Сказка, которой нет

Анна Шабловская

Это книга о Николае Антропове.«Кто хочет понять поэта, должен идти в страну поэта»(Иоганн Вольфганг Гете)«Цветы показались на земле;время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей»(Песнь Песней 2:12)

Редактор Анна Шабловская

Художник Анастасия Васильева

Художник Светлана Американцева

© Анна Шабловская, 2023

ISBN 978-5-4498-7409-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ты стала часто сниться мне —

Туманно, дом без крыши…

Ты вся в дыму, а дом в огне —

Все ярче, злей и выше…

И тише становилось в нем —

Все отдаленней, глуше…

Там причащалась плоть огнем,

Там скрежетали души…

В том сне был я, и ты была —

Голодная, нагая…

Мы разлетелись, как зола,

Песнь на ветру слагая…

И мы смотрели широко

Закрытыми глазами

На мировое молоко,

Кипящее под нами…

Мимоза расцвела в саду…

Тот сад был мной, наверно…

Там ночь в глазах стоит во льду,

Там вечное Инферно…

Я комнату проветривал весною

Поэты ходят пятками по лезвию ножа

И режут в кровь свои босые души.

В. Высоцкий

Нина Николаевна Долматова назвала себя когда-то первым биографом поэта. В ее дневниковых записях сохранился образ восемнадцатилетнего Николая, с которым свел ее Бог. Годы всегда что-то отнимают у памяти, поэтому так радует то, как тщательно Нина Николаевна вела свой дневник. На протяжении шести лет взросления Николая она была одним из первых его слушателей, записывала стихи и песни в тетради и на магнитофон. Была другом, поддерживала советом и молитвой. Нина Николаевна — учитель русского языка и литературы высшей квалификационной категории, ветеран труда, награждена правительственной медалью за добросовестный труд, успехи в обучении и воспитании детей. Более тридцати лет проработала в школе, работала в воспитательной колонии. Пишет стихи с детства.

Перед нами ожившее прошлое — отрывки из дневника, а также воспоминания о том времени и рассуждения Нины Николаевны о творчестве Николая.

Познакомились мы в 2002 г. в КДЦ¹. Был праздник, посвященный творчеству Владимира Высоцкого, и Коля пел его песни. После концерта мы разговорились… Я работала в школе №4, вела старшие классы и, конечно, за него сразу «ухватилась», чтобы на классный час к себе зазвать. Пригласила выступить у нас в школе, он пришел со своими песнями… Ну а потом он набрался смелости и явился ко мне с друзьями домой, и они пели песни. Позже я его еще раза два приглашала в колонию, он пел там. Я все записывала, цитировала его ранние произведения, делала записи на стареньком магнитофончике.

31 января 2002 г., пятница. Концерт молодого исполнителя авторской песни Николая Антропова. Концерт посвящен памяти Владимира Высоцкого. Николаю 18 лет. Талантлив безмерно. Всех очаровал своими стихами. Пел, правда, не очень — все подражал Высоцкому. Это по молодости. Видно, что стиль еще свой не выработал. Весь вечер была под его обаянием. Жаль, что мой одиннадцатый класс пришел не весь… Коля талантлив, у него высокая поэзия. Учится на втором курсе в театральном при известном театре «Колесо». Там же работает. Познакомились, обменялись телефонами. Хотелось бы подружиться — умный парень. Пока еще нигде не печатался.

Коля ворвался в мою жизнь, не дает покоя, даже мешает. Не могу слов подобрать, дабы назвать, обозвать это явление. Как у Лермонтова в стихотворении, посвященном Пушкину — «невольник чести». Да, это Николай, это стихия, шторм, тьма и свет в борении. «Восстал он против мнений света…» Пронзительное одиночество, безысходность, безнадежность в каждом стихотворении. «Я голою ступней иду по ветру», «Голые стихи бросаю я в камин» — страшная опаленность, оголенность, обнаженность, ободранность живой души. Слушать это жутко.

