Научи любить

Анна Минег, 2020

Любовь. Нет чувства более сильного, чем любовь! Сколько поэтов, писателей сломало перья, пытаясь воспеть это чувство! Сколько воин, подлости, ревности и страданий произошло и случилось из-за неразделенной или коварной любви! В целомудренных советских фильмах, следом за страстным поцелуем влюбленных, следовала темнота. На пороге своей юности я всегда думала, что там, в этой темноте? Чем занимаются герои фильмов? Мой читатель! Не суди меня строго! В этой книге все про эту «темноту». Некоторые рассказы покажутся слишком откровенными, но жизнь преподносит и не такие сюжеты. Содержит нецензурную брань.

Эх, налюблюсь!

Дядька мой, Егор Николаевич, по фамилии Кузьмичев, вздумал умирать. И хотя годков ему было не так и много, всего семьдесят три, но умирать он собрался всерьез. Было на то две причины: обнаружили у него опухоль, отсюда — паника!

А как же! Дядя мой, ликвидатор чернобыльской аварии, радиации там хватанул по самые ноздри! А вторая причина — более серьезная: уже полгода как умер Кузьмичев, умер как мужчина!

Да не удивляйтесь вы так! Каждый мужчина умирает дважды — сначала как мужчина, а потом как человек. Ну не поднимается у него сексуальный аппарат, не стоит, хоть ты тресни! За рюмочкой водки поведал мне эту тайну старый воин сексуального фронта. Утешил я его, утешил, как мог: «Есть, говорю, средства разные, порошки, таблетки»

Дядька ни в какую: не верю я этой химии!

Купил я ему упаковку из десяти голубеньких таблеток… Спрятал он их, надежно спрятал, под матрац в спальне. Всегда под рукой, и жена не найдет! Но перед тем как спрятать, умудрился прочесть инструкцию. Может, я неправильно назвал — инструкция? Да знаете вы, не раз сами разворачивали длинный листочек, вынутый из коробочки с лекарствами! Вот этот листок-инструкцию, что даже туго-натуго свернутый вчетверо едва входил в упаковку, и проштудировал мой родственник.

И запало в его голову только то, что вызывает этот препарат слегка повышенное давление да мощный прилив крови куда-то там. С тем мой умудренный такими знаниями родственник и припрятал коробочку с голубой мечтой подальше.

А главное, я забыл сказать: было в этой простыне-инструкции некое перечисление, так сказать, побочных эффектов лекарства — да читали вы их! Ну там всякое: головная боль в 40% приема лекарств, судороги в ногах — 0,1%, и так далее. И в самом конце этого процентно-побочного списка стояло: «Летальный исход — редко». Дядька мой хоть и деревенский житель, но не такой уж дремучий, что такое этот самый «летальный исход», знал прекрасно.

Так вот, как только у него выявили эту самую опухоль, хотя с ней не все ясно было врачам, так сразу и стал примерять мой героический дядя на себя «деревянный бушлат».

Это он гроб так называл. И хотя мы всей родней убеждали его, что надо дождаться исследований на томографе, да и даже после операции люди получают шанс на жизнь, дядька впал в меланхолию!

Трагедию переживал мой дядька!

Не судите его строго — радиация и не такое может сотворить с организмом. А тут сразу два удара — не стоит и эта треклятая опухоль! Решительно приготовился мой «радиоактивный» родственник к смерти. И так допекла его эта темно-зыбкая неизвестность — жив, не жив, что решил он свести счеты с жизнью!

Прежде всего прочитал он все мыслимые и не мыслимые способы скорого свидания с небесами.

Сунуть голову в петлю? Отверг сразу — фу, вываливается синий язык, моча на полу, тот еще вид!

Перерезать вены? Милое дело! Да вот только испачкаются простыни. Жена недавно купила новые и постелила. А зачем надо было резать вены в кровати? На этот вопрос Егор Николаевич не мог найти ответа.

Неплохо было бы утопиться. Да разве в нашей речке можно достойно утонуть? Остановился на падении с высоты. А где найти подходящую?! Сигануть с сеновала? А ну как покалечишься? Решительно никак нельзя было свести счеты с жизнью достойно! Вспомнил было Кузьмичев про отраву, да и тут припомнился случай с его дальней родственницей — та от неразделенной любви хлебнула уксусной кислоты, и так бедняжка мучилась!

Приуныл было мой решительный дядя, да тут на ум пришла ему та самая инструкция на упаковке с голубыми таблеточками: «Летальный исход — редко». Ну это от одной — редко. А ну как сразу все разом?

