Последний портрет Леонардо

Анна Соле

Три последних года своей жизни Леонардо да Винчи провел во Франции, где писал портрет Клод Французской и работал над своим главным кодексом. В то время в жизни Европы очень значительную роль играл орден гульярдов. Леонардо, будучи гульярдом, взял за основу старинные научные труды и создал свою систему знаний, которая позволяла видеть будущее. Этот кодекс перед смертью да Винчи распорядился спрятать в одноименной церкви в Бретани…

1517 год. Франция. Замок Амбуаз

Если смотреть вверх, кажется, их не было вовсе, этих… — даже страшно произнести цифру — шестидесяти лет, и что это не Франция, а горы родного Винчи. И как в детстве, светлой, лёгкой, стремительной волной его влечет туда, вверх, в голубую высь. Небо близко-близко, и как же хочется дотронуться до него!

«Подними руку, — слышит он внутри себя детский голос. — Не бойся, просто потянись вверх. И ты сможешь самыми кончиками пальцев коснуться небес…».

Но разум сильнее, и знания, в которые он с таким наслаждением погружался все эти годы, твердят: небо — это лишь игра света и отражения, а твоё безудержное с детства желание полёта, увы, несбыточно. И что самое горькое, он не может себе позволить, казалось бы, самую малость — вытянуть руку вверх. Он слишком стар, слишком известен, и вокруг слишком много чужих глаз.

Леонардо да Винчи стоит на высоком плато в замке Амбуаз. Далеко внизу течёт река Луара. За голубой гладью воды тёмные леса сменяются изумрудной зеленью полей, на которых красными пятнами разбросаны черепичные крыши крошечных домиков. А рядом, на вершине холма, раскинулся прекрасный сад, разбитый для короля Карла VIII его соотечественником Пачелло да Меркольяно. За садом возвышаются покои королей, апартаменты королевы, апартаменты «Вертю», массивные башни и галереи, а над всем этим великолепием, воздвигнутым стараниями выдающихся зодчих Франции и Италии, не менее восхитительное творение бога — голубой, бескрайний, совершенный небесный океан, по которому большими кораблями и маленькими прозрачными парусниками плывут белые облака.

Да Винчи ожидает королеву Франции, наследницу одного из самых больших состояний во всей Европе, владетельницу Бретани и Милана, дочь Анны Бретонской и Людовика XII. Он обернулся, когда услышал позади шум. Её Величество приближалась к нему в сопровождении двух фрейлин. На Клод было надето простое чёрное платье с лифом из ткани, украшенной золотой нитью, и — что его поразило — не было ни одного украшения.

«Королева, знаете ли Вы, что роскошной свите Вашей матери, которая состояла более чем из трёхсот человек, завидовали все дворы Европы? Знаете ли Вы, что Анна Бретонская содержала её из своего личного состояния, и таких благородных, красивых и богато одетых дам и пажей не было ни при одном дворе? Известно ли Вам, что Ваша матушка обожала драгоценные камни, всегда держала при себе целый ларец и любила одаривать ими окружающих? А вся знать Франции обсуждала цвет её подвенечного платья, ведь платье было белым, и это при том, что белый цвет считался траурным и его носили только вдовы», — всё это Леонардо проговорил про себя. А юная Клод Французская, которой ещё не исполнилось семнадцати лет и которая уже полтора года являлась королевой огромного государства, улыбаясь, смотрела на да Винчи и ответ он прочел в её глазах: «Я всё это знаю, но не люблю богатство. Мне нужен покой и смирение».

Вслух же Клод сказала:

— Король Франциск, мой муж, говорил, что Вы желаете рисовать мой портрет.

— Да, это так, Ваше величество, — поклонился Леонардо.

— Что мне нужно делать?

— Пожалуйста, присядьте вот здесь. Просто сидите, а я буду писать.

Она села в приготовленное для неё кресло, а художник взял кисти, палитру и начал работать. Он накладывал тончайшие мазки и думал о том, какие они разные — король и королева Франции. Франциск — высокий, красивый, мужественный, сильный, властный, честолюбивый, настроенный только на победу; и она — женственная, хрупкая, изящная, не красавица, но очень милая, и точно знающая, что иногда лучше уступить, чем идти напролом. И как же они оба молоды!

Трижды Леонардо просил у короля разрешения нарисовать портрет его жены, и всякий раз видел удивление монарха. Франциск молчал, а да Винчи чуть ли не впервые в своей жизни проявил настойчивость. Не желание написать последнюю прекрасную картину подстегивало его, нет. Не тщеславная мечта о следующем шедевре заставляла его просить снова и снова. Другое. Он был стар, и у него не было иллюзий. Сколько ему осталось: год, два, три? Но помимо холодного дыхания смерти, которое он ощущал всё чаще, в нём говорила душа. Как росток, который бессознательно, всеми своими силами устремляется к солнцу, его душа тянулась к свету, таща за собой отяжелевшие от времени чувства. Она, его душа, хотела побыть рядом с добрым, чистым, большим сердцем Клод. И уже он сам, как художник, мечтал выразить на доске с помощью кисти и красок её чистоту, любовь к миру, нарисовать смирение и такое совершенство духа, которого не было больше ни у кого из всего роскошного Французского двора.

