Первый король Острова

Анна Т. Ф., 2020

Пророчество, полученное ещё в детстве, обещало Импиле свободу выбора и прекращение войны.Но язвы жестоких битв кровоточат по всему Острову уже десять лет. Ради спасения своего народа она вынуждена стать женой Каарела. Стать женой того, чьей смерти желает больше всего на свете.Соглашаясь на эту жертву, Импила ещё не знает, что теперь изменится не только её жизнь, но и жизнь всего Острова. Ведь боги уже сплели замысловатое кружево судеб.

Глава 1. «Я не собираюсь нарушать договор!»

Обычно в приданое девушке давали несколько голов скота. Приданым Импилы стала еле живая верховая лошадь. И та была нужна только для того, чтобы дочь вождя могла добраться до племени будущего мужа.

В лучах восходящего солнца клубились пылинки. Они взвивались всякий раз, как Импила суетливо пробегала из одного угла комнаты в другой. Дочь вождя в спешке собирала вещи.

— Если ты уверен, что даарийцы сдержат слово, я поеду. Но хочу, чтобы ты знал, отец, — Импила вздохнула, — я не верю ни Катаганту, ни его сыну.

Она наполнила и протянула Айканаро чарку с брусничной наливкой. Наверно, уже десятую за это утро.

— У нас нет выбора, дочь моя. Если мы не сможем их остановить, они получат власть над всем Островом.

— Да помогут нам боги и Гора! — вздохнула Импила.

Боги не остановили эту войну, забыли своих подопечных. Ни женщины, ни дети не были в безопасности. Да и от лекарей и торговцев боги отвернулись.

Гора. Она возвышалась над Островом, была его сердцем. Её воспевали в легендах и сказах. Люди часто вспоминали о ней, желая напомнить кому-то о долге и чести, молили Духа Горы о совете в трудных вопросах. Но в последние годы Гора слепо спускала все подлости и обманы.

Так стоило ли уповать на богов и Гору теперь? Если уже очевидно, что никто из них не поможет.

Племя импилайцев воевало на два фронта. Шаарвийцы и даарийцы зажимали его на западном берегу Острова. И вот-вот могли уничтожить полностью. Импила понимала это. Она знала, чтобы не допустить такого исхода и заключался этот брак. Брак между ней и даарийцем. Между ней и сыном вождя самого свирепого племени. Между ней и убийцей её брата.

Импила затянула дорожный мешок, отбросила прядь светлых волос, выпавшую из прически. Поправила платье цвета летней реки. Выдохнула. Кажется, всё готово. Она снова с надеждой посмотрела на отца. Но он сосредоточенно изучал содержимое кувшина.

Вождю было чуть больше сорока лет. Прежде Айканаро был рослым и сильным воином, но в последние годы он превратился в обрюзгшего, заплывшего жиром хряка. Красное, из-за частого употребления наливок лицо, лоснящаяся от пота кожа, хриплая одышка, дрожь в руках — таким его видели те, кто раньше были друзьями, а теперь превратились в охранников. Хотя вождь продолжал носить на поясе ножны, меч он не доставал даже во время сражений.

Тщетная надежда Импилы, что отец всё-таки откажет даарийцам, была безвозвратно уничтожена скрипом двери.

В комнату вошел высокий мужчина, едва успев увернутся от удара об притолоку. Воин даарийцев отодвинул с лица капюшон, но всё-таки не снял его полностью. От одного взгляда на боевую раскраску лица мужчины Импилу пробила дрожь. Он сделал лишь один шаг от двери и остановился.

— Нам пора ехать. Если вы не раздумали, — он говорил холодным ровным тоном, будто был в этом доме хозяином, а не посыльным или хотя бы гостем.

— Я готова. Едем, — Импила подхватила дорожную сумку, пристегнула на пояс меч и накинула белый шерстяной плащ. В дверях она обернулась и ободряюще улыбнулась отцу. Теперь только её благоразумие сможет остановить войну между племенами.

Перед домом стояло несколько даарийцев. У всех были раскрашены лица. Черная краска на лбу и щеках вместе с грубо выделанными мехами на плащах усиливали хищное свечение глаз.

— В путь! — скомандовал даариец, выйдя из дома.

Воины оказались в седле прежде, чем их предводитель успел договорить. Импила такой расторопностью не отличалась. Разумеется, дочь вождя умела ездить верхом, но старалась этого не делать без необходимости. Импила поднялась на коня, её окружили даарийцы и отряд двинулся на юг.

Они проезжали новые селения импилайцев и выжженные деревни ваяртошцев. Битвы с прежними хозяевами этих земель Импила видела лично. Боль, вызванная воспоминаниями, терзала сердце. Дочь вождя предпочла бы никогда сюда не возвращаться.

— Так и будем молчать всю дорогу? — Импила окликнула командира отряда, надеясь за разговором избавиться от навязчивых воспоминаний.

— А что плохого в молчании?

— Я… Почему мы вообще едем на юг? Там выгорела вся земля, почти не осталось еды и воды. Не лучше ли было идти через северный берег?

Всадник обернулся. Его рот скривился в злобной ухмылке.

