Игра в пазлы: новые правила

Анна Штомпель, 2023

Когда в тринадцать лет твоё детство становится «разобранным пазлом»…Когда мирная жизнь разрушена, родители далеко, ты во власти злой тётки, а одноклассники подвергли тебя настоящей травле, потому что ты – уязвима и не такая, как они…Тогда остаётся только одно – наперекор всему выжить.Продолжение книги-игры про девочку из Грозного.Старая игра – новые правила…

Пазл 40. Бригантина

Июнь 1993 г.

Самара

Самара встретила жарой и тополиным пухом.

Двери старенького здания вокзала всасывали и извергали людской поток. Лавочники расхваливали конфеты и сувениры, наперсточники зазывали свои жертвы и расправлялись с ними под равнодушным оком милиции. В тени устроились цыганки и визгливо окликали немытых черноволосых деток, которые шныряли в толпе, канючили деньги, а при удобном случае брали их сами. Но громче всего слышалось: «Кому такси, кому такси!». Мы с Верой сгибались под тяжестью сумок, и шабашники наперебой предлагали свои услуги: «Девушки, куда едем?».

Я бросила на ходу:

— Мы поедем не на вашей машине!

Эта неуклюжая фраза прозвучала так высокомерно, что на миг заткнула рот зазывалам, и мы с Верой гордо прошествовали через их строй… к автобусной остановке.

Я стосковалась по высоткам и строительным кранам, по непрерывному бурлению города-миллионника. Но жить мне предстояло в маленьком поселке, отделенном водой от центра. «Пятерка», фырча и сотрясаясь, провезла нас по Старому мосту над местом слияния Самары и Волги. Дух захватило от красоты синих волн под безоблачным небом, от надменности скользящих по ним теплоходов и грузовых барж, и хотя наш драндулет отчаянно вонял бензином, свежесть реки была сильнее!

Мы сошли на предпоследней остановке. Верина общага среди зелени казалась серой и унылой, но я посмотрела на нее с любовью. Я вознамерилась быть счастливой.

Сил тащить сумки на пятый этаж уже не осталось. Мы отдыхали через каждый пролет. Мимо сновали люди, некоторые здоровались, но помощь никто не предлагал.

— Привет, Верочка! Из дома?

Хрупкая молодая женщина с выпирающим животом остановилась рядом с нами. Она растирала полотенцем свои влажные волосы. Халатик не только не скрывал, но даже подчеркивал ее беременность.

— Сестренку привезла, — уклончиво ответила Вера. — В Грозном сейчас опасно. Вместе жить будем.

— Это хорошо! — обрадовалась женщина, словно только и ждала моего появления, и я немедленно включила ее в список тех, кого полюблю. — Тебя как звать? Я Лена Чудайкина. Заходи ко мне, не стесняйся.

— Спасибо, — пробормотала я, стараясь не пялиться на ее живот.

Впервые я так близко видела беременную, и впервые беременная предлагала мне дружить. Значит ли это, что я по-настоящему выросла? Но я не чувствовала себя взрослой. Там, в Алексине, я была гораздо взрослее. Там мне уже нечего было терять. А здесь я вновь чувствовала себя закомплексованным подростком. Ни на минуту не забывала о том, какая дурацкая у меня челка и стоптанные сандалии. Разве с такой можно дружить?..

— Ве-ер, — странно растягивая звуки, произнесла Чудайкина. — Через по-олчаса сериал начнется. Придете?

Сестра ответила в том смысле, что не до сериалов. Лена погрустнела:

— Димон, засранец, опять пропал…

— Ве-ер! — раздалось на этот раз басом. — Что за перекур на лестнице? Ты заделалась челночницей?

Я вспыхнула: наши дешевые клетчатые сумки и впрямь наводили на подобную мысль. Чудайкина ласково коснулась моего плеча и поспешила наверх. Мне показалось, что басовитый ей чем-то неприятен.

Рослый мужчина в тельняшке смотрел на Веру так, словно ему хотелось облизнуться. Он взвалил на себя наши сумки и зашагал через две ступени, при этом ухитряясь поддерживать легкий романтический треп. Вера его не поощряла, и вскоре я поняла — почему.

— Оля с дочкой уже вернулись из деревни?

— Куда денутся, — без воодушевления ответил моряк, сваливая сумки на площадке. Потом снова оживился: — Лизка ругаться выучилась. Трех лет нет, а уже посылает! Олька, конечно, в истерике. Говорю: «Скоро курить начнет», — он захохотал.