Собственный маятник жизни толкал его вперёд, к свету, вытягивая из мрака, в котором он оказался по своей воле 15 лет назад…

В 1502 году бывший герцог Милана и бывший покровитель Леонардо да Винчи Людовико Сфорцо был занят тем, что расписывал эмблемами стены своей тюремной камеры во французском замке Лоше, а сам Леонардо в родной Италии искал другого, богатого и знатного господина, готового оплачивать его услуги. Его выбор пал на одного из самых влиятельных людей Италии и он, почти не задумываясь, предложил свои услуги… сыну дьявола.

Дьявол жил в прекрасном дворце. Его апартаменты включали анфиладу великолепных залов: зал сивилл, таинств веры, жития святых, зал наук и искусств, зал чудес веры, которые вели к роскошной зале понтификов, чьи стены украшали портреты пап.

Никто во всей Италии не мог соперничать с ним в могуществе. Ему принадлежала огромная территория: на севере, соседствующая с Венецианской Республикой, доходившая до берегов Адриатики, а на юге до земель Неаполитанского короля. Его наместники управляли многими городами, в том числе Орвиетой, Перуджей, Витербо, и даже независимые государства предпочитали не вступать с ним в конфликт и платили дань. Целая сеть агентов на местах верно служила ему, стараясь удовлетворить все его желания.

Дьявола звали Родриго Борджиа — папа Римский Александр VI. С 1492 года по 1503 Ватиканом правил дьявол.

Жизнь, впрочем, как и заповеди Христа, в это время не стоили ничего. Деньги, деньги, деньги и власть — вот главные ценности Его Святейшества.

24 кардинала в Священной коллегии, возраст которых должен быть старше 30 лет — именно так значилось в хартии, — только эти правила не для Борджиа. Он производит в кардинальский сан в 1493 году сразу двенадцать человек (среди которых юноша 15-ти лет), потом в 1500 году ещё двенадцать и в 1503 ещё девять.

А как ещё отблагодарить приближенных и угодить союзникам? Как продвинуть собственных детей и, конечно же, получить деньги?

От 100 000 до 130 000 дукатов — именно столько стоит произвести соискателя в кардинальский сан. И не удивительно, что число кардиналов росло, но по непонятным причинам (на всё воля Господа нашего! — любил говорить Родриго Борджиа) некоторые из них почти сразу умирали.

Имущество отбиралось у всех: у прелатов, умерших в Риме; у богатых купцов; евреев, над которыми повсеместно велись процессы для того, чтобы конфисковать, разорить, разграбить. Бесконечные интриги и борьба за власть, убийства, роскошные пиры и куртизанки, разврат, ложь, лицемерие, обман, жестокость, чревоугодие, алчность — всё это в изобилии присутствовало при дворе папы Александра VI.

Но его сын — Чезаре Борджиа, сумел в своих преступлениях переплюнуть даже отца. Когда Чезаре убил родного брата, у него не дрогнул ни один мускул. Его отец рыдал от отчаяния, но для него это было обычным делом.

В 1501 году младший Борджиа с помощью папских и французских солдат, отданных в его распоряжение Людовиком XII, прикрывшись идеей об единой Италии (на деле просто желающий удовлетворить своё честолюбие), начал разрушительный поход по Романье и Урбино.

Сколько кровавых преступлений, поражающих своей жестокостью! Сколько истерзанных и оскорблённых женщин; отравленных, ни в чём неповинных людей. Самые зверские расправы над побеждёнными, и всё это с абсолютно холодным сердцем и ясным умом. Если герцог Романьи (звание, которое он получил от отца) хотел чего-то добиться, он просто уничтожал всех, кто встречался на его пути. Зная об извращённой жестокости папского сына, жители некоторых городов сами в ужасе открывали ворота, сдавая свой город без боя. Пезаро, Форли, Римини, Имола, Чезена, Фаэнца уже завоеваны Борджиа, и, наконец, Чезаре подкрадывается к Флоренции.

К городу, породившего в XIV веке великого Данте, а в XV веке целую плеяду лучших живописцев и скульпторов Италии. К городу, в котором Леонардо обучался живописи в мастерской Верроккьо и создал свои первые шедевры. И в то время, когда все жители Флоренции трепещут перед семейством Борджиа, уже в открытую называя их дьяволами, да Винчи самолично предлагает свои услуги Чезаре Борджиа.

