Солнце в ночном небе

Анна Данилова

Она стала проклятием их дружной, счастливой семьи. Эксцентричные выходки и хамское пренебрежение к приютившим ее Тумановым довели до того, что родители и старшая дочь Валентина вздохнули с облегчением, когда красивая стерва Серафима исчезла, прихватив ценности и Валины документы. И даже не поехали на похороны в Германию, где через некоторое время нашли труп их кошмарной родственницы. Наступает долгожданная гармония, как вдруг Валя получает приглашение от Симы приехать к ней в Штраубинг, причем втайне от родителей. Страшась неизвестности и переживая за покой семьи, девушка решается на поездку...

1

Штраубинг, 1991 г.

Фрау Ульрика Хассельман зашла в кладовку, достала с полки корзину и вернулась с ней в спальню. Собрала с кровати и пола окровавленную одежду, тряпки, полотенца и аккуратно сложила в корзину. Делала она все это как во сне, но верными, отточенными движениями, словно занималась этим всю свою жизнь. С полной корзиной она вышла из дома в садик, поставила кладь на дорожку и направилась к воротам гаража. Там нашла канистру с бензином. В фартуке, расшитом петухами, лежал коробок спичек. Корзину и канистру она принесла на небольшую полянку между яблоней и кустами малины. Вывалила на траву содержимое корзины, полила его бензином и подожгла. Все сгорело быстро, ярко, словно торопясь исчезнуть и превратиться в пепел. После этого Ульрика отнесла корзину в кладовку, канистру — в гараж. И снова вернулась в сад. Прошла несколько метров до каменной изгороди, поросшей зеленым мхом, взяла в руки приготовленный, заранее вычищенный деревянный крест с медной табличкой «KLAUDIYA», еще раз машинально протерла фартуком надпись и отложила его в сторону. Потом принесла лопату и принялась рыть землю…

Через час, вымотанная, вся в поту, она не выдержала, зашла в дом, умылась и, посидев в кресле несколько минут, взяла в руки телефон.

— Люлита… — Она сделала глубокий вдох и шумно выдохнула. Пот проступил на лбу, Ульрика промокнула его фартуком. — Люлита, дорогая… Ты можешь, конечно, не приходить. Но… я… я испекла твой любимый яблочный штрудель.

— Ты сама делала тесто? — строгим голосом спросила соседка, самый близкий Ульрике человек на свете. Люлита любила штрудель, приготовленный не из магазинного слоеного теста, а из теста, сделанного руками самой Ульрики, на сливочном масле.

— Да… — усмехнулась про себя Ульрика. — Все, как ты любишь.

— Корицы не пожалела?

— Нет.

— И орехов много положила?

— И орехов… много…

— Через пять минут буду. Лимон принести?

— Как хочешь.

— Ладно, я вижу, ты хочешь кофе. Так я иду?

— Иди… — Ульрика с трудом сдержала слезы.

…Чтобы объяснить Люлите, что произошло, понадобилось всего десять минут. После этого обе женщины в молчании уставились на распростертый на полу труп.

— Ты можешь прямо сейчас уйти и забыть все это, как страшный сон… — прошептала, глотая слезы, фрау Ульрика. — Я даже протру дверные ручки, словно тебя и не было. Наверное, дорогая моя подружка, я не должна была звать тебя. Да и штруделя у меня нет…

— Я так тебе скажу, Ульрика. Если бы у меня такое случилось, я тоже позвонила бы тебе… И больше — никому. Пойдем. Давай лопату, вдвоем мы с тобой быстро все проделаем. Главное — запри ворота и дверь. Чтобы ни в дом, ни тем более в сад никто не смог войти.

Они копали дотемна. Время от времени делали передышку. Стояли, тяжело дыша, глядя на дно будущей могилы, и каждая из женщин думала о чем-то своем…

Потом, уже когда совсем стемнело, вынесли из дома тело, завернутое в одеяло, положили в яму, присыпали землей. Сверху воткнули крест. Вернулись в дом. Помылись, привели себя в порядок. Ульрика быстро накрыла на стол, поставила чашки, блюдо с ореховым рулетом.

— Магазинный, — сразу предупредила она подругу. — Но свежий. Предлагаю сделать вид, словно ничего не произошло. Иначе просто невозможно жить. Давай попробуем представить себе, что ты только что пришла ко мне на чашку кофе. Как обычно.

— Представила. Но тогда мне придется поворчать насчет того, что рулет магазинный. Ульрика, согласись, что магазинный рулет все равно не такой, как если бы его сделала ты…

Ульрика была ей благодарна за все: за то, что Люлита в такой момент рядом с ней и даже пытается шутить.

— Ты поедешь в Мюнхен?

— Да. Завтра же. Я все решила. Я должна сделать все, о чем рассказала тебе. Понимаешь, с этого времени меня не покидает чувство, что за мной следят. И так будет все пятнадцать лет. Если, конечно, все то, что я узнала, окажется правдой.

— Как же тебе сейчас тяжело…

— Тяжело. Но я ни о чем не жалею. Я просто не могла поступить иначе, понимаешь?

— Понимаю.

— А ты, ты, Люлита, как бы поступила?

— Так же. Думаю, что у тебя и выбора-то не было… Главное, чтобы Юрген ничего никогда не узнал. Не думаю, что он сможет понять тебя.

— Он никогда и ничего не узнает. Во всяком случае, я постараюсь сделать для этого все возможное… Люлита! Ты пьешь кофе без молока! Это так на тебя не похоже!

— Да… не знаю, как это получилось. По рассеянности.

— Ты волнуешься, подружка моя. Но ничего. Надо просто взять себя в руки…

Ульрика взяла в руки молочник и плеснула молоко в кофе Люлиты.

— Хочешь, я отрежу тебе еще кусок рулета?

Вместо ответа Люлита протянула к ней руки — Ульрика крепко сжала их. Она знала, она была уверена, что подруга придет ей на помощь.