Большая квадратная площадка делилась на четыре холла — по столько же комнат в каждом. Мы уткнулись в закрытую дверь.

— Опять Крысавка холл заперла! — возмутилась Вера.

— Боится, что ее украдут. На дачу вместо пугала…

— Гри-иш! — раздался требовательный женский голос с дальнего коридора, и моряк резко оборвал смех.

— Иду, люби-имая, — с преувеличенной нежностью ответил он. — Эх, опять я на приколе…

Мы с Верой обменялись улыбками. Я осталась возле сумок, а сестра прошла через кухню и отомкнула дверь изнутри.

Свою комнату Вера называла «каморкой папы Карло». Девять квадратных метров просто обязаны быть уютными — что другое они могут предложить?.. Комнатка мне понравилась. Широкий подоконник был заставлен цветами. Фотообои во всю стену: пенные волны бьются о скалы — вот-вот плеснет на пол… К ковру придвинут диванчик. Тут же теснится платяной шкаф с зеркальной дверцей. Под воображаемыми брызгами стоит узкий полированный столик.

— Сходим в душ, а потом можешь отдыхать, — сказала Вера.

— А где душ?

— Возле вахты. На этаже только умывальня и туалет.

Душ! Я ожидала увидеть ряды кабинок и сияющий кафель… Кабинок оказалось всего две, грязный пол был залит вековечными лужами и воняло протухшей рыбой. Меня едва не стошнило.

После омовения тепловатой мутной водичкой, с полотенцами на головах, вернулись мы в комнату. На вкус вода тоже была отвратительной: в ней явственно ощущался песок. Сестра предупредила, что пьют здесь только кипяченную.

— А помнишь, как в Грозном… — начала я и умолкла.

— Вода там вкусная, — согласилась Вера. — Но по дому я не скучаю. И ты скоро перестанешь.

«Никогда!» — пылко подумала я.

— Ве-ер… по-олчаса… Почему здесь все так блеют?

Сестра усмехнулась:

— Местный говор. Поживешь немного — и ты заблеешь.

«Никогда», — снова подумала я, но уже не так уверенно.

Очень тянуло лечь. Вера сжалилась:

— Сегодня ты моя гостья.

Я сунула под голову диванный валик и вытянулась, насколько позволял торец шкафа. Ноги гудели, плечи ломило от сумок. «Неужели я в Самаре? Это не сон?..».

— Тебе нравятся фотообои? — спросила Вера, ловко раздевая ножом картофелины.

— Очень.

— Сможешь найти бригантину?

— Что? — удивилась я.

На снимке были скалы и вода.

— Бригантину видят не все, — загадочно продолжала Вера. — Для этого надо иметь не только воображение, но и желание увидеть. Она вот-вот появится из-за той скалы…

Я завороженно смотрела на стену. Синие волны. Белая пена. Голые скалы. А вдруг?..

Ночью в поезде я плакалась сестре, что некрасива. «Неправда, — сказала Вера. — У тебя красивая улыбка и чудесные волосы». — «Ну да, — уныло согласилась я. — Как у лошади: зубы и грива…». Сейчас, водя щеткой по своей гриве, я подумала, что сестра не так уж неправа. Шмотки на мне ужасные, а еще я сутулюсь, но я вовсе не безнадежна! Если бы не эти тоскливые, недоверчивые глаза беглянки из концлагеря… Я могу шутить, улыбаться, но глаза мои остаются печальными. Алексин держит меня мертвой хваткой, как краб, которого оторвали и выкинули, а клешня осталась…

— А где Верка?

Я едва не выронила щетку. В распахнутой двери стоял привлекательный светловолосый мальчишка лет пятнадцати. Все комплексы бедного изгоя всколыхнулись разом, и я смогла лишь что-то промычать. Незнакомец развернулся и ушел. Через пять секунд вернулась Вера с дымящейся кастрюлькой в руках.

— Какой-то парень заходил, — небрежно сказала я. — Наверное, Артем. Спрашивал о тебе…

Вера бросилась на лестницу, я — за ней. Услышав свое имя, Крапивин остановился на площадке между этажами.

— Чего ты ушел? Семечками-то угости.

— Вот еще, — сказал он и, поднявшись, отсыпал Вере полный кулак. — От мамани привет.