Сын дьявола, как оказалось, был молод, обходителен, обаятелен, начитан, эрудирован, и при этом безмерно жесток и циничен. В свою очередь Чезаре с радостью ухватился за талантливого гения, который прекрасно умел не только укреплять рвы и каналы, придумывать новые механизмы пушек и усовершенствовать старые оборонительные сооружения, но и устраивать пышные триумфы. Герцог Валентине, как теперь звался Борджиа, любил всяческие парады, празднества, оргийное веселье, пьяные пиры. И ещё, что было совсем немаловажным для папского сына, — гением можно было похваляться, как красивой вещью.

Около года Леонардо да Винчи, наделенный неограниченными полномочиями от самого Борджиа, мотается по Романье, Тоскане, Умбрии, рисуя и применяя на практике новые орудия и системы укреплений. Ему хотелось показать свои способности в военной инженерии, и он с блеском доказывает их кровавому тирану.

Прославленный итальянец, которому уже исполнилось 50 лет, в феврале 1503 года сам покидает Чезаре Борджиа и возвращается во Флоренцию.

18 августа 1503 года по нелепой случайности умирает папа Римский Александр VI (хотел отравить трёх кардиналов, подмешав яд в вино, но перепутал бутылки и сам, вместе с сыном, выпил отраву). Сыну тогда удалось выкарабкаться, но смерть отца убила его мечту об единой могущественной Италии под властью папы, и жизнь свою он закончит четыре года спустя на чужбине.

А Леонардо вернулся в родной город и опять занялся живописью. Казалось бы, всё закончилось благополучно, но спустя некоторое время к нему пришло осознание того, что в нём что-то сломалось. Почти год он наблюдал в непосредственной близости могучего кровожадного зверя, рвавшего добычу и не знавшего жалости. Служил человеку, творившему беззакония, и чернота, которая сперва была вокруг него, постепенно стала проникать внутрь, отравляя не только его самого, но и его картины. Да Винчи боялся её…

Работая над портретом Клод Французской, Леонардо взял на кончик кисти крохотный кусочек охры, и вдруг на одно короткое мгновение почувствовал, как его окружила тьма. Он переждал, пока чернота исчезнет, посмотрел на голубое бескрайнее небо, а потом на королеву, которая о чём-то мило беседовала со своими фрейлинами.

«Я просто устал, ведь прошло уже около двух часов, — успокоил он самого себя. — Мне надо немного отдохнуть».

Передав кисть своему ученику, он вытер руки и сел в приготовленное для него кресло, стоящее рядом с креслом Клод. Выпив предложенной ему слугой воды, Леонардо попросил:

— Ваше Величество, расскажите, пожалуйста, о Вашей матушке, королеве Анне Бретонской.

Клод откликнулась сразу:

— Мама…, — сказала она и замолчала, задумавшись.

Одно мгновение, но как изменились глаза королевы. В них появился огонь, блеск, увлеченность. И вдруг, как будто очнувшись, она спросила:

— А вы когда-нибудь видели океан?

Художник намеревался ответить, но Клод уже не слышала его, она рассказывала:

— Океан бескрайний. Он сливается с небом — темно-синее с голубым. В час заката солнце опускается и окрашивает в розовые, красные и оранжевые цвета воду и небо. Большой красный шар медленно ныряет в синь и плывет по волнам.

Океан огромен. Сильный, могущественный, притягивающий, он правит людьми. Не зная жалости, топит корабли и убивает молодых юношей и сильных мужей, застигнутых врасплох ужасным штормом, а иногда может и одарить сокровищем. Он так силён, что стирает скалы в песок.

А Вам известно, что такое прилив? Огромный напор воды поднимается с быстротой скачущей галопом лошади, а потом, внезапно, вода также быстро уходит вспять и оголяет морской берег, на котором остаётся много рыбы, водорослей и ракушек. И можно ходить по теплому песку, вдыхать соленый морской воздух и представлять себя в царстве Нептуна.

В Бретани огромные розовые скалы отвесно спускаются в океан — на закате солнца они выглядят богаче, чем все сокровища царя Соломона. Рядом зелёные долины, холмы и реки, сочные луга, покрытые цветочным ковром, и тут же бесконечные пески с пытающимися выжить в них тонкими стеблями лаванды. Там запах вереска смешивается с солёным запахом моря, и к шуму волн, бьющихся о скалы, прибавляется жужжание пчел.

Леса Бретани хранят тайны друидов. Крики сов, свист ветра, шелест листьев, и чёрные, огромные, разлапистые силуэты деревьев. В них живут добрые и злые волшебники, гномы, колдуньи, великаны, а по вечерам маленькие эльфы пляшут в тёмных чащах, и среди ночи можно увидеть огоньки от их крошечных свечей.

Больше всего на свете мама любила свою Родину и свой народ.