— Хочешь, чтобы акульи плавники тебя спасли?

— Зачем? Если бы мы с отцом рассчитывали избежать этого брака, то стоило ли вообще на него соглашаться?

— Вот ты и скажи. Я не силен в ваших играх. Но знаешь, что умею делать очень хорошо? — глаза даарийца вновь полыхнули, заставляя Импилу съежиться. — Я прекрасно умею убивать!

Рука импилайки инстинктивно потянулась к мечу, но воин разразился громоподобным хохотом при виде этого движения:

— О, нет, твой кинжальчик мне не помешает.

Даариец остановил отряд и соскочил с коня. Шаг. Второй. Его рука вцепилась в плащ, и он стащил дочь вождя на землю.

— Ну, воительница, у тебя появился шанс сбежать. Покажи, чему тебя научил твой старый пескарь.

Импила затравленно посмотрела на окружавших их всадников. Все сидели неподвижно.

— Я же сказала, я не собираюсь нарушать договор!

— А мы и не скажем, что ты его нарушила. Убей меня, и, — предводитель кивнул на остальных, — они скажут, что нас смыло с моста через Громатуху.

Это показалось заманчивым.

— А вдруг ты меня ранишь? Или убьешь?

— Девочка, да я даже меч доставать не буду. Надо же дать тебе хотя бы надежду.

В его глазах горело пламя. Оно требовало крови, и совершенно не важно чьей. Под таким взглядом невозможно испытывать никаких эмоций, кроме животного парализующего ужаса.

— Я не стану с тобой драться. Я сказала, что не сбегу и союз между нашими племенами состоится.

Импила заметила разочарование на лицах наконец повернувшихся к ним воинов и, набравшись смелости, твердым голосом добавила:

— А посмеешь ещё раз себя так повести, твой череп станет кубком на свадебном пиру!

Всадники начали растерянно переглядываться. Импила же удовлетворенно кивнула, поднялась на своего коня и поскакала вперёд, вынуждая даарийцев её догонять. Она ощущала взгляд их вожака. Любопытный. Изучающий. Сама же старалась не смотреть в его сторону. Вскоре конь Импилы устал, перешёл на шаг. Дочь вождя и даариец ехали рядом. Молча. Как он и хотел. Солнце уже почти скатилось в море. Его последние лучи освещали дорогу.

— Предвкушаешь возвращение на земли предков, рыбка? — спросил даариец, когда невдалеке показался склон Лысой скалы. В голосе мужчины не было ни злобы, ни издёвки. Ровный, спокойный тон.

— Я родилась в этих краях, — тихо отозвалась Импила. — Это и моя земля.

— Тем приятнее возвращение?

Дочь вождя лишь неопределённо повела плечами.

Как только дорога обогнула отрог, открылась пугающая картина выжженной земли. Обглоданные огнем стволы деревьев торчали будто когти, пытающиеся вонзиться в низкое небо. В нос ударил запах гари и разлагающегося мяса. Как странно. Огненный дождь обрушился на Южную долину больше десяти лет назад, а вонь и смерть до сих пор не покинули эти места.

— Останемся на ночлег здесь? — ужаснулась Импила. Вся Южная долина была пропитана кровью импилайцев и даарийцев. Идея ночевать тут не казалась хорошей.

— До восхода луны мы должны добраться до Междуречья, — отрицательно кивнул командир. — Остановимся там.

— Не лучше ли вернуться назад, а долину пересечь завтра днем? К чему такая спешка? Не боишься, что души, убитых вашим племенем, явятся за тобой?

— Меня не пугают духи, рыбка. Меня беспокоят люди. Те, что пришли с Материка.

— Как они могли попасть сюда? — усмехнулась Импила. Теперь была её очередь с издёвкой смотреть на спутника. — Перешеек, что делал эти земли полуостровом, уничтожен. Так откуда им тут взяться?

Под тяжёлым, напряженным взглядом даарийца Импила изо всех сил старалась казаться смелой хотя бы себе, но страх липкими ручонками стискивал сердце.

Чёрные стволы плотнее подступали к заросшей травой дороге. И хотя тракт, обогнув Лысую скалу уходил налево, на север, отряд направление менять не стал. Они продолжили движение на восток.

Вскоре воины остановились, подчинившись команде вожака. Он жестом приказал спешиться и Импиле. Остальные даарийцы в полной тишине обступили её, достали топоры, готовясь защищать.

— Что… — начала дочь вождя.

Один из даарийцев весьма грубым жестом попросил её замолчать, но было поздно. В них полетел веер стрел. Импила не успела даже достать меч, а трое уже упали замертво.

— Вот теперь, рыбка, ты можешь спросить их, как они сюда добрались, — плотоядно оскалился вожак, бросаясь в атаку. — Если выживешь!

