Исповедь колдуна. Повесть

Анна Игоревна Плекун, 2022

На что способен человек, переживший большое горе? На многое. В том числе и на чудеса! Но внезапно открывшиеся способности предвидеть будущее, лечить людей и даже предотвращать преступления могут обернуться тем еще испытанием. Как пройти его достойно, если, казалось бы, уже нечего терять? Попробуем найти ответ вместе с главным героем этой повести.

Глава 2. Незваный гость

Семён сидит за столом и помешивает ложкой остывший чай. Ложка звякает о стенки чашки, часы на стене ритмично отсчитывают секунды. Перевалило за полночь. Нужно что-то делать завтра. Прибраться в доме, убрать вещи Вали и ребятишек. Не совсем убрать, а хотя бы по коробкам да по шкафам, чтобы глазом лишний раз за них не цепляться, душу не травить. Нужно сходить в магазин, взять каких-нибудь продуктов. Нужно зайти в контору, поблагодарить директора и мужиков за то, что похороны организовали. Да и с работой что-то надо было решать — не сидеть же ему дома, так от тоски по своим с ума можно сойти.

— Где бы сигарет взять? — спросил сам у себя Семён.

Ответ тоже сам собой нашелся. Через открытую дверь в комнату с кухни хорошо просматривался книжный стеллаж, а на самой верхней полке отчетливо виднелась бело-синяя пачка…

— Валя! — с нежностью подумал Семён. — Вот никогда прятать не умела.

Валентина всю жизнь сигареты от мужа прятала. Не нравилось ей, что он курит, все настаивала, чтобы бросал. Если оставит Семён пачку без присмотра, так Валя ее сразу куда-нибудь припрячет — то в шкаф, то в комод, то на полку, даже как-то раз в холодильник спрятала, за кастрюлю с супом. А Семён прикидывался, что не замечает ничего — не хотел Валю расстраивать. Просто привык по две пачки сигарет покупать: одну при себе всегда держал, вторую для Вали, чтобы прятала.

Вышел Семён на крыльцо, сел на ступеньку, закурил. Ночь была звездная-звездная, слегка прохладная.

— Привет, сосед! Закурить не будет? — раздался в абсолютной ночной тишине молодой мужской голос.

Семён от неожиданности аж закашлялся — дыхание перехватило, а дым выдохнуть не успел. Ведь только что не было рядом никого.

— Кто здесь?! — Семён вскочил на ноги и, перепрыгнув через ступеньку, оказался на земле. — А ну, выходи!

Не получив ответа, Семён нервным шагом направился в сторону калитки. Не доходя до угла дома, резко остановился, рассчитывая застать незваного гостя врасплох. Но за углом никого не было. Только кот соседский прошмыгнул под ногами и скрылся в кустах.

— Выходи! Все равно придется! — Семён решительно зашагал вокруг дома, и, обогнув свое жилище, замер в оцепенении. На крыльце, где полминуты назад никого не было, стоит парень лет двадцати. Стоит и улыбается во весь рот.

— Чего кричишь, сосед? — вкрадчиво сказал молодой наглец. — Здесь я.

— Кто ты? Что надо?! — Семён старался сделать как можно более грозный вид.

Вдруг на глаза ему попались вилы, лежащие на траве. Не сводя глаз с незнакомца, Семён резко наклонился, здоровой рукой схватил вилы, но выпрямиться не смог — резко закружилась голова. Несостоявшееся оружие упало на землю, а Семён, пытаясь удержать равновесие, беспомощно повалился на колени. Перед глазами замелькали темные пятна, и он подумал, что теряет сознание.

— Ну, что же ты так резко после сотрясения-то? — вполне дружелюбно сказал парень. — Тебе же нельзя.

Сказал и сделал шаг к Семёну, желая помочь ему подняться.

— Не подходи! — от негодования у Семёна вдруг охрип голос. — А то не поздоровится! Убирайся лучше, пока цел!

