Учительница русского

Анна Пушкарева

Повесть, без преувеличения, – пример крестоношения русского народа, показанный через призму отдельно взятой семьи. «Варя всегда представлялась себе настолько рядовым человеком, неприметной единичкой, которой и надо было только что жить, дышать, радоваться своим мелочам, Юрку вырастить…» Но роковой 38 год распоряжался судьбами людей иначе. Обыкновенная разнорабочая, сама того не подозревая, оказалась втянутой в шпионские страсти государственного уровня. Повесть основана на реальных событиях.

Глава 9

Узнав, что Варвару берут на службу в консульство, родители и Юра обрадовались. «То ничего, то все одновременно на голову посыпалось!» — всплеснула руками мама, не в силах сдержать улыбку. Она очень постарела в последнее время, милая мамочка, и не мудрено, потому что на такой работе, как у неё, женщины дряхлели очень быстро. От её скандинавской красоты не осталось и следа; светлая кожа рано теряет свою свежесть и молодость, увядая, как прекрасный цветок. Морщинки в уголках глаз после летнего солнца стали похожи на веер со светлыми и темными гранями, — это ужасно портило её некогда очаровательное лицо.

А вот Леся приняла новость о новой должности в консульстве достаточно сдержанно, даже холодно. Это было абсолютно на неё не похоже. Варвара почувствовала, что сестрица завидует, хотя всячески старается не подать виду. И завидовать, в сущности, оказалось нечему.

И Николай каким-то своим чутьем, обостренным на всякие опасности, тоже не разделял всеобщей радости. Варвара видела, что в последнее время мужа что-то гнетёт, но что-то большее, чем консульство и все эти внезапные изменения в их жизни. Пыталась расспросить, но Николай уверял, что все в порядке. За ней никогда не водилось склонности не верить супругу, и Варвара немного успокоилась.

Положили, что нужно, пока есть неплохой доход, строить каменный дом. Каменное строительство вовсю набирало силу в Новосибирске, а деревянные домики ветшали. Любопытные и восторженные взоры горожан обратились на небывалую для той эпохи стройку — восьмиэтажный стоквартирный дом Андрея Крячкова. Он ещё не был достроен, но в народе его уже окрестили музеем. Внутренняя отделка, комнаты небывалого объёма, залитые солнцем, мусоропровод на кухне, винтовые лестницы с огромными пролётами, — дом строился для работников крайисполкома и должен был соответствовать запросам номенклатурной элиты. Варю этот дом интересовал постольку, поскольку его архитектор Крячков спроектировал любимую ею с детства Николаевскую часовню, которая теперь была разрушена до основания.

Крячкову удалось удержаться на плаву после революции, и не просто удержаться, но и продолжать творить. Стоящие у власти признавали его талант и, видимо, берегли его. Андрею Дмитриевичу поручали проекты многих зданий в Новосибирске, он был нарасхват. Однако, думала Варя, каково самому мэтру было примириться с тем, что некоторые его детища той, дореволюционной эпохи, уничтожались, сводились с лица земли или перестраивались, уродуясь и теряя свою первозданную гармонию. Варе Крячков всегда казался лошадью, которая пахала, закусив удила.

Варя, конечно, и мечтать не могла, чтобы хоть денёк пожить в доме-музее, но идея с каменным домом ей понравилась. Нужда назрела. Бабушкин дом не экспроприировали каким-то чудом, и когда, выждав необходимое время в Колывани, семья Вари вернулась в Новосибирск, дом снова распахнул двери перед своими хозяевами. Правда, пришлось ужаться, отдав вторую половину дома под подселение, — это казалось гарантией, что дом у них не заберут.

Варя к тому времени уже была замужем, Лесе шёл восьмой год. Дом принял большую семью радушно, словно теремок из сказки, и стал служить верой и правдой. Проходили года, а он, выстроенный на совесть, ни разу не потребовал серьезного ремонта, не просел, не накренился… Но в любом случае, назревала необходимость расширяться, и, воодушевленная желанием принести пользу своей семье, Варя с оптимизмом вышла на работу в консульстве в качестве горничной.

Должно быть, Ульрих Герхарт что-то не понял или не вник в суть дела, потому что обязанности, которые озвучили Варе при приёме на работу, оказались далеки от её первоначальных представлений о данной должности. Во всяком случае, они не ограничивались только тем, чтобы в красивой, строгой форме с накрахмаленным воротником и манжетами, в кружевном фартуке, приятно обтягивающем стан, выносить на серебряном подносе изящный чайный сервиз. Уставшим и бесцветным голосом Варе было озвучено, что теперь, ввиду некоторых политических проблем, в консульстве совсем мало посетителей, поэтому не до роскоши и не до жиру. Конечно, Варе было невдомёк, какие такие политические проблемы обескровили и превратили консульство в пустыню. И она, мучаясь, что уже неудобно отказаться, в глубине души очень расстроилась, что ей предлагалось стать самой обычной поломойкой. Судя по размерам здания, чёрной работы подразумевалось много. «Ну что ж, это — самая обыкновенная работа! Моя мама на заводе работает в сто крат тяжелее, — пыталась успокоить себя Варвара, — и работает подчас за галочку в журнале, а тут все-таки живые деньги…»

Господин Кремер, который оформлял Варю на службу, показался ей неприветливым, нервным человеком. Как много значит для дальнейшего общения первый взгляд, первое выражение лица, первое слово, — их очень сложно потом стереть или поменять в своём сознании.

Они, казалось, не понравились друг другу и оттого сразу невзлюбили друг друга. Кремер окидывал Варю быстрыми, ничего не выражающими взглядами, и, с первых минут почувствовав какой-то груз, ложащийся на неё, женщина уже хотела было отказаться от предложенной должности, но в этот самый момент подоспела госпожа Мейер-Гейденгаген, супруга консула, и схватила её за руку с такой надеждой и мольбой во взгляде, как будто Варя была спасательным кругом в бушующем море их несчастий.

— Скажите, милая, вы случайно не умеете лечить? — обратилась она к Варе.

— У меня нет специального образования, — растерялась Варя. — Я помню кое-что из того, что рассказывала мне бабушка. Она хорошо лечила. И своего сына я лечу всегда сама…

— Это прекрасно! — воскликнула, обнадежившись, госпожа Мейер-Гейденгаген. — Вы ведь и в аптеку, если что, сможете сходить! Дело в том, что нас не обслуживают…

Она осеклась, встретившись с неодобрительным взглядом Кремера.

— С некоторых пор… Ну а что, Вильгельм, вы на меня так смотрите?! Я не желаю окончить здесь свои дни, а эта сибирская зима, которая не сегодня-завтра наступит, вполне способна доконать нормального человека!

В тот день Варвара вышла из здания консульства с гнетущим чувством. Перспектива встречи с маленьким Вильгельмом, которому она в тот вечер давала урок, тоже не радовала. Варя пыталась найти причину своего беспокойства, и, не находя её, лишь недоуменно озиралась вокруг. В какой-то момент подняла взгляд к небесам, где, судя по всему, собиралась с силами гроза, и встретилась с режущим глаза, реющем красным пятном, на котором острыми, как пики, заломами чернела свастика.