Кельты мужественны, добры и независимы. У них свой язык, свои обычаи и они не хотят никому подчиняться. Характер бретонцев полностью проявился в их музыке: яркой, сильной, одновременно страстной и печальной. В их песнях слышны порывы ветра и тоска женщин, постоянно ожидающих своих мужей и сыновей, ушедших в плавание; мольба к бескрайней стихии; нежность к зеленым лугам и восхищение красотой бескрайнего неба.

Моя мама родилась в Нанте. Тяжеловесная крепость с приземистыми башнями, огромные каменные стены, окружённые водой, внутри которых стоит изящный замок.

Когда маме было 11 лет, умер её отец, и она осталась одна. Необходимо было защищать свою родину от притязаний английского и французского королевств, и она и её окружение принимают решение срочно найти независимого жениха.

На её руку много претендентов, один из них — эрцгерцог Максимильян Габсбург, будущий Император Священной Римской империи. Выбор падает на него. Обе стороны согласны, и когда герцогине Бретонской исполнилось 13 лет, был заключен заочный брак*.

Но недовольный этим союзом король Франции Карл VIII посылает свои войска против Бретани и покоряет большую часть бретонских городов. Анна вместе с верными ей подданными укрылась в столице, в замке города Ренн. Король осаждает Ренн. Но что может сделать четырнадцатилетняя девочка вместе с плохо вооруженной армией против короля Франции, у которого прекрасное войско, превосходящее и по численности, а тем более по вооружению бретонцев? Карл VIII предлагает Анне сдаться — он сохранит жизнь её подданным, но взамен берёт её свободу. Герцогиня должна выйти за него замуж.

Конечно, Карла VIII более привлекала Бретань, но, требуя согласия на брак, он получал прекрасную жену и присоединял огромное владение к Франции. И Анне Бретонской не оставалось ничего другого, как согласиться. Ей надо было спасать свой народ.

6 декабря 1491 года в замке Ланже состоялось бракосочетание Анны и Карла VIII.

Так моя мама в первый раз стала королевой Франции. Но она лишилась самого дорогого — своей Родины.

Король запретил ей носить наследственный герцогский титул Бретани, запретил ездить в Бретань, но из её сердца он не смог её вычеркнуть.

Мама была хорошей женой. Она умела прощать и приучила себя с любовью относиться к мужу. Она тосковала по нему, когда тот отправлялся в многочисленные военные походы, и он платил ей нежностью. Но бог не благословил этот брак. Только первый сын Карл Орланд прожил три года, остальные дети рождались и тут же умирали. Мама часто вспоминала своего первенца, и говорила, что маленький ангел ждёт её на небесах. За 7 лет брака с Карлом она рожала семь раз и столько же раз хоронила своих детей. Это не могло не подорвать её здоровье — всё чаще она обращалась к лекарям. Но совершенно неожиданно, 7 апреля 1498 года, совсем молодой король ударился лбом о косяк низкой двери и спустя сутки умер. Ему было тогда 28 лет, и, как Вам известно, наследников у него не было.

Клод замолчала, осмотрелась вокруг и указала на галерею:

— Вы знаете, это было именно здесь, в замке Амбуаз, в галерее Акельбак.

Спустя минуту она продолжила свой рассказ:

— Да, мама больше всего любила Бретань. Уже через два дня после смерти мужа она восстановила канцелярию Бретани, а потом вернулась на Родину. Она приказала начать чеканку монеты со своим именем и объездила всю страну, и везде поданные с радостью встречали её. Каждый бретонец тогда надеялся на восстановление мощи любимой страны.

Герб Бретани, герб моей мамы и мой герб — горностай. Potius mori quam feodari* — какое большое значение в такой маленькой фразе!

А вскоре маму ждал новый брак. Она должна была выйти замуж за моего отца Людовика XII, и стать королевой Франции во второй раз.

Клод замолчала, и её глаза стали грустными. Да Винчи понял — продолжать свой рассказ она не будет, и знал почему — ей было больно об этом говорить. Отец Клод тогда был женат. Его женой была родная сестра короля Франции Карла VIII — Жанна Французская.

Двадцать лет просуществовал этот брак, и все двадцать лет жена до безумия любила своего мужа, а муж ненавидел жену. Да, горбатая и хромая Жанна не была привлекательна. Да, Людовика женили насильно, и на собственном свадебном пиру он лил слёзы, не стесняясь этого, но она-то, бедная добрая Жанна, как же она любила его!

Не отходя от постели Людовика во время его заболевания оспой, не боясь заразиться, она ухаживала за ним. Когда муж попал в плен, Жанна обращалась ко всем, кому только возможно, и лишь благодаря её стараниям он провёл в тюрьме всего три года. Но Людовик ничего этого не замечал, а Жанна ждала.