Глаза даарийцев блестели в темноте, разгораясь свирепым огнем. Воины быстро вычислили укрытие напавших и бросились вперед. Импила спряталась за корнями упавшего дерева. Зажмурилась. Слышала лишь крики пришлых, глухие, иногда хлюпающие удары даарийцев. Их топоры и мечи дорвались до плоти, алчно пытались утолить свою жажду. Боя толком и не было. Для искусных даарийских воинов горстка подростков с огромными луками не была опасна. Когда же дочь вождя вышла из своего укрытия, увиденная картина её парализовала. Несколько даарийцев взобрались на одиноко стоящее почерневшее дерево и обрывками одежды привязывали к его ветвям отрубленные конечности убитых.

— Извини, рыбка, — как бы между прочим обронил командир, — не успела ты с ними поговорить.

— Зачем?! — одними губами прошептала Импила, глядя на то, что сделали с убитыми.

Даже в скудном свете луны в глазах даарийцев можно было заметить тот же огонь, что пляшет в зрачках хищника, задравшего добычу.

— Не тебе, рыбка, читать нам морали. Только благодаря нашей свирепости они не смели соваться на наши земли прежде. Стоит напомнить, почему этого не нужно делать и сейчас. Идём! Не хватало встретить здесь ещё кого-нибудь из них.

Один из даарийцев пошёл за лошадьми, остальные осторожно двинулись вперёд.

Над восточным хребтом Горы висела белесая плошка луны, за тучами перемигивались звезды. Холодный ветер с моря добирался сюда, заставляя ёжиться под его порывами. Импила не столько в попытке согреться, сколько надеясь успокоить себя, обхватила плечи. Командир её движение списал на холод и попытался укрыть снятым с себя плащом.

— Хочешь, чтобы тебе отрубили руку? — огрызнулась на него импилайка, уворачиваясь от такого желанного тепла.

— Нам не запрещена забота о чужих женщинах. Если тебе всю жизнь говорили, будто мы звери, это не значит, что так и есть. Тебе действительно не приходило никогда в голову, что не будь мы такими свирепыми, люди с Материка заняли бы наши земли?

Пользуясь замешательством Импилы, даариец всё-таки завернул её в свой плащ. Сейчас его лицо казалось спокойным и даже умиротворённым. Неужели та бойня так подействовала на него?

— Я никогда об этом не задумывалась, — честно призналась Импила, кутаясь в подбитый рысьим мехом плащ. — Но если вы были такими жестокими ради защиты Полуострова, остаетесь жестокими ради Острова, то откуда такая же злоба к нам? Я знаю, что Каарел убил Донго его же сломанным мечом, хотя мой брат молил вашего наследника о пощаде…

Даариец не дал дочери вождя закончить фразу. Его голос вновь наполнился яростью.

— Ты слышишь себя? Сын вождя молит о пощаде?! Да какой он после этого воин? Каарел только пытался избавить его от позора. Но, видимо, ничего не вышло, сына вождя запомнили скулящим от страха.

Импила молчала, ей нечего было возразить на слова даарийца. Возможно, на свежую голову она бы и нашла оправдание, но сейчас её сознание было занято мыслями об усталости и голоде. Заметив её состояние, даариец достал из поясной сумки вяленое мясо и протянул Импиле.

— На, поешь.

— Спасибо, — вот что она не взяла из дома.

Собирая вещи, дочь вождя совершенно не подумала о еде. Еще бы, в походах обычно об этом заботились слуги. Теперь же она ехала одна. За ней пришли воины её будущего мужа, и Айконаро не стал зря утруждать своих воинов защитой дочери. Пусть об этом теперь думают даарийцы.

— Всё-таки вы странные люди. Сдирать кожу, вырывать суставы и кости, но при этом сохранять способность заботится не только о себе…

— Ты путаешь заботу с долгом, рыбка. Моя задача доставить тебя живой и здоровой.

Импила молчала. Ей казалось странным утверждение о долге. Была какая-то недоступная объяснению искренность в его заботе. Так легко её желания не угадывал даже Донго, хотя брат был единственным, кто хоть изредка, но думал о ней, как о человеке.

Мысли о брате снова лишили Импилу покоя. Она инстинктивно попыталась закутаться в плащ плотнее, в надежде изгнать его теплом саднящую боль утраты. Но тут же в реальность её вернул чужой запах. Запах даарийца, пропитавший мех воротника. Она с отвращением отдернула руки и расправила плечи. Мех навязчиво вонял смертью.

— Что-то не нравится, рыбка?

Даариец заметил её движение. Он с улыбкой наблюдал, как импилайка одернула плащ, фыркнула.

— Почему ты постоянно зовёшь меня «рыбка»? У меня есть имя!

— Не нравится? — усмехнулся даариец. — Разве название твоего племени не означает «дети богини Воды»? Так чем же ты не «рыбка»?

Сил что-то отвечать уже не осталось. Импила еле переставляла ноги, а до Междуречья ещё идти и идти. Даже скудный ужин не помог восстановить силы.

Сзади донеслось ржание и глухой стук копыт. Воин, отправленный за лошадьми, наконец их догнал.

Забравшись в седло, дочь вождя с трудом могла себя контролировать. Она то и дело проваливалась в сон. Увидев это, командир даарийцев заставил Импилу пересесть к нему. Спорить дочь вождя уже не могла. Она подчинилась и, положив голову на грудь воина, провалилась в сон.