Проделки куриного бога

Анна Яковлевна Яковлева, 2015

Михалине Трацевской тридцать семь. «Ну и что, что красота и молодость прошли? – уверяет она себя. – Зато у меня теперь есть нечто гораздо более ценное: ясность мировоззрения, мудрость, вера в Бога и сыновья. И бесстрастие. Вот мое военное преимущество. Женщина моих лет – настоящая твердыня, способная противиться искушениям». После двадцати лет брака развод представляется ей убийственной процедурой, придуманной фарисеями и чернокнижниками, и вдруг, в вагоне-ресторане, уносящем ее на запад, под стук колес, после бокала вина слово заиграло совсем другими красками, совсем другими… Твердыня рушится при встрече с тем самым единственным мужчиной, который создан для нее и только для нее.

Глава 8

…Угодив из поезда в распростертые объятия Стефании, она услышала:

— Матка Боска! Ты чего такая зеленая? Или это из-за света искусственного? — Стефа отступила на шаг и продолжала с пристрастием разглядывать сестру. — И что это на тебе, Мисюсик?

— Отстань, — нежным голосом попросила путешественница и поцеловала Стефу.

Одевалась Михалина по принципу: бедненько, но чистенько. Этот стиль одежды, прическу (хвост, как правило), макияж или, точнее сказать, его отсутствие Стефания подвергала беспощадной критике.

Вкусу сестры Михалина привыкла доверять — он развит был до уровня инстинкта. В данный момент на Стефе были черные джинсы и свободный жакет, тоже черный, из–под которого выглядывали невероятная, нежно–лиловых оттенков рубашка и густо–сиреневая жилетка. Фиолетовые замшевые ботиночки сразили Михасю наповал. Сначала ей стало себя жалко, а потом по дну души анакондой проползла настоящая, постыдная, можно сказать, порочащая католичку зависть. Михася попыталась придушить ее смирением (каждому воздается по заслугам, в конце концов, у тебя двое сыновей, а у Стефании только ботиночки), но и оно оказалось весьма сомнительным.

— Где твои вещи?

— Все здесь, — Михася потрясла рюкзаком.

— Позоришь фамилию.

Сестры направились к эскалатору, поднялись с нулевого этажа на первый, мимо магазинчиков и касс вышли на городскую площадь, набирающую разбег перед будним днем.

С Балтики тянулись облака, и без того неяркий солнечный свет путался в них, рассеивался, пробившись, осторожно касался крыш, верхушек деревьев и асфальта.

В носу у Михаси защипало. Очертание чудовищной башни в стиле «космо», придающей площади зловещий вид, расплылось.

— Ты будешь в восторге, — будто издалека донесся голос Стефании.

Впитывая всей кожей, легкими, зрением и слухом атмосферу города, его шум и толчею, Михася почти не слушала сестру, а когда вслушалась, поняла, что пропустила большую часть из того, что та говорила.

К этому моменту они уже стояли перед ослепительным «Ситроеном»–«жуком». Из монолога сестры Михалина с удивлением узнала, где всю жизнь хотела побывать и чем заняться:

–…помнишь, нас с детства интересовала история семьи? Могу тебя порадовать. Сейчас мы как раз и займемся биографическими исследованиями. Мы же с тобой Трацевские, сестренка! — Стефа стиснул сестру в объятиях.

Михалине стало грустно.

Фамилия корнями уходила в польскую шляхту. Семейное предание сохранило историю о прапрадеде по материнской линии, который за участие в польском восстании 1863 года был сослан в Сибирь, откуда ему удалось бежать — поступок достойный шляхтича.

Возможно, по этой причине все девочки в браке оставляли себе девичью фамилию. Так поступили прабабушка с бабушкой, так поступила мама, и Михалине со Стефанией ничего не оставалось, как продолжить традицию: если не гены, то фамилию у них было не отнять. Только какая она Трацевская? Недобитюх убил в ней главное — достоинство.

— Найдем дом, где жил наш прапрадед Франц, будем исследовать его жизнь. — Сестра выждала торжественную паузу — Михася не реагировала.

Стефа списала ее онемение на дорогу, азиатчину и культурный шок, и продолжила:

— Я тут немного покопалась, но несерьезно, знаешь, набегами. Навела справки, выяснила, где искать. Теперь мы возьмемся за это всерьез. Нужно отыскать корни фамилии. Я уже выяснила кое–что. В Центральном архиве исторических записей есть сведения обо всех участниках того самого Январского восстания, в которое ввязался наш прапрадед. Туда мы завтра с утречка и отправимся. Если нам повезет, отыщем могилки предков. Правда, здорово?

Продолжая стрекотать о том, как это замечательно — отыскивать могилки и рыться в архивной пыли, — сестра щелкнула пультом и распахнула перед Михасей дверку.

— Мне уже сорок, так что откладывать больше некуда. Я взяла отпуск, посидим в интернете, полазаем на сайтах. Их полно разных. Ищите и обрящете, стучите и откроют, просите и дано будет вам, так ведь?

Стефа, наконец, обратила внимание на легкую контузию сестры.

— Шикарная, да?

— Кто?

— Тачка. — Будучи филологом, Стефания считала особым шиком употреблять русские жаргонные словечки.

— А! Да, конечно.

— Что с тобой? Ты не рада?

— Рада, конечно, только я ехала на юбилей… вообще–то, — кисло промямлила Михася. — И город посмотреть.

— Если ты имеешь в виду поход в оперу или в кабак — этого не будет.

— Опера–то тебе чем не угодила?

— Мисюся! — нетерпеливо воскликнула сестра, — я предлагаю погрузиться в эпоху, в прошлое семьи, ощутить себя частью истории — не ты ли об этом мечтала?

Ничего такого Михася припомнить не могла — кажется, Стефания приписала ей свои мечты и желания.

— Неужели? — с сомнением спросила она.

Они уже ввинтились в игрушечное авто, в котором Михалина чувствовала себя, как в саркофаге, и Стефа вставила ключ в замок зажигания.

— Ты какая–то сама не своя. Как доехала? — осведомилась сестра.

— Нормально. Попутчики странные попались. Попутчица, — уточнила Михалина.

Внутри у нее тихо тлела какая–то необъяснимая маета.

Может, Митяй был прав — шевельнулась предательская мыслишка, — может, не следовало ставить под угрозу будущее ради сомнительного погружения в прошлое?