Тайна, деньги, два осла

Анна Ольховская, 2012

Красавице и умнице Вике Демидовой необходимо любой ценой сбежать из этого проклятого дома. Кто бы мог подумать, что немецкий барон Фридрих фон Клотц окажется таким негодяем и мысли о наследстве семьи Демидовых подтолкнут его к преступлению. Он похитил Вику, чтобы с помощью ее и ее будущего ребенка получить долгожданные деньги. Но не тут-то было… Он еще не знает крутой нрав молодой леди. Вика бывала в переделках и похуже, но сейчас ей приходится надеяться только на себя. Фридрих с радостью сообщил девушке: ее мать и брат уже смирились с неизбежным – Виктория погибла. Ведь в сгоревшем доме, где нашли обугленное женское тело, обнаружили остатки ее вещей, в том числе и мобильник. Никто ее искать не будет. Никто, кроме странного высокого блондина с необычным серебряным цветом глаз… Может быть, именно ему, холодному Каю из сказки, удастся вызволить Вику из лап сурового немецкого аристократа?

Глава 9

Теплая вода, уютно мурлыкая, смывала накопившиеся напряжение и усталость. Не верилось, что еще сегодня утром она, Вика, принимала душ у себя дома, в Берлине, — столько всего произошло. И зачем она согласилась лететь с пересадкой? Летела бы прямым рейсом — не случилось бы «приятного» свидания с утконосом, оказавшимся местным мафиози.

И все из-за герра Сиропчика! Кнапке настаивал на пересадке фрейлейн Демидофф в Москве, уверяя, что Вике не обойтись без бумаг, отражающих работу представительства их семейного бизнеса в России. В принципе резон в доводах лысого колобка был, вот только никаких документов Дитрих так и не передал.

И инцидент с букетом тут вовсе ни при чем, захотел бы — догнал и передал. Но в руках у Сиропчика ничего, кроме цветов, не наблюдалось. Возможно, бумаги остались в машине, но в таком случае Кнапке просто обязан был догнать шефиню, если дорожит своим местом.

А он не догнал. Странно.

И Вика вляпалась в неприятности с Виталиком Портновым.

Но зато встретила человека, при одном воспоминании о котором сладко заныло тело. Его прикосновение…

Так, Виктория, хватит! Успокойся немедленно, хватит млеть под струями воды, глупо улыбаясь дурацким мыслям! У тебя, между прочим, проблемы, и довольно серьезные, вон как Кульгирович напрягся.

Так что выключи воду и растолкай свернувшийся в сонный клубочек инстинкт самосохранения. Да, для твоего сохранения у двери сидит Раманаускас, и скоро приедут секьюрити Кульгировича, но и тебе не стоит оставаться тупой Барби, утонувшей в воспоминаниях о каком-то альбиносе! Соображалку активируй, подруга!

Вика завернулась в белоснежный пушистый халат и протерла ладошкой запотевшее зеркало. М-да, воительница еще та — порозовевшее лицо, сияющие глаза, влажные волосы рассыпались по плечам слегка вьющимися прядями, губы запунцовели. В таком виде, конечно, можно сразить противника, но только в постели.

Елки-палки, и ведь ничего не захватила в ванную из чистой одежды! Халат ведь есть, ага.

Ну да ладно, Раманаускас все равно в гостиной сидит, а ванная рядом со спальней, так что сейчас быстренько переоденемся в спортивный костюм, и станет гораздо комфортнее. Или нет — это придаст уверенности, что ли, а то пушистый халат на голое тело к общению с посторонними мужчинами располагает меньше всего.

Хорошо, что сумку с вещами она перенесла в спальню.

Вика замотала влажные волосы полотенцем и щелкнула замком, открывая дверь ванной комнаты.

И первое, что она увидела, — самодовольно ухмыляющуюся мерзкую рожу утконоса. Виталька полулежал на кровати, перебирая тонкое кружевное белье в ворохе вещей, вывернутых из сумки на покрывало.

Инстинкт самосохранения тоненько взвизгнул, отряхивая с себя остатки сна, и попытался вместе с Викой захлопнуть дверь ванной и запереться изнутри, но увы… Они с хозяйкой слишком расслабились.

К тому же их ждали, а они — нет. Поэтому один из виденных Викой в аэропорту громил, притаившийся сбоку от двери ванной комнаты, оказался гораздо проворнее…

— Я буду кричать. — Вика очень старалась говорить спокойно, но получалось плохо — голос предательски дрожал и срывался.

— А кричи, — равнодушно кивнул Портнов, не прерывая увлекательного занятия. — Отель хороший, дорогой, заботится о комфорте и покое своих постояльцев, поэтому звукоизоляция здесь отличная. Кто-то хочет спать, а кто-то наоборот — трахаться, да с воплями, да погромче. И тем и другим должно быть комфортно. Так что ори, повесели Виталика.