— Невежлив ты с гостями, Семён Егорыч. А Валентина говорила, ты радушный хозяин, — ухмыльнулся незнакомец.

— Что? Откуда про Валю знаешь? Я в первый раз тебя в нашей деревне вижу!

Услышав про Валю, Семён рассвирепел. Как смеет какой-то малец в такой момент заявляться без спроса, да еще издеваться над его горем. В одну секунду он вскочил на ноги и, с гипсом наперевес, кинулся на парня. Будь что будет! Но парень продолжал невозмутимо стоять на месте и даже не принял никакой защитной позы. Семён сам не понял, как это произошло, но в момент столкновения с наглецом он не почувствовал ничего. Совсем. Вернее, даже самого столкновения не почувствовал. Он как будто пролетел СКВОЗЬ парня…

А дальше как в эпизоде какого-нибудь боевика, когда идет сцена драки — один из противников ловко уворачивается, а второй летит со всей дури на землю. Но в этот момент кадр замедляют, и он летит очень плавно, и на лице его появляются разные гримасы — сначала губы в трубочку и глаза выпучены, потом глаза зажмуриваются и стискиваются зубы, потом рот широко раскрывается в крике, и в конце сцены — встреча с землей как с неизбежностью.

Семён лежал лицом на траве. Самым отвратительным было то, что он упал на больную руку, и, несмотря на гипс, похоже, здорово ее повредил — как бы ни еще один перелом.

Он лежал и думал, что это конец. Что парень, наверняка, сейчас воспользуется ситуацией, добьет его и вынесет из дома все ценное, может, и дом подожжет, чего уж там. И зачем он только выжил в этой аварии…

***

— Семён Егорыч, а ты фантазер! Ну, какой я тебе вор и поджигатель! — парень сидит с ним рядом на траве и посмеивается. — Вроде взрослый умный мужик, а такие глупости городишь.

Семён смутился, подумал, что он после падения свои мысли вслух произнес. Он вообще перестал понимать, что происходит. Но парень, похоже, и впрямь не собирался на него нападать и причинять какой-либо вред.

— Кто ты? — хриплым голосом спросил Семён и закряхтел, пытаясь приподняться.

Не без усилий ему удалось сесть на траву рядом со странным персонажем.

— Сигарету? — незнакомец достал из кармана пачку, заботливо вынув из нее две сигареты. Одну протянул Семёну, другую взял себе. Чиркнул спичкой, дал подкурить сначала Семёну, потом подкурил сам.

— Кстати, возьми, это твое, — протянул он Семёну пачку и коробок.

— Скажи мне, я сошел с ума, да? — устало затягиваясь, произнес Семён.

— В некотором роде, — ответил парень. — Но тебя можно понять, у тебя большое горе.

— И все-таки, кто ты такой и зачем пришел?

— Арсений я. Можно просто Сеня, — простодушно представился странный ночной гость. — Я когда-то жил в доме напротив.

— Но я тебя не помню. Ты, наверное, жил здесь до того, как мы с Валей сюда перебрались. Маленьким уехал отсюда?

— Верно. Я здесь до вас жил… Лет так семьдесят назад.

Последние слова Арсений произнес, пристально глядя Семёну в глаза. Глаза Арсения стали пронзительно синими, они, словно электрический разряд, посылали ему в сознание мысль: «Верь мне!»

Семён молчал в оцепенении. Арсений не стал больше ничего говорить. Он сделал широкий взмах рукой, словно стирая пыль с какого-то огромного экрана. И перед Семёном поплыли кадры черно-белого кино.

Вот их улица, только дома другие. Но он отчетливо видит избушку, что когда-то напротив его дома стояла. Во дворе три солдата с автоматами, приперли к стенке испуганного парня. Кадр меняется. Крупным планом бледное лицо Арсения. Солдаты что-то кричат, Семён слышит, что по-немецки. Арсения резко разворачивают, толкают в спину, чтобы шел в дом. Арсений падает на колени, кричит: «Нет! Нихт! Нихт!»