Отлегло от сердца, просветлел лицом Егор Николаевич Кузьмичев и стал готовиться к столь важному событию в своей жизни. Еще бы — не часто выпадает такой случай! Можно сказать — один раз в жизни.

Прежде всего назначил дату своего ухода — выпало на субботу.

Это хорошо! И в баньке помоешься, и рюмочку-другую пропустишь спокойно, жена ворчать не будет — святое дело! Сам Суворов говорил: «После бани продай кальсоны — но выпей!» Не знаю, говорил ли такое легендарный Суворов, но жена только слегка ворчала на эти слова. Дядька кальсоны отродясь не носил, и подозреваю даже, что он их не видел, но вот нравилась ему эта присказка!

Расписал он все по полочкам — кому какой инструмент отдать, с кого мелкие должки стребовать, а кому и крупные простить. В меру своей доброты и солидной для деревни пенсии раздавал он налево и направо мелкие суммы на опохмел тела, на настройку струн душевных, да мало ли по какой такой надобности нужны были деревенским мужикам денежки.

Время тоже рассчитал — придет он с баньки красный да распаренный, жена ему холодненького кваску поднесет, а сама в баню. Вот тут он — раз и всю горсть таблеток в рот. Ляжет на кровать, руки на груди сложит, и бери его тепленького, одевай в светлый костюм, обязательно с галстуком, да укладывай в «деревянный бушлат». Времени на дьявольское действо таблеток вполне хватит — жена после баньки всегда с шумом пьет чай, потом долго прихорашивается — сушит волосы, перебирает свои баночки с кремами.

Наступила суббота.

Банька в этот раз была отменно хороша! Все-таки последний раз он её протопил. Квас тоже удался — немного мяты, чуть-чуть хрена, для пикантной горчинки, и совсем немного, так, на кончике ножа, — корицы. Да — хорош квасок получается! От водки отказался — мало ли, что у них там, на том свете, могут и неправильно понять!

Вышло все, как было задумано. Правда, одно немного испортило настроение пред уходом в лучший мир, ну не знал он, как лучше — жевать отраву или глотать целиком. Победило второе — уж больно таблетки эти были гладкие да кругленькие.

Всё! Лег на спину и стал ждать легкой смерти.

Сначала краской запылало лицо, немного смутило это действие — после бани оно и так красное, а тут — такая добавка. Потом — зашумело в ушах и слегка ослабели ноги, но все это были мелочи по сравнению с последним. Нет, смерть пока скромно стояла в сторонке. А вот почивающий до этой поры дядюшкин член встрепенулся, расправился, распрямился и, так некстати, налился силой оглобли! Дядька даже попенял ему — нашел тоже время! Но у того своя голова, знай себе качается упругой пружиной. Вышло даже забавно, но вскоре стало не до смеха! Сердечко хоть и затрепыхалось быстрее, да голова побаливала порой, но тут возникла такая ломота в яйцах, словно три чернобыльских реактора там рванули!

Отлепил дядюшка свои руки от груди — не вышло красиво умереть, и ну — мять да раскачивать свой член! От такой процедуры тот еще больше налился силой и отозвался такой ломотой, что взвыл Кузьмичев, словно собачонка от нехилого пинка. И в это самое начало его героических мучений пришла из бани супруга. Дядюшка хоть и собрался умирать, а только смекнул ну про это самое! В общем — клин клином, так сказать. А точнее: состояние стояния ничем больше не унять. Вот и завопил он чисто кот на сеновале в мартовскую ночь! Жена переполошилась — ещё бы, мужик вон как болеет! Прибежала, а он ей — рукой на своего вздыбившегося жеребца показывает. Та вначале даже не поняла, о чем это он ей маячит. А как увидела, изумилась до предела! Вон сколько месяцев на голодном пайке просидела, а тут такое. Быстренько халатик на пол и в боевую позу.

— Ты что? Вот дура! Видишь, я даже не могу повернуться! Болит и ломит — сил нет! Спасай!

Та на него и ну — спасать! Сначала даже отлегло — после баньки, да ещё при таком желании супруги! А потом — снова накатило! Схватил её дядюшка за пышные бедра и давай насаживать на свой член! Ну прямо немецкая швейная машинка марки «Зингер»!

И тут случился у него первый рекорд — продержал он этот марафон целых пятнадцать минут. Аж спину заломило! Не знаю, сколько раз супруга закатывала глаза в экстазе, а вот дядюшка кончил нехило! Член дернулся в последний раз, выбрасывая невесть откуда взявшуюся жидкость и… — остался в прежней боевой стойке!

