Дом на дне реки

Анна Попова, 2023

В новой книге русской поэтессы Анны Поповой представлены избранные стихи из её предыдущих поэтических сборников, характеризующие автора на разных этапах творческого становления. Поэзию Анны Поповой отличает приверженность классическим формам стихосложения, пронзительный лиризм, искренняя исповедальность, осмысление фундаментальных вопросов бытия. Книга будет интересна ценителям традиционного направления русской поэзии.

Из книги

«Чёрные линии»

(2010)

«За рассветным окном…»

За рассветным окном

только линии чёрные —

провода.

Как же дальше мне жить,

если небо зачёркнуто

навсегда?

Как ошибка, зачёркнуто

утро неяркое

и закат.

Словно лист из тетради,

испорчен помаркою

каждый взгляд.

На лице остаются

холодные чёрточки

от дождя.

Я сама этим небом

осенним зачёркнута

навсегда.

«Птицы в ветвях — это мысли мои между строчками…»

Птицы в ветвях — это мысли мои между строчками.

Тайные, тёмные мысли мелькают в уме.

Птицы взлетают и в небе стоят многоточием,

Точно таким, как в твоём опоздавшем письме.

Рощи прозрачны, как старые сети непрочные.

Листья, как рыбки, срываясь, летят в водоём

И застывают во льду золотым многоточием,

Точно таким, как в послании нежном твоём.

Осень заранее знала, чего мне захочется:

Ветра с дождём или тёплого света в листве.

Всё, что она не сказала, легло многоточием

Белого снега на тёмной замёрзшей траве.

«…И только утром свет в окне погас…»

…И только утром свет в окне погас,

Где плакало всю ночь дитя больное.

Касаясь лба горячего рукою,

Сидела мать и не смыкала глаз.

О Боже, я теперь грехом больна,

Сгустился мрак, и листья облетели.

Не отходи же от моей постели —

Вокруг темно, и я лежу без сна.

«Жёсткий воздух. Чёрный острый лес…»

Жёсткий воздух. Чёрный острый лес.

Мёрзлый лист хрустит, как скорлупа.

Даже манна, что летит с небес,

Жёсткая, как манная крупа.

И стучит в стекло, а мне всё лень

Отойти от тусклого окна.

Отчего опять без света день?

Отчего же ночь моя без сна?

«Как страшно знать, кто я на самом деле…»

Как страшно знать, кто я на самом деле,

И на себя смотреть со стороны

Так безразлично, как всю ночь глядели

В моё окно две тусклые луны.

И сон отрадный не прервёт раздумья

О том, как глупо жизнь свою гублю.

Зачем я не страдаю слабоумьем?

Зачем я до беспамятства не пью?

«И вот я дома. Я дошла до ручки…»

И вот я дома. Я дошла до ручки.

Но ничего не видела в пути.

Меня в маршрутке полутёмной мучил

Какой-то неотвязчивый мотив.

Неразличимы, улицы мелькали —

Я помню только капли на стекле.

Как ворох несущественных деталей

Я вижу мир, когда навеселе.

Есть листья в лужах — нет дороги к дому.

Подъезда нет — лишь струйка с козырька.

И кажется какой-то незнакомой

Моя же, ключ зажавшая, рука.

Стою и в дверь зайти я не решаюсь —

Боюсь очнуться в комнате чужой.

До ручки я дошла, не сознавая,

Что в самом деле я пришла домой.

«Когда работала, я не жалела рук…»

Когда работала, я не жалела рук,

И пальцы очерствели, стали грубы.

Вы руку мне целуете, а вдруг

Не различу, нежны ли ваши губы

Или насмешливы. И всё пойму не так,

И всё придумаю, себя и вас измучив.

Быть может, посчитаю за пустяк

Единственный судьбою данный случай.

Я ваших слов не слышу — сердца стук

Мешает. Я руки отнять не смею.

Зачем, работая, я не жалела рук?

Зачем теперь я сердца не жалею?

«Мне было трудно вынести разлуку…»

Мне было трудно вынести разлуку.

И я бы к ней привыкла, но вчера

Вдруг ощутила, что в груди — дыра,

Такая, что просунуть можно руку.

Я, заглушая боль, пила вино,

Бессмысленно по комнате слоняясь,

Дыра же всё сквозила, раскрываясь,

Как будто в доме выбили окно.

А за окном холодный ветер свищет,

И темнота, и жёсткий снег летит.

Дыра в груди всё тело леденит

И выстудит, как бедное жилище.

«Просто нажму: «Сообщения…»

Просто нажму: «Сообщения.

Входящие. Удалить».

Лети в пустоту, в забвение,

Гори же, письмо любви!

Зачем же рука не дрогнула,

Все кнопочки надавив?

Свеченье экрана ровное.

Гори же, письмо любви!

Ни дыма, ни пепла белого,

И в памяти — ничего.

А может, его и не было —

Послания твоего?

«Я вам пишу — молчание в ответ…»

Я вам пишу — молчание в ответ,

Но в этом виноват лишь ветер резкий —

Куда-то прочь уносит эсэмэски,

И я письмо бросаю в интернет.

