Исповедь колдуна. Повесть

Анна Игоревна Плекун, 2022

На что способен человек, переживший большое горе? На многое. В том числе и на чудеса! Но внезапно открывшиеся способности предвидеть будущее, лечить людей и даже предотвращать преступления могут обернуться тем еще испытанием. Как пройти его достойно, если, казалось бы, уже нечего терять? Попробуем найти ответ вместе с главным героем этой повести.

Глава 3. Пророчество начинает сбываться

Семён проснулся от яркого солнечного света, льющегося в окно. Проснулся в своей кровати, но совершенно не помнил, как туда попал.

— Приснится же такое, — подумал он про себя, — гости с того света, немцы, спасение душ… Это все сотрясение. Говорят, после него и не такое может привидеться.

Слегка покачиваясь, Семён пошел на кухню. Да так и застыл на пороге от удивления. На столе стояла чашка свежесваренного кофе, а рядом на блюдце — бутерброд с колбасой.

Семён протер глаза и еще раз посмотрел на стол. Приготовленный для него завтрак никуда не делся.

— С добрым утром! — раздалось откуда-то с потолка.

Семён от испуга плюхнулся на стул.

— Сеня? Ты?

— Ну, а кто же еще. Давай завтракай скорее, пока кофе не остыл.

— Так ты мне не приснился… — растерянно пробормотал Семён, в глубине души надеясь, что он все еще спит.

— А сам-то как думаешь?

— Я уже ничего не думаю, Сеня. Я думаю, что я сошел с ума.

— Ну, вот опять двадцать пять… Да ты такой же сумасшедший, как я — живой! — расхохотался Арсений.

— А почему я тебя не вижу? Ночью ты и впрямь был как живой. — Семён машинально отхлебнул из чашки.

— Это я специально, чтобы сильно тебя не пугать. Согласись, когда видишь, с кем разговариваешь, услышанное не кажется таким уж странным. Но с сегодняшнего дня привыкай, ты будешь только слышать мой голос. И ни в коем случае никому не показывай, что меня слушаешь. Ты должен все говорить и делать, как будто от себя. У нас с тобой впереди много работы.

Семён поперхнулся кофе.

— Стой! Какой работы? Чертовщиной вашей заниматься? Я на это не подписывался!

— Во-первых, не смей чертыхаться, когда высшие силы с тобой говорят, — рассердился Арсений. — Во-вторых, никакого отношения к магии и колдовству наша работа не имеет. Это провидение, и провидцем будешь ты!

— Высшая сила! — вспылил Семён. — Висельник несчастный ты, а не высшая сила! Нагрешил-то побольше моего!

Стоявшая на столе стеклянная сахарница вдруг резко поднялась в воздух и полетела об стену. Осколки разлетелись в разные стороны, а белые песчинки усеяли пол.

— Они дали мне шанс! — закричал Арсений. — И поэтому я здесь. Так бы ты мне и даром не сдался — слишком много чести!

— Ладно-ладно, извини, Сеня, — Семёну стало неловко за свои слова. — Ну, сам посуди, какой из меня провидец? Я наладчиком работаю на мясокомбинате. В колбасном цехе! Да меня с этим провидением на смех поднимут, скажут, умом тронулся совсем мужик после аварии.

— Так кто тебя заставляет с трибуны-то докладывать о своих способностях, — смягчился Арсений, — Люди постепенно узнавать начнут. Те, кто сомневаться будут, поверят. Смотри, а к тебе пришли!

Семён выглянул в окно. У калитки стояли двое — директор комбината Степан Ильич Поляков и начальник колбасного цеха Миша Егоров. С минуту потоптались и вошли во двор. Семён вышел на крыльцо встречать не самых желанных гостей.

— Аааа, Сёма! Рад видеть тебя, дорогой! — расплылся в неискренней улыбке толстый Поляков и протянул Семёну правую руку.

Семён в знак приветствия едва коснулся ее здоровой левой.

— Здравствуй, Миша! — Семён кивнул начальнику. — Чем обязан?