Жена крайне изумилась такому повороту событий, но делать нечего — не часто выпадает такой праздник! Еще отпрыгала на «боевом коне» минут пять. На большее не хватило — с парной баньки да после трудового дня. Пошла было к своим кремам да мазям. Не тут-то было! Дядюшку припекает так, что хоть головой о стенку бейся!

Сильно встревожилась супруга Кузьмичева таким поворотом, но делать нечего. Попыталась, намочив полотенце холодной водой, остудить неуемный аппарат мужа, да куда там. Давай остужать ртом да помогать руками. От такой ласки любой мужик и пары-тройки минут не продержится. Только у дядюшки — форс-мажор, таблетки ещё больше силу набрали. Устала женщина.

— Всё, — говорит, — скорую помощь вызываю!

— Какая скорая помощь?! — взвыл дядя. — Давай, продолжай работать! Ещё раз кончу, может, полегчает!

Отработала супруга минут пять, и что её проняло?

— Ах ты чертов кобелина! Я, всю жизнь прожила с тобой, так и ни разу до конца толком не трахнутая! А ты к другим бабам с вот таким стояком нырял! Ну, я тебе устрою!

А надо отдать должное супруге моего дядюшки. Знала она о похождениях своего благоверного! Знала и прощала. Может, потому что из четверых ликвидаторов аварии он один остался в живых?

— Лежи, — погрозила пальцем супругу, — будет тебе скорая сексуальная помощь!

И ушла куда-то. Лежит, тот, охает да стонет. Погладит руками свой член, а тот дрожит от напряжения. Тут не до смерти. Слышит — женские голоса, вроде как.

И точно! Заходит в комнату супруга и соседка, та, что слева. Дядька вроде как ненароком, по-свойски так, захаживал к ней на огонек. А потом и вовсе, по-простецки, где-нибудь на сеновале или в баньке, быстренько да в азарте, тешил свою похоть. Да и соседушка тоже была не против задрать перед ним подол своего платья.

— Вот, смотри, как его скрутило! Сама не знаю, что с ним! Давай, помогай, я уже устала.

Та ни в какую!

— У меня ничего, говорит, с ним не было! Это все сплетни нехорошие!

— Ты вот что, соседушка! Перестань предо мною хвостом крутить! А то я как намотаю твои патлы на руку да отхожу скалкой по заднице твоей, которую ты перед моим супругом не раз задирала! Видишь — неладно с ним что-то! К врачам везти — сраму не оберешься! Помогай, по-хорошему прошу! — И ушла.

У соседки — глаза от изумления, словно два чайных блюдца. Тут и дядюшка взмолился:

— Выручай, а то яйца лопнут!

Та, недолго думая, оседлала дядькин член. У неё тоже сексуальная голодовка приключилась — муж третий месяц толком не просыхает от водки, даже рукой ей по заднице не хлопнет.

Прыгает на соседе без зазрения совести.

— «Да черт с ними, — думает, — пусть сами потом разбираются! Сама привела, сама заставила, а этот тоже хорош! Плакался — умирать буду, а две бабы за раз не могут ублажить!»

Тут чистая комедия — заходит жена, с подносом, чай, варенье, ложечки на три персоны.

От неожиданности соседушка замерла словно кот, которого застукали с куском ворованного сала.

— Давай, давай, молоти! Мне муж здоровым нужен! А ну как его стоячка замучает? На-ка вот, чайком побалуйся!

И эти две мегеры так быстро поняли друг друга!

Жена сидит, кремом своим что-то на лице рисует, соседка скачет на дядьке да ещё изредка чаек прихлебывает! А тому уже не до стыда и не до секса. Закатил глаза и улетел куда-то. Это мне он сам потом рассказывал, посмеиваясь да подшучивая над собой:

— Нырнул словно в темную тучу, только слышу — вроде голоса и такой противно-резкий запах. Очнулся — две голые бабы суетятся рядом! Ну, думаю, точно на том свете! Только почему бабы? Может, это черти так вырядились? А они, эти бабы, меня усаживают, подушки под спину подкладывают и чем-то напоить норовят. Чем они там у себя в аду народ опаивают? Дай, думаю, — хлебну! И знаешь, племяш, оказалась — чистая вода! Никогда ничего вкуснее не пил! Чувствую — вроде как отлить хочется, а вот чем — это не чувствую! Нет, какое-то болезненное ощущение на своем конце чувствую, только он вроде как обмотан тряпицей и пощипывает там немного. Веришь — я чуть не взвыл — кастрировали, гады! А сам соображаю: ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Только сердечко нехорошо стучит — тук, тук, тук! И тут эти бабы чего-то мне на руку прилаживают, а голосов мне не разобрать, узнать их не могу.