В четверг Николай был в нашей школе — приехал до начала вечера и читал, читал… Что касается его выступления перед «бандой» учеников, преимущественно с улицы (были здесь ребята и из других школ), то это была борьба возвышенного с низменным, потому как эти распоясавшиеся ученики не способны были воспринимать столь сложное высокое искусство. Вспоминаются концерты Паганини, когда он был освистан чернью. Впрочем, неслучайно вспомнился именно Паганини, великий мистификатор: у Николая тоже много мистики — непонятной, тем более этим ребятам. Слава Богу, что Николай не принял близко к сердцу неблагодарность этой ученической серости, которую стоит пожалеть. А может, он просто умеет быть сдержанным. Впрочем, как сказал Крылов: «Таланты истинны за критику не злятся». Молодец, Коля, не обиделся! Зато после читал нам свои стихи в моем кабинете, и здесь были благодарные слушатели… Всем очень понравились стихи, все успокоенные отправились домой. Говорили еще дорогой, когда шли к остановке.

Когда потом позвонил, я спросила: «Чем занимались сегодня?» — «Я комнату проветривал весною», — ответил.

Коля поделился планами на будущее. Мечтает о Таганке. Только Таганка. Театр и театр… Мечтает сыграть и Гамлета, и своих современников. В Москве, к сожалению, нет знакомых и родственников.

Говорили о театре. Многие его стихи выражают отношение к творчеству. Сильное лирическое «я»… Очень резко говорит о тех, кто в театре. Они живут ради какой-то прибыли, а не ради искусства. «А я — не волчьей стаи», — сказал он. Загнанность коней, рвущихся вдаль, как у Высоцкого… «Сдернули лица со стен» — это о тех, кто покинул театр. Сильно, на мой взгляд.

Очень влиял на меня Коля… Приходилось много потом читать, где-то рыться… Да, покоя не давал, конечно… Я тогда Библию еще не читала. Начала интересоваться благодаря Колюшке. И мое поэтическое воскрешение также произошло благодаря Коле. Господь мне дал творческую искру и не дал ей угаснуть именно через Колины вторжения, порой насильственные, как торнадо. Он турбулентностью своей всех зажигал, мальчишки все писали…

Коля интересуется античной литературой, которую я порядком подзабыла. Стыдно. Надо почитать… Сказал, что у него две настольные книги — Библия и «Мастер и Маргарита»… Признался, что бывают минуты отчаяния. Странно. Это поражает. Не по возрасту — безмерность, острота восприятия. Жизнь, внутренняя сила, импульсивность, начитанность, хорошая память и искренность. Словом, талант. Слушаешь его, и, как из родничка, из чистого источника пьешь холодную обжигающую водицу. Хочется даже самой писать, так заразительна его энергетика. Хочется также звонко кричать на всю Вселенную. Его воспринимаю как Божий дар в своей жизни.

Николай говорил, что к Богу пришел через Екклесиаста. Это его любимая книга из Библии. Потом рассказывал про коня блед. Мне стыдно было, что я и не знала Откровения Иоанна Богослова.

Мне часто казалось, что все знания, мысли, что ношу в себе, уже никому не нужны, да и мне, наверное… А теперь, благодаря Николаю, все иначе. Я ощущаю не зря прожитую жизнь, ощущаю себя первым биографом этого поэта. Тепло на сердце от присутствия его в этом мире. Слава Богу, что с высоты спускаются «И божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь».

Долго беседовали о творчестве, о Пушкине. «В глубоком знанье жизни нет — Я проклял знаний ложный свет», — цитировал Коля. О любви, плотской и бесплотной, о страстях, о гениальности, которая есть суть совесть и которая не даст соврать… Думаю о Пушкине, одновременно размышляя о Николае. Как много сходства! Дай Бог, чтобы этот светильник не погас, не растратился на мелкое, житейское!

Сейчас мне кажется, что у Николая наступил новый этап в творчестве: стихи стали по объему меньше, но содержательнее, глубже, интереснее раз от раза.

Вот и сегодня, 22 октября, позвонил, я только прибежала с работы, а Николай делился впечатлениями дня, самое яркое из которых — выступление в магазине «Культтовары», где он выбирал новую гитару. Дал концерт. Ну прямо как Моцарт — готов петь везде и всем! И радуется, что особенно замечательно. Щедро раздает всем, безмерно. Счастлив сам, когда раздает. А еще прочел изумительное стихотворение, навеянное, как мне показалось, вчерашними беседами. Это стихи о прекрасной даме, о гении чистой красоты…

Небоокая, хрупкая, нежная,

Вся исшитая из синевы…

Вышла статья в газете «Честь имею». Такая радость для нас… Впереди, в феврале, гастроли в Санкт-Петербурге и в Москве в «Современнике»…

Я тогда договорилась с руководством нашего ДК, чтоб Коля выступил там, а он вдруг психанул и отказался, и мне пришлось оправдываться.