Сначала она ждала, что он обратит на неё внимание и хотя бы заметит её присутствие, потом ждала — пусть крошечной, но — благодарности за все свои старания и заботы… Нет, Людовик даже не хотел её видеть. Герцога Орлеанского постоянно окружали любовницы. А Жанна всё-таки дождалась. Но не любви, нет, а того, что после смерти её брата Людовик стал королём Франции. А что же теперь будет с ней? Ведь она должна стать королевой?!

Формально она королева и будет королевой ещё 8 месяцев, но лишь формально. Больше она не нужна собственному мужу. Людовик XII теперь мечтает о другой жене — молодой, красивой, способной родить наследника престола. А её, так и не коронованную Жанну Французскую, ждал развод и монастырь.

И всё же расторгнуть официальный брак, скреплённый церковью, причём брак высочайших особ, не так-то просто, но… В то время Ватиканом правил Борджиа, а он очень любил деньги.

Людовик заключает договор с Папой Римским — король Франции получит буллу, аннулирующую его брак с Жанной, а взамен сын Папы — Чезаре Борджиа, герцогство Валанское во Франции, со столицей Валентинуа.

Итак, дьявольское соглашение заключено. Соглашение действительно дьявольское, потому как бедной Жанне предстоит пройти ещё одно унижение. В церкви Сен-Гатьен в Туре Жанна Французская подверглась допросу об интимных отношениях в браке. Её муж утверждал, будто никогда не имел со своей женой супружеской связи, и Жанна встала перед выбором: или она соглашается с Людовиком и получает развод, или её ждёт проверка не непорочность. Она выбрала первое — королеве Франции не пристало терять достоинство, пусть всё останется на совести кардинала, папы Римского и её мужа…

В конце декабре 1498 года в город Шинон въехала великолепная процессия. Впереди сотни слуг вели мулов, на спинах которых стояли обитые красной тканью сундуки с вычеканенным гербом семьи Борджиа. Затем, восседая на прекрасном скакуне, копыта которого были подкованы золотом, следовал сам Чезаре Борджиа. На его шляпе красовался огромный бриллиант, шею украшала толстая золотая цепь, а камзол был расшит рубинами и изумрудами. Следом проехала сотня воинов, одетых в сверкающие на солнце кирасиры, и за каждой лошадью, накрытой попоной из красно-золотой парчи, ехал паж в малиновом бархате. Чезаре вёз королю Франции буллу, аннулирующую его брак.

Маленький французский городок никогда не видел столько богатства и роскоши разом. На Людовика XII это зрелище также произвело должное впечатление, — он одарил папского сына не только герцогством. Чезаре получил 2000 всадников и 6000 пехотинцев, двадцать тысяч луидоров и невесту королевской крови — дочь короля Наварры.

А что же бедная Жанна?

Бывший муж оставил ей герцогство Берри в лен. Так и не коронованная королева Франции основала в Бурже, куда переехала, орден Благовещения (орден аннунциаток), в который вступила сама, и где незадолго до смерти приняла обет.

Но… можно ли простить 20 лет унижения? Можно ли простить человека, которому из года в год она дарила любовь, внимание, заботу, и который отбросил её, как ненужную вещь?

Скорее всего, она простила, ведь Христос велел прощать даже самые страшные обиды. Жанна горячо молила Бога, но о чём, не знает никто…*

Сейчас Леонардо да Винчи чувствовал не только боль юной королевы за тот далекий поступок своего отца, но и страх. Клод боялась — у неё пока не было сына. А Франциск, её муж, молод, красив, силён, щедр и… безумно влюбчив. Многие красавицы Франции, привлечённые сиянием его молодости, знатностью и богатством, стремились к близости с ним в надежде на благосклонность монарха.

— Нельзя думать о плохом. — Да Винчи показалось, что он слышит эти слова королевы. Он повернулся — нет, конечно, она произнесла их про себя, но заметил, как Клод выпрямилась в своём кресле, её испуг ушел, а глаза вновь стали такими, как он любил — сияющими лаской и добротой.

Он тихо проговорил:

— Ваше величество, я уверен, у Вас ещё родится сын.

Клод внимательно посмотрела на него, а потом улыбнулась:

— Спасибо, — проговорила она.

А перед да Винчи возник точно такой же ласковый, добрый и нежный взгляд его матери. Нет, не сеньоры Альберы, жены отца, а его настоящей мамы — молодой крестьянки Катарины. Именно она его мать, не та богатая и чужая госпожа, а простая, красивая, любящая, искренняя Катарина. Катарина, подарившая ему жизнь, и сразу же выданная замуж за крестьянина, живущего в горной деревне.

Он, маленький, бежит по узкой тропинке прямо в объятие ласковых нежных рук. Мама обнимает его, крепко прижимается своей щекой к его светлой головке и целует в волосы. Всего несколько минут счастья, которого бедная Катарина ждала долгие годы, но счастья такого недолговечного. Опомнившись, она в испуге оглядывается, боясь чужих глаз — если об этой встрече станет известно отцу Леонардо, ей будет очень плохо. Хвала Господу, вокруг никого нет. Она берёт за руку своё родное дитя и ведет по узкой дороге, убегающей в горы.

