Первый король Острова

Анна Т. Ф., 2020

Пророчество, полученное ещё в детстве, обещало Импиле свободу выбора и прекращение войны.Но язвы жестоких битв кровоточат по всему Острову уже десять лет. Ради спасения своего народа она вынуждена стать женой Каарела. Стать женой того, чьей смерти желает больше всего на свете.Соглашаясь на эту жертву, Импила ещё не знает, что теперь изменится не только её жизнь, но и жизнь всего Острова. Ведь боги уже сплели замысловатое кружево судеб.

Глава 6. «Гориис»

Небо окрасилось бледно-розовыми лучами рассвета. Импила и даарийцы аккуратно пробирались по узкой тропе вдоль отвесного склона. Каарел пропустил всех вперёд. Он заметно хромал, хотя и пытался это скрыть.

Импила украдкой оборачивалась на вожака, делая вид, что поправляет растрепавшиеся на ветру волосы. Каарел, замечая её взгляд, тут же выравнивал походку, подтягивал спину и шёл как ни в чём не бывало.

К полудню они миновали перевал и начали спускаться. Поскользнувшись на мокрой от дождя осыпи, Каарел потерял равновесие и чуть не упал.

— Я хочу отдохнуть! — потребовала дочь вождя, едва они вышли на очередную террасу.

— Так и будем останавливаться на каждом шагу? — вяло поинтересовался даариец. Его лицо было бледным, а из-под повязки тонкой струйкой тянулась кровь.

— Захочу, будем, — отрезала Импила, скидывая с плеча дорожную сумку.

Она подошла к одному из замерших в нерешительности воинов. Сорвала с пояса небольшой горнец с тлеющими углями. Собрала веток для костра и высыпала на них половину содержимого вытянутого горшочка. Огонь с недовольным шипением начал обгладывать влажные ветки, но вскоре разгорелся и весело затрещал.

***

Каарел, молча следивший за происходящим, устало кивнул. Опустился у огня, привалившись спиной к камню. Он смотрел на Импилу сквозь слипающиеся веки. Видел, как она бодро суетилась, ставя воду на плоский камень у огня. Бросала туда травы, найденные на склоне. Нет, это не она устала. Это устал он, а дочь вождя дала ему возможность отдохнуть.

Сквозь сон он чувствовал, как кто-то разрезал повязку, смочил её, прежде чем оторвать. Обмазал рану и снова затянул тканью.

Каарел проснулся ещё до рассвета. У костра сидел поджарый мужчина со светлыми волосами, рассыпанными по плечам. Закутавшись в багровый плащ, он грел руки от огня.

— Гран, — хрипло позвал даариец. Воин обернулся, подошёл к сыну вождя. — Почему вы не разбудили меня?

— Хм, ты сам не всегда мог переспорить эту девчонку. Ждёшь, что у нас получится? — с едва уловимой досадой усмехнулся Гран. — Она никого к тебе вчера не подпустила.

— Ясно, но завтра мы должны дойти до Горииса.

— Если боги позволят и Гора сбережет. На вот, выпей, — воин протянул фляжку, с пренебрежением добавил. — Она велела напоить тебя, как только проснешься.

— Что там?

— Не яд, я пробовал. Видел, что она сушеную кровницу туда сыпала, корень рысьего глаза и еще что-то с того склона.

— Она решительно настроена сохранить этот союз, — покачал головой сын вождя, делая глоток.

Горло жгло, нёбо вязало, но уже через десять минут Каарел почувствовал себя лучше. Нет, нога не прошла и еще била молотом боли при каждом шаге, но прошла усталость. Ему было лучше.

— Ты уже решил, кого возьмешь с собой на север? — спросил Гран, глядя на серо-сиреневые тучи, распоротые первым лучом восхода.

— Да, но не тебя.

— Если это из-за того, что случилось с девчонкой на склоне… — начал было воин.

— Нет, — остановил его Каарел. — Вы не готовы. Посмотри. Только ты из моей дружины остался. Если бы я не послушался отца и не взял его дружинников, возможно, мы и до импилайцев не дошли. Поэтому ты должен остаться. Только тебе я могу доверить матушку и её.

Гран с досадой хмыкнул. Уставился на потрескивающее пламя.

— Не переживай, брат, на наш век войн хватит. Ты и сам видел сколько паразитов скопилось в Южной долине.

Воины начали просыпаться. Каарел подошел к Импиле, свернувшейся клубком между камнями. Аккуратно, стараясь не напугать, коснулся её руки:

— Нам пора идти дальше.