Семён прекрасно понимал, что руководство пришло явно не для того, чтобы справиться о его здоровье или выразить соболезнования.

— Очень сочувствуем твоей утрате, Сёма. Мы до сих пор поверить не можем! — Поляков играл настолько неестественно, что Семёну захотелось спустить его с крыльца.

— Спасибо, Степан Ильич. И тебе, Миша, спасибо, что помогли с похоронами. Не знаю, как вас и благодарить. — Семёну очень хотелось поскорее закончить этот дурацкий спектакль.

— А вот это, Сёма, совершенно лишнее, да, Миша? — не унимался Поляков.

— Угу, — согласно мыкнул Миша.

Миша хорошо относился к Семёну, и ему очень не хотелось сообщать сейчас своему лучшему работнику, что его на предприятии больше не ждут.

Пока Семён был в больнице, ему нашли замену. Это оказалось нетрудно, с работой в их районе всегда было туго, и даже на место талантливого технаря Семёна работника нашли почти сразу.

А Поляков был очень рад, что появился повод избавиться от Семёна, он ему давно мешал. Чем мог быть неугоден рядовой сотрудник руководителю большого предприятия? Тем, что никогда не молчал, если видел какую-то несправедливость. А такого на их производстве хватало. По бумагам, должны были закупить в цех новое оборудование — импортное, с кучей автоматики и электроники. А купили какую-то ерунду, непонятно чьего производства. Она ломается через раз, и весь конвейер встает. Ясно, что денежная разница между техникой «на бумаге» и той, которая была «на деле», шла в карманы Полякову и его приближенным.

Весь комбинат шепотом возмущался, а Семён громко. Даже работников цеха подбивал устроить что-то вроде забастовки — просто остановить производство и требовать, чтобы начальство оборудование заменило на то, которое полагалось. Но никто Семёна не поддержал, все боялись работу потерять.

Были и другие случаи, когда Семён выражал недовольства. То смен рабочих добавят в месяце, а зарплату добавить забудут. То на демонстрацию очередную всех погонят в город, идти флагами махать в колонне, а транспорт выделить забудут. Добирайтесь, как хотите, хоть под дождем, хоть в потемках. А кто не придет, о премии в этом месяце пусть и не мечтает.

— Сёмушка, ну зачем тебе это надо? — причитала Валя. — Уволят же, что ты делать будешь?

Семён только вздыхал. Не прожить им было только огородом да скотиной, он это прекрасно понимал.

— Слушай, Сеня, тут такое дело… — Поляков начал заготовленную заранее речь. Говорил долго. И складно. Что-то про оптимизацию производства — мол, в цехе их скоро сплошь одна автоматика будет стоять, там другого профиля специалист понадобится, аж с высшим инженерным.

«Ага-ага, знаем мы вашу автоматику», — думал про себя Семён.

Миша ничего не говорил, только молча кивал. Когда Поляков закончил, Семён, к его удивлению, не сказал ни слова. После неловкой паузы только произнес:

— Я должен что-то подписать?

— Да-да, сейчас! — засуетился Поляков. — Миша, где бумаги?

Миша достал из папки бумажку, на которой уже было написано заявление об уходе по собственному желанию от имени Семёна. Следом выудил ручку, и, подложив под бумажку папку, протянул Семёну.

— Хм, — только и произнес Семён. Кое-как царапнул по месту для подписи левой рукой.

— Ну, и чудненько, Сёма, — заворковал довольный Поляков. — Ты не думай обо мне плохо, я про расчет твой не забыл. Вот.

И протянул Семёну белый конверт.

Семён хотел было швырнуть конверт в толстую рожу Полякова, как вдруг зазвенел у него в ушах голос Арсения: «Не надо!» И вся его злость резко улетучилась.

— Ну, давай, Сёма, выздоравливай! — Полякову уже не терпелось поскорее уехать.

— Пока, Семён, — коротко бросил Миша.

Потом они вдвоем вышли за калитку, где их уже ждала служебная «Нива» Полякова. Семён услышал, как включилось зажигание, и машина увезла его начальников прочь. А Семён остался стоять на крыльце наедине со своей обидой.