совершенно этого не чувствовал»

Как-то Валентин Дах мне рассказывал о своём детстве, его отец никогда не показывал свои нежные чувства к детям. Мне вдруг вспомнились его слова: «Если у тебя будут дети, то люби их также сильно, как меня». Эти слова было приятно вспоминать, они грели душу, а потому я решил сегодня же отправиться с сыном на Мотто-выставку.

В это утро солнце освещало красивые фигуры женщин в цветастых открытых платьях. Мы вышли из машины и направились в широкий холл. Я увидел человека и мне показалось что-то знакомое в его лице. Нет, конечно же я обознался, подумав, что это брат Валентина. Мне часто мерещилась его долговязая фигура и злые чёрные глаза, когда я оказывался в людных и незнакомых местах.

В большом зале мы сели на деревянные скамейки, где проходило шоу мотоциклистов, показывающих странные выверенные трюки. Мальчик, что сидел позади нас, стукнул Сашу в спину, когда тормоза разноцветного мотоцикла взвизгнули. На эмоциях Саша повернулся к нему и ударил его в плечо.

— Дурак! — выругался мальчик.

Я повернулся и увидел его отца, который поджав губы, не знал что ответить. Я улыбнулся ему извиняющее и коснулся плеча Саши, давая понять, чтобы он перестал вертеться. Молодого отца вредного мальчика я никогда раньше не видел, но почему-то его растерянность произвела на меня странное впечатление и захотелось повернуться ещё раз, и уже попросить прощения за своего сына, хотя, по сути, виноват был его отпрыск.

Странный спокойный взгляд с растерянной улыбкой на губах, я не решался оглянуться еще раз, хотя мальчики продолжали друг друга задевать и крутиться. Мне казалось, что все наблюдают за мной, и каждое моё действие фиксируется. Я увидел Савелия Марковича Белых и его супругу Аллу Дмитриевну в специальной беседке для президента компании «In Town Experiential Marketing», и внезапно почувствовал, как ненависть и страх сковал моё горло.

Моя теща была очень стервозной женщиной, она могла говорить в лицо всякие неприятные вещи и ни один мускул не вздрагивал на её гневной гримасе. Часто в присутствии меня, она рассуждала о приезжих, мигрантах и прочих личностях, понаехавших, которые занимались погоней за приданным и легкими деньгами, промышляли грязными делами и совращали студенток. О том, как люди из низов быстро оказываются в верхах, но не умеют себя достойно вести и держаться в обществе. Мне было неприятно всё это слышать, а она, видя, как меняется моё лицо, переходила на тему Саши, что он, слава Богу, научился правильно говорить, писать без ошибок и ходит в элитную школу. И это было самым подлым, что от неё было можно ожидать.

Когда шоу закончилось, мы перешли в холл выставки мотоциклов и я, отбросив мысли о тёще, вдруг захотел вспомнить лицо молодого человека, сидевшего позади меня. Вероятно, ему лет 25, тогда тот мальчик мог быть ему племянником, а не сыном. Серо-голубые глаза, русые волосы, очерченный подбородок, в общем — ничего особенного.

Мы долго ходили по выставке, рассматривая мотоциклы, пока нечаянно не встретились с молодым человеком. Я подошёл сбоку и набрался мужества взглянуть на него. Наверное, май странно на меня действовал, да и сегодняшнее воскресенье было каким-то необычным. Возле меня стояли другие парни и мужчины постарше, он сливался с ними, и казалось, ничем не выделялся, но вдруг он повернул голову, и мы встретились взглядами. Его взгляд был точно таким же, каким я увидел его впервые тогда, обернувшись на деревянной скамейке: растерянная улыбка и любопытные глаза. Я схватил за руку Сашу и сказал:

— Пойдем, нужно уже идти.

Не зачем думать об этом странном взгляде, не похожем на другие, пусть он просто останется глазами, которые я случайно запомнил, так как обратил внимания, только и всего. Нужно было трезво смотреть на вещи, ведь я женатый человек и у меня 10-летний сын.

Наблюдая, как парень свернул к мотоциклам байкеров и исчез за огромным стендом, я внезапно ощутил, что я сильно постарел за последние годы, и мне невыносимо захотелось выпить.