Но дождь идёт, мешая вам читать,

И размывает строчки на экране.

Придётся попросить у старой няни

С письмом к вам внука своего послать.

«Сначала я не придала значенья…»

Сначала я не придала значенья

Тем тоненьким иголочкам, что сердце

Моё кололи сладостно и больно.

Потом во всём я обвинила солнце

Весеннее, его огонь холодный.

Потом, кого винить уже не зная,

Я поняла, что в странную любовь

Вошла, невольно вздрогнув, будто вышла

Морозной ночью в сад пустой и мёртвый.

Вокруг темно и тихо, только холод

Бесстрастные объятья открывает,

И каждый вдох мне причиняет боль.

И ничего не предвещает счастья.

«Лист осенний — золотой, медовый — …»

Лист осенний — золотой, медовый —

Бился и дрожал на сквозняке,

Но держался. Не промолвив слова,

К вашей я притронулась руке.

И, тончайшим ветерком влекомый,

Лист упал. Зачем о нём грустить?

Ваши пальцы слишком незнакомы,

Чтобы их так скоро отпустить.

«Бывают слишком лёгкие объятья…»

Бывают слишком лёгкие объятья,

Которые удерживать не станут,

Как будто эти руки — только воздух.

Бывают взгляды с лёгким безразличьем

И с нежностью, почти неуловимой.

Они прозрачны, как весенний воздух.

Бывают имена — одно дыханье,

Но кажется, мне легче сдвинуть камень,

Чем снова имя повторить твоё.

«Потому, что осенняя ночь…»

Потому, что достаточных нет оснований…

Г.Л. Хикс

Потому, что осенняя ночь

рассыпа́ла горстями

зёрна сорванных звёзд…

Потому, что без ветра

мой невидимый сад зашумел,

не щадя своих гнёзд…

Потому, что во тьме

трепетала упавшая птица,

испугавшись во сне…

Моё сердце тревожно и сладко лгало,

будто ты

вспоминал обо мне.

«Жгла зажигалкой пальцы…»

Жгла зажигалкой пальцы.

В здравом уме — не в бреду —

Вздумала примеряться,

Больно ли будет в аду.

И поняла — терпимо.

Господи, охлади

Только невыносимый

Жар у меня в груди!

«Лукавство я искореняю…»

Лукавство я искореняю

немало лет,

Но на вопросы отвечаю:

«И да и нет».

С кокетством справлюсь непременно —

не те года,

Чтоб говорить одновременно

и «нет» и «да».

Я стала проще и честнее,

притворства — ни следа.

Люблю ли вас? Солгать не смею —

и нет, и… да.

«Бывает, что, неловкая в работе…»

Бывает, что, неловкая в работе,

Пораню руку кухонным ножом.

И ранка не болит, но ощущаю

Прохладную струю воды — холодной,

Горячую — совсем невыносимой.

Вкус соли, недоступный осязанью,

Я начинаю чувствовать на ощупь.

Так и душа: порань её немного

Укором совести, любовью, безразличьем —

Становится чувствительней и может

Увидеть то, что недоступно зренью,

Услышать звуки и слова такие,

Что кажется: ещё совсем немного —

И обнажатся тайны бытия.

Но ранка постепенно заживает,

Душа немеет и теряет зренье.

Тогда себя должна я ранить снова

И бередить зажившее, стараясь

Прильнуть душой к любому острию.

«Ни огонька. Лишь поле перед нами…»

Ни огонька. Лишь поле перед нами,

И позади, и рядом, и насквозь,

Как ветер между трав. Не видно звёзд

За чёрными небесными полями.

Так было в детстве — выключили свет,

И даже щель не светится под дверью.

Весь мир во тьме, и я готова верить,

Что поля нет, и нас с тобою нет.

Здесь и на ощупь не найти дорог,

Прислушавшись, не различить ни звука.

И я твою сжимаю крепче руку,

Шепча молитву: «Да воскреснет Бог!»

«Цветут сады. Туман впитал их запах…»

Цветут сады. Туман впитал их запах,

Их лунный цвет и отдалённый звук,

Как тихий вздох, возникнувший внезапно

Из долгого молчания разлук,

В которых дни сосчитаны. Их столько —

Не меньше, чем летящих лепестков.

О, вздох цветения — дыхание, и только,

Неровное дыхание садов.

И это — звук, не выразимый словом,

Не оттого ли, что звучит лишь цвет

Стволов иссиня-чёрных и лиловых,

Соцветий, чуть зелёных на просвет.

«К июлю глыбы пыльных крон…»

К июлю глыбы пыльных крон

Горячий ветер обкатает.

Так море камушки скругляет,

Но ветер неотступней волн.

Он станет к осени сильней,

Истреплет листья, и, пустые,

Мне рощи станут как чужие,

Без птиц, без шелеста ветвей.

Так дорогие имена

Сквозь годы слышатся иначе.

Был каждый звук для сердца значим —

Конец ознакомительного фрагмента.