— Пойдём, я покажу тебе что-то очень интересное, — говорит мама, и её голос теплой волной отзывается в груди мальчика.

Они быстро идут по узкой, извилистой тропе, поднимаясь всё выше и выше, до самой вершины хребта, переходят его и начинают спуск по другой стороне. Мама ловко обходит камни, держа сына за руку, и подсказывает ему, куда следует ставить ногу. Медленно и аккуратно, хватаясь за редкие кустики, они спускаются вниз. Леонардо вслушивается в шум мелких падающих камушков, выскочивших из-под сандалии, и, вертя головой по сторонам, успевает осмотреть незнакомое место. Они оказываются рядом с узким ручьём и дальше двигаются вдоль его течения.

— Смотри, видишь на той стороне большой камень? Нам туда, — говорит она.

Они пересекают ручей, ступая по ледяной воде, и подходят к пещере, вход в которую прикрывает камень. Мальчик, весь дрожа от холода, крепко-крепко сжимает теплую мамину руку. Вдвоём им удаётся лишь чуть-чуть отодвинуть тяжелый камень, но этого достаточно. Сначала мама, а потом сын, касаясь телом скользкой холодной поверхности, протискиваются за него и попадают в узкое темное помещение. В полной мгле Леонардо делает несколько шагов, и вскоре понимает, что его ноги наступают уже не в воду, а идут по твёрдой земле.

— Не бойся, — говорит Катарина и тянет сына за руку дальше внутрь.

Потом она выпускает его руку, и через мгновение в пещеру начинает проникать свет. Леонардо видит, как мама, поднявшись на высокую плиту, вынимает один за другим камни из свода камеры.

— На, возьми, сынок, — говорит она, передавая ему камни. — Положи рядом. Это я специально закрыла, чтобы никто не нашёл этого места.

Теперь, когда дневной свет попадает помещение, мальчик может рассмотреть его. До сих пор, спустя 60 лет, перед его глазами очень чётко всплывает то видение.

Со всех сторон на него буквально обрушиваются необычайно яркие, нисколько не поврежденные временем краски. Огромная медуза горгона, страшная, отталкивающая, с множеством шипящих клубящихся змей, пугает его. Он зажмуривается и крепко-крепко прижимается к маминой ноге. Но через некоторое время любопытство пересиливает страх, и Леонардо чуть-чуть приоткрывает глаза. Его взгляд падает на другую стену, а там,…там не страшно, там великолепно, прекрасно, завораживающе!

Мужчины и женщины сидят за столом, уставленным яствами. Их красивые правильные лица светятся радостью. Ослепительно-яркие платья и туники: желтые, лиловые, красные, голубые, сшиты из тяжелых дорогих тканей и украшены золотым узором. Леонардо чувствует удовольствие этих людей от удавшегося пира, их безмятежность и торжество. Он читает их характеры: мужественность, величие и смелость мужей, гордость и преданность жен. Кажется, что через минуту они — высокие, сильные, стройные сойдут со стены, начнут переговариваться на своём гортанном языке, послышатся звон посуды, рабы принесут дымящееся мясо…

— Сынок. Леонардо, — только сейчас он слышит голос матери, которая уже давно зовёт его. Катарина смеётся и протягивает ему какой-то свёрток:

— На, держи. Это я нашла здесь. Только никому не показывай. Спрячь где-нибудь. Хорошо?

— А что здесь, мама?

— Посмотри.

Он разворачивает грубую ткань и видит блеск золота. Перед ним лежит большая золотая пластина, на которой разбросаны в определенном порядке разные символы, а по углам мерцают красным светом великолепные камни. Он узнает солнце, луну, но помимо этого на ней с удивительным мастерством вырезаны другие непонятные знаки и буквы.

— Мама, что здесь написано? — спрашивает он.

— Я не знаю сынок, — говорит Катарина. — Я же не умею читать. Да и надписи здесь на другом, древнем языке. Когда ты вырастишь и выучишься наукам, ты всё поймешь.

— Я пойму?

— Да, да. Конечно сынок.

— Мама, а эти люди на стенах живые?

— Нет, они нарисованы. Их нарисовал древний художник давно-давно.

— А я смогу нарисовать так же красиво?

— Конечно, сможешь. Ты только учись.

Они вышли из пещеры, перешли ручей и стали подниматься вверх, на гору, туда, где небо было близко-близко. И Леонардо дал себе слово, что когда вырастет, обязательно вновь придёт сюда, спустится в пещеру, посмотрит на красивые лица древних людей, а после заберётся на вершину хребта, вытянет руку вверх и наверняка (ведь тогда он будет очень высоким) дотянется рукой до небес…

«Я так и не вернулся в то место, — с горечью подумал да Винчи, — Жаль…»

— Ваше величество, извините, — позвала Клод подошедшая фрейлина. — Вас ожидают.