Но солдаты хватают его и бросают на приоткрытую дверь, парень беспомощно падает внутрь, трое вваливаются за ним. Опять смена кадра. Солдаты выволакивают на улицу женщину, следом — визжащую девчушку лет пяти. На заднем плане кричит и рыдает Арсений. Один из солдат приставил ему к горлу автомат и кричит: «Зеен! Зеен!» — смотри, значит.

А двое других в это время расправлялись с женщиной и девочкой. Потом несколько автоматных очередей, и все закончилось. Экран погас…

Семён не мог произнести ни слова.

— Да, я выдал им мать и сестру… — отрешенно произнес Арсений. — Мне было шестнадцать. Отец на фронте погиб. Знаешь, а меня ведь оставили жить. Не спрашивай, почему. Сам не знаю. Но это с их стороны было жестоко. Оккупация закончилась, война закончилась. Жизнь у людей стала налаживаться. Я ведь еще четыре года проболтался здесь, непонятно, зачем. А что потом? Петля, боль, темнота.

— Почему ты пришел ко мне? — хрипло произнес Семён.

— Спасти твою обездоленную душу. И свою заодно…

— Каким образом?

— Не дать тебе сделать то, что я сделал с собой.

— И все? Зачем тебе моя душа?

— Что я, дьявол что ли? — рассердился Арсений. — Мне она совершенно ни к чему. Своя меня больше волнует.

— А если я жить не хочу? Что мне без них здесь делать? Я же убил их, понимаешь! — Семён тоже начал выходить из себя.

— Кажется, я тебе только что показал, кто такие настоящие убийцы. Повторить кино?

— Скажи, что ты от меня хочешь?

— Хочу, чтобы ты прошел свой путь до конца.

— А тебе это зачем?

— Понимаешь, Семён, у меня с Ними уговор. Я спасаю от гибели одну душу, а Они возвращают мне мою.

— Ну, допустим. Допустим, не стану я ничего с собой делать. Буду жить потихоньку, на работу ходить, горе водкой глушить…

— А вот этого не надо, — Арсений не дал ему договорить. — Ты людям будешь помогать, а они будут к тебе, как мотыльки на свет, слетаться. Тебе откроется такое, что мало кому дано видеть. Ты будешь предвидеть зло и чувствовать черные мысли. Ты сможешь даже лечить болезни, перед которыми бессильны врачи.

— Это что, я колдуном что ли буду? — Семён издал нервный смешок. — Не на того напал ты, Сеня! Я в эти игры не играю. Когда Валя моя начинала про порчи да про сглазы небылицы всякие собирать по деревне, меня аж передергивало всего. Ну как можно во все это верить?

— Валя твоя — чудесная, светлая душа. Ты это и сам знаешь. И всегда верила в добро. А сейчас… очень верит в тебя!

— Врешь! Нет больше моей Валеньки, и в загробную эту вашу жизнь я не верю! — закричал Семён.

— Не горячись, Сёмушка! — Арсений назвал его точь-в-точь, как Валя, и посмотрел ему в глаза таким же синим пронизывающим взглядом, как перед показом ужасного «кино».

Всю злость у Семёна как рукой сняло.

— Никаким колдуном ты не будешь, — продолжал Арсений. — Если хочешь, считай себя, ну, избранным что ли. А я буду тебе помогать.

— И сколько ты собираешься со мной возиться? Я ведь могу еще долго жить.

— Это по вашим меркам долго, а там время совсем по-другому измеряется. Ну, что, по рукам?

— Погоди, а на что я жить-то буду? Мне ж на работу надо ходить. Когда делами-то этими всеми мне заниматься?

— Нет у тебя больше работы — завтра сам узнаешь. А благодарных людей вокруг тебя всегда много будет. Прокормишь ты свою плоть.

На этих словах Семён провалился в глубокий сон.