У Николая опять душевные разлады. Как только начинают вырисовываться радужные перспективы, рабочий ритм, хорошее настроение, стабильность, он все разрушает единым махом.

Только что были с ним в ДК, репетировал на сцене, все обговорили они с Е.П. Умылиным. Макарова Людмила Васильевна пригласила выступать у них. В театре у Коли напряженный ритм, спектакли, и вдруг — нервный срыв. Снова все сжег, как сказал он — бес попутал. Сжег не в прямом, а в переносном смысле.

Вчера звонил вечером. Говорили почти час. Голос у Коленьки, как у побитого щенка. Я его долго ругала. Назвала Иудой, подлым трусом и малодушным слюнтяем. На вопрос, почему «подлый», в чем подлость, я сказала, что подлость в нелюбви к Богу, к Христу, который страдал за нас и пролил кровь. «Ты Его предал». Обидно — многое сказала в запальчивости и гневе. Каюсь. Коля соглашался. Надрывает сердце мне. Как у Пушкина в «Бесах»: «Визгом жалобным и воем Надрывая сердце мне…» Отказался он от всех выступлений. Ну и ладно. Как хочет. Значит, не готов, не время. Значит, это все преждевременно. «Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее…» И правда, нечего гнать, куда торопиться… Это его дело.

16 ноября 2003 г. Николай по телефону читал стихи и пел почти полтора часа без передышки. Много читал из прежнего, многое дорабатывал на ходу. Не боюсь уже сказать — талантливо и сильно. Хотя настроение близкое к депрессии. К тому же заболел, дышит, как загнанный конь, и голос срывается. Хотя именно такое его состояние, когда он на грани, что называется, предшествует у него гениальным всплескам. Надрыв сил вызывает взрыв чувств, слабость тела рождает силу духа. Точно как у Мцыри или у самого Лермонтова.

Спаси меня, моя душа в смятении!

Ушли виконт, поручик и корнет…

Твоих зрачков причудливые тени,

Подобные луне, рождают свет.

У него были очень интересные стихи о пушкинской поре, о декабристах. «Памяти декабриста Лунина» мне понравилось. Вообще мне очень нравилась в его стихах тема историческая: связанная с Пушкиным (про Пушкина и Дантеса, например), блоковская тема, Робеспьер в его стихах появлялся: «Я Робеспьер, гроза французских сходок». (Сейчас этот бунтарский дух мне, конечно, уже чужд, да его и нет уже.) Очень люблю лирические стихи о природе: «ветры, как волосы Есенина». Есенинские мотивы очень нравятся! Мне всегда была по сердцу философская направленность его стихов — поиск смысла жизни, добро и зло, любовь, предательство, жизнь и смерть, вера и безверие. Вот эти вещи заставляют задуматься. А все заставляющее задуматься нужно в наше время, особенно молодежи. Но то, что склоняет к негативу, демоническая суть, мне, конечно, не нравилось и не будет нравиться. Когда мы пишем о низменном и подаем это в романтическом виде, происходит подмена ценностей.

В то время у Николая было очень много странных образов. У Блока был период, когда в его стихах появлялись вурдалаки и всякая нечисть. Вот и у Коли тоже был такой период, и он очень мне напоминал Блока. Я не удержалась и стала его критиковать. Ну а поскольку его критиковать в лоб нельзя, то пришлось критиковать хитромудрым способом. Мне не нравились его рифмы, и я ему посвятила несколько ироничное стихотворение.

Женьшень и мишень — очень странные рифмы.

Кривая усмешка, оскал…

Корабль из грез напоролся на рифы —

Рассыпался в бездне у скал.

Ручей — не ручей, а исчадие ада —

Он где-то истошно кричит.

В траве безобидная мошка-цикада

Оскалясь, брыкаясь рычит.

А главный герой в сумасшедшем экстазе

Аорту безжалостно рвет,

Кричит всему миру о гнойной проказе,

С распутницей горькую пьет.

Закрою глаза и замкну свои уши,

Развею исчадие слов.

О Бог милосердный, спаси наши души

От лживых, погибельных снов!