Она сонно потянулась и села.

— Как твоя нога?

— Благодаря тебе лучше, — улыбнулся Каарел. — Мы должны идти.

Она кивнула.

Отряд собрался и двинулся вниз по склону.

***

На закате третьего дня они увидели город. Невысокий насыпной вал ощетинился острыми кольями. За ним возвышалась деревянная стена в три человеческих роста, на верхнем бое дежурили люди. Когда отряд подошел ближе, ворота медленно с хрустом и скрипом открылись. С дружинниками отца Каарел попрощался, едва войдя в город. Гран проводил их немного дальше, но тоже вскоре свернул на одну из улиц.

Даарийцы заняли этот город давно, вырезав последних людей, рожденных солнцем — гориисцев. По названию этого племени именовалась и их столица. Теперь здесь жили Даарелы — сыновья бога Камня, каменные воины или, как их называли импилайцы, — люди с каменным сердцем. Их столица, Даар, была уничтожена десять лет назад тем, что островитяне называли огненным дождём.

Каарел и Импила шли молча. Оба уставшие. Даариец, как и прежде, не позволял себе хромать. Лишь по сосредоточенному выражению лица можно было предположить, что под повязкой на ноге серьезная рана. Впрочем, войдя в ворота Горииса, он завернулся в плащ. Теперь Каарел казался лишь уставшим с дороги воином.

Импила оглядывалась по сторонам с любопытством. Город напоминал ей родной Импилах, сожженный даарийцами за год до огненного дождя. Такие же деревянные дома, почерневшие от времени, с крохотными оконцами, почти не пропускающими свет. Но чем дальше они шли, тем больше становились дома. Наконец, они вышли на площадь, в центре которой стоял двухэтажный дом, с затейливой резьбой под крышей.

На крыльце стояла женщина. Она облокотилась на перила и нетерпеливо перебирала кисти шали, накинутой на плечи, поправляла черные с серебром лет волосы. Увидев Каарела, она сбежала по ступенькам. С трудом удержалась, чтобы прямо здесь не обнять сына.

— Как же я рада, что вы наконец добрались! — её золотые глаза сияли счастьем.

Она отступила, взглядом указала сыну на девушку.

— Это Импила, матушка, дочь вождя Айконаро и наша гостья.

Женщина подошла к Импиле и, уже не сдерживая эмоций, заключила гостью в объятья.

— Я очень рада, моя девочка, что с тобой все в порядке! — проговорила она, разомкнув руки. — Я не знаю ваших обычаев, но взяла на себя смелость и приготовила комнату для тебя в нашем доме.

Но вдруг осеклась и спешно добавила:

— Но если это неуместно, ты только скажи!

Импила была удивлена словами да и поведением матушки Каарела. Такого отношения она уже давно не встречала. С тех пор, как умерла её кормилица, заменившая девушке родительницу.

— Пожалуйста, не беспокойтесь из-за этого. — тихо ответила Импила. — В конце концов, после нескольких дней пути в сопровождении только мужчин, едва ли найдется что-то, что может быть неуместно…

Женщина вопросительно подняла бровь, обернувшись на сына.

— О, нет, я не это имела ввиду! — воскликнула Импила, замахав руками. — Я… кажется, не очень соображаю, что говорю.

— Думаю, нам стоит зайти в дом, — улыбнувшись, пригласила матушка Каарела. — Полагаю, последние дни утомили всех.

Внутреннее убранство дома вождя также отличалось от того, где прежде жила Импила. В нескольких шагах напротив входной двери была лестница с резными перилами, у подножия стояли два высоких подсвечника. Сейчас в них уже горели толстые, желтые свечи, расстилая по стенам и запертым дверям причудливые тени.

Пока все трое поднимались, женщина о чем-то перешептывалась с сыном. На втором этаже она отступила от него, дожидаясь Импилу. Первое, что увидела дочь вождя, была высокая, двустворчатая дверь с вырезанными на ней животными, деревьями и птицами. За провалом лестницы было прорублено огромное окно.

— Та сторона мужская, — матушка Каарела взглядом указала на две двери слева от перил. — Там спальни вождя Катаганта и моего сына. А эта женская, идём, я покажу твою комнату.

Она толкнула первую дверь, за которой скрывалась скромная, но уютная спальня. В углу был небольшой проём, завешенный красивым домотканым ковром. Дальше вдоль стены тянулась скамья, рядом с которой стоял небольшой стол. На смежной стене было прорублено окно. Но в отличие от привычных Импиле крохотных круглых отверстий, затянутых коровьим пузырем, тут были настоящие стекла в оловянных рамах. Под окном стоял пузатый сундук. Всю правую часть комнаты занимала кровать, с подвешенным над ней балдахином. Комнату освещал один подсвечник на три свечи.