— Вечером ждем.

— Маманя придет, а я не могу.

— Занято-ой! — усмехнулась Вера.

Артем помолчал и деловито сообщил:

— К Марго пойду.

Когда мы вернулись в комнату, Вера поинтересовалась:

— Как тебе Артем?

— Не знаю, — честно ответила я. — Даже «привет» не сказал.

— Он парень простой. Познакомитесь…

Крысавка вернулась с работы и шумно возилась за стеной. Вера прошептала с озорными огоньками в глазах:

— Сейчас поест, вылижет свою каморку, дверь распахнет, чтобы все видели, какая она чистюля, ноги на подушку задерет и будет любоваться.

Я прыснула. Почему все старые девы такие ненормальные?

Внезапная мысль кольнула меня: Крысавка старше Веры на десять лет, но ведь и Вера уже… Нет, конечно, Вера не идет ни в какое сравнение, но ведь и ей уже… двадцать восемь! Какой-нибудь дурак, который ее совсем не знает, может сказать, что и она — старая дева. Почему? Почему Вера до сих по не замужем? Ведь три года назад, когда она приезжала в отпуск, она была влюблена и любима!

«…Это мне один человек подарил». — «А он откуда взял?» — «Он моряк. Привез из-за границы». — «И подарил тебе?..».

Куда делся тот моряк? Ведь это не Гришка Афанасьев, который донес нам сумки, — сомнений быть не может. Что произошло у Веры с ее любимым? Почему сегодня нас никто не встречал?

Я спросила другое:

— Где твой крестик?

Вера непроизвольно дотронулась до шеи.

— Лежит где-то… нитка порвалась.

Мы вышли на общий балкон. Закрыв глаза, я вдыхала терпкие запахи лета и лениво размышляла: «Почему поселок называется Сухой Самаркой? Здесь же три реки! Самара, Татьянка и Волга…».

Сестра помахала кому-то рукой. С земли ей ответила маленькая женщина средних лет. Я поняла, что это и есть Люда Крапивина.

Под воображаемыми брызгами уже стояла бутылка вина.

— За приезд, — сказала тетя Люда.

Я наблюдала с дивана.

Они дружат, несмотря на большую разницу в возрасте, и никто в них пальцем не тычет; а нас с Янкой за несчастные три года готовы были живьем сожрать!..

После первой рюмки лицо тети Люды разрумянилось.

— Что, Ань, с сестрой-то лучше будет?

— Конечно.

— Сестра — это тебе не тетка, — глубокомысленно продолжала Крапивина. — С теткой, небось, плохо было?

Я не ответила. К счастью, женщина уже увлеченно обсуждала с Верой какого-то Пантелеева из соседнего отдела.

Плохо ли мне было с теткой?..

Никогда не забуду ее слова: «Пусть пр-риезжают мама, сестра и забир-рают тебя! Сил моих больше нет! — И дяде Боре: — Еще двадцать р-родственников пр-ритащи!». А ведь сама затеяла эту «благотворительность». Как часто она твердила мне, что я в их доме — чужая!..

Крапивины жили рядом со школой, в «однушке» на первом этаже. Дверь нам открыл Артем. Уже вернулся от своей Марго?..

— Так и знал, что всем табором притащитесь, — проворчал он.

Но в глазах его была улыбка.

После чая мы стали смотреть фотографии. На одной из них яркая черноволосая девчонка, похожая на цыганку, смеялась прямо в объектив.

— Моя телка, — почему-то вздохнув, сообщил Артем.

— Рита?

— Да. Но не та, про которую ты думаешь. Это долгая история.

Я не проявила любопытства. Алексин научил меня сдержанности.

Крапивин захлопнул альбом.

— Проветримся?..

Вечер был душным. Серые сумерки звенели от комарья. Мне еще предстояло узнать, какие зверские на Сухой комары: шишки от укусов не сходят неделями.

— Смотаюсь за Юркой, — решил Артем.

Через пару минут он вернулся:

— Струсил! Тюфяк…

Я совсем не удивилась. Со мной всегда так.

— У тебя парнишка был? — внезапно спросил Артем.

— Да, — ответила я. — Кир.

Мне так хотелось, чтобы это было правдой…

— Теперь будет Юрка, — сказал Крапивин.

— Он же струсил.

— Куда он денется!..

Он никуда не делся.

Это лето столкнуло нас лбами — и набило шишек.