Раньше у него были длинные баллады, детские какие-то всплески. Очень много детализованной конкретики, в которую он погружался, и это уводило от какой-то основной мысли, трудно было постигнуть замысел. Иной раз даже читаешь, а канва теряется — уже забыл, о чем говорилось в начале. Мне нравится, что сейчас в большинстве своем стихи стали лаконичными, спрессованными, четкими и завершенными. Если говорить с точки зрения содержания и формы, содержание стало более конкретным. Тематика, как всегда, разнообразна. Противоречивость присутствует. Демонические мотивы, конечно, есть, и довольно сильные — прямо, как у Цветаевой. Стиль, рифма, ритм четкий — форма безупречная! Все что касается языка — образность, метафоричность, — все языковые средства, конечно, бесподобны и уникальны. Здесь и говорить нечего.

Я сторонница классической простоты, пушкинской. А Коля вырос на волне постмодернизма. Он пишет профессионально, сильно и интересно. Может быть, кого-то зацепит именно это, такое острое, в лоб бьющее…

«Креста не ношу, а если надеваю, то в качестве украшения. Зачем это распятие? Это придумал дьявол. А Бог — живой, вне храма. Не надо поклоняться иконам, этого нет в Библии», — сказал Николай… Николай категорически отстаивает то, что он называет своим открытием — выстраданным. Юношеский максимализм, ничего не поделаешь… Самоуверенность, самомнение. Хоть он и отрицает влияние адвентистов, но тем не менее влияние секты очень чувствуется сейчас. Но я верю, что он найдет дорогу к истине, ибо истина одна. Николай — творец, с даром Божьим. Разберется. Я не люблю людей равнодушных к поиску истины, а Николай в пути. Более того, мчится галопом, как его фаворит.

Коля сказал, что истины нет, но выяснилось, что нет опоры в себе самом и ни в чем. Есть смятение чувств, и нет внутренней свободы. Опять процитировал Высоцкого о том, что все относительно. У Коли веры нет ни во что, поэтому нет внутренней силы и опоры.

«И не в таких штормах бывали — всплывали и всплывем» — так сказал его знакомый шкипер². «Всплывем со дна и будем жить!» — это Николай сказал в ответ на мои слова о том, что в последних стихах его звучит та же тема безысходности и смерти, пропасти, погибели. Тревожно на душе от этих стихов. Этой тревогой поделилась с Николаем. «Я не самоубийца, в конце концов! Даже если мой лирический герой погибает, и я с ним погибаю… А вообще я подвешен на веревочке, да и вы, Нина Николаевна, тоже. И Тот, Кто держит нас на этой веревочке, в любую минуту может ее оборвать», — вот так мне ответил Коля. «Но мы же не марионетки безвольные, бессловесные. Эта нить, соединяющая нас с Тем, Кто наверху, может быть путеводной нитью и проводом, соединяющим с Ним, дающим жизнь. Вот только просить мы не умеем, молиться не умеем из-за своей гордыни», — сказала я ему. А Николай заверил, что настроен на оптимистический лад, нет причин опасаться за него.

Надо стать немного понаивней —

Верить в то, что вас не обведут,

Верить солнцам, ветрам, громам, ливням,

Верить в пряник, даже верить в кнут.

В раз — секут тебя, два — бросают в омут.

Все равно верь в миражи пустынь.

Пусть тебе на шею вяжут хомут —

Только верь и только не остынь.

И когда совсем тебя химера

Обуяет страстью подземель,

Свято знай — твоя морская вера

Твой корабль не зароет в мель.

Спросила у Николая, какой смысл он вкладывает в слово «гений». Он сказал, что это для него высшая тайна, которая ускользает, это что-то непостижимое. Хотя перед этим сам ответил на мой вопрос, рассуждая о значении поэта: «Он чувствует эту не свою, а вселенскую боль, несет этот груз в себе, как на распятие идет за все людские грехи». Отсюда такая обреченность в его поэзии, тоска и тьма. Мне подумалось, что почти все поэты — посланники Божии — именно это и ощущали, сознательно шли на распятие, отдавая себя в жертву. Поэты — лучшие из лучших, гении. Но ведь Христос шел на крест не только чтобы искупить наши грехи, но открыть нам истину бессмертной души, Он показал путь не к смерти, а к жизни — совершенной и вечной, Он исцелял людей верой. Так почему же мы вновь и вновь распинаем поэтов, отдавая их, как нежных агнцев, на заклание, на жертвенный костер? Да потому что не хотим отказаться от самости, от первородного греха, от запретного, вожделенного плода, и вновь распинаем Христа, распинаем источник жизни и света. Не хочу, чтобы Николай был очередной жертвой, тельцом в жертвенном огне. Не хочу, значит, буду молиться, сделаю все, чтобы этого не случилось. И да поможет мне Господь!