— Кыш, — вроде даже как рассердился на них, — проклятые, я ещё живой!

Прояснилось вроде как, словно мозги мои расплавленные кто-то в кучу собрал.

— Смотри, он вроде как что-то сказать пытается! — Одна баба наклонилась ко мне. И чую, вроде как сиськи такие знакомые! А вот лицо нет!

— Повернись, — прошу её, — может, по заднице узнаю!

А она — не понимает меня или делает вид, что не понимает.

— Давление — сто двадцать семь на восемьдесят пять, в космос с таким можно лететь! А вот сердечко трепыхается неровно. Девяносто пять ударов, многовато! Давай еще полтаблетки дадим?

— Нет, четвертушку под язык ему! Хватит пока, а то как понизим давление, как будем поднимать? Да ты глянь, что там с его членом?

— Да вроде как нормально, крови не видно! И с чего это кожа на конце лопнула? Да ещё в двух местах?

— Ты, соседушка, мне мужика угробила! Дорвалась до дармового, вот и прошоркала полчлена!

— Да это не от трения! Посмотри — это же трещины! Вот и кровь, хоть немного, но ещё сочится! А с чего это он у него так стоит?

— Да кто его разберет! У меня двоюродная сестра врач по этому делу, как увижу, спрошу!

И полили они бесчувственный мой член чем-то из флакончика. Защипало, заломило хоть и не сильно, но привело это действо меня в чувство!

— И знаешь, племяш, — дядька неторопливо отхлебнул чаек из бокала, — все сразу встало на свои места! И баб, этих чертовок, я узнал, и что со мной случилось-получилось, тоже вспомнил! И заплакал как ребенок! По своей жизни, что прошла, да так прошла, что не заметил… и по любви своей, что недолюбил, недоласкал… А может, ну его, этот чай? Давай что покрепче, а?

Я помотал головой: после баньки да после дядькиного рассказа спиртного не хотелось.

— Вот так я и стал вроде как опозоренный перед женой да ещё перед соседкой. Хотя как сказать… то я бегал к ней, к соседке, тайком, а тут — такое вот дело. Да ладно! Проехали и этот случай.

Самое интересное началось потом. Пришел срок ехать мне на эту самую томографию. Интересно все было. Положили они меня на кушетку, и поехала она в какую-то трубу. Тесно, как в гробу. Даже страшно немного стало. Ну, я толком испугаться не успел, как они меня выкатили назад. Встать не разрешили и позвонили кому-то. Пришли сразу трое в белых халатах.

«Ну, — думаю, — плохи мои дела!» Снова вкатили в эту белую трубу. Покатали туда-сюда и пригласили к себе за стеклянную стенку. «Вы, Егор Николаевич, подождите в коридорчике, мы вас позовем». Ждал я почти час. За это время мимо меня много народу прошло. Все в белых халатах, все с любопытством так смотрели. Наконец дождались они какого-то старикашку, щупленького и в очках. Приглашают, — дядька твердой рукой поставил бокал на стол, — вхожу я это к ним, там у них человек десять набилось. Ну, думаю, точно зарежут. Нет, вежливо так, с интересом смотрят на меня. «Мы тут консилиум собрали. Из ваших снимков на томографе видим резкое изменение контуров опухоли. Локализовалась и стала меньше. Не намного меньше, но заметно. Вот ваше обследование на УЗИ, тут она явно больше! Такое наблюдается крайне редко. Мы решили отложить вашу операцию на полмесяца. Однако ваше течение болезни крайне интересно для науки! Мы предлагаем вам пройти повторное обследование через неделю. Специально для этого выделим время для анализов на приборах». Знаешь, я согласился! Рискну, думаю, мало ли что, вдруг медицина мне поможет. А они ничем и не помогли… Только анализы да бумажки свои писали. Вот вчера почти целый день промариновали — то кровь им сдай, то УЗИ пройди, то в своей белой трубе держали меня долго. Удивлялись, качали головами: «Непонятное явление! Опухоль стремительно регрессирует! — уменьшается, значит, — какие лекарства вы принимаете? Что пьете, кушаете?» Не стал я им говорить про эти таблетки. Да ну их! Из-за них чуть дуба не дал! Ты, племяш, вот какое дело, — дядька наклонился ко мне, — ты еще упаковочку таблеток для меня прикупи! Теперь я по одной их глотать буду. Попляшут у меня бабы!

Егор Николаевич Кузьмичев, мой дядя по матери, твердо поставил бокал на стол.