Королева повернулась к художнику:

— Леонардо, Вы будете продолжать писать мой портрет?

— Да, Ваше величество. Конечно, если Вы не возражаете, — наклонил он голову.

— Я не возражаю. Тогда увидимся через несколько дней. Сейчас мне надо идти. До встречи.

— Я буду ждать Вашего приглашения.

Королева встала и направилась к замку, а художник дал указание своему ученику собрать краски и кисти. Пока тот тщательно промывал, обтирал и убирал кисти, Леонардо сидел в своём кресле, смотрел на безмятежное голубое небо и думал, что именно та гробница, показанная ему Катариной, предопределила всю его дальнейшую жизнь. Мама, сама того не ведая, указала ему путь…

Humanus sum possum errare falli et decipi. Я человек и могу ошибаться (перевод с латыни).

И была ночь, и звёзды, постепенно загораясь, озаряли чёрный небосвод отчужденно-холодным, неясным светом, а затем, разом пробудившись, вспыхнули десятками и сотнями на тёмном бесконечном пространстве. И наперекор времени года — был октябрь, вдруг качнувшись всем своим множеством, одним выверенным движением соединились в созвездия — чёткие, ясные, обведённые по контуру тончайшей линией. И не возникало более ни малейшего сомнения, что могучий орёл расправил свои звёздные крылья; застыла медведица — ширококостная, сильная, приземистая; грациозный лебедь летит по чёрным волнам, а великородный лев приготовился к битве… И холодный серебряный свет лился от тонкого серпа луны и мириад звёзд, разбавляя мглу синим и дымчато-серым, освещая медленно идущего по дороге одинокого человека.

Он шел прочь. От зависти и злобы, от лжи; от слишком напыщенного и безвкусного блеска золота, брильянтов, жемчугов, рубинов, изумрудов, кои украшали не только руки, шеи, уши и в изобилии одежды как мужчин, так и женщин королевского двора, но и — что его не мало удивило — лошадей. Истина сию минуту была вокруг — в прекрасном сиянии настоящих драгоценных россыпей, в тихом дыхании ночного неба, в спокойствии, исходящим от потока вечности, льющегося на него. С каждым пройденным шагом, с каждой минутой он чувствовал, как очищается от наносного, лживого, непомерно чванливого роскошества, на которое смотрел последние четыре дня.

Сперва ему польстило, что ради него Екатерина — мать правящего короля Франции Карла IX, вдова Генриха II, включила небольшой городок Салон — де-Кро в программу путешествия по стране, которое она решила предпринять с целью знакомства молодого короля со своим подданством. Бесконечная вереница повозок королевского двора и придворных, нагруженных мебелью, коврами, картинами, гобеленами, арками, посудой и бесчисленными нарядами, покинула Париж 24 января 1564, и лишь к октябрю этот нескончаемый эскорт добрался до Прованса.

Встреча состоялась в замке неподалёку от Салона. Его препроводили в большой зал, где на троне сидела женщина, одетая в чёрное, величавая и сильная, а он… видимо, стал слишком стар. Сперва зарябило в глазах от разнообразия бархатов и шелков, слишком замысловатых причесок и блеска драгоценностей, тут же гул голосов оглушил, не дав сосредоточиться, — и он растерялся. Молча стоял посередине огромной залы, не в силах что-либо произнести, обливаясь потом, это при том, что было довольно прохладно…

Мишель де Нотр Дам и Екатерина Медичи. За ней сила, богатство, власть, за ним… лишь мудрость. Прошло несколько минут, постепенно шум стих, и Нострадамус почувствовал на себе взгляды полусотни высших лиц Франции. Он обернулся. Думая, что увидит в глазах надежду, страх, в конце концов, любопытство, он внимательно всматривался в лица окружающих его влиятельных особ, но всё оказалось не так — превосходством и спесью светились их взгляды. У этих знатных мужей и дам не было сомнений, что пришедший старик — ныне модный при дворе предсказатель, из-за которого они, собственно, и приехали в столь никчёмный город, — явился сюда лишь для того, чтобы исполнить их взлелеянные мечты и желания…

И вдруг, окно распахнулось. И холодный ветер, растрепав прически и качнув тяжёлые золотые серьги в ушах, ворвался в залу. Невидимая тень необъяснимой тяжестью опустилась на плечи присутствующих. Опустилась вместе с ясным пониманием того, что в этот момент истины не будут зачтены их родословные, наличие связей, количество золота и земель,… ничего. На чаше весов лежало гораздо большее — судьба.