— Надеюсь, тебе будет здесь удобно, — улыбнулась жена вождя. — И не стесняйся говорить, если что-то не так! Я ничего не знаю об обычаях твоего племени, но с удовольствием помогу тебе чувствовать себя здесь, как дома.

— Спасибо, вы очень добры! Но я не могу вспомнить вашего имени… — Импила, расстегнула плащ, отложила сумку на скамью. Устало села рядом.

— Разумеется, — усмехнулась женщина, садясь напротив, на край сундука. — Мой сын забыл меня представить. Меня зовут Маалетта.

Импилу и прежде смущало произношение жены вождя, но услышав её имя, она замерла с немым вопросом в глазах. Маалетта заметила недоумение, отразившееся на лице гостьи:

— Да, моя дорогая, я из племени Ваяртош. Только приехала сюда не гостьей, как ты.

— Не гостьей? Что вы имеете ввиду?

— Давным-давно Катагант выкрал меня, я была чуть старше, чем ты сейчас. Права выбора у меня не было, он сделал меня своей женой. Но со временем я поняла, что мне даже повезло. Учитывая, что стало с моими соплеменниками…

Импила молчала. Растерянность, вызванная смирением, с которым Маалетта говорила об этом, сменилась чувством стыда и вины. Это ведь импилайцы в поисках новой земли уничтожили остатки племени Ваяртош.

— Знакомый взгляд, — улыбнулась матушка Каарела, продолжая. — Не знаешь сочувствовать мне или поздравить? Поздравляй, не часто дочь рыбака становится женой вождя.

Девушка со смущением улыбнулась, но сказать ничего так и не успела. От неловкости ситуации её спас стук в дверь.

— Простите, если помешал, ужин готов. Отец уже спустился.

В комнату вошёл Каарел. Он успел сменить одежду, смыть остатки боевой раскраски. Сейчас перед Импилой стоял широкоплечий мужчина. Его кожа, загоревшая на солнце, позволяла наконец различить золотой, как у матушки, цвет глаз. Чёрные волосы, сплетённые в косу во время их путешествия, теперь были наполовину собраны в хвост на затылке. То ли из-за косы, то ли по своей природе они были волнистыми.

Импила и Маалетта вышли из комнаты и спустились на первый этаж. Каарел открыл одну из дверей и вошел, в дверях приветственно кивнув отцу. Жена вождя пропустила растерявшуюся гостью и только после нее вошла в обеденную.

Комната была достаточно просторная. Должно быть, днём большие застеклённые окна пропускали сюда много света, сейчас же яркие свечи разгоняли вечерний мрак. В дальнем углу была сложена открытая печь, со спрятанным в стене дымоходом. Почти всю обеденную занимал большой деревянный стол. В его центре дымилась братина, наполняя воздух ароматом варёной баранины с травами. Рядом стояло три кашника с гречей и овощами, пара крынок со сметаной и молоком, небольшой кисельник и три кувшина. Для каждого была приготовлена миска с толстой румяной лепешкой. Вокруг стола тянулись длинные скамьи и только для вождя стоял стул.

Импила никогда прежде не встречала Катаганта. Даже не слышала ничего о его внешности. По дороге в Гориис она пару раз пыталась себе его представить, но все образы оказались ошибочны.

В отличие от её отца, Катагант не утратил облика воина, хотя он казался старше Айконаро. У отца Каарела оказались русые волосы, вдоль лица они были заплетены в тонкие косы, остальная же часть свободно лежала на спине. Несколько тонких кос было и в бороде мужчины. Его серые глаза светились тем же жаждущим крови огнём.

Вождь с любопытством наблюдал за идущей от дверей девушкой, поглаживая бороду.

Каарел занял место по правую руку от отца. Маалетта стояла молча, заметив растерянность гостьи, она взглядом подсказала Импиле сесть на левую скамью, и только после этого заняла своё место, слева от неё.

В обеденную зашли две служанки. Они наполняли кубки из кувшинов, а в маленькие канопки наливали кисель и молоко, в миски ловко сложили мясо, кашу и овощи.