— Вы вообще соображаете, что творите? — Вика поплотнее запахнула халат, стянув его на груди. — Я приехала сюда по личному приглашению господина Кульгировича, который весьма заинтересован в совместном бизнесе с нашей компанией. К тому же я — гражданка Германии и…

— И мне нас… — мило улыбнулся утконос. — Кем бы ты ни была и к кому бы ни приехала, ты стала причиной моего публичного унижения, кадры которого вовсю крутят в Интернете. Я стал посмешищем, а я этого с детства не люблю. — В прищуренных глазках колыхнулась трясина. — И с детства жестоко наказываю всех, кто насмехался надо мной. Об этом знают, меня боятся, меня уважают. И вдруг — такое б…во!

— В котором, любезнейший, виноваты только вы, и никто иной, — надменно процедила Вика, справившись наконец со страхом. — Я, что ли, заставляла вас напиваться до потери разума?

— Ты мне хамила, подруга.

— Но в штаны вы напрудили вполне самостоятельно.

— Я бы на твоем месте не стал напоминать об этом. — Ноздри мерзкого носяры побелели и раздулись. — Не стоит злить Виталика еще больше, тогда умрешь более-менее безболезненно. Не то брошу тебя моим парням — правда, после того, как сам наиграюсь с тобой вволю, и они за… тебя до смерти. А потом мы снимем то, что останется от твоего холеного тела… — Губы растянулись, синевато-красный язык подхватил слюни. — И тоже разместим в Интернете. Никто не смеет унижать Виталия Портнова, никто!

— А Виталий Портнов сам не боится потом умереть? — вкрадчиво поинтересовалась Вика. — Не менее мучительно и болезненно? Не гарантирую, конечно, что тебя затрахают до смерти — уж очень ты противный, вряд ли найдутся палачи-добровольцы, — но есть ведь немало других затейливых способов умерщвления?

— А ты смелая, — одобрительно ухмыльнулся утконос. — Красивая и смелая дорогу перешла! — взвыл он вдруг дурниной. — Любил в детстве эту песню Анны Герман, душевно пела баба. Так вот, красивая и смелая, очень жаль, что ты перешла мне дорогу так нехорошо, и я вынужден принять самые жесткие меры наказания. Редко ведь встречается столь уникальный экземпляр, как ты! Я бы с удовольствием на тебе женился, но увы… Ладно, хватит болтать, надо убираться отсюда, а то скоро кавалерия Кульгировича пожалует.

— Так тебе в любом случае придется столкнуться с Борисом Исааковичем, кретин! Ты ведь не только похитил его гостью, но и убил личного секретаря!

— Никто его не убивал, Раманаускас дрыхнет сном младенца. Этот придурок даже сообразить ничего не успел — едва впустил официанта с сервировочной тележкой, и тут же укол и сладкий сон. А когда проснется, ничего вспомнить не сможет, потому как ничего и никого не видел.

— Зачем вспоминать, и так понятно — никто, кроме тебя, не решится на подобную глупость.

— Понятно-то понятно, а вы докажите!

— Видеокамеры в коридорах докажут.

— Система видеонаблюдения очень кстати вышла из строя, — сокрушенно покачал головой Портнов. — Вся. Целиком и полностью. Так что никаких доказательств нет и не будет. Я, если честно, ожидал, что мне моя затея обойдется гораздо дороже, но эта гостиничная шваль оказалась уцененной. Так, хватит зубы заговаривать, нам пора.

— Ты не представляешь, во что ввязываешься! — попятилась в угол Вика, затравленно глядя на приближающегося утконоса. — Если со мной что-нибудь случится, мой брат…

— Да плевать я хотел на твоего брата и всю остальную родню! — Портнов вдруг резко подался вперед и вырвал из рук девушки полы халата, распахнув их. Глаза его замаслились, а язык часто-часто замелькал, облизывая моментально пересыхающие губы. — Черт побери, какое тело! Как я хочу тебя трахнуть прямо сейчас! Но ничего. — Он вцепился пальцами в сжавшийся от ужаса сосок и больно крутанул его. — У нас с тобой все впереди, моя сладкая! А если будешь хорошо себя вести, то, может, и не умрешь. Отсосешь мне перед видеокамерой, да и все.

— Да пошел ты, урод! — Унижение и боль окончательно разозлили девушку, и она с размаху засадила коленом прямо по признавшему ее привлекательность мужскому достоинству утконоса.

Судя по поросячьему визгу Виталика, было больно. Очень больно.

А потом к ней рванулся громила, и больно стало самой Вике. Голова буквально взорвалась вспышкой боли, и все исчезло.

Только сыто чавкнула тьма.