Много в имени твоем лунных тайн —

Ни одну из них я не открыл.

Как ни бейся, ни воркуй, ни гадай —

Эти тайны страшнее могил.

Ты не кормишь воробьев с бледных рук,

Ты вскормила своего лишь птенца.

Что тебе начало разлук?

Ты живешь началом конца.

День Помпеи — твой помпезный скачок.

Тайны — только твои и ничьи.

Кому должно висеть — дай крючок,

Кому дверь открыть — дай ключи.

Много в имени твоем разных тайн.

Ни одну из них я не открыл.

Как ни бейся, ни воркуй, ни гадай —

Эти тайны я все позабыл.

С Ниной Николаевной Долматовой, творческий вечер, посвященный 65-летию В. Высоцкого, г. Жигулевск, 2003 г.

«Три сестры», театр «Колесо», г. Тольятти

***

— Поэзия для меня на первом месте. На алтарь Слова я жизнь положил, а когда жизнь свою кладешь на алтарь Слова и творчества, это одновременно становится и благодатью, и наказанием. С восьми лет пишу. Профессия, люди, события — все это мой материал для ткани словесности. Бересту берегу, огонь жалею, ветер треплю волосами звонкими, глазами небо ночное прожигаю… Чувствую жизнь и смеюсь от ощущения боли — отец так учил.

— Звонкие волосы! Скажите, поэт, не могли же эти слова только сейчас родиться? Они ведь уже существовали раньше?

— Они родились вместе со мной, когда я издал первый вопль, оповестив мир, что пришел. Хотя в жизни я матерюсь как сапожник, но Слово чувствую, как язык во рту. Я просто иду и постигаю тишину… Мой путь — туда, на вершину подсознания, моя мечта — стать рекой, услышать ее пение в себе.

— Странно так… Как будто много лет тебя знаю…

— Я действую на всех так — как змея. Без шуток. Обладаю самым великим даром — чувствовать.

— Тяжело, должно быть, жить с такими дарами…

— Ты понимаешь… Поняла!

— Расскажи еще о себе, пожалуйста…

— Во мне буреломная тайга от отца и духовная культура от матери. И то, и другое — высокое искусство с разными полюсами. Я подвластен настроениям — это моя беда. Еще — обладая великим чутьем, я не обладаю терпением.

Мне нравились в детстве причитания и заклинания — их часто использовали в деревнях. В девять лет мне одна колдунья передала дар видеть и слышать духов. Она читала на мордовском языке надо мной, лечила меня. А потом сказала: «Пей воду». Вода была мутной, я спросил ее, отчего. Она сказала: «Пей». Когда я выпил, она ответила, что, мол, в ней земля с могилы ее бабки, тоже ворожеи, а еще, что скоро она отойдет в мир параллельных окон и ей нужен наследник ее дара. После обряда поцеловала меня и сказала: «Иди, ты можешь теперь видеть и слышать лес, деревья и воду, сын! Отныне тебя хранит Доухан — волк и медведь Жигулевских гор».

Я вижу ад… И слышу Бога… Он громогласная труба Иерихонских стен моих. Ты будь со мной, не оставляй!

— Я здесь, и никуда деться уже не могу…

— Я могу… Я стараюсь выйти из пике. Я выйду! Ты поддержка моя. Ты чувствуешь мою боль. Я научу тебя, если хочешь, видеть то, что сокрыто от глаз. Как же болит живое внутри…

— Держись… Я ведь не смогу отпустить… Только если сам руку отпустишь. Эта встреча так похожа на испытание, но я благодарна за нее.

— Спаси Господи! Ты спасение мое! Мне нужна твоя молитва. Я могу спятить. На мне легион бесов, и я могу рухнуть в бездну мрака.

— Моя молитва будет с тобой.

— И ты будь рядом. Я тяжел в последнее время. Сам для себя несносен. Я феникс. И змея. Я прорвусь. А значит и ты. Мы.