— Что ж, я понимаю желания сына на твой счёт, — громким, но спокойным голосом наконец заговорил вождь. — Но твой отец, отдал тебя мне в дочери, отправив сюда. И раз теперь я в ответе за тебя перед богами, ты останешься в моем доме и под моей защитой столько, сколько сама захочешь. Мы не унижаем наших женщин. Решишь — станешь женой моего сына, нет, так выбирай себе в мужья, кого захочешь. Никто, даже боги, не имеют власти принуждать Даарелов к браку. Но только учти, покинув мои земли, ты утратишь мою защиту.

Импиле потребовалось несколько минут, чтобы понять сказанное Катагантом. Он же, не дожидаясь реакции на свои слова, медленно оторвал кусок мяса и съел его, запивая из кубка. Каарел и Маалетта, казалось, были полностью увлечены ужином, хотя оба поглядывали на Импилу и Катаганта.

— Простите, вождь, я устала с дороги и потому не очень поняла ваши слова, — тихо проговорила гостья, украдкой переводя взгляд на Каарела и потом снова возвращая на Катаганта. — Но разве мой брак с вашим сыном не является условием мира между нашими племенами?

— Каарел мне сказал, что и ты, и Айконаро знаете о намерениях шаарвийцев. Стало быть, вам нужен не мир, а наша поддержка. И мы её вам дадим, вне зависимости от твоего решения.

— Почему? — у Импилы замерло сердце, она начала сомневаться в том, что слышит.

— Видишь ли, девочка. Едва ли Айконаро очень рад тому, что мой сын станет твоим мужем. Не знаю, доходили ли до твоих нежных ушек слухи о том, что даарийцы могут делать с женщинами. Но до твоего отца они явно доходили, — вождь отодвинул от себя миску с недоеденным ужином и откинулся на спинку стула. — Так вот, девочка, я помогу твоему отцу, чтобы потом он не мстил ни мне, ни, тем более, моему сыну. А уж выходить ли тебе замуж за Каарела или нет, ты решишь сама.

Импила кивнула и, вымученно улыбнувшись, уставилась в миску. Погружаясь всё глубже в мысли, она медленно перекатывала распаренные гречневые ядрышки ложкой, то собирая их в невысокие холмики, то, наоборот, разминая. Наконец, будто пересилив себя, Импила зачерпнула немного каши в ложку и съела. Она, не глядя, взяла кубок и сделала глоток. Язык мгновенно защипало, на глаза навернулись слёзы от горького, обжигающего напитка. Катагант усмехнулся, заметив реакцию гостьи. Малетта участливо протянула Импиле канопку с молоком, забрав из её рук кубок и отставив подальше.

— Всё равно не понимаю, — охрипшим голосом спросила импилайка, посмотрев в упор на вождя. — Почему вы позволяете мне выбирать? Разве мой отец не сделал выбор за меня?

Катагант стиснул зубы и, сощурившись, будто пытаясь скрыть боль, наклонился вперед, облокотился на стол, свесив ладони. Он внимательно смотрел на гостью, что-то решая для себя.

— Во-первых, ещё до всего этого абсурда с огнем, мечом и кровью на Острове была традиция, и касалась она как раз межплеменных браков, — вождь сделал глоток из кубка, поморщился. — Так вот, если отец отдает дочь в другое племя, то отец мужа несёт за неё ответственность перед богами, как за кровную дочь. А что останется у нас, если мы не станем чтить традиции? И, кажется, я уже сказал, здесь не принято принуждать к браку. А во-вторых, ты читала письмо, что получил твой отец?

Импила отрицательно кивнула, и вождь продолжил:

— Там торговое предложение. Твоя рука в обмен на обещание не нападать на ваши земли. Мы месяц бились над текстом, чтоб твой отец мог просто отрубить тебе руку и прислать её нам. А этот старый пескарь решил, что речь о помолвке? Как по разному мы оберегаем наших детей!

— Вы бы отрубили Каарелу руку ради мира? — ужаснулись Импила.

— В положении твоего отца, да. Тебе, действительно, повезло девочка, что ты не видела нас после битвы в прежние годы. Ты сама отгрызла бы эту прелестную ручку, лишь бы не ехать сюда!

Катаганту было неведомо, что, узнай дочь Айконаро об этом дома, она, даже не видя их в прежние годы, с удовольствием бы отдала им только свою руку. Сколько было пролито слёз в попытке убедить отца не соглашаться на эту помолвку!

Импила с трудом дождалась разрешения выйти из-за стола. Она поблагодарила за ужин и на едва гнущихся ногах поднялась в свою комнату.