Нострадамус повернулся к королеве-матери. Он видел её просьбы к Всевышнему. Она молила о королевской короне для своего любимого третьего сына, мечтала о выгодном замужестве для дочерей, желала спокойствия и мира Франции. И ему ничего не оставалось, как начать свою речь. Он говорил долго, но не сказал… ничего, кроме множества общих, пустых, не выражающих ничего конкретного фраз. Понимая, что Екатерина будет разочарована, он всё же решил умолчать о главном. Слишком жестоким было бы сказать ей, матери, что жить её сыну, нынешнему королю, осталось не так долго. Что в его царствование кровь чёрной ночи затопит Париж, а правление её детей принесёт во Францию много крови, смуты, обнищание народа, гражданские войны и практически разделит страну на два лагеря. Конечно, он мог бы поведать ей, что её любимец Генрих всё-таки будет королём…, но следом пришлось бы пригвоздить её ремаркой — последним из династии Валуа.

Не того ждала Екатериной Медичи, и, конечно же, показала своё разочарование. А вот надежды Нострадамуса оправдались сполна. Это случилось на следующий день, когда он увидел веселого шустрого юношу из свиты короля. Этому чернокудрому мальчику было уготовано стать мудрым королём Франции, тем долгожданным правителем, который принесёт покой и мир в несчастную, залитую кровью страну. И тогда Нострадамус не стал сдерживать себя:

— Вы будете служить королю Франции и Наварры, — сказал он слугам Генриха Наваррского.

Пробыв лишь несколько дней в замке рядом с городом Салоном, Карл IX, королева-мать, принцы, принцессы, сотни знатных дворян, тысячи придворных, несколько тысяч слуг, несчётное число повозок и лошадей покинули маленький городок Прованса. А Нострадамус отправился обратно домой, его там ждали звёзды.

Всю жизнь Мишеля окружали звёзды. А он любил их, скучал по ним, как по своим детям, повторял их имена, знал расположение, блеск, силу и тайны. На звёзды он обожал смотреть с самого детства, а вот видения к нему пришли не сразу. Сперва он изучал латынь, греческий, древнееврейский языки, математику, астрономию, алхимию и более всего медицину. Он работал в папской библиотеке в Авиньоне над оккультными науками, прекрасно разбирался в символах Древнего Египта и Древней Греции, и он лечил.

В юности ему, трепетному, наивному, устремлённому, казалось, что почерпнутые им из множества мудрых книг знания сделают его выше болезней ниспосланных Господом. Он лелеял в себе эту мысль, думал, что в его силах исцелять больных, не раз доказывал это в жизни, и постепенно поднялся в своих чаяниях выше других людей… Он разбился о землю после того, как у него на руках от неизвестной болезни умерла жена и трое детей. Раздавленный, истерзанный горем, тогда он мечтал лишь об одном — умереть.

После Мишель долго странствовал. Объездил Лотарингию, Нидерланды, Италию, а затем опять вернулся во Францию.

В 1546 году в Провансе он сумел одержать победу над страшной болезнью — лекарство, изготовленное им, помогало людям выжить. Он сделал то, что до него мало кому удавалось — победил чуму. А год спустя в маленьком городе Салоне поселился медик Мишель де Нотр Дам. Вскоре у него появилась новая семья, потихоньку начала проходить боль от той страшной потери.

Смотря на небо, Нострадамус видел картины будущего. Образы, проплывающие перед ним, сулили мало хорошего: во многие страны придут новые правители — обманщики, не имеющие ни капли королевской крови, которые сместят законных королей; произойдут страшные сражения и убитых будет великое множество; он видел злость, насилие, смерть. А некоторые вещи Мишель просто не знал, как назвать: что за огромные летающие птицы, которые могут перевозить по воздуху людей? Что за телеги, ездящие без лошади? И раз за разом к нему приходила одна и та же мысль: «Как величественно и прекрасно то, что сотворено Богом, а человек, забывая и нарушая данные ему заповеди, из года в год разрушает этот мир, созданный не им, но для него…».

Но прежде чем рассказать другим эти видения последующих годов, необходимо было их сокрыть, окутать безопасной пеленой, дабы не нанести вред человечеству.

Мишель часто говорил: «Я человек и могу ошибаться».

Ошибался ли он? Это неизвестно, потому что непостижимо измерить силу его дара. Тысячи людей пытались расшифровать и понять все его катрены, но тщетно: такое огромное количество умов оказалось бессильно перед одним талантом. До сих пор, спустя четыре с половиной столетия, не разгаданы все его предсказаний, но те немногие, расшифрованные потомками, поражают точностью предвидения.

1 июля 1566 года друг Нострадамуса Шавиньи Бонуа, прощаясь с ним вечером, как обычно, произнёс:

— Доброй ночи. Увидимся утром.

На что услышал:

— Вы меня не увидите в живых при восходе солнца.

Как всегда, Мишель Нострадамус был абсолютно прав…