***

— Ура!

— В голове дыра.

— Вот и поговори с поэтом…

— Говори со мной!

— Хорошо, учитель!

— Женских душ мучитель…

— Расскажи, как там во Владивостоке.

— Да так… Там океан Тихий, куча китайцев, портов, и Япония видна! Уссурийская тайга, тигры и медведи, смерть медведицы и деток ее… Я был в пять лет на охоте за тигром… Двух змей поймали, потом в спирт, яд коричневый — лекарство от хондроза. Семечки по три рубля. Пекин, граница, рынки и паприка… Много паприки у китаянок покупали. Красная, черная икра, много рыбы и деликатесов. Река, сопки, мы с отцом голые идем по дороге в холодную реку. Навстречу люди, оборачиваются, отец говорит: «Человек родился голым и голым уйдет». Я запомнил — так и живу. Астма, приступы и постоянные больницы, врачи и две клинические смерти: одна в восемь месяцев, вторая — в два года. Мне есть о чем писать. Все положил в Слово. Так я благодарю Бога за все, что было и что еще будет.

***

— Ты ничего не знаешь обо мне!

— Я все знаю! Психотип твой знаю.

— Психотип? Но человек больше психотипа!

— Больше… Когда я смотрю на тебя, я считываю информацию поведения. Для меня это привычно. Это как змея, которая определяет сенсорами языка расстояние и тепло своей пищи. Это нормально для меня. Я следил за каждым словом и движением, как змей за движением руки…

— Перестань!

— Ладно… Скажи, каков твой талант?

— У меня его нет…

— Есть! У тебя есть дар чувствовать! Это высший дар. Я уповаю на присягу верности мне! Присягаешь?

— Я буду рядом…

— Ты присягнула! Это лучший подарок!

— Сомневаюсь, что это присяга…

— Ясен пень, присяга! Это же слово, данное мне навек! До моей кончины держи слово!

— У меня есть выбор?

— Нет у тебя уже никакого выбора! И это твое счастье теперь! Нам выбора, по счастью, не дано… Ты мне поможешь, а я тебе! Мне нужны твои глаза — в них творится небо… А ты научишься видеть моими глазами!

— Не знаю, что из этого получится… В тебе так много всего… Так сложно, как ты, мало кто живет — от этих качелей у меня дух захватывает…

— Ты просто будь рядом, когда я буду умирать или жить… Писать во благо людей и саморазрушаться… Когда камня на камне не останется, когда храм мой в руинах будет стоять, когда я выйду из себя и когда воспряну вновь, в этой жизни или в вечности.

— Знаешь, мне снятся белые сверкающие крылья… Я очень боюсь втоптать их в грязь, изломать и не донести до конца…

— Никогда ничего не бойся! Я есть слово, данное тебе для понимания, озарения, искушения! Я тень на подошвах солнца! Мир больше чем мы! Мы больше чем мир… Бог танцует, видя нас! Не таись… Ты цветок бытия, аромат которого я возьму. Я только тень на лестнице, ведущей вверх… Я только день на лестнице, ведущей вниз… Песчаная коса, песочные часы нейтральной белой полосы… Граница между двух начал, гранит меж двух концов, и лодка бьется о причал живых и мертвецов… Храни меня! Храни меня…

— Бог идеже хощет, побеждается естества чин… До завтра!

— До конца века! Я никогда не брошу, не оставлю! Обещаю!

— Посмотрим…

— Не покрывай мои слова пеплом сомнений! Научись верить людям, чтобы я поверил в твою веру в Бога!

— Ты прав, наверное… Извини…

— Верь мне, так надо! Готовься, много работы предстоит… Очень много! Ты еще не знаешь, о чем я… Запечатлеем все, что в нас происходит, от начала встречи и до бесконечности! Время выбивать двери… Ворваться в благодать иную, порвать оков земную цепь и, сбросив бремя, словно сбрую, небесную вскопытить степь!

— О Анна, ты связалась с ветреным поэтом!

Мимозой утренней в его саду ты стала.

— Росой я стала на губах рассвета,

Лучи которого проникли вглубь кристалла…

— О Анна, неужели его слово

Дороже золота и чище серебра?

— Дороже неба и чище голубого

Источника всех Песен из нутра…

Примечания

1

КДЦ — культурно-досуговый центр.

2

Офицер подводного плавания Н.С. Лысков.