Мысли неслись потоком, собирая обрывки фраз, услышанных от Катаганта и Каарела, сплетая их в такое очевидное и такое ужасное объяснение, почему же Айконаро спутал торговое предложение с помолвкой. Подобно волне, разбившейся о прибрежный камень, самообладание Импилы покинуло её, оставив на щеках капельки слёз.

Маалетта догнала гостью на верхней ступеньке, обняв за плечи, помогла дойти до комнаты, усадила на кровать.

— Тише, тише. С тобой здесь никто не посмеет так обращаться. Ты не пленница, помнишь? Ты — гостья, названная дочь вождя Даарелов. Никто, слышишь, абсолютно никто не посмеет с тобой даже заговорить, если ты этого не захочешь, — Маалетта прижала Импилу к себе, нежно провела рукой по волосам. — Я не знаю, как воспитывают девочек в твоём племени, но здесь женщин уважают и не считают безгласными сосудами для продолжения рода.

Импила молчала, из глаз продолжали катится слезы. «Безгласный сосуд для продолжения рода», — как это точно определяет её положение дома. Сколько раз она просила отца отказать Катаганту? Сотни? Она не знала о них ничего, кроме тех ужасов, что рассказывала кормилица ещё в детстве. Но неужели и он ничего не знал?

Знал, возможно, что-то и сам видел. Айканаро видел, как Каарел вонзил меч в его сына, как всадники даарийцев раздирали надвое его воинов… Знал и отдал. Чтобы спасти… Спасти что? Его сын мертв, его род угас, ради чего бороться? Чтобы самому не умереть на коленях? Выходит, он спасал себя ценой её жизни? А если всё не так? Импила отогнала навязчивый ответ, который бы объяснил поступок отца, куда лучше.

— Маалетта, позвольте очень грубый вопрос?

Импила отстранилась, смахнула слёзы, заглянув в глаза жены вождя.

— Хочешь узнать, что я пережила в первые годы здесь? — с грустной улыбкой спросила Маалетта.

— Если можно…

— Во-первых, мой муж и мой сын отличаются. Я позаботилась об этом, как могла.

Маалетта взяла ладони Импилы в свои, мягко сжала.

— Во-вторых, я пришла сюда не гостьей, не по своей воле и пыталась сбежать не единожды, такого пленницам не прощают. В браках заключенных по договору и после похищения есть разница. Поэтому не стоит примерять мою судьбу на себя. Но я обещала помочь тебе освоиться, поэтому кое-что расскажу.

Одной рукой Маалетта провела по плечу Импилы и, улыбнувшись, продолжила:

— В наших семьях мужчина главный, но ты не обязана слепо подчиняться его воле. Если ослушаешься, будь готова нести ответственность за последствия. Его не осудят, если он оставит тебя в беде, которую ты сама и накликала. Но уверяю, если он предаст или оставит тебя решать его проблемы, в селение ему лучше не возвращаться, а тебе помогут всем миром.

— Вы сказали, что Каарел отличается от вашего мужа. Чем?

— Даарелы любят вид крови, как никто другой. Возможно, это уже часть их натуры, так как воевать их учат раньше, чем говорить. Думаю, даже они сами не способны контролировать свою жестокость в полной мере.

Маалетта поправила локон, лежащий на плече Импилы, встала, отходя к окну.

— Поэтому, если выберешь не моего сына, я не могу обещать, что твой муж не захочет чего-то подобного. Для них: для мужчин и женщин, рождённых здесь, это нормально — проявлять жестокость не только в бою, но и дома.

Импила сидела неподвижно, ловя каждое слово, а когда Маалетта обернулась испуганно заглянула в её глаза. Сказанное вождём за ужином и то, о чём говорила сейчас его жена, заставляло сердце Импилы пропускать удары, замирать в ужасе. Будто угадав её состояние, Маалетта вернулась к кровати, снова опустилась рядом. Попыталась успокоить:

— Но Каарела воспитывала я, втайне от мужа. Старалась научить бережнее относиться к чужой жизни, да и к своей женщине. Если верить жрице Огня, получилось…

— Жрице Огня? — удивилась Импила. — Кто это?

— Это те, кто обучает мужчин тому, как удовлетворить женщину… В вашем племени таких нет? Впрочем, у меня дома, женщины учились ублажать мужчин…

Щеки Импилы стыдливо вспыхнули.

— Нет, у нас не было ни тех, ни других… А это сложно? — спрятав глаза, но не уняв любопытства в голосе, спросила импилайка. — Ублажать мужчин?

— С тобой об этом никто никогда не говорил?

Конец ознакомительного фрагмента.